Рождение и смерть дятлов. Эпилог к первой части.
Повторюсь: журналист – не профессия. Это больше, чем профессия. Некоторые шутят, что это – диагноз. И есть в этой шутке мощная доля правды. В любом случае, не каждый способен стать дятлом. Даже если очень хочет. Мало одного только желания.
Поэтому обычная для других профессий схема «обучение по специальности – и милости просим к станку» здесь зачастую не срабатывает. В нашем регионе, еще в мою бытность студентом, публиковали статистику: только один из десяти работающих в масс-медиа имеет диплом журналиста.
С тех пор я в эти цифры не заглядывал, но не думаю, что ситуация принципиально переменилась. Сужу по тому, что десять лет вижу одни и те же лица и одни и те же фамилии под статьями.
Нет, вру, есть один день в году, когда журналистов вдруг становится невообразимо много – это, конечно, наш профессиональный праздник, День журналиста. Откуда ни возьмись появляются огромные толпы «коллег», и у каждого – значок с золотым пером в петлице, и рожа такая значительная, светится достоинством и гордостью… Грамоты друг другу вручают, медали вешают за выдающие достижения, аплодируют, речи с трибун говорят… От вождей наших поздравления принимают, о свободе слова и независимой прессе рассуждают…
А мы только переглядываемся удивленно в задних рядах: кто все эти люди?
И еще один вопрос меня мучит: куда деваются дипломированные выпускники журфаков? У нас в области три вуза ежегодно выпускают в свет около сотни молодых дятлов клавиатуры. Реально становятся журналистами… ну, с десяток, если год урожайный. И то не факт, что задерживаются надолго.
Происходит так потому, что сама профессия обросла дурацкими легендами и лживыми, но невероятно живучими стереотипами. Считается «престижной», «модной», «творческой» и пр.
Все эти ярлыки приманивают людей, которым на самом деле в нашей профессии делать нечего.
Как мухи на мед, слетаются всякие «творческие личности». Начинающие провинциальные графоманы, слагающие посредственные стишки и прочитавшие парочку постмодернистских романов, не включенных в школьную программу по литературе. Сумасбродные девицы, пребывающие в постоянной депрессии, вызванной недоступными «быдлу» экзистенциальными причинами. Юные писатели и писательницы, которых нечаянно напечатали на последней странице какого-нибудь «Зажопинского вестника»… Несть им числа!
И тяжко их разочарование, когда выясняется, что слетались зря – меда здесь нет. Когда оказывается, что писать придется не мутные «высокодуховные» опусы, а четкие, конкретные, живые тексты… Что нет в этой профессии ни шумной славы, ни особых денег, ни модных показов, ни изысканных фуршетов…
Такие обычно даже до выпуска не добираются. Бросают да сваливают, объясняя паре-тройке таких же никчемных «творческих» друзей, что плебс пока не готов воспринять их вселенского значения талант.
Толпами валят на журфаки классические «ботаники». Захваленные школьными учителями, развращенные победами в олимпиадах и конкурсах, задравшие нос после получения вожделенной золотой медали. Такие полагают, что «рядовые» специальности в вузах не для них, и ищут что-то «элитарное». Элитарной профессией они почему-то считают и журналистику.
Судьба «ботанов», как правило, складывается парадоксально – привычные к зубрежке, они великолепно овладевают теорией и пишут замечательнейшие научные работы, легко выслуживаются до красного диплома… и оказываются совершенно несостоятельны как профессионалы.
Как по мне, их беда именно в этом, вколоченном с детства, ощущении собственного интеллектуального превосходства над другими. Они действительно верят, что умнее прочих. И это им очень мешает, лишает обычной человеческой чуткости, без которой в нашей профессии никуда. Если ты сноб, возносящий себя выше «черни», люди тебе доверять не будут, и ни говорить с ними, ни писать на понятном им языке ты не сможешь.
«Ботаны» лучше всего себя чувствуют, когда диплом получают… а вуз не покидают. Для них даже специальную науку придумали, «журналистиковедение» называется. Учатся себе в аспирантуре, диссертации защищают, монографии строчат.
И, разумеется, учат других. Точнее, мучат, толкая студентам занудные лекции о трендах, локусах, концепциях и методологиях. Короче, растягивают на пять лет то, что толковый редактор неофиту за четверть часа в курилке растолкует, заменяя ученые термины ненормативной лексикой.
А тому, что за четверть часа не объяснишь, научить вообще невозможно. Научиться можно, а научить – нет.
Пусть это прозвучит удивительно, но больше всего надежд на «левых пассажиров», то есть на тех, кого на журфак занесло случайно. Или вообще в редакцию занесло случайно, даже и помимо журфака. На их стороне – теория вероятностей. Среди них обязательно найдется несколько, способных стать хорошими работниками.
Лично я бы профессиональное обучение журналистов начинал прямо с практики, причем солидной, где-то с полгода. Пусть бы тогда каждый на своей шкуре ощутил, чем слащавый богемный образ отличается от суровой реальности, и самому себе честно ответил бы: оно мне надо?
И честно ответил бы – не надо. Потому что журналистика – это не та профессия, которая может кормить всю жизнь. Слишком быстро горят нервы, слишком высоки требования, слишком велика нагрузка, в первую очередь – психологическая, чтобы хватило сил заниматься этим до самого заслуженного отдыха.
Из журналистики важно вовремя уйти, причем заранее и твердо для себя решить – куда.
Путей несколько. Можно стать редактором и даже открыть свой медиа-проект. Не писать, а командовать писателями. По-моему, самый лучший вариант – и опыт есть, и сил еще хватает… Жаль только, что редакторских мест всегда меньше, чем дятлов клавиатуры.
Но уставшему ветерану медийного фронта открыт и другой путь – перейти на более спокойную и прибыльную работу, связанную с медиа косвенно. Податься, скажем, в пиарщики или в пресс-службу. Размеренный график, стабильный доход, организованный быт «офисного планктона» - чем не жизнь после беготни и нервотрепки?
Тем более что после этого можно еще успеть сделать неплохую карьеру. Бывшие пресс-секретари есть даже среди народных депутатов. Сами теперь интервью раздают, линию партии продвигают…
Тут, конечно, важно соблюсти некоторые приличия. Журналисты к бывшим коллегам, перешедшим на работу в «агитпроп», вообще не слишком одобрительно относятся – как к шпиону, который в контрразведчики подался. Поэтому, если уж выбираешь карьеру профессионального развешивателя лапши, не нанимайся к тем, кого нещадно клеймил и жестко критиковал.
А то получится, как с пресс-секретарем Президента – тетка и в цензуре его упрекала, и во враги свободной прессы зачислила… а как должностью поманили, так враз и забыла все, за что от прочих заслуженный втык и получила.
Еще можно податься в литераторы. Строчить не статьи, а книги. Можно преподавать то самое «журналистиковедение», можно… да мало ли что можно!
А тех, кто до конца жизни остается в журналистах, немного. Хотя и бывают исключения, куда ж без них?
Остается только восхищаться теми, кто до седин дожил, не утратив ни живости ума, ни чутья, ни умения сходиться с людьми и вызывать у них доверие. Дай Бог всем, как говорится. Только всем не даст, и просить бессмысленно.