© Dmitriy Karateev & Constantin Mohilnik
Фрагмент романа ДУНАЙ-ДУНАЙ
ИСПОВЕДЬ
Тёмен левый придел – неф – корабль. Правый – прямо в небеса душу рабы Божией Вассы везёт. А левый – пока в объезд, по земле Липину душу повлёк. Немногочисленно мерцают свечи, невразумительно бормочет чтица, невидимо взирают строго сочувственные лики с образов. И возникает из храмового сумрака старец, и светится серебряно риза, и светится серебряно длинная узкая борода:
– Подойди, дитя, не бойся. Что же ты стала?
И улыбаясь на мгновенье, вознёс десницу с епитрахилью – длинной широкою лентой:
– Исповедаться тебе надо, так, дитя? Так.
И внезапно внятно проговорила чтица все молитвы перед исповедью. И – на знакомом церковно-славянском с непривычным выговором – произнёс священник главную молитву:
– Помни, дитя, что пришла ты во врачебницу: да не неисцеленна отыдеши. А если что утаишь, грех на тебе. И я свидетель перед этой иконой твоему покаянию.
И указал рукой на Христа распятого.
Грузно опустилась Липа на колени, накрыл ей старец голову епитрахилью – длинной широкою лентой:
– Знаешь грехи свои, дитя?
Молчит Липа, заповеди вспоминает. И по маменькиным прописям начинает:
– Согрешила… прости мя, честный отче… согрешила… честный отче…
Прижал Липину голову ладонью «честный отче»:
– Эти знаешь. А по делу?
Всхлипнула Липа:
– Я… липованка… и не должна… к вам… и этим согрешила.
– Так. Ещё?
– От маменьки убежала… с чужими живу… скоморошничаю – в цирке играю…
– Так. И?
– И… от чужого невенчанно понесла.
– И всё?
– И люблю его… больше… больше всего.
Вздохнул облегчённо:
– Во-от. И каешься в этом?
Вздохнула сокрушённо:
– Н-нет…
Помолчал, помолился. Заговорил:
– Вот что, дитя. Не в любви грех. А то, что «больше всего» - то не крушись. Откуда ты знаешь, в чём – или в ком – явится тебе (– шёпотом) Бог… Не всякому даёт Бог полюбить сразу Его Самого, без посредства. Вон, в том приделе – слышишь? – закончили отпевать. Это значит – душа прямо к Богу пошла. И там уж Ему виднее, если кого она любила, то Его ли она этим любила. А в этом корабле, в этом приделе, тебе ещё плыть… сколько-то… земными водами, потоками, дунаями. И когда доплывёшь, тогда и узнаешь, что ты любила «больше всего»…
И снова ладонью Липину голову прижал:
– Властию, данною мне… прощаю и разрешаю… Целуй теперь крест и Евангелие.
И растворился в сумраке свечном.
Целиком см. http://proza.ru/2011/04/01/876