В этот день, в зале судебных заседаний было много народа. Все места заняты, даже вдоль стен, где только можно, стояли люди. Судья – солидный мужчина в возрасте, с полностью седой головой, перелистывая бумаги, внимательно слушал. Подсудимая находилась за решёткой из толстых железных прутьев. На неё невозможно было смотреть без слёз. Это – женщина лет пятидесяти, полноватая, но всё ещё очень привлекательная. Но самое удивительное то, что держалась на ногах при помощи костылей и это ей безумно тяжело давалось. Её судили за преднамеренное убийство. И сейчас предоставили последнее слово. Лицо несчастной выражало боль и терпение одновременно. Оглядев всех, кто попадал в поле зрения, она хрипловатым голосом начала свой рассказ:
“Уважаемый суд. Уважаемые присяжные. Сейчас и здесь я прошу Вашего внимания, ведь это моё последнее слово. Моя жизнь складывалась по-разному. Много было трудностей и горести, но случались и счастливые моменты. Один из таких – рождение желанного сына, появление которого сопровождалось сложностями. Так вышло, что на всём белом свете только он мой единственный родной по крови. Он - всё, что у меня есть. Я любила его с самого зачатия. И, конечно же, оберегала и опекала всю его жизнь. Считала, что если буду думать и беспокоиться о нём, то своей материнской любовью создам над ним некий купол, защищающий его от бед и невзгод. Даже когда он стал совсем взрослым, я ни на минуту не выпускала его из вида, хотя уже долгое время не выходила из дома. Моя болезнь, дремавшая где-то внутри, однажды вылезла наружу и лишила меня возможности самостоятельно передвигаться”.
В этот момент женщина пошатнулась и вцепилась руками в железные прутья, чтоб не упасть. Судья, заметив это, предложил ей присесть. Она тяжело опустилась на скамью и продолжила своё повествование:
“Эта болезнь растоптала мою судьбу. Кроме физической боли, угнетали душевные страдания. Мои ноги не держали меня, поэтому лишившись возможности ходить, оказалась без приговора заключённой. Но тянуло туда, на свободу. Для меня мучением стало смотреть в окно. Там за стенами кипела жизнь. Красивые женщины, модно одетые шли под руку со своими мужьями и детьми. А я не могла. Это оказалось для меня пыткой, и окно стало – табу. Зачем попусту терзать себя, если изменить ничего нельзя. Со временем я привыкла. Дом стал моим убежищем, здесь было тепло и уютно, здесь меня любили. Но беда пришла неожиданно. У сына появилась девушка. Какое-то время я не знала об этом. Но как-то случайно он проговорился. Обсудив всё, решили, что они попробуют пожить вместе. У молодёжи сейчас такие связи в порядке вещей. Нашли квартиру для временного съёма. Считала, что молодые должны строить свои отношения отдельно от родителей. Мне было тяжело принять данное, но я не имела права губить его жизнь из-за собственного эгоизма. Поэтому, разомкнув материнские объятья, отпустила. Чем могла, помогала. Однако избранница не торопилась со мной знакомиться. Иногда я звонила ей на мобильный телефон, но она отвечала мне сухо и нехотя. Сын оправдывал её, ссылаясь на застенчивость и замкнутость. Позже я узнала, что мои звонки и моё желание сблизиться бесили её. Она считала меня назойливой и наглой. А я просто хотела стать другом и неким помощником их зарождающейся семьи.
С первого дня их объединения она упорно и старательно рыла глубокий ров между мной и моим сыном. Поначалу он сопротивлялся. Часто забегал проведать меня. Мы болтали с ним по душам. Но со временем стал отдаляться и меняться. Я не узнавала своего заботливого и доброго мальчика. Моё дитя становилось чужим. Да, дитя. Для любой матери её ребёнок всегда будет оставаться ребёнком, даже если ему и пятьдесят лет. В конце концов, она добилась своего. Меня отстранили, нет скорее, выкинули из жизни сына. Я остро почувствовала свою никчёмность. Страшно терять смысл существования и сидеть в вечном ожидании. Всё рушилось на моих глазах, и удержать целым созданный мной, как оказалось хрупкий мир, не было сил. От безысходности, отчаяния и досады внутри меня всё клокотало и рвалось. Моя душа прохудилась как сито. И однажды, в моём воспалённом мозге родилось желание убрать причину моих страданий. А этой самой причиной являлась возлюбленная сына. Я решила отомстить ей. А ещё подруги подлили масла в огонь моей ненависти, сказав, что появятся внуки, и мне не дадут их увидеть, понянчиться. Всё, реальный план созрел в голове. Я надумала убить её, другого способа избавиться, не нашла. Оружие для казни искать не пришлось. На столике стоял сувенир, набор из трёх самурайский мечей в миниатюре. Два меча были совсем малы, а вот третий как раз подходил. Я точила его девять дней. Меч стал острым и надёжным. В день убийства напилась лекарства, чтоб хватило сил спуститься по ступенькам. Позвонила и вызвала такси. Соседка помогла мне сойти вниз, я уселась в машину и назвала адрес. С поддержкой водителя, вскарабкалась по лестнице. Постучала в дверь. Я точно знала, что моя жертва дома одна. Не спросив, она открыла. Вошла без приглашения. Проходить в комнату не стала. Прислонилась спиной к стене, чтоб легче было держаться на костылях. Она смотрела на меня с неким презрением и ехидством. Красивая, стройная и безмерно наглая. Её руки были сложены на груди, так что сердечко, в которое я собиралась вонзить оружие, было прикрыто. Она что-то говорила с явной брезгливостью, но я не понимала не единого слова. В тот момент в ушах стоял гул от ударов моего собственного сердца, который сделал меня глухой. Опустив руки, она шагнула мне навстречу, чтоб выдворить из квартиры. В эту минуту, когда жертва оказалась так близко, я вытащила свой с таким старанием наточенный клинок, и вонзила ей в грудь. В этот удар было вложено всё моё отчаяние, вся моя ненависть и огромное желание уничтожить ту, которая стремилась растоптать меня. Она ахнула и свалилась к моим ногам. Мне стало легко и радостно, будто мою пылающую душу затушили ключевой водой.
Да, я убила и не капли не раскаиваюсь, и не чувствую вины ни перед её матерью, которая не смогла привить дочери моральные принципы, ни перед сыном, который, как мужик, не смог правильно развести ситуацию. И последнее, что скажу вам. Нельзя загонять человека в угол, ведь неизвестно какой выход оттуда он найдёт. Я нашла такой и не жалею”.
Пока она говорила, в зале стояла застывшая тишина. Несколько женщин плакали, только очень тихо, без всхлипов, вытирая платками глаза и носы. И все как один смотрели на несчастную женщину, сидящую за страшной решёткой. Когда судья вынес ей приговор, люди ахнули, и шепот, как волна переливался по залу, усиливался и становился гулом. Судья несколько раз стукнул молотком, чтобы остановить нарастающий шум, и дочитать до конца. Приговор оказался суровым. Пятнадцать лет она должна будет провести в местах заключения. Выходя из зала, осуждённая, едва передвигала ноги, цепко держась за костыли, и перекачивалась из стороны в сторону. Охранники, шедшие рядом, даже не пытались ей чем-либо помочь.
На следующее утро надзиратель, заглянув в камеру, заметил, что заключённая лежит без движения. Руки её были сложены на груди, глаза широко распахнуты. Ночью она умерла, и на её лице не было страдания, только блаженная улыбка счастливого человека застыла навсегда.