Тонкий стебелек всем своим естеством дерзко пробивался сквозь тротуарную плитку. Пробивался там, где, казалось, что и нет ровно никаких шансов ему выжить.
Бригада, укладывавшая плитку, расхваливая свою самую современную, какую-то западную технологию, гарантировала хозяину, что ни одна травинка не сможет разрушить толстые слои утрамбованного щебня и песка.
Но вот он, совсем еще желторотый и наивный, не подозревая о том, что никому-то он здесь не нужен, неведомыми даже ему самому путями вылез из небытия и робко осмотрелся по сторонам.
«Вот негодяи, обманули! - первым желанием Василия было немедленно смахнуть наглеца метлой. - Такие деньги взяли! Сволочи!».
Метла, нацеливаясь хищными рыжими прутьями на былинку, взметнулась вверх. Но внезапно к горлу Василия подкатил ком, рука неожиданно дрогнула. В опустошенной душе его что-то больно шевельнулось, встрепенулось, и он почувствовал вдруг, как забилось, словно ожившее, после длительной комы его сердце. Василий медленно отошел к стоявшей неподалеку садовой скамейке, и тяжело опустился на нее.
Это была какая-то новая боль, незнакомая, совсем не та, которую он испытывал, когда терял власть, деньги, узнал о предательстве компаньонов. Та боль была злой разрушающей, а эта щемила сердце, заставляя его сострадать. Так и сидел Василий, удивленно разглядывая стебелек неизвестной травинки.
Вершины… Как много вершин покорилось ему. Как уверенно он умел достигать вершин, карабкаясь по самым крутым и опасным склонам жизни! Три божка: власть, деньги, женщины маячили всегда перед ним впереди, определяя цель и смысл жизни. Некогда было остановиться и осмотреться по сторонам. На этом пути он никогда никого не щадил, жестоко сметая, или переступая через тех, кто мешал. Некогда смотреть по сторонам, некогда оглянуться вслед ушедшей женщине….
Верочка… Нежностью всплыло из памяти родное до боли имя.
Василий не мог оторвать взгляд от стебелька, наивно и доверчиво подставившего свои первые два листика солнцу. Сейчас он не отпустил бы Веру…
На ее место пришла другая, чужая расчетливая. Она, так же как и он, хотела денег и власти. Секс заменил ему любовь. Идя на поводу своей необузданности, он дарил той женщине не только себя, но и деньги, и фирмы, и связи, и, как потом выяснилось, компаньонов.
Он никогда никого не щадил. Не пощадили и его.
Он смотрел на глупую травинку и все, что еще вчера казалось главным, без чего жизнь не имела смысла, становилось призрачным и незначимым. Зато очень важным было то, что проклюнувшийся росток нежно-зеленый. Зеленый цвет надежды.
И впервые за много лет он с интересом огляделся по сторонам.
Газон отливал изумрудом. А мир был полон таких простых и понятных движений, звуков, мелодий.
Он почувствовал ласковое дуновение ветерка.
Он удивился, как ребенок, когда бабочка легко взмахнув крыльями, бесстрашно приземлилась прямо рядом с ним на скамейку.
Он услышал озабоченный гомон, только что прилетевших скворцов, деловито отыскивающих что-то в траве.
И над всем этим великолепием была бездна воздуха, неба и солнца.
- Хорошо-то кааак! - невольно вырвалось из груди.
И казалось ему, что он и не жил-то до сих пор. И только сейчас, вот только что, жизнь робким ростком, таким же трепетным и нежным, проклюнулась из его души и доверчиво потянулась к солнцу.