Имени твоему

 
   ...Короток  зимний день на исходе века. У темнеющего окна вглядываешься ты в своё отражение, и не можешь понять, — молода ты или стара... Ждёшь ли кого или что вспоминаешь?
   Что ж так устало опустила ты руки? Возьми холста белого, запали огонь живой, при свечах узорочье ляжет ровнее. Нитей возьми золотых да лазоревых, да алых, — как без них? Жизнь свою на холсте вышей, — ни единого дня не забудь...
   ...Расцветут под тонкими пальцами цветы дивные, — одолень-трава да плакун-трава. Из них плела ты венок в ночь купальную, по речной синеве пускала, счастья себе просила. Вспыхнет на холсте цвет папороти, —  от того ли цвета пламень вечный в груди у тебя?..
   ...Как звать тебя — Вера, Надежда, Любовь? Добром ли, неволею, везли тебя издалёка в терем княжий? Горчат меды свадебные, не подсластить их постылыми поцелуями, но что Бог связал — не разорвать уж никому. И за мужа убитого мстила ты жестоко — нитей алых возьми побольше, — здесь пламя и кровь...
   ...До света вставала ты, чтобы пахло в избе теплом и хлебом. А путь твой — не лишь от печи до порога. Вот нити длинные, цветов безрадостных, как дороги по которым уходить и возвращаться тебе... Вспыхнут опять на холсте цветы алые как кровь невольников, колючие, как глаза темнолицых всадников, — потому имя тем цветам - татарник...  А тебе идти дальше по степи выжженной, средь таких же как ты, да с чадом на руках. Глянет на тебя мельком узкоглазый воин и уже вовек не забудет; и станет молиться своему басурманскому богу, увидав твой лик на иконе славянской...
   ...Вышей слёзы свои и небо серое; тебя ждёт закрытый возок у ворот, и тишина дальнего монастыря, — не сумела родить наследника или просто нелюбима стала?..
   ...Выбери дальше для себя что хочешь: костёр ли раскольничий или сруб гнилой пожизненный...
   Злата и серебра добавь — блеск свечей и улыбок недобрых. Как к лицу тебе новый наряд и алмазный венец твой... Но бал окончен, свист метели музыку заглушает... Вышей стужу и дорогу в дальний острог за отцом или суженым вслед... Золото с тобой останется — в мерцании оплывших свечей, серебро в косах твоих...
   Вышей личико милое, взгляд строгий и ясный; что в узелке у барышни? Бомба или книжки запретные? Револьвер в муфте, а в равелине Алексеевском — тишина вечная да клочок неба в окошке одиночки...
   ...Долог сибирский тракт; своей ли волей едешь или чужой подчиняешься, — ты сама этот путь выбрала, перешагнула порог... Не остановит тебя теперь ни своя, ни чужая кровь...
   ...Вышей красный крест на белой косынке, кровь на переднике... Ты три года его не видела, — посмотри в последний раз. Не спрашивай — за кого он: за белых или за красных? Он за Россию...
   Вышей кокаиновый дым эмиграции да бараки тифозные; вышей косынку красную и верёвку, что руки стянула; перчатку белую, которой тебя по лицу... Ты — чайка; нет, не так.., ты — женщина...
   Убитой чайкой с крутого обрыва вниз... Выплыви-выплыви на бережочек... Цвет тот огненный заживит раны смертельные; выплыви в страх и ожидания ночные, чтобы опять по лицу перчаткой, и в телячьем вагоне на восток или запад, в пепел Освенцима или в пыль колымскую лагерную.
   ...Вышей дороги военные, землянки да воронки, салюты победные, и надежды несбывшиеся; вернёшься однажды седая, когда уж не ждут. Вернёшься в коммуналки, в конторы пыльные, в злые очереди, в цеха горячие, стройплощадки промёрзшие...
   ...Встань опять до света(да спала ли ты нынче?), собери сына в дорогу к той границе обугленной. Посмотри на него в последний раз, вернётся он к тебе в гробу цинковом. Пусть останутся на холсте и гроб этот, и слёзы твои, и надежды; ты ведь сама — и Надежда, и Вера, и Любовь... Пальцы в кровь исколоты... Отдай холст внучке, только укажи ей путь к цвету папороти, она отыщет цвет огненный, и продолжит узор твой как жизнь, и вышьет имя твоё  —
                РОССИЯ...