Живя в солнечой и теплой Калифорнии, он порой тосковал по холодному и неуютному Русскому Северу. Непонятно, чего больше было в этой тоске - грусти по прошедшей молодости или действительно ему так не хватало серых и суровых северных тонов в палитре красок Калифорнии. Память сохраняет клочки событий, насыщенные встречами, переездами, новыми городами, новыми ощущениями. И его воспоминания о Севере скорее напоминали черно-белую мозаику, нежели картину художника.
Север поразил его, 22-летнего парня удивительной гармонией и чистотой. Ленинград и Карельский перешеек тоже не юг, но и настоящим Севером их назвать никак нельзя. Удивительной красоты соборы в Вологде, деревянные мостовые Архангельска, благородное течение Северной Двины, Малые Карелы, задумчивое Белое море, и, конечно же, красавец Петрозаводск. Что так выгодно отличало северные города от столиц (Москвы и Ленинграда), так это то неторопливое достоинство и полное отсутствие суеты, которое так свойственно было уже тогда в 70-х и Ленинграду и Москве. Время не то что бы остановилось на Севере, но, пожалуй, текло это время по другому. Даже относительно большие города, такие как Вологда, Архангельск или Петрозаводск, жили не напоказ, а для себя. Что уж тогда говорить о совсем не крупных, как Онега, Беломорск или Каргополь. Не претендуя на столичое значение и не живя только своим славным прошлым, эти города и их жители, в большинстве своем, не унижали себя суетой. Время текло неторопливо и с достоинством. Живя для себя, северяне были гораздо ближе к природе, органично вписываясь в картину своего города, будь то Архангельск или Вологда. Северная природа не бьет в глаза яркими красками. Строгая и неброская красота Севера сродни спокойному, обращенному в себя, лику святых на русских иконах в северных церквях. Может от того что на Русском Севере не было татаро-монгольского ига и крепостного права, или от того что суета и живость так свойственная южанам, совсем не присуща на севере, люди вели себя на Севере неторопливо и с большим достоинством. Даже в очередях народ не ругался, а был спокоен и незлобив.
Удивительно, что он, взращенный на совсем другой - ленинградско-еврейской-интеллигентской почве, так мгновенно почувствовал себя своим на севере, особенно в Архангельске. Те же белые ночи что и в Ленинграде, только длиннее, то же течение реки протекающей через город. Но если Нева была "обута в гранит", то Северная Двина не была скована ни гранитом, ни окольцована десятками мостов и имела характер свободной и независимой женщины, в отличие от Невы, красивой и прирученной, показывающей свой нрав лишь в период наводнений. Побывав во многих странах и городах он научился ценить жизнь городов "для себя", не на экспорт. Поэтому, красавцу Буенос-Айресу он ,все-таки, предпочел бы менее броский и слегка провинциальный, но живущий "для себя" Монтевидео; подавляещему своим великолепием и мощью Нью-Йорку - более расслабленный и спокойный, но не менее красивый Сан-Франциско.
Именно это отсутствие суеты, внутреннее достоинство, неброская красота - все то к чему стремилась неосознанно его душа, нашло воплощение на неброских улочках Вологды, на деревянных мостовых Архангельска и в удивительных по красоте уголках Петрозаводска. Его всегда привлекало в людях то что не хватало ему - в первую очередь внутреннее спокойствие и внутренняя свобода. И при этом, ни один из городов не выглядел провинциальной золушкой. Эти северные города не просто не страдали от того что история их отодвинула их на второй или даже третий план (на самом деле закатившаяся звезда Архангельска впрямую связана с закладкой Петербурга), но эти города выглядели тогда более чем самодостаточно и, как ему тогда казалось, вполне были довольны своей судьбой. Так, актеры играющие вторые роли на протяжении многих лет, становятся мастерами вторых ролей и эпизодов, не обрастая завистью к более удачливым коллегам. В этом, как он понял с годами, и проявляется истинное достоинство - оставаться самим собой и не чувствовать уколов зависти к судьбам других. С годами он приобрел и первое и второе, и может не в последнюю очередь, свою роль сыграл в этом Русский Север.
Говорят,что побывав хоть раз на Севере, человек "заболевает им". Заболел севером и он. И хоть изредка, в суете калифорнийской жизни, находясь в горах или вырвавшись на пару-тройку дней на озеро, там где местная природа соснами и озерами напоминала северную, к нему невольно возвращались отрывочные воспоминания о Русском Севере, таком теперь далеком во времени, но навсегда пустившем корни в его сердце. Возвращаться в места, которые ты знал и любил много лет назад, опасно. Иногда воспоминания нам дороже той реалии, которую ждешь и боишься одновременно. Как встреча с первой любовью, которя за 30 лет из стройной веселой девушки превратилась в уставшую от жизни и забот женщину с плохо скрытыми морщинами на когда-то прекрасном лице. И глядя на нее ты сам осознаешь что уже очень многое ушло и никогда не вернется, что ты сам постарел и эта встреча не принесет ничего кроме привкуса горечи ушедших лет и благодарности за первую любовь.
Он так и не вернулся на свой Север, хотя Север не раз возвращался к нему. И умирая, среди цветных снимков его очень разной жизни, перед его глазами в последний раз пронеслась черно-белая река его молодости. Он не успел понять была ли это Северная Двина или его родная Нева. Скорей всего эта была река его молодости. Да это уже и не было важно. Важно лишь было то, что он опять вернулся на Север. И уже никогда не уедет оттуда.