Танечка - обыкновенная, среднестатистическая ученица средней школы, с кучей комплексов и вакумом в голове. Что её волнует – табу. Она не ведёт дневников, как прабабушки век назад, не расстраивается по поводу потерянной недавно невинности, не парится насчёт будущего. Плевать. Она пуп земли – остальное не в счёт.
Таня вошла в грязный подъезд панельной дявятиэтажки, засеменила вверх по ступенькам к старому лифту. Как он мог, как?
Взгляд девушки равнодушно скользит по обшарпанным стенам, невольно цепляется за корявые надписи на потемневшей извёстке. Васька – баран, Юлька плюс Бакланов в итоге киндер, Ю-Туб – лажа.
Мимо, вниз по лестнице пробежал стриженый пудель, тянущий на улицу девятилетнего мальчугана. Собачонка ехидно залаяла, зарычала на Таню, затравленно прижимаясь к стене.
-Чапа! – буркнул пацан в синей шапке с бубоном. – Фу!
Пудель послушно сиганул к входной двери подъезда, оставив девушку в одиночестве.
-Козёл! - Наградила Таня обидным прозвищем соседского Генку. – Прёт как баран.
Кнопка лифта безрезультатно нырнула несколько раз в стену, уста девушки без стеснения бросили с тишину.
-Уроды!
Лифт безмолвствовал, дразня тонкой святящейся полоской полузакрытых дверей. На седьмой этаж по грязным ступеням – занятие не особо приятное. Кучи мусора, битые бутылки, горы окурков. Девушка с отвращением плюнула на потрескавшийся бетон, схватилась за железные перила, пошла вверх.
-Что делать, что?
Крутился во взбудораженном мозгу водоворот мыслей, распадался, снова собирался во что-то эфемерное. Мама по головке не погладит.
Окно второго этажа глянуло на Таню разбитым стеклом, уходящей вдаль асфальтовой дорожкой, запруженной припаркованными автомобилями. Ноги словно ватные перебирали ступени, слёзы катились из глаз, страх сковывал разум. А вдруг беременна? Девушка медленно прошествовала мимо вывороченной рамы этажом выше, на автомате прочитала на стене похабные письмена.
Сашка – падлец, не звонит – сволочь, даже номер сменил.
Таня нащупала в кармане холодный прямоугольник телефона, нервно сжимая пальцами ненавистный гаджет. Мама всё равно узнает – скажет: « Дура, ты дура. Тебе учиться надо, а не шляться с кем попало».
Танечка остановилась у забитого полиэтиленовой плёнкой окошка на четвёртом. Пара капель разбилась о пыльный подоконник, оставив на грязной поверхности мокрые пятна. Нет, Саша – хороший, ни когда меня не бросит, ведь говорил, что любит.
Слёзы ещё сильней брызнули из глаз, закапали на подоконник проливным дождиком. Входная дверь подъезда, четырьмя этажами ниже хлопнула, погнав Таню вверх по ступеням. Ноги спотыкались, рука опералась о стену, не давая упасть. Следующие несколько лестничных пролётов девушка проскочила не заметив. Приближался седьмой этаж, а там за сиреневой дверью их квартиры - мама.
Танечка остановилась. Дышалось тяжело, сердце вот-вот выскочит из груди. В пяти метрах, под жёлтым светом двадцативатной лампочки, её дом, а там: проблемы, упрёки, нервотрёпка.
Телефон в кармане заурчал популярной мелодией известной группы. Рука Танечки с надеждой нырнула в карман, рванула из нутра ветровки трезвонивший мобильник.
-Сашка! – дисплей аппарата горел фотографией худощавого паренька с красивым лицом. С крошечного экрана Самсунга он словно смеялся над девушкой, мигая буквами своего имени, передразнивая минорными нотками рингтона.
-Саша? – еле успела нажать Таня на заветную кнопку. – Куда ты пропал? На другом конце знакомый до боли голос, ответил ни чего не выражающим тоном: «Не хотел тебя расстраивать, Таня. Думаю, ты и сама всё поняла». На том конце сети Сашка молча, дышал в микрофон, подбирая нужные слова.
-Что, что случилось? – Таня опёрлась рукой о стену. – Что я должна понять?
Возле уха девушки вновь зазвучал голос паренька, стискивая железными тисками её сердце.
-Я. Я, у меня – замямлил Сашка. – В общем, мне нравится Ленка, Ленка из параллельного. Голос в телефоне умолк, только слышалось учащённое дыхание собеседника.
-Ленка? – С трудом выдохнула девушка. – Ленка, а как же я?
Трубка в её руке заходила ходуном, слёзы вновь потекли по щекам.
-Прости, - Самсунг отключился. Таня стояла как оплеванная, глядя на потухший дисплей аппарата. Ей хотелось биться о стену, убить любого кто попадётся под руку, растерзать Сашку. Жить не хочется, плюс – мама. Достанет со своими нравоучениями. Девушка мельком взглянула на сиреневую дверь квартиры, медленно пошла вверх по лестнице. Домой нельзя. Видеть сейчас кого-либо невмоготу. Лучше побыть одной, к чёрту весь свет.
Восьмой и девятый этажи безмолвно проводили Таню к выходу на крышу, вниз по лестничным пролётам метнулось эхо хлопнувшей чердачной двери. Тёплый сентябрьский полдень разметал каштановые волосы лёгким ветерком, ударил в нос запахом разогретого рубероида. Падлец, сволочь.
Таня подошла к хлипкому ограждению, взглянула вниз на их старый двор.
-Как он мог? Как?
Сквозь слёзы Таня смотрела на ползущие машины, на копошащихся в песочнице детей. Поматросил и бросил.
Всхлипывая от досады, девушка выудила из ветровки сотовый, послала Сашке вызов.
-Я. Я на крыше. Если не придёшь через двадцать минут, найдёте меня мёртвой у подъезда.
Сашка пару мгновений тихо дышал в трубку, ответил сбивчиво: «Не дури, так всё равно ни чего не объешься. Повзрослей. Это жизнь».
Он отключился. Девушка несколько мгновений в прострации смотрела на тухнувший дисплей, с ненавистью швырнув сотовый в кроны раскачивающихся внизу тополей. Кончено. Зачем жить? Всё напрасно.
Тяня, перелезла через перила, встала на краю, держась за спиной за ограждение. Внизу мирно течёт жизнь, ни кому нет дела до её трагедии. На душе скребутся кошки, жизнь – невмоготу. Чувствуешь, как всё теряет смысл, будущего нет. Девушка закрыла глаза, всхлипнула, роняя слёзы. Сашка – падлец. Ленка – не последняя, бросит и её. Такое дерьмо не стоит и ногтя.
Порыв ветра качнул Таню, за спиной что-то скрипнуло. Девушка успела открыть глаза, мир нырнул куда-то в сторону. В руке кусок обломившейся арматуры, фрагмент злополучного ограждения.
-Нет!
Поток воздуха ударил в глаза, двор заспешил навстречу. Девушка раскинула руки, ком застрял горле. Словно при замедленной съёмке, неспешно вырулила из-за угла машина, качаются деревья, мимо бегут этажи. Восьмой – серый балкон с вымытыми рамами, туго натянутыми верёвками. Только теперь Таня поняла, какая она дура. Унижалась и перед кем, получила, что хотела. Седьмой и шестой промелькнули двумя размытыми пятнами: красным и зелёным. Арматура куда-то исчезла, асфальтовая дорожка летит навстречу.
-Мама, мамочка, - взмолилась Таня. – Мама!
Пятый рубанул по рукам бельевыми верёвками, на миг, задержал падение. Руку вывернуло, что-то хрустнуло в плече. По щеке словно прошлось лезвие ножа – во рту вкус крови.
На балконе четвёртого Таня каким-то чудом успела заметить сгорбленную старушку. Бабушка проводила её полными ужаса глазами, охнула, оседая на пол. Что я надела? Зачем?
Мимо промелькнул третий, резанул новым набором белья и верёвок. Боковая стойка саданула Таню в грудь, перевернула в воздухе. Мир рванулся в сторону, кинулся вбок, завертелся волчком. Руки полоснуло чем-то острым, дыхание спёрло. Ветка тополя медленно проплыла в стороне, где-то засигналила машина. В последний момент Таня только и успела прошептать, словно мантру последние слова как её радушно приняла асфальтовая дорожка: «Прости мама, про…»