Наша Нора. Глава 11

               
Помню, что это был обычный морозный день, 15 февраля. Мы сидели с сыном на кухне. В дверь позвонили. Мама пошла открывать. Вошёл какой-то мужчина, я определила это по голосу. Слышала, как мама пошла в комнату, потом вернулась. Через минуту он ушел. Дверь закрылась.

В первое мгновение я ни о чем не догадалась. Мама всегда была общительным человеком. У неё в доме и во дворе было много знакомых. Когда-то она даже устраивала с соседями своего рода посиделки. Раздобыв где-то стол с лавками, они летом каждый вечер играли в лото. Поэтому я и подумала:  да мало ли кто мог к ней зайти?…

Когда до меня дошло, кто это был и зачем приходил, было уже поздно. Маленький Антошка вообще ничего не понял. Я выглянула в окно – там никого уже не было. Бежать раздетой на мороз было бессмысленно. Это я потом думала, что если бы было лето, меня ничего бы не остановило, за Норой я побежала бы на край света. Но была зима, эта проклятая зима…
 
На самом деле, я даже сейчас затрудняюсь описать то мое состояние. Я словно была в шоке, в какой-то прострации…лишенная возможности как думать, так и двигаться. Как будто всё остановилось – и жизнь и время. Хорошо лишь помню, как со злобой и  болью бросила маме в лицо:

- Как ты могла?!

Она ничего не ответила, молча ушла в свою комнату и легла. До последней минуты я не могла поверить тем её словам. Думаю, что она и сама не могла поверить, что сделает это. В одно мгновение всё как будто перевернулось и потеряло всякий смысл.

Это уже потом я села к телефону и звонила в этот дурацкий "Спецкомбинат", откуда присылают эти идиотские машины "смерти" и забирают никому не нужных несчастных животных… Я узнала домашний адрес этого человека и в тот же вечер поехала его искать. Я и сама не могла себе объяснить, на что я надеялась: может, Нора жива, может, он её пожалел и оставил жить у себя (ведь она была необычной кошкой), или просто выпустил на улице.

Я нашла его, и он меня убил – он подтвердил, что хорошо помнит её, что, как и других, посадил в крытый кузов. Конструкция этой газовой камеры оказалась весьма проста – выхлопные газы поступают в кузов, и пока машина в пути, всё живое там гибнет, а точнее, задыхается. Что я могла сказать этому человеку? Это его работа… Он лишь искренне посочувствовал мне. Назад я тащилась как побитая собака.

На следующий день, прямо с утра, ибо за ночь я не сомкнула опухших от рёва глаз, я поехала в "Спецкомбинат". Уговорила первого же водителя, который ехал на свалку, взять меня с собой. Сейчас помню всё как в тумане. Разыскала  яму "Беккера" (это название на всю жизнь врезалось мне в мозги), куда сваливают из машин трупы животных. То, что предстало моему взору, можно увидеть только в страшном сне… Эта картина не для слабонервных. Там, в этой глубокой бетонной яме, валялись безжизненные тела не только кошек и собак, но и крупного рогатого скота, со шкурами и без… Сама не знаю, откуда взялись во мне силы, что я какое-то время пристально всматривалась во все это месиво? Наверно только жгучее желание найти Нору хотя бы мертвой удерживало меня на краю этого ада. Найти и предать её тело земле! Но, не смотря на мою одержимость и отличное по тем  временам зрение, все усилия оказались напрасны. Её там не было...

Долго ещё после описанных событий я не находила себе места. По ночам мне то мерещился легкий стук её лапок по полу, то казалось, что вот сейчас она прыгнет ко мне на постель и устроится где-нибудь рядом. Я чувствовала, что не успокоюсь никогда. Только смерть мамы притупила эту боль, ибо эта потеря оказалась более значительной.

Мамы не стало 18 марта 1986 года, через месяц и три дня после смерти Норы. Последнюю неделю она совсем не вставала с постели. Накануне вечером пришла сестра, и я, будто предчувствуя беду, уговорила её остаться ночевать. Видя мою усталость, она посоветовала мне прилечь. Часа в четыре сестра разбудила меня со словами:

- Кажется, она умирает…

Помню, как мама ненадолго пришла в себя и совсем слабым голосом произнесла:

- Простите меня за всё… 

Потом мы сидели, и держа её за руки, чувствовали как жизнь по капле уходит из её тела… Было пять часов утра…

               
Лишь пережив такое, сознаешь, как все мы, живущие, далеки от того, чтобы до конца понять состояние умирающего. А ведь для этого всего и надо-то: оказаться в его шкуре… Вспомним себя, когда мы просто болеем. Нам бывает ни до кого, мы углубляемся в своё нутро. Нам нужно лишь одно – чтобы нас не раздражали, не трогали и оставили в покое.

Мне нелегко простить маму за Нору, ведь она любила её не меньше чем нас, своих детей, но ещё труднее, её осудить. У неё просто сдали нервы. Знаю, что она потом об этом пожалела. А мне понадобилось 25 лет, чтобы решиться об этом написать.

Простите меня, мои любимые, Мама и Нора, за то, что я рассказала о Вас эту горькую правду…

                ***

Фото автора.