Ислам. Философские проблемы военного аспекта
7. Перспективы панисламизма.
Из рассмотренных государств «исламского пояса» Афганистан характерен как наличием большого количества исламских тенденций, так и государством, на котором можно показать, насколько трудновыполнима или вовсе не выполнима задача, которую ставят перед собой панисламисты. Даже при сравнительно небольшом числе ветвей традиционного ислама в этой стране, в исторически короткий промежуток времени между ними проявилось огромное число противоречий.
Поэтому стоит более подробно рассмотреть эволюцию исламских движений на примере Афганистана.
В настоящее время все афганцы, за исключением нуристанцев, переменивших свою веру около ста лет назад, исповедуют ислам в течение многих веков. В этой стране, столь разнородной в этническом плане, где на этой почве все еще существует этнический антагонизм между пуштунами и другими народностями, ислам является единственной консолидирующей силой. Вопреки всем различиям: культурным, социальным, лингвистическим он обеспечивает единство афганского общества.
В то же время роль ислама как консолидирующего фактора в Афганистане в достаточной степени не выражена, в силу того, что довольно велико внутриконфессиональное разнообразие. Большинство афганцев, вероятно, не менее 80% являются суннитами, и управляются ханифитской правовой школой.
Среди суннитов важное место занимают три действующих в стране суфийских ордена: кадирийа, накшбандийа и чештийа. Некоторые родовые группировки из этих братств, относящиеся к накшбандийскому или кадирийскому тарикату, традиционно пользуются своим "аристократическим" происхождением, хотя их авторитет не всегда признается остальными.
Выраженных противоречий между различными направлениями ислама в Афганистане практически не существует и ни одно из них не пытается противопоставить себя другому. Хотя между суннитами и шиитами существуют исторические и трудноразрешимые трения, характерные и для других мусульманских стран.
Другое различие в практике ислама вызвано живучестью доисламских традиций, в особенности среди народов, подверженных клановым порядкам и родовой иерархии.
Это весьма характерно для пуштунов и в известной степени хазарейцам, узбекам, белуджи.
Таким образом, при наличии единого шариатского законодательства в афганском обществе встречаются различные и достаточно многочисленные его интерпретации, попытки адаптировать его к местным обычаям и традициям.
Если ислам рассматривать как несомненный интегрирующий и объединительный фактор, он в то же время может быть и инструментом своеобразного подавления населения Афганистана, способной силой контролировать мозаичную социальную жизнь народов страны. По крайней мере, у суннитов не существует структурированных и организованных духовных институтов, хотя в каждом районе в рамках того или иного религиозного течения имеются более или менее формальные группирования вокруг одного лидера.
Подобная раздробленность ислама в стране является отражением состояния самого афганского общества: самые известные улемы почти не пользуются авторитетом вне их этноса и даже зачастую вне рамок родного племени.
Раздробленности способствует, кроме всего, и отсутствие с недавнего времени своего рода центра религиозного притяжения. По сравнению с соседними странами в Афганистане не существует ничего, что соответствовало бы по силе своего влияния Деобанду в Индии, Куму и Мешхеду в Иране, Бухаре и Ташкенту в Средней Азии.
Что касается шиитов, то они вплоть до 70-х годов в большинстве своем являлись сторонниками то одних, то других проповедников. В последующем 80% из них провозгласили своим духовным лидером Хомейни. Однако шиитское духовенство не играло важной политической роли до своего вступления в движение сопротивления режиму, низложенному в результате государственного переворота в 1978 году. Кстати сказать, эта роль не принадлежала и суннитским течениям, с которыми власти поддерживали отношения, переходящие от прямого сотрудничества к антагонизму и наоборот. (Первые появления суннитов в качестве политической силы в современной истории имело место еще в период правления Амануллы, в 20-х годах XX века(.
Афганистан не остался в стороне от процесса религиозного возрождения, охватившего мусульманский мир во второй половине XIX века. Речь, прежде всего, идет о панисламизме Джамал ад-Дина Аза¬дабади и реинкарнации индийских мусульман. Они своими корнями восходят к движению «Молодые афганцы», из числа которых и вышел мусульманский реформатор Махмуд Тарази. Параллельно правители Афганистана Абдурахман (1881-1901 гг.) и Хабибулла (1901-1919 гг.) различными путями проводили в стране централизацию власти и «модернизацию» нравов.
После государственного переворота 1973 года, в котором определенную роль сыграли просоветские элементы, традиционалисты и исламисты оказались вместе в одной оппозиции против нового республиканского режима. Однако это была пассивная оппозиция для первых и активная для вторых (особенно после кровавых репрессий Амина, в результате которых были уничтожены десятки священнослужителей)
Разрыв между политической властью и духовенством стал совершенно очевиден после апрельского переворота 1978 года, вслед за которым в страну были введены советские войска. Новые руководители, конечно, смогли привлечь на свою сторону некоторую часть улемов. Однако неприятие официальным исламом реформистских идей Махмуда Тарази, в конечном итоге привело к застою среди большинства консервативных улемов.
Для того, чтобы проследить процесс образования исламских организаций, формировавшихся в Афганистане, следует несколько подробнее рассмотреть события, начиная с конца 60-х годов.
Именно в это время в Кабульском университете активизировались различные марксистские течения, которые имели достаточно большое влияние и были неплохо организованы. Сложившаяся в связи с их деятельностью ситуация стимулировала исламистов, которые компенсировали свою малочисленность еще большей активностью. Первые попытки формирования исламистских организаций датируются 1968 годом, когда 18 ученых и студентов смогли организовать тайную ассоциацию.
Первыми пропагандистами исламистских идей, основывавшихся на учении египетских «Братьев-мусульман», были члены клана потомственных богословов Моджаддиди. Однако главную роль в становлении здесь организованного исламистского движения сыграли не выходцы из влиятельных религиозных кланов, а в основном представители средних городских слоев и интеллигенции. Взятые на вооружение афганскими исламистами доктрины египетских «Братьев-мусульман» базировались на ортодоксальном исламе. Они включали в себя не только основные идеи религия, но и образ жизни; в нем можно найти ключ к решению всех социальных, экономических, политических и других светских проблем.
В интерпретации Хекматиара идеи «братьев» и концепция Сайида Кутба «хакимийа», прежде всего, означают приоритет интересов уммы над интересами племен и других этнических групп.
Из признания Хекматияром этого постулата вытекает необходимость провозглашения централизованного теологического государства. Основываясь на приоритете ислама над всеми другими ценностями, он делает вывод о незаконности королевского и даудовского режимов, как «гонителей истинного ислама и пособников проникновения в Афганистан коммунизма. Вскоре стали появляться организации типа «Джаванан Мосалман» (Молодые мусульмане), руководителем которой стал Колам Мухаммад Ниязи, а в числе основателей были такие активисты как Абдурауф Сайаф, Бурхануддин Раббани, Гульбеддин Хекматиар, Ахмад Шах Масуд, в последующем составившие костяк вновь создававшихся исламских партий Афганистана.
Все эти имена затем стали хорошо знакомы офицерам 40-й армии ВС СССР, развернутой в Афганистане, как имена полевых командиров душманских формирований.
В то время как эти исламисты радикального направления только готовились к прорыву, Сегбатулла Моджаддеди уже имел успех в своей пропагандистской миссии, и ему удалось объединить некоторых улемов, мулл, студентов факультета мусульманского права и создать «Джамиат-е Мухаммади» (Общество Мухаммада). Эта группировка проявила себя в основном тем, что организовала манифестации против происков некоторых марксистских групп. Просуществовала она недолго, однако ее роль не может игнорироваться, так как она послужила неким мостом между консервативным духовенством и зарождавшимся исламистским движением в момент, когда радикализм последнего приводил к риску жестокого уничтожения религиозного истеблишмента.
Во второй половине 60-х годов среди кабульских шиитов стало развиваться радикальное реформистское движение. Между исламистскими активистами-суннитами и их единомышленниками-шиитами в этот период отмечались некоторые контакты, которые, однако, не имели какого-либо результата. Кабульские шииты, в большинстве своем хазарейцы держались в стороне от манифестаций «Молодых мусульман». Среди шиитов в этот период появились две группировки: одна из них «Нехзат-е роханиан» (Движение духовенства) состояла из представителей духовенства, а другая под названием «Саземан-е моджахедин-е мелли» (Организация национальных воинов) состояла из представителей интеллигенции. Эмиссар этой группы Алипур в 1971 году был направлен в Ирак, к находившемуся в изгнании Хомейни, однако последний не проявил интереса к реформаторским попыткам афганских шиитов. Две другие поездки в Неджеф в 1972 году также были напрасными.
В это время сочинения Али Шариати и иранской организации «Моджахедин-е халк» широко распространялись в Афганистане и оказали заметное влияние на упомянутые две организации афганских шиитов, что, несомненно, способствовало их дальнейшему разрыву. Большая часть религиозных деятелей «Нехзат-е роханиан» в последующем стали членами одной из исламистских шиитских групп «Саземан-е наск» (Организация свободы). Что касается другой шиитской группировки, то она распалась, а члены ее вошли в многочисленные структуры, увлекшись различными идеологиями, начиная марксизмом и кончая исламизмом.
Афганский исламизм не имел достаточно тесных связей с международным исламским движением и первоначально был практически изолирован от внешнего исламского мира. В начале 70-х годов связи стали бурно развиваться. Прежде всего, были установлены контакты с пакистанской организацией «Джамиат-е ислами», которую организовал и возглавлял до своей смерти в 1978 году Абу ал-А’ла ал-Маудуди. Вместе с тем теоретически афганское движение в целом не отличается от других компонентов международного исламского движения, от учений Кутба и ал-Маудуди.
Достаточно короткая история афганского исламизма не позволила сформироваться собственной теории, ибо у него были другие задачи, которые необходимо было реализовывать. По этой причине и потому, что афганское движение причисляло себя к универсальному исламу, его проекты не отличались какими-либо особенностями.
Иерархическая организация «Джамиат-е ислами» была приспособлена для конкретизации идей своего идеолога и основателя. Характер действий Хекматиара как раз приспособил ее к реальному афганскому сопротивлению, хотя отдельные проявления и действия этой организации он и осуждал.
Официальные декларации партии Раббани и партии «Джамиат-е ислами» были проникнуты идеями, провозглашавшими, что цель борьбы заключается в достижении «превосходства власти божественной религии и «победе исламской религии», прекращении всякой деятельности, «направленной на изменение исламской идентификации страны», таких порождений неоколониализма как атеизм, неверие, коррупция и безнравственность. Этот спор напоминал в чемто дискуссию наиболее радикальных иранских лидеров, несмотря на то, что «Джамиат-е ислами» всегда воспринималась как наиболее ответственная афганская исламская организация.
В условиях абсолютной власти Дауда репрессии обрушивались на все политические образования. В результате руководители многих организаций, а также военные были вынуждены уйти в подполье или эмигрировать.
Раббани не вернулся в Афганистан из своего турне по арабским странам, в 1974 году покинул Кабул и Хекматиар. В этом же году они оба оказались в Пакистане. Поддержку Бхутто, опасавшегося «пуштунизма» Дауда, афганские лидеры использовали для организации «Джамиат-е-Ислами». Руководителем ее стал Раббани, в то время как Хекматиар готовился к вооруженной борьбе.
И, действительно, не считаясь с мнением первого, вскоре он поднял восстание в Пандшере. Восстание было плохо подготовлено и подавлено силами Кабула. Разногласия между двумя лидерами завершились разрывом, и Хекматиар создал «Хезб-е-ислами» - «Исламскую партию», которая казалась первой демонстрацией политического соперничества, постоянно разрушающего исламское движение в стране.
Что касается ориентации Дауда на пуштунов, то в условиях Афганистана она была вполне оправдана и предсказуема. Пуштунское население составляет 8-9 млн. человек, а это более половины жителей страны. 13-14 млн. пуштунов проживают на территории Пакистана. Афганские пуштуны расселены на общей площади около 90 тыс. квадратных км., которая охватывает полностью или частично 10 провинций Афганистана, прилегающих к афгано-пакистанской границе.
Апрельский переворот 1978 года застал исламское движение в разрозненном состоянии.
Пакистан попытался вновь объединить две афганские группы, находившиеся на его территории. Однако новый союз практически не состоялся, так как между Раббани и Хекматиаром всегда была большая несовместимость, к тому же вопреки ожиданиям, что Мухаммад Наби станет только формальным лидером нового движения, он серьезно и весьма энергично взялся за выполнение функциональных обязанностей.
Несколько месяцев спустя союз распался, и на месте прежних двух образовалось четыре новых движения: «Джамиат-е-ислами» (Раббани); «Хезб-е-ислами» (Хекматиар); «Хезб-е-ислами» - партия, образованная в результате раскола одноименного движения во главе с Маулави Мухаммадом Йунусом Халесом; группа, оставшаяся с Маулави Му¬хаммадом Наби, в которую входили некоторые старые лидеры «Хезб-е ислами», такие как Насрулла Мансур, а также улемы традиционалистского направления, сохранившие название «Харакат-e инкелаб-e ислами-е Aфганистан» и получившие поддержку традиционалистского духовенства Пакистана, в частности, «Ас¬социации улемов Пакистана» («Джамаат-и улама-и Пакистан»).
Пусть и не в полной мере, но от обучающихся в СССР офицеров и гражданских специалистов Афганистана, а также от советских специалистов, работавших в Афганистане, в том числе и агентуры, эта информация попадала в руки аналитиков КГБ и ГРУ, но ей не придавалось особого значения.
О недооценке исламского фактора в СССР и США речь пойдет ниже.
Пакистан признавал семь суннитских партий, из которых три были образованы в рамках исламского движения в Кабульском университете. «Хезбе-е ислами» (Исламская партия) во главе с Гульбуддином Хекматиаром состояла преимущественно из пуштунов, и получала активную поддержку Пакистана, в особенности со стороны военных и разведывательных служб, так же как со стороны партии пакистанских исламистов Джамаат-е ислами.
Сама партия управляла относительно небольшой территорией в Афганистане, хотя имела влияние во всех суннитских областях и в лагерях беженцев на территории Пакистана. После ее поражения от талибов в феврале 1995 года, партия перестала быть основной военной силой.
Другая партия Джамиат-е ислами (Исламское общество) во главе с Бурхануддином Раббани объединяла в своих рядах преимущественно таджикских исламистов, что представляло ее выраженную этническую особенность как партии персоязычных этносов северо-восточных и западных областей Афганистан.
После вывода советских войск некоторые непуштунские активисты из партии Парчам пытались объединиться с этой партией. Время от времени партия получала сдержанную поддержку Пакистана.
Некоторые полевые командиры, особенно Ахмад Шах Масуд, в 1990-1991 году принимали помощь и от США. Партия имела влияние в Кабуле и на северо-востоке Афганистана.
Один из ее полевых командиров, Исмаил Хан, управлявший Гератом и Западным Афганистаном, впоследствии потерпел поражение от движения «Талибан» в сентябре 1995 года.
Третья партия «Иттихад-е ислами» (Исламский союз), во главе с Абдул Рабб Расулом Сайафом не выдвигала собственных социальных программ, но многие полевые командиры объявляли о своей преданности ей из-за ресурсов денег и оружия. В середине 90-х годов партия была объединена с Джамиат-е ислами, и управляла небольшой территорией во внутренних районах Афганистана. Несмотря на то, что лидер партии пуштун, в ее рядах более влиятельны сектантские течения, чем этническая принадлежность. Некоторые из улемов, входящих в партию, играли важную роль в таджикских исламских движениях.
Одна из партий "Хезб-е ислами" по главе с Мавлави Йунусом Халесом имела смешанный состав из числа членов исламистских движений и представителей традиционного ислама восточных районов Афганистана. Позже партия сформировала свою собственную структуру, состоявшую из воинственных мулл Восточного Афганистана и местных пуштунских кланов. Ее полевые командиры имели лидирующие позиции в шуре (провинции) Джалалабада. В некоторых пуштунских областях организационные структуры партии были поглощены таджикским исламским движением.
(Интересен факт из военной биографии автора. Я во время пребывания под Джелалабадом в 1981 году узнал, что у наших военных советников при армии ДРА было негласное соглашение с местными полевыми командирами о поддержании в городе Джелалабаде статуса "демилитаризованного города". Именно там удавалось осуществлять мирные контакты и встречи советников со старейшинами и муллами. При мне было принято в положительном плане решение о передаче местному мулле нескольких десятков пар детской обуви. Все это не помешало душманам несколько раз подвергнуть минометному обстрелу Джелалабадский аэропорт, где в то время дислоцировался наш вертолетный полк).
Три партии представляли консервативные религиозные структуры старого режима. К их числу относилась «Махаз-е миллийи ислами» (Национальная исламская лига) во главе с Сайидом Ахмадом Гайлани, лидером кадирийского тариката Афганистана. Гайлани был выходцем из деловой афганской буржуазии. Его род пользовался традиционным авторитетом в кадирийском братстве и имел влияние среди пуштунов, в частности, в провинции Пактийа.
После присоединения к официальным властным структурам группировок «Хальк» и «Парчам» в Демократической Республике Афганистан, он некоторое время раздумывал, какую же позицию ему занять, так как курс на модернистскую ориентацию, провозглашенный новым режимом, он не совсем разделял.
К концу 1978 года Гайлани, покинув Кабул, перебрался в Пешавар, где и основал «Мaхаз-e мелли-е ислами-е Афганистан» (Национальная исламская лига), к которой присоединились, прежде всего, пуштунские племена и кланы, примыкавшие к кадирийскому тарикату. Лига в своей политике была наиболее либеральной и самой близкой к старому королевскому режиму организацией, имела влияние среди пуштунских племен Кандагара и Восточного Афганистана. Представители административной и интеллектуальной элиты старого режима, которые оставались в Пакистане, стремились присоединяться к этой структуре. Но организация не имела сколько-нибудь серьезной помощи.
Некоторые из полевых командиров проявляли активность в Восточном Афганистане, вели с местными лидерами консультации и переговоры, но это не сказалось на оказании реальной поддержки с их стороны.
Вторая организация этой группы носила название «Джабха-йи неджат-и милли» (Фронт национального спасения) во главе с Хазрат Сибгатуллой Хазрат Муджаддиди, принадлежащего к ордену накшбендийа в Афганистане. Несмотря на сильные позиции его семейства в этом тарикате, Фронт имел едва уловимое военное влияние в Афганистане и ограниченную иностранную внешнюю помощь. Хазрат Муджаддиди имел репутацию лидера без реальной власти, что позволяло ему возглавлять лишь бессильные коалиции или промежуточные правительства. В частности, он пытался составить коалиции с Джамиат-е ислами, хотя, вряд ли, он играл в этом существенную роль. В целом Фронт не имел достаточно эффективного влияния в стране.
В свою очередь Иран, обеспокоенный активностью Пакистана в афганских делах, также решил активизировать свою работу в этой сфере и выступить посредником в создании и дальнейшей поддержке религиозно-политических группировок в соседней стране.
К этому времени шиитские группировки представляли собой в одинаковой степени разрозненные образования. Первая шиитская организация традиционалистского толка «Шура-йи иттифак-и ислами» (Совет исламского согласия) была создана в 1979 году и объединила в своем составе землевладельцев, духовенство и интеллигенцию Хазараджат (центральной области Афганистана). Позже эта организация ослабла под воздействием таких исламских групп, также поддерживаемых Ираном, как «Наср» (Победа) и «Сипах» (Страж). Шиитская партия «Харакат-е ислами» (Исламское движение) имела своих сторонников главным образом среди городского населения и не поддерживала достаточно тесных связей с Ираном.
Для формирования в Афганистане более влиятельной шиитской организации Тайный Исламский Совет Ирана нашел респектабельного и авторитетного шиитского богослова Маулави Мухаммада Наби Мухаммади, который дал согласие возглавить партию, получившую название «Харакат-и инкилаб-и ислами» (Движение исламской революции). Вместе с Мухаммадом Наби во вновь созданную организацию вошли и некоторые представители духовенства из числа традиционалистов и исламистов.
Соглашение было подписано в иранском посольстве в Исламабаде при посредничестве иранской спецслужбы «Савак». Несмотря на свое название, «Харакат-и инкилаб-и ислами» была консервативной организацией традиционалистского духовенства Афганистана. Мухаммади был руководителем одной из религиозных школ в провинции Логар. Позже он появился в религиозно-политических кругах как представитель улемов. Его партия в первоначальный период охватывала все этнические группы, но постепенно в ней стали преобладать пуштуны, поскольку он подпал под влияние пакистанской «Джамиат-е ислами». Вскоре он был поддержан ведущей партией духовенства Пакистана «Джамиат-е улема». Отец лидера этой организации Фазла ар-Рахмана в свое время был учителем Мавлави Мухаммади.
Это была та самая пакистанская партия, которая позже помогла сформироваться движению «Талибан». Многие лидеры талибов первоначально вступили на путь джихада как члены «Харакат-и инкилаб». Эта партия, хотя считалась самой многочисленной, не имела реального влияния и не играла существенной политической роли. Однако, впоследствии некоторые из ее активистов имели влияние в рамках движения талибов.
Несмотря на свою разрозненность, силы шиитов в целом представляли достаточно влиятельную силу. Триумфальное шествие исламской революции в Тегеране оказало весьма ощутимое влияние на структуру и ориентацию афганских групп шиитского сопротивления, которые подверглись воздействию тенденций, развивавшихся при новом иранском режиме. В Иране были представлены партии с близкими политическими платформами: одни следовали за бывшим лидером Бехешти, другие за новым руководителем Хаменеи, третьи примыкали к аятолле Монтазери (претендент на звание преемника аятоллы Хомейни); были группы, которые, не афишируя свою принадлежность, следовали за Джелаледдином Фарси, Шариати, Мадари и другими шиитскими богословами Ирана.
Среди множества организаций религиозного толка на общем фоне особо выделялись лишь упомянутая выше организация «Наср», возглавляемая шейхом Абдулом Али Мазари и «Харакат-e ислами» (Исламское движение) шейха Асифа Мохсени.
Как в свое время Сталин, аятолла Хомейни, став непререкаемым духовным и фактическим (в годы ирано-иракской войны он принял на себя должность Верховного Главнокомандующего) руководителем Исламской Республики Иран, постепенно избавлялся от бывших соратников по исламской революции. В таких условиях ориентация некоторых шиитских группировок в Афганистане на пример Ирана получала сбои, и их поражение от Талибана было обусловлено, в частности, и слабой, спорадической поддержкой со стороны иранского руководства (спецслужб).
Разумеется, подобный анализ возможности объединения военного Ислама в мировую структуру можно провести по любому региону с компактным мусульманским населением, где появилась благоприятная почва для военного ислама. Очевидно, историческая обстановка в первом десятилетии ХХI века не позволяет военному исламу объединить разрозненные силы и сформировать мощное планетарное противостояние остальному (неисламскому) миру. Но это не значит, что усилия агрессивного исламизма безобидны для судеб человечества. И опасность таится не только в разрозненных террористических операциях, проводимых исламистами, но и в непредсказуемом реагировании крупных держав, как это случилось после 11 сентября.
На этом этапе исследования можно сделать вывод: нам удалось показать на примере Афганистана, который в четвертой четверти двадцатого века стал тем полигоном, на котором многочисленные исламские течения попытались консолидироваться в единый фронт, - стало очевидным, что многочисленность исламских ветвей, противоречия и даже вражда между ними, - делают невозможным создание Единого Мирового Исламского Халифата.
Однако этот вывод еще не опровергает тезис Солженицына, что в ХХI веке «Грядет Великая Исламская Империя». «Империя» - это другое дело, это совсем другая стратегия будущего развития Военного Ислама!
Далее - http://www.proza.ru/2011/03/19/126