С улицы доносилась вкрадчивая тихая музыка, по потолку скользили широкие бледно-жёлтые линии. Вечернее небо, истекавшее дымчатыми лиловыми тучами, низко нависло над никогда не спящим городом. Душный воздух был пропитан искусственными ароматами корицы и яблок. Дороги, устеленные гладкими металлическими пластами, отражали безжизненный и холодный голубоватый свет фонарей. Всё было неправдоподобно спокойно, но в то же время ничем не отличалось от однообразной череды предыдущих дней. Она не помнила точно, когда начала испытывать беспокойство с наступлением сумерек. Темнота расползалась повсюду, цепляясь липкими синими щупальцами, поглощая, пожирая, преобразуя весь мир в сгусток изогнутых кривляющихся теней. Музыка, свет, запахи - всё было неправильным, предостерегающим даже. Она не помнила, когда всё началось, и не знала, когда закончится. Каждый вечер она ждала неминуемой катастрофы, а после, встречая унылый, выжатый, будто неспелый и потому ещё более кислый лимон, рассвет, никак не могла решить, какое лицо следует изобразить: облегчённое или всё-таки разочарованное. Часы - предвестники надвигающейся угрозы - дразняще вращали свои стрелки по кругу, под её напряжённым взглядом то ускоряясь до непозволительной скорости, то начиная цедить время, будто оскорбительные слова сквозь крепко сжатые зубы. Она терпела и следила за ними, постоянно уставшая, за день произносящая меньше дюжины слов. Она напоминала самой себе призрака, о которых ей приходилось читать.
Уже давно её окружали глухие чёрные стены и неодушевлённые предметы, приносящие недолгое и ненадёжное удовольствие. В абсолютной тишине раздавалось только монотонное тиканье часов, действующее на нервы. Она перевернула очередную желтоватую, как восковая свеча, страницу. Несколько книг в истерзанных обложках лежало у её изголовья. За ними стояла лампа, испускающая резкий флуоресцентный свет. Благодаря ей стопка книг отбрасывала кривую тень, прикасающуюся к её плечу. Её глаза быстро пробегали по строкам, а сознание отправлялось в самые уникальные из не существующих миров: на вершины ледяных замков, отражающих жидкое солнце; в унылые влажные гроты на дне аквамаринового океана; в недосягаемые и завораживающие глубины космоса, равнодушно взирающие свысока своими колючими глазами, состоящими из каменных звёзд. Она представляла небо, обретшее плоть, и расстеленное под ногами, как ковёр из мягкой гладкой лазури. Она представляла лесное озеро, сладко пахнущее жасмином, жемчужно-белые водяные лилии на поверхности переливающейся в лунном свете воды. Она никогда не видела ничего подобного и была уверена, что описанная неизвестными авторами красота её миру не ведома.
Она чуть изменила положение своего тела, но любой её гость в любой её день увидел бы всю ту же картину: её, похороненную в своей комнате, лежащей в кровати, словно в гробу. Она чувствовала себя коллекционером самых очевидных и примитивных метафор.
Конечно же, она жалела себя. Но если бы кто-то её в этом уличил, она бы всё отрицала, настаивая на том, что всего лишь констатирует факт. Скорее всего, она бы даже сама в это поверила. Почти все ошибки во Вселенной совершаются по причине этого казуса.
Рядом с кроватью стоял стол, на котором кроме лампы располагался безостановочно гудящий и вибрирующий блок питания. От него отходило множество проводов разных длины, толщины и цвета. Его присутствие одновременно отягощало её и успокаивало. То есть она с радостью бы избавилась от ни на секунду не замолкающей металлической коробки, если бы не знала, что её сохранение необходимо.
Она мысленно вздохнула, - так, как часто это делают героини её любимых фантастических книг, - и перевернула очередную, такую хрупкую, будто готовую в любой момент рассыпаться в пыль, страницу.
Гигантские выпуклые часы продолжали мерно постукивать, лишь немного заглушаемые механическим жужжанием блока питания.
Она знала, что там, за окном её спальни, за стенами её дома, жизнь продолжается. Там происходят события и проявляются чувства. Там по-прежнему любят собираться в группы по интересам, бездумно ходить по улицам, запирать себя в скрытых тюрьмах, сливаясь тем самым с системой и оправдываясь достижением сомнительной цели. Она думала о том, что возможно ощущала бы себя затворницей в меньшей степени, если бы её однообразные действия обладали бы хоть каким-нибудь смыслом. Она думала о том, что вещи, которые важны только в пределах настоящего времени, в действительности глупы и бесценны. У неё не было планов на будущее. Её время остановилось, а если часы говорили об обратном, то они бессовестно лгали.
За окном раздавались звуки: не только музыки, но даже голосов, которые иногда складывались в слова, но в её мире их не было, как и всего остального за бетонной стеной, кроме пустоты - обволакивающей и белой, как жидкий клей. В те дни, когда с её затворничеством ещё кто-то боролся, книги, оставленные ей без присмотра, часто были залиты настоящим клеем, после которого их, разумеется, было невозможно читать. Те, кого она когда-то беспокоила, утверждали, что книги испортили ей жизнь, лишили будущего и сделали её невыносимой. Во время подобных речей её лицо всегда хранило глубоко сосредоточенное выражение, но это только потому, что она не слушала, а продолжала читать. Она не избавлялась от испорченных книг. Иногда ей удавалось вытянуть из них несколько не связанных между собой слов, каждое из которых было по-своему дорого. Многие из этих слов были ей не знакомы, потому она убивала время тем, что наугад представляла, как то или иное слово могло бы выглядеть во плоти, и размышляла над там, имеет ли оно плоть вообще.
Она верила, что все существующие в мире книги соединены между собой. Они были частицами одной общей мозаики, одинаково нуждающиеся друг в друге, чтобы картинка обрела должный смысл. Доказательством её теории служил тот простой факт, что, чем больше она читала, тем понятнее становились ей вещи, о которых в самом начале она не имела ни малейшего представления. Даже без очевидных трактовок ей удавалось прийти к крошечным озарениям, постепенно собранным по крупицам, рассеянным на страницах многочисленных книг. Потому в жизни у неё всё же была цель: ознакомиться со всем существующим чтивом. Разумеется, она знала, что это почти наверняка невозможно, но, в конце концов, большинство из всех поставленных целей и все без исключения мечты - бесконечны в своём достижении и несбыточны.
Если бы кто-то спросил, есть ли у неё цель, она бы сказала, что нет. Не стоит говорить о своих стремлениях, если они бредовы и бесполезны. К подобным разговорам относятся скептически, а к тем, кто их заводит, - с пренебрежением. Все мечтатели дураки. Миром давно правят цинизм, выдаваемый за практичность, и жестокость, выдаваемая за ум. В том, что что-то не продаётся, виновата плохая реклама.
Ей казалось, если она не будет, как все, её оставят в покое. Ей казалось, если в её мире время остановилось, то ей не придётся сталкиваться с последствиями и нести какую-либо ответственность. Она никак не могла поверить в то, что на её жизнь влияет будущее, в котором её нет.
Мир изжил себя. Он не мог предоставить ей ничего нового и интересного. В какой-то момент начинает тошнить даже от круглосуточного парка аттракционов.
Умереть в качестве варианта не рассматривалось, потому она добровольно заперлась и разучилась жить. Быть посередине было не лучше, не хуже. Она ничего не чувствовала и впервые ощущала себя по-настоящему холодной, как будто не тело, а эмоции на самом деле источают тепло. Она перевернула страницу, задержавшись глазами на одной из строк, а после с интересом приложила ладонь к груди. Должно быть как часы, пронеслось у неё в голове. Она на мгновение возвела глаза к потолку и подумала, что именно так бы выглядел самый яркий кадр из её жизни. Большой белый квадрат.
Самой себе она напоминала бездушную куклу. Она была в комнате, в которой никого не было. Она превратилась в один из неживых предметов, собирающих пыль.
Нет, поправила она мысленно, качнув совершенной в пропорциях головой, у предметов в этих комнатах есть хоть какое-то назначение. Если бы часы могли говорить, они бы самодовольно с ней согласились.
Ей украдкой хотелось, чтобы что-нибудь произошло. Нечто внезапное и непредсказуемое. Что-нибудь, что невольно разрушило бы прозрачные стены, впуская отрезвляющую реальность, что-нибудь, что принудило бы её жить. Она просто знала, что слишком слаба и нерешительна, чтобы не только бороться, но и хотя бы признаться в том, что желает свободы.
Небо за окном лениво смешивало цветную палитру, пока не стало грязно-тёмным предвестником ночи. Стал тихо накрапывать дождь. Она подумала, что всё это не подходит их миру, как будто придумано для кого-то другого. Она подумала, что небо и дождь отлично сочетаются со странными вещами из прочитанных ей книг. Ей было интересно, в действительности ли где-то там, внутри необъятного космоса, существует подобный мир.
Она покидала свою комнату так ненадолго, что каждый раз во время её отсутствия стрелки часов почти не меняли своего положения. Ей иногда хотелось пропасть на половину дня, чтобы вернуться, посмотреть на круглый циферблат и удивиться. Удивиться. Какое предположительно приятное, но уже незнакомое чувство.
Когда поздней ночью в её окно неожиданно ударил луч света, она чуть не вскрикнула от восторга. Но ещё до того, как секундная стрелка часов завершила круг, ей стало не по себе.
За окном кто-то неожиданно закричал. Это звук был словно злорадным приветствием заявившего о своём существовании внешнего мира.
Она закрыла книгу, положила её поверх остальных, встала и подошла к окну, разрываемая медленно угасающим любопытством и только слегка приподнявшим свою уродливую голову страхом.
В этот момент луч ударил ей прямо в лицу и, на какое-то время ослепнув, она с иронией решила, что теперь пустота официально простирается не за пределами, а внутри замкнутых стен её комнаты.
Потом грянул взрыв, сопровождающийся чудовищным скрежетом стали. Она сделала шаг назад и невольно взметнула ладонь к своему горлу. Будь она в книге, её сердце сбилось бы с ритма, волна ледяной дрожи прошлась бы по спине, и она бы бросилась прочь в поисках защитников или безопасного места. Или кого-нибудь, с кем было бы не так страшно, как одному. Ведь всегда легче, когда ты разделяешь с кем-то несчастье. Это странно, ведь и так, и так с тобой происходит одно и то же. По всей видимости, чужое страдание утешает.
Надо что-то сделать, подумала она в приступе разрастающегося, будто опухоль, отчаянья. Там, внизу, новый взрыв на мгновение высветил улицу. На открытой пустынной площадке несколько фигур было схвачено странными существами в плотных скрывающих лица костюмах. Странные существа суетились, кричали грубыми лишёнными чувств голосами, стреляли в разные стороны, взрывали всё, что было доступно. Их мрачные корабли почти терялись в липкой ночной темноте. Она видела, как, сопровождаемые чужаками, её собратья восходили по трапу и скрывались в недрах вражеских космолётов. Это было похоже на вторжение, о котором им часто рассказывали в школе, о котором каждый день по телевидению выходила специальная передача. Несмотря на это, к тому, что всё произойдёт по-настоящему, никто готов не был.
Ей хотелось кричать, но она боялась, что её услышат. Ей хотелось бежать, но она боялась, что её поймают. Ей хотелось закрыть глаза и проснуться, но она знала, что этого не случится. Ещё самую малость ей хотелось остаться на месте и терпеливо ждать, когда её заберут, потому что таким образом её кошмар бы закончился раньше. Ведь страшнее всего ожидание события, а не само событие. Растягивать неминуемое слишком мучительно.
Она не запомнила, как вышла из комнаты и оказалась в качнувшемся в её глазах коридоре. Неуверенно переступая порог гостиной, она думала о том, что на этот раз в свою комнату вернётся не скоро.
Её семья была уже там. Они шебаршились, как крысы. Прыгали по периметру комнаты, утонувшей во мраке, будто в бездонном колодце, от окна к окну, с дивана на пол, а с пола в кресло, или застывали на фоне стен, будто мечтали просочиться в бетон, спрятаться в нём так надёжно, чтобы на какое-то время стать его неотъемлемой частью. Она подумала, что у них всех это неплохо получится. Её семья и она сама напоминали груду строительного материала. Возможно, поэтому за ними пришли. Кто-то наконец решил очистить планету от застарелого мусора.
Ей хотелось, чтобы её близкие заметили её присутствие. Ей хотелось, чтобы они бросились к ней в тот же момент, когда она оказалась в комнате. Тогда она простила бы им то, что в назревающем хаосе они бросили её в одиночестве. Они не пришли за ней, она нашла их сама, но это ничего, она всё забудет и мысленно улыбнётся, если только они подбегут к ней, взволнованные, напуганные, отчаянно цепляющиеся за единственное радостное чувство, вызванное тем простым фактом, что с ней всё в порядке.
Она ждала, что это случится. Но вскоре даже без часов ей стало понятно, что момент безнадёжно упущен.
Мир рушился на глазах, возможно, это был конец, кричащий, помпезный, из тех, что входят в историю, с которой однажды ознакомится поколение завоевавшего их планету племени. Мир рушился на глазах, но даже это не заставило её семью воссоединиться между собой. Их не разделяли непроницаемые преграды, просто у их реальностей были разные нигде не пересекающиеся параллели.
Ей было не страшно умереть. Ей было страшно против воли покинуть дом и больше никогда его не увидеть. Казалось бы, она уже была одинока, она уже всё потеряла. Может быть, но утрата была осознана ей впервые. И теперь, когда она снова научилась ценить тех, кто всё время был рядом и потому не замечен, у неё наконец появился шанс всё изменить. До чего же забавно и дико, что то, что предоставляет возможность, её же опровергает. Омерзительный парадокс.
Казалось неправильным и невыносимым то, что она не могла вернуться в свою комнату, лечь в кровать и продолжать заниматься своими мелочными делами. Почему ничто не вечно? Разве есть в этом какой-нибудь смысл? Появляться, чтобы исчезнуть? С каких пор взаимоисключающие действия наделяют происходящее смыслом? Разумеется, ответом на все глобальные вопросы служит нонсенс, потому что его невозможно опровергнуть, ведь он не нуждается в доказательстве!..
А теперь они будут бежать или прятаться, как животные. Их будут отлавливать по одному и сажать в клетки. И больше они никогда не увидят свой дом.
Какой кошмар, подумала она отстранённо, завтра солнце поднимется в небо и не высветит ни одного лица из ещё вчерашних жителей планеты. Сохранится ли память о них хотя бы в воздухе?
Она размышляла, останутся ли они теми же, если их всех переместят в другое пространство. В гостиной было совсем темно, и она почти не могла различить лица своей семьи. Они быстро передвигались и смазывались. Она пыталась запомнить их на случай, если больше никогда не увидит.
Взрыв прогремел совсем близко, странные существа в защитных костюмах ворвались в её дом, будто преследующие добычу хищники. Ей хотелось сказать хоть что-нибудь на прощание, но, прежде чем пленников разделили, она так и не смогла поймать на себе ни один заинтересованный взгляд.
Им было всё равно.
Она ещё помнила, что раньше всё было не так. Ничто не вечно, твердила она себе самой. Очевидно, даже у самых сильных и искренних чувств есть предел. Хотя, может, это не они, а она себя исчерпала, поэтому они и сдались, ведь спасать стало некого.
Ей хотелось, чтобы всё снова было сложно, запутанно. С ворохом мазохистских чувств. Хотелось как раньше не понимать никого, ошибаться, падать, вставать, учиться путём неудач. Хотелось не быть идеальной машиной. В конце концов, изначально все они были такими. Что плохого в том, чтобы вернуться к истокам?..
Её погрузили на корабль в закрытый контейнер. Вот и всё, подумала она с воображаемой горькой усмешкой. Ей так не терпелось оказаться в гробу, что ж, для неё нашлось самое близкое к этому определению место.
Пока её вели к кораблю, она слышала тяжёлое дыхание своего конвоира. Как в книге, металось в её голове, и она бы счастливо заулыбалась, если бы была на это способна. Фантастические существа, которыми она восхищалась, оказались реальными и теперь похищали её, преследуя свои непонятные злодейские цели.
От них веяло большим холодом, чем от неё самой. Она легко могла разорвать сковывающие её запястья путы и избавиться от своего надзирателя, чтобы бежать и скрываться, как крыса, которой, как и убийцей, она быть не хотела, потому приходилось терпеть. К тому же, не следует недооценивать своего противника. Возможно кроме примитивного оружия у них имелся действительно опасный козырь в рукаве. Если нет, то скоро все они будут мертвы.
Только узнать это ей было не суждено, потому что космический корабль, на борту которого она находилась, устремился в антрацитово-чёрное небо.
Она смотрела в крошечный иллюминатор в стене контейнера, которая также являлась внешней стеной звездолёта. Быстро уменьшающаяся планета запомнилась ей металлическим шаром, объятым контрастирующими с ней, похожими на белый пух облаками. Ещё почему-то она запомнилась ароматами мяты и зелёных бананов, золотисто-розовым небом, расколотым на части пронзительными солнечными лучами и подсознательным прикосновением к её - планеты - поверхности, которая на ощупь ни чем не отличалась от тел её жителей.
Ей хотелось плакать. Когда у неё не вышло, она стала плакать внутри.
В тесном контейнере не было ни книг, ни часов, ни воздуха. В полёте проходила её скучнейшая вечность. Когда дверь контейнера автоматически распахнулась, она столкнулась лицом к лицу с одним из существ, к этому времени уже избавившегося от костюма. Его глаза - живые, блестящие, даже на вид мягкие - смотрели на неё колюче и холодно, так, как будто она была каким-то жуком, ползущим на его территории. Непонятно было, испытывает существо по этому поводу отвращение или же предпочитает быть равнодушным. Если существо брезгливо, то скоро ей предстоит быть раздавленной. Убьют, не ощутив вины. Убьют, не понеся наказания. Убьют и забудут. Убьют и ничего не почувствуют. Потому что в их глазах она - насекомое.
Он хватает её за руку и ведёт за собой, не говоря при этом ни слова.
- Вы ведь понимаете, что мы не обычные подконтрольные роботы, верно? - спросила она.
Существо немного нахмурилось, на мгновение метнув озадаченный взгляд ей прямо в лицо.
- Нет, не понимаете, - даже немного весело ответила она самой себе. - Это станет вашей роковой ошибкой.
На этот раз существо не скрывало любопытства на своём мягком и тёплом, состоящем из плоти и крови лице.
- Хотите знать, почему? - догадалась она. - Потому что мы вас победим. Мы совершеннее вас.
- Вы всего лишь машины, - не выдержав, громко фыркнуло существо. На его лице читались отвращение и довольство собой. - Может, вы и превосходите нас в силе, но вы предсказуемы, так как у вас нет наших чувств.
- Вот тут ты не прав, - качнула она своей безупречной головой из гладкой сияющей стали. - Наш разум отличается от вашего только тем, что он менее уязвим.
- Я говорю не о разуме, а о…
- Душе? - желчно процедила она. - Насколько я поняла, ты солдат. Не будь же смешон и наивен. Душе присвоены все качества разума. Так что существует она или нет, отличаетесь вы ей от нас или нет, у нас так или иначе есть как минимум все те же, что у вас, способности и черты.
Лицо существа помрачнело. Он толкнул её грубо, заставляя споткнуться на трапе. Ей же стало всё равно на это неблагоразумное озлобленное создание. Она отвлеклась на свою мать, проходящую мимо. Она неосознанно попыталась протянуть к ней руку, забыв, что те связаны у неё за спиной. С её губ сорвался тихий потерянный звук.
- Если вы вернётесь на нашу планету, вы погибнете, - громко сказала женщина-робот, обращаясь ко всем находящемся поблизости военным. - Вам удалось застать нас врасплох, потому что всерьёз никто из нас не ожидал, что кто-то вроде вас окажется настолько глуп, чтобы так бесцеремонно на нас напасть. Когда мы победим, вы станете нашими игрушками, какими наши менее совершенные прототипы являются для вас. К сожалению, вы будете ломаться даже ещё быстрее и проще, но это не страшно, ваша популяция и способность к размножению всегда позволит вас заменить.
Одно из существ не выдержало и, заскрежетав зубами от злости, со всей силы ударило кулаком в голову её матери. Женщина-робот даже не шелохнулась, когда как её обидчик закричал и согнулся от боли, прижимая к груди пострадавшую руку.
- Человек, - выдавила женщина-робот с нескрываемым отвращением. - Мы следим за вашей примитивной расой через технологии, которые уже многие годы являются нашими талантливыми шпионами. Без них вы ещё более слабы, жадные до власти меркантильные червяки.
Она смотрела на свою мать и гордилась. Ей так сильно хотелось обнять её в тот самый подходящий момент. Как же было жаль, что женщина-робот прошла мимо, не удостоив её даже взглядом.
Но это ничего, подумала она, скоро за ними прилетит помощь, они вернутся на родную планету, и у неё будет шанс всё исправить. Она точно знала, что их не бросят, ведь её мать была очень значительным лицом для их народа, одной из тех немногих посвящённых, имеющих контакт с инопланетными цивилизациями. Скорее всего, она в принципе оказалась на корабле по собственной воле, так как рассчитывала вблизи изучить своих подопытных. Хотя, возможно, она тоже решила не спешить с выводами на случай, если у врага окажется секретное оружие, о котором не удалось выяснить даже путём многолетнего наблюдения. Это было маловероятно, но не исключено, а ведь нет ничего опрометчивее и опаснее идти на риск, не предусмотрев все возможные варианты.
- Добро пожаловать на Землю, - сказал один из солдат, вероятнее всего, командир. Даже после слов женщины-робота он, как ни странно, совсем не был ни напуган, ни зол.
Вокруг неё простирался мир, сошедший со страниц фантастических книг. Там были вершины ледяных замков, отражающие жидкое солнце; унылые влажные гроты на дне аквамаринового океана; лесное озеро, сладко пахнущее жасмином, жемчужно-белые водяные лилии на поверхности переливающейся в лунном свете воды…
Она знала, что они были где-то там, вне зоны видимости, но куда более ближе, чем когда-либо раньше. Она поняла это, глядя на возвышающиеся высоко над землёй деревья-великаны, чья листва мягко шуршала под прикосновением ветра и золотилась на солнце. Она сразу вспомнила дождь, никчёмно постукивающий по её планете, упакованной в непроницаемую металлическую оболочку. Среди зелени, в которую до сих пор было трудно поверить, дождь обрёл смысл впервые.
Она неожиданно осознала, что счастье не в осмысленности вещей, а в их недоступности.
Теперь у неё были другие несбыточные мечты. Она грезила об оставленном позади доме. О мире из стекла и хрома.
Оказавшись среди людей, она наконец поняла, для кого изначально были созданы небо, дождь и многие другие никчёмные для машин явления. С первого взгляда она влюбилась в земную красоту, но даже это светлое чувство не приносило отрады. Проблема была в том, что она была одной из тех машин, для которых земная красота, увы, неприемлема.
Внизу трапа пленников встретила группа учённых в безликих белых халатах. Они сопроводили изначальную процессию вниз, в подземные помещения. В холодных стерильных лабораториях к ней наконец вернулся затравленный ранее страх.
Большую часть помещения, в котором она оказалась, занимали металлические столы, на которых лежали другие жители её планеты. Она бы решила, что они спят, если бы они были способны на сон. Их лица была умиротворены и неподвижны, но настораживало другое: они напоминали лопнувшие лампочки, бесполезные в отсутствии света внутри. Словно контакт прервался, и они застыли, разряжённые и потому бессильные.
- Знаете, что? - неожиданно выпалила она, сжав кулаки. - Мы более человечны, чем вы.
Непонятно, почему, но один из людей в белых халатах посмотрел на неё сочувствующе.
- Иногда меня пугают собственные изобретения, - покачал он головой. - Это как поверить в свою же ложь.
- Выключайте их уже, - пробормотал командир недовольно. - И чините. Нам их ещё обратно переправлять.
- Боюсь, уже поздно просить вас о деликатности, - пробормотал доктор.
- Боюсь, уже поздно сообщать вам, что ваши игрушки не могут обидеться, потому что они всего лишь игрушки, - сухо парировал командир.
- Вы недооцениваете моё божественное начало, - невесело усмехнулся учёный. - Чем в сущности мы отличаемся от них? Происхождением. На данном же этапе мы не более настоящие, чем они.
Главнокомандующий только фыркнул. Старший доктор вздохнул и, сняв очки, устало потёр переносицу. Один из его помощников осторожно коснулся его локтя. Получив в ответ прерывистый кивок, младший учёный пересёк лабораторию и остановился у гигантского мерцающего щита, оснащённого бесчисленным количеством кнопок и рычагов. Помедлив, он, наконец, нашёл то, что искал.
Никогда ещё она не чувствовала себя более потерянной и беспомощной. Она неожиданно поняла, что если всё происходящее вокруг не кошмарная галлюцинация, то она скорее всего никогда уже не вернётся домой. По крайней мере такой же, как прежде.
Младший учёный нажал на какие-то кнопки, и мир стал меркнуть в глазах последних из пленённых роботов. По лицу одного из солдат прошла восхищённая дрожь. В своей жизни он ещё не видел ничего более прекрасного и в то же время ужасающего, чем медленно гаснущий перламутрово-белый свет.
Её глаза отразили откровенный ужас. Разорвав металлические верёвки и освободив тем самым руки, она в безнадёжном порыве коснулась безвольной ладони своей матери. Но к тому времени свет окончательно потух внутри женщины-робота.
- Не волнуйся, - сказал младший учёный, у которого было совсем юное лицо и большие тёмно-синие глаза. - Скоро вы все вернётесь домой и будете снова нормальной сплочённой семьёй.
Он ободряюще опустил ей на плечо свою тёплую человеческую ладонь, и казалось, будто его прикосновение вобрало в себя остаток умирающего света. Застыв и погаснув, роботы и вправду казались игрушками. Теперь их можно было переставлять, будто гигантские шахматные фигуры, или использовать как манекены в магазинах одежды.
- Вы ведь в курсе, что без этих сбоев на их планете царит неестественная утопия, - пробормотал всё ещё восхищённый происходящим солдат. - Устраняя недостатки, вы лишаете их индивидуальности. Тот, кто несчастен, - необязательно сломан.
"Очень даже может быть, - подумал главный учёный. - Но свободу всегда нужно дозировать, если не хочешь лишиться контроля. Ярко-выраженная личность - это опасная личность". Однако вслух он ответил другое:
- Я их создатель. Это моя обязанность следить за их благополучием.
- Но ведь тот, кто нас создал, позволяет нам пусть ошибаться, но поступать по-своему.
"Именно поэтому на Земле царит беспредел", - отстранённо пронеслась ещё одна не озвученная старшим доктором мысль.
- Он не приходит на помощь, потому что он нас бросил, а не потому, что преподаёт нам какой-то урок. Смиритесь уже, что нигде во Вселенной больше нет никакой великой мистической силы, благодетельствующей или проклинающей за наши поступки. Единственный рай содержится в наших глупых надеждах, самое же близкое к определению ада место - это то, в котором мы существуем сейчас.
Учёные подключили роботов к своему оборудованию. Их блоки питания чем-то напоминали тот, который она использовала у себя дома для подзарядки. Именно он передал на Землю сообщение о поломке одной из уникальных машин.
- Вот вам ещё одно отличие, доктор, - заметил главнокомандующий с выразительным превосходством. - После смерти мы не отключаемся, как микроволновая печь.
- Откуда вы знаете? - покачав головой, тихо спросил главный учёный. Никто ему не ответил.
Через несколько часов перезагруженных роботов погрузили на борт космического корабля и доставили на их родную планету. Окончательно они заработали, когда космос уже успел проглотить землян, не оставивших никаких видимых следов своего пребывания.
С того дня ей редко удавалось взглянуть на часы. Она была слишком занята отсутствием своего одиночества. Вечера больше не сопровождались непонятной тревогой. В её памяти не было путешествия на планету Земля.
Подземные лаборатории, где изготовлялись человеческие суррогаты, были пропитаны упоительной властью над чужим существованием и безмолвным страхом за своё собственное. Нажимая на выключатели, отвечающие за роботов, фигуры в белых халатах надеялись и боялись, что выключатели, отвечающие за людей, никогда и никем не будут нажаты.
Конец.