КАК Я СПАСАЛ СВОИ ЁЛКИ
В качестве предисловия приведу маленький отрывок из Михаила Пришвина.
«ЖИВАЯ ЁЛКА. Сверху снег и снег, но от лучей солнца капельки невидимые проникли вниз к месту соприкосновения веточки со снегом. Это водица подмывает, снег с еловой лапки падает на другую. Капельки, падая с лапки на лапку, шевелят пальчиками, и вся ёлка от снега и капели как живая, волнуясь, шевелится, сияет. Особенно хорошо смотреть сзади ёлки против солнца».
Когда мой отец появился на выделенном нашей семье садовом участке в посёлке Крюково вместе со мной, двенадцатилетним парнишкой, он оказался угловым – одна (большая) его сторона выходила к лесу из берёз, кустов орешника и немного ельника, другая (меньшая) на большую поляну, посередине которой рос небольшой дуб. Участок оказался с сюрпризом, на большей его части аккуратно был снят дёрн, вероятно очень грамотными (по линии сельского хозяйства) соседями для своих компостов, и перед нами предстал неправильной формы прямоугольник из жёлтой жирной глины. По двум другим сторонам нашего участка, стояли крепкие заборы, за которыми (как потом мы узнали) жили два лётчика: один работал в местном лесничестве, другой, бывший фронтовик, уже был на заслуженном отдыхе.
Была уже осень, и моросил мелкий дождик, и тогда отец, в срочном порядке, приступил к сооружению шалаша. Жерди пришлось «принести» из соседнего леса, которые мы покрыли полиэтиленовой плёнкой, предусмотрительно положенной в нашу хозяйственную сумку нашей матерью. Уже во второй свой приезд, свой шалаш мы покрыли толью, и, потом выкопали под ним метровой глубины яму, которую превратили в некоторое небольшое помещение, и в дальней, от входа, стороне сделали широкую лежанку из плотно лежащих друг другу тонких жердей, и лежащих поверх мелких веток орешника, и уже сверху них застелили материей (пригодилась старая портьерная ткань). Теперь нам уже не был страшен осенний дождь, да и от ветра теперь защищал наш уютный шалаш, после вкопанных с двух сторон в землю досок от разобранных деревянных ящиков. Приехали мы не с пустыми руками, отец заранее позаботился и приобрёл (тогда в питомнике «Отрадное») с разными сроками созревания мичуринские сорта яблонь.
Положив в шалаш свои сумки с едой, мы приступили к рытью ям под саженцы, в которые потом стали носить землю собранную в лесу под кустами орешника. Посадив все привезённые с собой яблони, мы довольные уехали в Москву.
Вторым нашим срочным делом было строительство забора, для этой цели вначале отец купил в лесничестве столбы и слеги. Столбы, перед тем как закопать их в землю (из-за отсутствия жидкой смолы - вара) нижние их концы обжигали в костре, пока они не обугливались и плотно оборачивали кусками рубероида. Потом прибили к ним большими скобами длинные слеги, и теперь перед нами встала очередная задача - достать штакетник. Как-никак, а двумя своими сторонами наш участок выходил в лес и поле. Пришло время, купили штакетник, и наш забор приобрёл свой закономерный вид, но, по сравнению с соседскими солидными заборами, не внушал особого доверия из-за своей откровенной прозрачности.
Собирая в соседнем лесу с кустов орешника орехи, я видел там растущие маленькие ёлочки, и решил их пересадить, посадив по внешним сторонам нашего (прозрачного) забора. И теперь, я, в перерывах между разными совместными садовыми работами, брал тележку, лопату и отправлялся в лес за ёлочками, отец в это время отдыхал, и молча, ничего не говоря, наблюдал за мной. Сажал я привезённые елочки на расстоянии 1.5 длины ручки лопаты друг от друга.
Теперь я забегу далеко вперёд – пропущу, как вначале у нас был крепкий (с входной дверью) «партизанский» шалаш, затем туалет (а до этого нас выручал соседский лес), потом уютный домик с навесом, и в завершении построили утеплённый, двухкомнатный, с высоким потолком дом с кирпичной печкой и небольшой верандой, а в саду нас, кроме лучших сортов яблонь и всевозможных ягод, ещё росли виноград, лимонник и актинидия – гордость отца, их привёз он из командировки на Дальний Восток (работая тогда в «Союзгипролесхозе»).
И так, со временем незаметно мои ёлочки выросли в красивые ели, которые своими нижними ветвями полностью закрыли к этому времени уже старый забор и красиво отгораживали внешние стороны нашего дачного участка. Слава Богу, что они успели вырасти ещё до того, как по ту сторону нашего небольшого леса появился во всей своей красе город-спутник Зеленоград.
Они выросли до того красивыми, что два соседа (по внешней стороне забора) не выдержали и тоже вдоль своих заборов посадили ёлочки (продлив, таким образом, стройную еловую линию дальше), но теперь они обмотали их колючей проволокой против любителей новогодних бесплатных ёлок из Зеленограда, которые перед Новым годом, как ошалелые рыскали по всей округе в поисках «халявных» ёлок. В соседнем с нами лесочке к этому времени уже не было ни одной маленькой ёлочки (не то, что раньше, до города-спутника), и, теперь, наиболее «оголтелые» стали безжалостно отпиливать верхушки больших елей, тем самым уродуя их неимоверно, и всё ради сиюминутного (и бесплатного) удовлетворения прихоти своих домочадцев для одной Новогодней недели (а то и всего одного дня).
Не минула и меня «чаша сия» - одну мою ёлку, стоявшую на самом углу участка, изуродовали таким образом в один из предновогодних дней. Естественно, я очень расстроился и стал думать, что мне делать – ведь «порешат» зеленоградские любители хвои всю мою зазаборную красоту. И я решил радикально упредить ёлочных воров.
И вот в один из выходных дней, в середине января, я поехал на свою дачу для выполнения задуманного. Когда я сошёл с утоптанной поселковой дороги в направлении моей дачи, то сразу очутился по колено в снегу, но надо было идти дальше, и я принялся не спеша протаптывать тропу, время от времени выковыривая пальцами рук снег из своих туфель (тогда модных мокасин).
Подойдя к своей заснеженной фазенде, я увидел, что дверь была грубо взломана. Грустно вздохнув, я вошёл внутрь и увидел внутри следы чьей-то гулянки, а по косвенным уликам (обрывкам тетрадочных листов) определил, что у меня гостила «золотая молодёжь» из ближайшей зеленоградской школы. Немного прибрав в доме, я пошёл к ближайшему соседу лётчику - пенсионеру (по его словам, он возил в Берлине всю командную верхушку Советского Союза, судя по фотографиям, которые он показывал, так оно и было на самом деле), чтобы попросить у того лестницу. Потом, утопая в снегу в своих городских туфлях, я, прислоняя лестнице к ёлкам, персонально у каждой из них отламывал верхний побег, тем самым делал им нетоварный вид. Таким образом, я им спасал жизнь, спасал их от превращения их в коротких уродцев, которые смогли бы выправиться лишь через много лет, да и то навсегда потеряли бы свой вертикально красивый, стройный вид.
Когда я отламывал им верхушки, то, клянусь, у каждой моей ёлки вслух просил прощение за производимую мной такую им экзекуцию.
В следующий раз на дачу я приехал в феврале, то первым делом оглядел ещё издали все мои ёлки – все они были целы, и как говорится, «с души у меня будто камень свалился». Потом я стал привычно заменять разбитые стёкла в окне моей фазенды листом фанеры и вывороченный из дверного проёма внутренний замок на другой, уже навесной, хотя тоже знал, что и это не на долгое время.
В течение трёх лет верхние боковые веточки у каждой моей ели спорили между собой, какой из них занять место «исчезнувшей» (за это время они стали ещё выше и гуще) и, в итоге, пришли к «консенсусу», наиболее достойные из них постепенно заняли центральное, главенствующее место в своём всесильном движении к животворящему солнцу.