Записки комбата-2 Судьба офицера

               
         
    ЮРИЙ  ГАВРИЛОВ







ЗАПИСКИ 
          КОМБАТА
                - 2               




              (СУДЬБА  ОФИЦЕРА)

















            Кривой  Рог         2011 год



УДК 82-3
ББК 84(2Рос-Рус)6-4
Г 11

















Все совпадения событий, имен и фактов в книге    не предна-меренны и случайны.






Гаврилов Ю.Н.
Записки комбата-2. (Судьба офицера): Роман/Ю.Н.Гаврилов – М.: Columbus, 2011. – 250с.
               
               
               

В продолжении романа «Записки комбата» рассказывается о судьбах советских офицеров и их семей в период развала второй су-пердержавы мира.


                УДК 82-3
                ББК 84(2Рос – Рус)6-4
ISBN 978-5-699-29748-3

                ©  ООО «Издательство Columbus», 2011
                © Гаврилов Ю., 2011               

               
               



                Посвящается моей жене Людмиле.

               


                Среди миров, в мерцании светил
                Одной звезды я повторяю имя,
                Не потому, чтоб я ее любил,
                А потому, что мне темно с другими…               
               
         


               Предисловие


Расскажу вам сказку, а может, и быль. Жила себе в большом-пребольшом доме очень большая семья. Среди членов семьи были рабочие, крестьяне, врачи, учителя, ху-дожники, музыканты, писатели и еще много людей разных профессий. Из них целая страна составилась. Большинство из них любили свою работу, отдавали ей все свое время. Но и порядок в доме кому-то надо поддерживать: считать доходы и расходы, принимать нужные решения, заботиться о стариках и детях, наконец, чистоту наводить.
И тогда большая семья решила нанять себе слуг. Объявив об этом, люди удивились, как много оказалось желающих пойти к ним в услужение. Даже на должность главного над всеми слугами, как бы мажордома, претендо-вал не один десяток человек, а уж о слугах поменьше и го-ворить нечего. Их были сотни и даже тысячи, и все кля-лись, что будут служить верой и правдой, все били себя в грудь и расхваливали свои высокие качества, спорили друг с другом, кто будет служить лучше.
Даже удивительно, что для такой неблагодарной ра-боты нашлось столько прекрасных исполнителей. Ну, тем лучше – есть из кого подобрать штат: и мажордома, и эко-нома, и охрану, и прислугу. Наконец, все довольны - на-бран полный комплект. Теперь большая семья может спо-койно работать, ведь о ней есть кому позаботиться.
Но что это? Не успели наши слуги занять свои места, как в доме начинают происходить странные и удивитель-ные вещи: хозяева ожидали, что слуги будут быстро, неза-метно и ненавязчиво наводить порядок, а они первым де-лом взялись все присваивать, делить, переделивать, а то и попросту воровать, и потому воцарилась разруха. Недо-умевающим хозяевам слуги пространно объясняют, почему холодильники в доме пусты, а комнаты грязны. Это пото-му, что они, слуги, никак не решат, кто из них главный, да кто виноват, и кому надо отвечать за разруху. Но хозяева не должны отчаиваться, надо только еще потерпеть – вот они уже и целевые программы придумали под красивыми именами и конференции да встречи проводят, и резолюции разные подписали, и комитеты разные по спасению созда-ли, и все-все…
Идет время, и происходят еще более удивительные вещи. Как-то так получилось, что хозяева неумолимо ни-щают, а слуги ездят в иномарочных автомобилях, устанав-ливают себе сказочное содержание, отдыхают и лечатся на заграничных курортах, тогда как хозяева вынуждены от-пуска свои проводить на огородах и дачах. Особо обороти-стые слуги завели себе загородные имения, объявили своей собственностью леса, где стали охотиться не только на жи-вотных, но и на людей, загородили заборами подходы к рекам и морям, потому что решили их присвоить, обзаве-лись заводами, газетами, пароходами. Подозревая, что хо-зяевам это может и не понравиться, слуги завели себе ох-рану, перекрыли хозяевам доступ к себе и живут припе-ваючи да размножаются. Хозяева же, почти вытесненные из дома, шепчутся боязливо: как, мол, им прокормить та-кую ораву прожорливых слуг, если их все больше и боль-ше?
У каждой сказки должен быть конец, и в нем добро непременно побеждает зло. Однако наша сказка не так проста – ей конца не видно, и что и кто победит зло, никто не ведает. Потому что наши слуги, нанятые нами на разных выборах, уже даже слово это забыли – они теперь называ-ют себя элитой. И ничего удивительного нет в том, что она, элита, вконец обнаглела: всякая прислуга наглеет, если ви-дит, что хозяева ни рыба ни мясо. Так что дело именно в хозяевах, которые разрешили садиться на шею и боятся даже пикнуть.
Вы, конечно, догадались, кто хозяева в этой невесе-лой сказке. Это мы, господи: беднейшая страна Европы, последняя по зарплате трудящихся в долларовом эквива-ленте, с ценами, равными европейским, а то их и превы-шающими. Но зато есть у нас пять-шесть, ну, может, даже и десять семейств, которым принадлежит 90 процентов бо-гатств страны. Получается, что всем остальным, 46 мил-лионам, остается только жалкая десятина. Впрочем, нет, еще меньше. Потому что из нее надо вычесть то, что по-глощают наши «слуги» - чиновники, депутаты, начальники всех размеров, большие и малые. Такой вопиющей нище-ты, пожалуй, в мире цивилизованных государств и не най-дется. Зато по количеству проданных иномарок мы входим в первую пятерку стран Европы!
Как можно понять этот парадокс – африканскую бед-ность населения и неимоверный аппетит к дорогим ино-маркам? Это ставит в тупик не только нас, но даже умней-ших аналитиков мира, интересующихся нашей жизнью. Конечно, бедные люди есть везде, даже в странах, кича-щихся своим благосостоянием. Однако, все познается в сравнении: нигде в мире нет такого, чтобы весь доход се-мьи уходил на продукты питания. А у нас – сплошь и ря-дом, примером может быть семья ваших, моих соседей, обыкновенных рабочих. Всемирный банк еще два года на-зад установил границу абсолютной бедности – 5 долларов 5 центов – на одного человека в день, а у нас 13 процентов семей тратят 6 долларов в день на всех едоков! Четверть работающих получают зарплату, которая дает им мини-мум, чтобы не помереть с голодухи. Бывает, правда, что и вообще не платят.
Но почему же у нас возникла страшная пропасть ме-жду кучкой богачей и остальными людьми? Ведь в Совет-ском Союзе ничего подобного не было? Богатые, конечно, случались и среди советских людей, но каждый дрожал, боялся далеко оторваться от уровня общества. Государство тогда исповедало принцип социального равенства и карало тех, кто его нарушал. А вот в начале 90-х, во время так на-зываемого разгосударствления, пошло-поехало. Тогда каж-дый из нас получил от державы «ваучер» на одинаковую долю имущества – на 1052 рубля. Но очень скоро все 52 миллиона долек этого «пирога» почему-то оказались в ру-ках немногих людей. Где теперь наши акции? Я лично не знаю, а ведь вдобавок к полученному еще послушал глу-пых уговоров и отдал кому-то и «живые» деньги, получив взамен бумажки, которые где-то затерялись. Что ж, каждый человек имеет право на глупость – это хоть в Конституции и не записано, да в жизни соблюдается свято.
Ну а оборотистые дельцы прибрали к рукам природ-ные богатства, энергокомпании, металл, крупнейшие пред-приятия. Сегодня их состояния измеряются миллиардами долларов.
Хуже всего то, что за ними тянутся «наши слуги» - чиновники верхнего звена, а на местах подбирают остатки и акулы поменьше. Всем им хороший сюрприз сделало правительство в 2005 году. Оно решило повысить уровень оплаты труда чиновников в 10 раз. Министры стали полу-чать оклад в 15 тысяч гривен, нардепы – 20 тысяч. А сред-ний показатель бедности тогда был 365 гривен. Это значи-ло, что среднестатистический человек получал в 55 раз меньше, нежели высокого ранга чиновник.

Нынче новый президент провозгласил главной зада-чей властей борьбу с бедностью. Будто бы обещал вопло-тить в жизнь сказку, рассказываемую его предшественни-ком Ющенко: «Богатые поделятся с бедными». И даже вроде уже предприняты практические меры для этого. Уменьшилась зарплата чиновникам, ограничена до пяти тысяч максимальная пенсия, и увеличена, хоть чисто сим-волически, минимальная.

Проблема «хозяев и слуг», бедности и богатства, от-нюдь не только наша, она всемирная. Разница только в том, что в мире существует такая закономерность: в богатых странах расслоение общества постепенно уменьшается, а в бедных – нарастает. Примером может быть Америка. Раз-ница в доходах 20 процентов самых богатых и 20 процен-тов самых бедных составляет 12 раз. А в благополучной Норвегии такая разница всего шестикратная. В Белоруссии – тоже шесть раз.
 Как бы там ни было, но мы самая бедная страна Ев-ропы.
Как бы ни старалось новое правительство навести в стране порядок, ему это плохо удастся, если население и далее будет вести себя так, как сейчас. То есть бороться за права миллионеров вместо того, чтобы отстаивать свои собственные.
Удивительный парадокс: тот или иной проворовав-шийся политик собирает на площади тысячи людей, и они рьяно машут изготовленными этими миллионерами лозун-гами, требуя для него (или для нее) каких-то преференций или изменений политики. А если бы эти тысячи людей тре-бовали того, что бы никто не смел их обманывать, задер-живать зарплату, платить меньше социальных стандартов, если бы выходили с протестами против фальсифицирован-ных продуктов, отравленной воды, загазованного воздуха – не лучше ли был бы результат?
До сих пор в нас нет настоящего народного протеста против бедности, например такого, как в Греции, Португа-лии, Испании. Бывший премьер, народная любимица, одолжила жуткие суммы за границей, отдала их проворо-вавшимся банкам – и бедняки это все молча проглотили. А долги эти будут возвращать наши дети и внуки, вот, навер-ное, «спасибо» нам скажут? Но никто за это не имеет пре-тензий ни к «нашей Юле», ни к банкам, никто не устраива-ет акций протеста и забастовок.
Боязливо перемывать косточки правителям и олигар-хам на кухне – толку мало, если мы уже позволили им сесть нам на шею. Каждый народ имеет ту власть и тот уровень жизни, который заслуживает. Вот и вся сказка.
       





            




            


               








                Часть  1
               

                1

Гремит парк, ревет парк боевых машин сотнями дви-гателей. Серая мгла кругом да копоть солярная. Рычат по-тревоженные танки. По грязной бетонке ползут серо-зеленые коробки, выстраиваются в нескончаемую очередь. Впереди боевые машины пехоты разведывательной роты, вслед за ними бронетранспортеры штаба и роты связи, за ними танковый батальон, а дальше за поворотом три мото-стрелковых батальона вытягивают колонны, а за ними ар-тиллерия полковая, зенитная и противотанковая батареи, саперы, химики, ремонтники. Тыловики свои колонны вы-тягивать начнут, когда головные подразделения уйдут да-леко вперед.
Старший лейтенант Сергей Сибирцев бежит вдоль колонны машин к своему взводу. А командир полка мате-рил кого-то от всей души. Начальник штаба полка с коман-дирами батальонов ругается, криком сотни двигателей пе-рекрикивает. Бежит Сибирцев. И другие офицеры бегут. Скорее, скорее. Вот он, взвод его – взвод связи танкового батальона: танк командира батальона, БМП начальника штаба, его БТР и БРДМ замполита. Вся техника в строю. Для начала неплохо.
Перед своим танком стоит комбат и машет ему рукой:
- Сибирцев, - взволнованно хрипит он, - прыгай в танк и вытягивай батальон в пункт формирования колонн. Я догоню.
Комбат молодцевато рвет в хвост колонны, там что-то не заладилось у третьей роты.
Сергей с разбега прыгает на танк и по наклонному лобовому броневому листу взбегает к башне. Командир-ский люк открыт, и наводчик протягивает шлемофон, уже подключенный к связи.
Сибирцев кричит в ухо наводчику:
- Война или учения?
- Хрен его знает, – жмет тот плечами.
Как бы там ни было, взвод к бою готов, и его надо немедленно выводить из парка, таков закон. А за ними пойдет и весь батальон.
Скопление машин в парке – цель, о которой наши враги мечтают. Сибирцев бросает взгляд вперед. Похоже на то, что в разведроте БМП заглохло, загородив дорогу всему полку. Сергей смотрит на часы. Восемь минут оста-лось нашему командиру полка, бате нашему. Если через восемь минут колонны полка не тронутся – с командира полка погоны сорвут и выгонят из армии без пенсии, как старого пса. А к голове колонны ни один тягач из ремонт-ной роты сейчас не пробьется: вся центральная дорога, стиснутая серыми угрюмыми боксами, забита техникой от края до края. Он смотрит на запасные ворота. Дорога к ним глубоким рвом перерезана, там кабель какой-то или трубу начали прокладывать.
Сергей прыгает в люк и орет водителю во всю глотку: «Вперед!». И тут же всем ротным: «Делай, как я!» А влево ворот нет никаких. Влево – стенка кирпичная между длин-ными боксами ремонтных мастерских. В командирском танке – лучший в батальоне механик-водитель. Сибирцев ему по внутренней связи кричит: «Ты в батальоне лучший! Я тебя, гада, выбрал. Я тебя, сволота, высшей чести удо-стоил – командирскую машину лелеять да ласкать. Не по-срами выбора моего! Сгною!»
Страшен удар танком по кирпичной стене. Кирпич битый, лавиной на броню рушится, ломая фары, антенну, срывая ящики с инструментом. Но взревел танк, окутанный паутиной колючей проволоки, вырвался из кирпичной пы-ли на степной простор. Сибирцев в задний триплекс смот-рит. Танки их батальона пошли в пролом за ним весело да хулиганисто. К пролому дежурный по парку бежит. Руками машет. Кричит что-то. Рот разинул широко. Да разве ус-лышишь, что он там кричит. Надо полагать, что матерится дежурный.
Батальон стремительно уходит вперед. На повороте Сибирцев оглянулся и посчитал танки. По радиостанции услышал, как его запрашивает комбат:
- За поворотом сбавь скорость, пусть «коробочки» подтянутся. Я уже догоняю.
Слева, обходя батальон, мчится танк. Сергею ясно – это комбат. Командует притормозить. Комбат спрыгивает на ходу и подбегает к танку. Выскочив из башни, и дер-жась за поручень, Сибирцев протянул руку и рывком заки-нул комбата на танк.
- Держись! Нам сейчас далеко вперед вырваться надо! – кричит комбат и скрывается в башне.
«Дурака нашел – при выполнении боевой задачи тор-чать на броне!» - думает Сергей, и ныряет в люк заряжаю-щего.
Слева промчался БТР с белым флажком на антенне. У него от сердца отлегло. Маленький белый флажок означает присутствие посредника. А их присутствие в свою очередь означает учения, но не войну. Значит, поживем еще.

Летят перелески слева и справа. Грохот внутри – адов. Посмотрел карту. И многое стало ясно. Вырываются на степные просторы, в стороне остается запасной район полка. Дивизию в прорыв бросили, и идет она стремитель-но на восток. Только где противник - неясно. Ничего об этом карта не говорит.
Подключился к внутренней связи. Комбат по рации разворачивал батальон в боевой порядок.
- Батальон, - орет комбат, - артиллерийский дивизи-он! К бою… Вперед!
А уж ребята знают, как с артиллерийскими батареями справляться.
Первая рота, обгоняя их, рассыпалась в боевую ли-нию. Вторая, резко увеличивая скорость, ушла вправо и, бросая в небо комья грязи из-под гусениц, неслась вперед. Третья рота уходила влево, огромным крюком охватывая позиции дивизиона с фланга.
- Скорость! – рычит комбат.
У каждого водителя правая нога уперлась в броневой пол, вжав педаль до упора.
И оттого рев такой. И оттого копоть невыносимая.
- Квадрат 13-41… позиции САУ… принимаю бой… - Кричит в эфир комбат.
Заряжающий щелчком обрывает связь и бросает сна-ряд на досылатель. Снаряд плавно уходит в казенник, и мощный затвор, как нож гильотины, дробящим сердце уда-ром запирает ствол. Башня плывет в сторону. Казенник орудия, вздрогнув, плывет вверх. Наводчик вцепился ру-ками в пульт прицела, и мощные стабилизаторы, повинуясь его корявым ладоням, легкими рывками удерживают ору-дие и башню, не позволяя им следовать бешеной пляске танка, летящего по ямам и оврагам. Большим пальцем пра-вой руки наводчик плавно давит на спуск. С тем, чтобы страшный удар не обрушился на наши уши внезапно, во всех шлемофонах раздается резкий щелчок, заставляя ба-рабанные перепонки сжаться, встречая всесокрушающий грохот выстрела сверхмощной пушки.
Сорокатонная громада летящего вперед танка дрог-нула. Орудийный ствол отлетел назад и изрыгнул из себя звенящую дымную гильзу. И тут же, вторя командирской пушке, бегло залаяли остальные. А заряжающий уже вто-рой снаряд бросил на досылатель.
- Скорость! – орет комбат.
А грязь из-под гусениц фонтанами. А лязг гусениц даже громче пушечного грохота. А в шлемофонах щелчок – это наводчик опять на спуск давит. И снова никто своего выстрела не слышит. Только орудие судорожно назад рва-нулось, только гильза звенит, столкнувшись с отбойником. Слышатся лишь выстрелы соседних танков.
От грохота, от мощи небывалой, от пулеметных тре-лей пьянеют танкисты. И не удержит их теперь никакая сила.
Искры из-под гусениц. Влетел батальон на позиции артиллерийского дивизиона.
Что б не задеть друг друга, танки без всякой команды огонь прекратили, только ревут, как волки, рвущие оленя на части.
- Выводи батальон из боя…, - слышится в рации го-лос командира полка.
Комбат командует:
- Батальон, отбой! Влево на поляну поротно марш!
Танки с разочарованным ревом один за другим, судо-рожно тормозя, выстраиваются в четкую линию.
- Разряжай! Оружие к осмотру! – подает команду комбат и вырывает шнур шлемофона из разъема.
               
               
 Бронетранспортер с проверяющими далеко отстал. Пока он доковыляет до батальона, можно успеть согласо-вать наши действия с комбатом по вопросу выхода баталь-она из парка боевых машин. Ведь пришлось забор ломать!? – подумал Сибирцев.
Они стояли с комбатом, в уме плюсы и минусы под-считывали, за что их могут хвалить, а за что наказывать: батальон на восемь минут раньше начал выход из парка – это несомненный плюс. Все танки исправны, артиллерий-ский дивизион не проморгали, не пропустили, унюхали, в землю втоптали – это тоже плюс. А в минусах, только раз-рушенный забор, так его всегда восстановить можно.
А вот и проверяющий полковник. Ручки белые. Чис-тенькие, сапожки блестят. Лужи он брезгливо обходит. Как кот, чтобы лапки не испачкать.
- В общем, ты иди, становись в строй и молчи, гово-рить буду я. И, вообще, переходи в свой БТР. Хватит, по-воевал, займись своими обязанностями. - Командует ему комбат.
- Равняйсь, смирно! Равнение на право!
 Но проверяющий рапорта комбата не слышит, он на полуслове обрывает:
- Это позорно, старший лейтенант. Не слышать ко-манд и не выполнять их. Мальчишка, вы недостойны ко-мандовать батальоном. Я отстраняю вас, Сдайте батальон заместителю, пусть он ведет его в казарму.
- Нет у меня заместителя, – улыбается комбат ему.
 - Тогда начальнику штаба!
 Нет и его. – И чтобы полковнику всех командиров нижестоящих не перечислять, он объясняет: - Один я в управлении батальона офицер, да начальник связи, стар-ший лейтенант. Кстати, он и выводил батальон. За что ему честь и хвала. А батальон я сдам командиру первой роты.
 Полковник угас. Пыл с него сошел.  Он не мог пред-ставить, что комбат может быть единственным офицером в управлении батальона. Его он от командования отстранит, у него на это право есть. Но батальон надо возвращать в казармы. Поставить комбатом ротного, пусть даже и опыт-ного, он не решался, это все равно, что брать ответствен-ность за батальон на себя. А гнать батальон, да еще танко-вый, без управления, на десятки километров нельзя. Это преступление. Снимать легко, снимать любой умеет. Ну что, полковник, думаешь комбата вновь на должность ста-вить? Не выйдет. Не достоин он. И все это слышали. Не имеешь ты права ставить на батальон недостойного. А если наверху узнают, что вблизи государственной границы сни-мал с танковых батальонов законных командиров и на их место недостойных ставил? Что с тобой будет? Ась? То-то. Ну что же, полковник? Ну, веди батальон. А может быть, ты уже забыл, как его водить? А может, ты его никогда и не водил? Рос в штабах. Таких полковников множество.
Проверяющий полковник вскарабкался на свой бро-нетранспортер. Свита за ним. Бронетранспортер взревел, круто развернулся и пошел в военный городок другой до-рогой.

         Командир полка, батяня наш, тоже полковник, да только ручищи у него мозолистые, как у палача, к тяже-лому труду его ручищи приучены. А рожа у нашего бати обожжена морозом, солнцем и ветрами всех известных  полигонов и стрельбищ. Не в пример бледному личику проверяющего полковника.
      У ворот военного городка оркестр гремит. Коман-дир полка, батя, на танке стоит – свои колонны встречает. Глаз у него опытный. Придирчивый. Его взгляда одного достаточно, чтобы оценить роту, батарею, батальон и их командира. Ежатся командиры под ежовым батиным взглядом. Здоровый он мужик, портупея на нем на послед-ние дырочки застегнута, еле сходится. А голенища его ис-полинских сапог сзади разрезаны слегка, по-другому не натянешь их на могучие икры.  Кулачищи у него, как чай-ник. И этим чайником он машет кому-то.
         Командир полка все еще что-то кричит обидное и угрожающее вслед колонне третьего батальона и, нако-нец, поворачивает свой свирепый взгляд на их батальон. Горилла лесная, атаман разбойничий. Кто его взгляд вы-держать может? Встретив взгляд его, Сибирцев вдруг не-ожиданно для себя самого, принимает решение этот много-тонный взгляд выдержать. А он кулачище свой разжал, и ладонь широченную, как лопата, - к козырьку. Не каждому батя на приветствие приветствием отвечает. И не ждал Сергей этого. Хлопнул глазами, заморгал часто. БТР уже прошел мимо него, а он голову назад – на командира смот-рит. А тот вдруг улыбнулся ему. Рожа у него черная, как негатив, и оттого улыбка его белозубая всему батальону видна.
- Стой тут и маши своим кулачищем. На то ты тут и поставлен. И не надо нам никакого другого командира в полку. Мы, командир, нрав твой крутой прощаем. И если надо, пойдем за тобой туда, куда ты нас поведешь, И я, ко-мандир, пойду за тобой, хоть простым солдатом, - раз-мышлял вслух Сибирцев.

Подведение итогов учений проходило в клубе части. Общая оценка полку – «отлично». Танковый батальон, из-за упертости проверяющего полковника, получил четверку. Комбата пожурили немного и оставили в покое, а Сибир-цеву за самоуправство в парке, объявили строгий выговор и приказали в двухдневный срок восстановить разрушен-ный забор. Но это все официальные итоги. А неофициаль-но, было следующее. После уезда комиссии, вызвал его командир полка, и сказал:
- Ну что, Сибирцев, как не крути, а получается, что я теперь твой должник? Протяни ты с выходом из парка еще минут пять и неизвестно, как бы развернулись события. А я долги всегда отдаю. Говори, что хочешь?
- Товарищ полковник, да я тут вообще не причем. Комбат приказал выводить батальон, вот я и рванул на прорыв. Так что, это его заслуга.
- Ну-ну, не надо скромничать, мне твой комбат все уже доложил. Как ты смотришь на то, чтобы перейти в ро-ту связи с перспективой принять ее?
- Ну, я не знаю, я как-то и не думал об этом. Вчера взыскание наложили, сегодня роту предлагаете. Странно все это?
- Что ж здесь странного? Ты что, до сих пор не понял, что в армии так чаще всего и бывает? Хочешь подумать? Хорошо, иди, подумай… минут десять и ответ сообщишь через комбата.

                2
 
Парково-хозяйственный день закончился. Роту связи от КТП в казарму вел командир взвода прапорщик Леони-дов, молодой человек, недавно прибывший в часть после окончания школы прапорщиков. Ротный, капитан Смагин, которому по возрасту и выслуге лет следовало быть как минимум начальником связи полка, с командиром радио-взвода, 25-летним старшим лейтенантом Сибирцевым за-держались в парке. Капитан опечатал боксы с техникой, засунул алюминиевую печать в карман летнего танкового черного комбинезона. Взглянул на взводного:
- Ну что, Серый, расслабимся? Заслужили!
Старший лейтенант согласно кивнул:
- Можно! Вот только спирт тяжело пойдет. Жарко.
На улице действительно было 32 градуса, хотя даль-ше будет хуже, когда термометр начнет зашкаливать за 45 в тени.
Ротный спросил:
- Я предложил пить спирт?
Взводный посмотрел на командира:
- Так за водкой придется в село за «железку» бежать.
Приказом начальника гарнизона продажа спиртного крепостью выше 18 градусов на территории военного го-родка была запрещена.
- Хотя, - предложил старший лейтенант, - я могу на велосипеде слетать. Заодно затаримся пойлом и на вечер. Сегодня в Доме офицеров танцы. Вчера в магазин ходил, объявление видел. Начало в 20.00
- Танцы, говоришь? Это хорошо! А вот кто у нас се-годня с вечера и до утра завтра ответственный по роте?
Сибирцев знал, что именно он должен заступить на это дополнительное, не нормируемое никакими уставами дежурство, узаконенное приказом командира дивизии с целью обеспечения круглосуточного контроля за солдата-ми срочной службы во всех частях гарнизона.
- Ох блин, как вся эта мутотень и показуха надоели. Богом забытый гарнизон в дикой степи на краю России и в пятистах верстах от Читы, единственного приличного го-рода в этой песчаной тундре, а понтов больше, чем в крем-левском полку. Меня, Саня, от этой показухи блевать тя-нет.
Капитан положил руку на плечо взводному:
- Ну-ну! Чего разошелся, Серый?
- Разойдешься тут! Ты же знаешь, что в выходные единственная возможность помыться в гарнизонной бане, а заодно и постирать шмотки. В остальные же дни обхо-дишься с помощью кипятильника и тазика. Да и, блин, единственную отдушину для холостяка, раз в неделю ото-рваться на танцах в ГДО, и ту всеми путями стараются пе-рекрыть.
Капитан опустил руку, достал пачку «Друга», указал на курилку с торца казармы:
- Пойдем, покурим!
Обосновавшись в курилке, закурили. Ротный спро-сил:
- Ну что, Серый, здесь лучше, чем в танковом баталь-оне?
- Да, как тебе сказать, там я был сам себе начальник и получал на пятерку больше, но перспективы – ноль. Здесь интереснее, ближе к профессии…
- Ничего, на днях меня переводят в штаб дивизии, приказ уже подписан, пойдешь на мое место. А что, после китайских событий «контрики» тебя так и таскают?
- Сань, опять ты наступаешь на мою больную мозоль, знаешь же, что я не могу об этом говорить.
- Ну, хорошо. А с учительницей у тебя серьезно или по-походному?
- Это с какой, не подскажешь?
- Ну, чего ты дурачка ломаешь? Ведь знаешь, что моя Лариска ее знает.
- Ну, бабы! Ничего мимо не пропустят!
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Люблю ли я ее? Нет! Симпатия есть, любви нет. Да этой любви у меня ни к кому, кроме матери, не осталось. Сплю с Наташкой? Это, извини, не твое дело! Что будет дальше, не знаю! И не хочу знать! Пусть все идет, как идет! Чем-нибудь да закончится. Или, напротив, начнется! Ну, что насчет расслабухи? Или передумал?
Ротный встал:
- Не передумал. И ты прав. Идет оно все к черту! Я вот тоже десятый год в капитанах хожу! Три округа сме-нил. Иногда думаю – и чего я до сих пор в армии парюсь? Лариска говорит, давай до пенсии дослужим. А до нее не-долго осталось.
Поднялся и Сибирцев:
- Ну да. С пенсией на гражданке веселей жить будет.
- Конечно! Слушай, вот что! У нас Леонидов моло-дой?
- Молодой!
- Ему практического опыта в работе с личным соста-вом набираться надо?
- Обязательно!
- И авторитет зарабатывать надо! Иначе, какой из не-го командир взвода, так?
- Абсолютно верно!
- Короче, сегодня прапорщик Леонидов заступит от-ветственным по роте!
Старший лейтенант поднял указательный палец пра-вой руки вверх:
- Очень мудрое и своевременное решение! Как гово-рится, молодым везде у нас дорога. Вот и флаг ему в руки, пусть шагает по этой дороге строевым, парадным шагом.
Из-за кустов неожиданно появился солдат с красной повязкой на левой руке и белой надписью «дежурный по штабу». В руках он держал бордового цвета журнал. Ко-зырнул:
- Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу старшему лейтенанту?
Смагин спросил:
- Чего тебе?
Рядовой указал на журнал:
- Товарищу старшему лейтенанту тута расписаться надо.
Сибирцев воскликнул:
- Чего? Ты чего, боец, притащил? Книгу нарядов?
- Так точно! Помощник начальника штаба приказал передать, что вы сегодня заступаете дежурным по полку.
- А не пошел бы ты вместе с ним…
Смагин осадил взводного:
- Ну чего ты на солдата срываешься? Он-то в чем ви-новат? Ему приказали, он и выполнил приказ.
Сибирцев подошел к молодому парнишке:
- Ладно, извини! Дай-ка мне этот журнал.
Рядовой передал книгу нарядов офицеру. Старший лейтенант раскрыл ее:
- Точно, дежурство по части, и сегодня. Он что, охре-нел, этот Жогов? Что за привычка стала дежурными по полку ставить командиров взводов? Что начальников служб, замов комбатов и ротных мало, ведь согласно уста-ва, это их прерогатива? Не, ты глянь, Сань! Сначала был внесен лейтенант Булыгин, потом зачеркнут, а вместо него меня вмандили.
- Ну что ты хочешь? Булыгин же молодой перспек-тивный ротный. У него дела поважней, ему расти надо. Да и перед генеральским сынком все на цирлах ходят.
Да? Ну уж хрен они угадали!
Старший лейтенант достал из кармана шариковую ручку. Зачеркнул свою фамилию и выше написал –  дежур-ным по полку 9 июня заступает помощник начальника штаба полка капитан Жогов. И расписался – старший лей-тенант Сибирцев. Закрыл журнал, передал его посыльному:
- Иди боец в штаб прямиком к капитану Жогову и от-дай ему книгу нарядов. Понял?
Солдат сжался:
- А мне ничего не будет?
- За что? Тебе приказали найти меня?
- Так точно!
- Приказали, чтобы я расписался в книге нарядов?
- Так точно!
- Приказали передать, что я заступаю в наряд?
- Так точно!
- Ну вот! Ты и нашел меня, и передал то, что требова-лось, я расписался. А что дописал, так это тебя не касается. Ты приказ выполнил. Так что смело дуй в штаб и ничего не бойся. Свободен!
Рядовой, улыбнувшись, ответил:
- Есть!
И, развернувшись, побежал в сторону штаба.
Смагин укоризненно покачал головой:
- Зря ты так, Серега! Жогов злопамятный!
- Да знаю я его, Саня. Он у нас в танковом батальоне взводным был. Для всех свой в доску парень, и в то же время стучал на всех помаленьку. Чмо болотное! Пред-ставляю, как он взовьется, прочитав мою запись. Ну и хрен с ним. Мы-то с тобой в магазин идем? Или так и будем возле казармы отираться? Считай, уже час потеряли.
Капитан сказал взводному:
- Знаешь что, Серый! Послушай совета. Иди-ка ты в штаб да прикрой скандал. Тем более командир и начальник штаба к тебе хорошо относятся и на месте они сейчас. И в наряд заступи. Ничего не случится. Подумаешь, сутки в выходные отстоять. Да и идти нам никуда не надо. Как вернешься из штаба, пойдем ко мне домой. В холодильни-ке пузырь стоит. Лариса обедом накормит. До развода ото-спишься. И все будет нормально. Зачем тебе лишние про-блемы? Да и мне тоже?
- Да? Так бы и сказал, что тебе проблемы не нужны…
Слова старшего лейтенанта прервал все тот же сол-дат-посыльный. Запыхавшись от бега, он обратился к Си-бирцеву:
- Товарищ старший лейтенант, вас срочно вызывает начальник штаба полка!
Сибирцев кивнул солдату, повернулся к ротному:
- Придется идти! Да это и к лучшему! Так ты дож-дись, пузырь мы с тобой все же сегодня уговорим.
- Ты только без глупостей, Серый.
Сибирцев хлопнул посыльного по плечу:
- Ну что, служивый, пойдем?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- За журнал сильно досталось?
- Да не сказать, чтобы очень. Думал, хуже будет!
- Ничего, держи хвост пистолетом. И помни – дем-бель неизбежен!
Штаб мотострелкового Порт-Артурского полка нахо-дился в отдельном двухэтажном здании перед двумя четы-рехэтажными блочными, выкрашенными желтой охрой, казармами.
На входе курил дежурный по полку, товарищ Сибир-цева, командир танкового взвода лейтенант Шевченко, ко-торый носил по две маленькие звездочки на погонах уже шестой год. Это говорило о том, что службистом Шевчен-ко был еще тем. При виде  Сибирцева лейтенант улыбнул-ся:
- Привет, Серый! Приятный сюрприз подкинул тебе Жогов. Лучше не придумаешь!
- И чего ты скалишься? Если мне менять тебя, то я могу задержать твою персону в штабе до полуночи. И об-ломятся, тебе, Федя, танцы.
- Ну, во-первых, на такую подлянку ты не способен, а во-вторых, я тоже не пацан и за службу, как знаешь, особо не держусь. Положу пистолет в сейф, ключи на стол – и до свидания. Так что никакого облома не будет.
- Да ты у нас борзый! Не знаешь, почему взводные вдруг стали дежурными по полку ходить?
- Да не вдруг, а только мы с тобой из взводных и хо-дим. А почему? Вот ты идешь к начальнику штаба, у него и спроси.
- Ну ладно, начальник штаба у себя?
- У себя!
- Один?
- Не-а! С товарищем капитаном  Жоговым!
- И как Жогов среагировал на мою запись в книге на-рядов?
Шевченко рассмеялся:
- Этого, Серый, словами не опишешь! Но зацепил ты его хорошо. Лично я давно такого удовольствия в нарядах не получал.
Сибирцев достал сигарету. Шевченко посоветовал:
- Ты бы потом покурил! Сначала лучше отстреляться у начальника штаба.
Старший лейтенант махнул рукой:
- Плевать! Подождут! Дай спички, мои закончились.
- Может, трояк одолжить, а то, смотрю, обеднел?
- Рот прикрой! Это мой тебе совет!
- Понял! Держи!
Сибирцев прикурил сигарету, сунул спички в свой карман.
Лейтенант было воспротивился подобной экспро-приации, но Сибирцев хлопнул друга по груди:
- Не дергайся. На трояк ты сотню коробков купишь.
Лейтенант не обижался на Сибирцева, искренне ува-жая этого независимого, умеющего себя держать достойно перед любым начальством и при любых обстоятельствах офицера.
- Это не я, это ты, Серый, борзый! Но хрен с ними , со спичками. Ты мне вот что скажи, будешь до конца от наря-да отмазываться?
- Посмотрим!
- Если что, я на твоей стороне!
- Знаю!
Сибирцев сделал пару затяжек и обернулся. В пред-баннике показалась машинистка штаба Катя Назарова, до-вольно привлекательная женщина двадцати пяти лет. Хо-лостячка.
Она подошла к офицерам, поздоровалась с Сибирце-вым:
- Привет, Сережа!
Женщина сощурила в меру подкрашенные глаза:
- Сережа, приходи вечером в гости! Посидим, шам-панское выпьем. Ну, а потом я скажу тебе, что хочу!
И рассмеялась:
- Ну как, Сергей? Придешь?
Вперед выступил Шевченко:
- Он, Катюша не сможет! Видишь ли, в наряд засту-пает, меня меняет. А вот я, как сменюсь, весь к твоим услу-гам. Все розы возле штаба оборву и брошу к твоим ногам.
- Дурное дело нехитрое. Сложнее найти путь к сердцу дамы без подарков.
- Так можно и без цветов…
Екатерина вздохнула:
- Эх, Федя, Федя, ты с виду мужик ничего, а вот лю-бовник, видимо, никудышный.
- Откуда тебе знать?
- Да видела позавчера утром, как тебя Вера Сайфули-на из дома чуть ли не веником выгоняла. Что, не угодил Верунчику?
Сибирцев прервал перебранку дежурного офицера с машинисткой штаба:
- Давайте, воркуйте дальше без меня, а я к начальни-ку штаба.
Екатерина спросила:
- Так мне ждать тебя?
- Тебе же Федор русским языком сказал, в наряд я се-годня заступаю.
- А после наряда? Я терпеливая.
- Нет! Не ждать! Не приду!
- Ну, конечно, у тебя же роман с Наташей! Как же я забыла! И что вас, военных, больше на гражданских тянет? Ну, да ладно, иди своей дорогой и считай, пошутила я! Удачи!
- Спасибо!
Старший лейтенант поднялся на второй этаж и без стука открыл дверь кабинета начальника штаба полка:
- Разрешите войти, товарищ майор?
Начальник штаба, сидящий за своим рабочим столом, ответил встречным вопросом:
- А ты разве еще не вошел? Проходи. Присаживайся.
Старший лейтенант устроился на старом скрипучем стуле напротив начальника штаба.
Жогов тут же поднялся:
- Не буду вам мешать.
Проводив взглядом своего помощника, майор Тесля обернулся к Сибирцеву:
- Что означает ваше поведение, товарищ старший лейтенант?
- А в чем, собственно проблема, Василий Иванович?
- Он еще спрашивает! А это что?
Начальник штаба бросил на стол совещаний книгу нарядов.
- Не ты ли сегодня Жогова в наряд определил? Что за детские выходки, Сергей? Ты же опытный, заслуженный, боевой офицер, а занимаешься черт-те чем, мальчишеством каким-то!
- Ну, о том, что я боевой офицер, в гарнизоне все знают, а запись в книге – так это форма протеста против несправедливости, нарушения устава внутренней службы
- Вот как? Форма протеста! Чего ж тогда вообще не порвал журнал к чертовой матери?
- А зачем? Сделал так, как посчитал нужным. Вы же помните Жогова по танковому батальону, когда вы были у нас комбатом? Каким он стукачом и чмо был, таким и ос-тался. Начальству готов открыто задницу лизать, лишь бы оценило. Младших офицеров презирает, солдат вообще за людей не считает! Вот скажите, на каком основании де-журными по полку ставят командиров взводов, а не, как положено по уставу, вышестоящих офицеров? Или это опять козни Жогова?
Тесля поднял руку:
- Ну, во-первых, не всех командиров взводов, а лишь тех, кому мы с командиром полка доверяем и лишь в ис-ключительных случаях. А во-вторых, ты, можно сказать, без пяти минут ротный. Ты мне насчет протеста против на-значения в наряд ситуацию разъясни.
- Объясняю! По графику сегодня дежурным по части должен был заступить лейтенант Булыгин. И первоначаль-но его фамилию занесли в книгу. Но потом Жогов освобо-дил Булыгина и поставил вместо него меня. Спрашивается, почему? Что, молодой ротный внезапно заболел? Или у не-го что-то в семье произошло? Если так, то никаких вопро-сов. Но, оказывается, Жогов освободил Булыгина потому, что тому в понедельник, заметьте, не завтра, в воскресенье, а в понедельник, предстоит ехать на партконференцию в Читу. Узнав, что он идет в наряд, Булыгин побежал к зам-политу и поплакался. А тот рад помочь генеральскому сынку, а вдруг это в будущем зачтется, и подсказал Жогову поменять Булыгина в наряде. Ну и с какой такой радости я должен заступить в наряд вместо здравствующего и цве-тущего лейтенанта? Да плевать я хотел на их партконфе-ренцию. И мне по барабану, как на это будут реагировать ваш помощник и замполит полка!
Начальник штаба спросил:
- Мои приказы тебе тоже по барабану?
- Ваши – нет!
- Тогда я приказываю тебе сегодня заступить в наряд!
- За-ме-ча-тель-но! И чего тогда столько времени на пустую болтовню тратили? Вздрючили бы меня за книгу нарядов перед Жоговым, а еще лучше в присутствии зам-полита, майора Волгина, объявили выговор и отдали бы свой приказ.
- Ну, это мне решать, что делать. Приказ ясен?
- Так точно! Есть заступить в наряд! Разрешите идти?
Майор поднялся:
- Жениться тебе надо, Сергей! Семьей нормальной обзаводиться. Тогда угомонишься. По себе знаю! Таким же борзым в молодости холостяцкой был. Офицером на «гу-бе» больше просидел, чем курсантом в училище. А женил-ся – новая жизнь началась. Сложный ты человек, Сибир-цев, не по годам сложный! Тебе двадцать пять?
- Да!
- Вот! Всего двадцать пять. А пережитое на все сорок потянет!
- Ну и черт с ним! Разрешите идти?
- Иди!
Сибирцев, наконец, покинул кабинет начальника штаба части.
В дежурке его ждал Шевченко. Лейтенант спросил:
- Ну как, Серый? Видно, по-серьезному тебя дрючил начальник штаба, долго заседали. Чем все закончилось?
- Ничем. Готовься к смене и развод строй вовремя.
- Так ты заступаешь в наряд?
- Заступаю.
Шевченко вздохнул:
- Разочаровал ты меня! Думал до конца пойдешь!
- Думал и передумал.
- Вот теперь урод Жогов доволен будет. Самого Си-бирцева обломал.
- Запомни Славик, кишка тонка у Жогова и Волгина обломать старшего лейтенанта Сибирцева. Это же и дру-гим передай, кто рот откроет. А в наряд я заступаю исклю-чительно потому, что такое решение принял начальник штаба, которого я уважаю, запомнил?
- Да мне-то чего запоминать? Я-то тебя понимаю.
Сибирцев достал сигареты:
- Пойдем в курилку, а то выйдет замполит, шуму не оберешься.
Офицеры пошли в место для курения.
Затянувшись, Сибирцев спросил:
- Катерина слиняла?
Шевчкнко кивнул:
- Давно! Как ты к Тесле направился.
- Так и не смог к ней клинья подбить?
- Попробую ее сегодня на танцах охмурить, а там, как получится.
- Если не нажрешься до танцев.
Шевченко тяжело вздохнул:
- Если не нажрусь.
Лейтенант слыл в гарнизоне отчаянным гулякой, пре-данным почитателем Бахуса и влюбчивой натурой, за что многие его называли гусаром. Женщины принимали его, но те, кто сами не прочь погулять. Начальство же махнуло на Федора рукой. Воспитывай, не воспитывай – толку никако-го. Попробовали уволить, оформили все чин чином через суд чести младших офицеров, но документы завернули в штабе округа. Ходили слухи, что замполит полка готовит очередной суд чести, но это совершенно не волновало лей-тенанта. Хотя в принципе Шевченко был неплохим парнем. Да, гуляка, любитель выпить и приласкаться к женщине, но не подлец. Человек, на которого в серьезном деле или опасной ситуации можно положиться. К тому же взвод держал. И не на страхе, а на уважении подчиненных. Он не панибратствовал с солдатами. Порою был резок, но всегда справедлив. А это качество больше всего ценят солдаты в своих командирах. Поэтому, несмотря на то, что в полку, да и во всем гарнизоне, считался раздолбаем, взвод его из года в год все проверки сдавал только на «отлично». И у него в подразделении не то что «дедовщины», а даже наме-ка на неуставные взаимоотношения не было. Умел лейте-нант работать с людьми. И если бы не своевольный, бун-тарский характер, то сделал бы вполне приличную карьеру. Но Федя, безупречно командуя взводом, совершенно без-различно относился к карьере. Он мог в один день умуд-риться получить именные часы из рук главкома сухопут-ных войск за отлично выполненную боевую задачу во вре-мя китайских событий при оказании военной помощи дру-жественному Вьетнаму и пять суток ареста от комдива за употребление спиртных напитков в служебное время. Та-кие в Афгане героями становились или подрывали себя гранатами, предпочитая смерть позорному плену, куда Шевченко не пускали, невзирая на десятки написанных им рапортов о переводе «за речку». Политорганы считали, что недостоин лейтенант высокого звания воина-интернационалиста, хотя «прорывать» китайскую границу в феврале 77-го ему, почему-то, никто не запрещал. Идио-тизм полнейший, но так было. Впрочем, Шевченко в отме-стку тоже немало потрепал нервов и замполиту и новояв-ленному парторгу. Последнему вообще на полигоне морду набил. Тот настрочил жалобу, да толку? Ни один из бойцов при служебном расследовании не подтвердил этого оче-видного факта. Пришлось прикрывать дело.
Шевченко повторил:
- Ты прав, Серый, если не нажрусь. Ведь в общагу придешь, а там Гоша, начальник столовой 76-го полка. У Гоши наверняка литруха припасена, тем более на сегодня, когда есть танцы в ГДО. Как не выпить? А я понемногу не могу. Врежешь бутылку – мало, заглотишь вторую – мало, а после третьей врубаешься – много. И ничего с собой по-делать не могу.
Сибирцев предложил:
- А ты после наряда в общагу не ходи.
Лейтенант удивился:
- Куда же мне идти? Прямиком к Катьке?
- Сменишься, пойдешь ко мне на хату. Ключ я тебе дам. Там помоешься, вода в бочке должна остаться, пере-кусишь, гражданку какую-нибудь подберешь и двинешь на танцы. Шампанским затаришься в военторге. И… вперед, завоевывать Екатерину. Не получится, зацепишь кого-нибудь из городка или из поселка. Но чтобы в шесть утра хата была пуста. Как тебе такое предложение?
Физиономия Федора расплылась в улыбке:
- Серый! Ты, в натуре, мужик! Ух, чую, оторвусь се-годня! Спасибо, Серый!
- Не за что. Пользуйся, пока я добрый! Ладно, мне еще к ротному зайти надо. Обещал. В 18.00 буду на плацу. Ствол получу позже, как в штаб вернемся. Давай, до встре-чи!
- Давай, Серый! И помни: я всегда с тобой, что бы не произошло!
- Помню!
Выбросив окурок, Сибирцев через КПП направился по бетонке в городок, где в одной из семи пятиэтажек про-живал его ротный, капитан Смагин с женой Ларисой.


В 18.00 старший лейтенант Сибирцев вышел на плац полка, где выстроился личный состав внутреннего наряда части. Принял доклад помощника дежурного по полку мо-лодого прапорщика Сагитова Равиля. Развод провел быст-ро, как всегда. Проверил караул, внешний вид и знание своих обязанностей  лицами, заступающими в наряд, вру-чил пароль начальнику караула и отдал приказ на заступ-ление. Бойцы прошли по плацу строевым шагом и разо-шлись по подразделениям и объектам несения службы.
Сибирцев подозвал к себе дежурного по парку пра-порщика Ишкова, спросил:
- Ты в порядке?
Начальник вещевого склада, и по совместительству временно исполняющий обязанности начальника столовой, частенько заступавший в наряд не совсем трезвым ответил:
- А чего мне будет?
- Водку сегодня не пьянствовал?
- Нет! Но, Серый, может, после отбоя сообразим ужин? Повара картошки пожарят, за самогоном в городок смотаюсь, а?
- И зависнешь в ГДО, да?
- О чем ты? На хрену я видел эти танцульки. А на ****ей наших гарнизонных вообще смотреть не могу. Подпоят мужей да виляют задницами перед летехами мо-лодыми. Так как насчет ужина?
- Не знаю, видно будет.
- Понял! Но все приготовлю.
Сибирцев посоветовал Ишкову:
- Ты, Петя, лучше о службе бы думал.
- Да куда она денется? Первый раз что ли?
- Ладно, иди. Принимай наряд, проверь все пломбы и печати, и чтобы бойцы на месте были.
- Само собой! На доклад о приеме в штаб идти?
- По телефону позвонишь. И особое внимание дежур-ной машине. Без меня не выпускать. Понял?
- Какой разговор?
- Ну, давай! Неси службу бодро, ничем не отвлекаясь. Я в дежурку.
Старший лейтенант направился к штабу.
Шевченко ждал его на крыльце.
Сибирцев спросил:
- Ты чего тут торчишь? Журналы заполнил?
- Давно! Вот только Жогов в штабе. Минут десять на-зад пришел, сейчас у себя в кабинете сидит. И чего при-перся?
Сибирцев усмехнулся:
- А ты не понял?
- Из-за доклада?
- Конечно! Раз кто-то из командования части нахо-дится в штабе на момент смены наряда, то дежурные обя-заны явиться на доклад к начальнику.
- Да какой он нам начальник, так, вошь на гребешке. Пришел, сука, чтобы нам мозги покрутить. Теперь часа полтора потеряем.
- А кто сказал, что мы пойдем к нему на доклад?
- Так воплей потом будет!
- Будет, ну и что? Хотя, смотри сам. Ты можешь до-ложить Жогову, а я к нему не пойду. И решай: либо распи-сываемся в журнале и ты сваливаешь на мою хату, а потом на танцы, или проводим смену как положено. Это у тебя наряд кончился, а у меня целые сутки впереди, спешить некуда.
Лейтенант махнул рукой:
- А пошло оно все на хрен. Проверяем сейф с писто-летами, сдаю ствол, расписываемся, и валю отсюда.
Сибирцев и Шевченко, не дождавшись докладов на-чальников караулов, дежурных по батальонам, парку и столовой, расписались в журнале приема-сдачи дежурства по части. Что являлось нарушением установленных правил, но что давно практиковалось в выходные дни всеми офи-церами полка, докладывавшими о смене по телефону непо-средственно командиру полка.
Посчитав пистолеты и боеприпасы офицеров и пра-порщиков полка в сейфе, лейтенант, разрядив магазины, поставил пистолет в ячейку, передал нарукавную повязку Сибирцеву:
- Ну что, все?
- Да вроде бы. Держи ключи от хаты и веди себя там не очень буйно. За собой чтобы все убрал. Ключи оставишь у дежурной в общаге. Я не намерен завтра вечером искать тебя по всему городку.
- Не волнуйся, Серый. Все будет чики-чики! Погнал я!
- Давай!
Сибирцев проверил работу пульта оповещения, сис-тему секретной связи, телефоны.
Прошли доклады из караульного помещения, баталь-онов, парка и столовой. Ишков напомнил, что к полуночи заказан ужин.
Сибирцев взял с тумбочки свежий номер газеты «Красная Звезда». И тут в дежурку зашел капитан Жогов.
Сибирцев обернулся, посмотрел на бывшего сослу-живца и, как ни в чем не бывало, вернулся к чтению пере-довицы газеты.
Помощник начальника штаба рявкнул:
- Встать!
Сергей медленно поднялся. Поправил на ремне пор-тупеи кобуру с пистолетом, спросил:
- Ты чего орешь, капитан? Здесь глухих нет!
Жогов побагровел:
- В чем дело, товарищ старший лейтенант?
- Это у тебя надо спросить!
- Что?!! Не сметь мне тыкать!
- А ты не заслужил, чтобы к тебе обращались на «вы»! Что еще?
- Где Шевченко?
- Сдал наряд и ушел. Отдыхать.
- Кто разрешил смену?
- А кто ее запрещал?
Сибирцев старался говорить спокойно, но чувствовал, что надолго спокойствия не хватит. Жогов же вновь вскри-чал:
- Вы обязаны были доложить мне о смене! Почему не сделали это? Хрен на службу положили? Так я вам положу! Я вам устрою веселую жизнь!
- Слушай, Валера, а не пошел бы ты на хер?
- Что?!! Ты… ты… в своем уме? Ты… трезв?
- Я в своем уме и трезв, а вот ты, по-моему, явно не в себе. Так  что иди, куда послал, не мешай службу нести! 
- Да я тебя!
Сибирцев подошел к капитану, схватил его за рубаш-ку:
- Что ты меня? Ну? Договаривай!
Жогов попытался вырваться, но не смог, только ру-башка затрещала по швам.
 Сибирцев процедил:
- Не дергайся, себе хуже сделаешь.
Жогов был бледен, как смерть:
- Ты понимаешь, что делаешь, Сибирцев? Захотел под трибунал?
Старший лейтенант оттолкнул от себя помощника начальника штаба, так, что тот сел на топчан, предназна-ченный для дневного отдыха дежурного офицера:
- Я-то все понимаю. А плохо, что ты ничего не хо-чешь понимать. Но я предупредил тебя. А ты знаешь, слово я всегда держу. Не нарывайся! За таких подонков, как ты, не сажают! А сейчас проваливай! И подумай, как вести се-бя дальше, начальник!
Сибирцев сел на стул и вновь взял в руки газету.
Жогов поднялся, поправил рубашку, погоны:
- Ну, Сибирцев, ой как ты пожалеешь о сегодняшней выходке. Я так просто это дело не оставлю.
- Ты еще здесь? Помочь выйти?
- Негодяй!
Капитан выскочил в коридор. Тут же из предбанника донеслось:
- Ну что встали, как истуканы? Вы, товарищ прапор-щик, почему не на рабочем месте?
Жогов разносил помощника дежурного по части, прапорщика Сагитова и наряд по штабу.
- Подтянуть ремни. По два наряда каждому, а вы, прапорщик, завтра зайдете ко мне.
Жогов выскочил на улицу и бегом направился в сто-рону военного городка.
Сибирцев вышел в предбанник. Помощник и посыль-ные стояли в растерянности. Прапорщик спросил:
- А чего это капитан взбесился, товарищ старший лейтенант? Солдатам наряды вне очереди объявил. За что?
Сибирцев сказал:
- Не обращайте внимания, такое с ним бывает! Забы-ли об инциденте и все!
- Товарищ старший лейтенант, я… Я хочу сказать, что если кто будет спрашивать из начальства, что про-изошло сегодня, то будьте уверены, я отвечу, что ничего не слышал и ничего такого не видел. В общем, скажу, что ни-какого скандала не было. И бойцы подтвердят мои слова.
Сибирцев рассмеялся:
- Ну и хитер ты, Сагитов! Верно, никакого конфликта не было! Садись за пульт, я пойду в столовую, ужин на но-су. Одного посыльного я заберу с собой. Вернусь, пойдешь ужинать с другим бойцом.
Проверив готовность ужина, сняв пробу и разрешив раздачу пищи, Сибирцев объявил построение полка.
Подразделения выстроились на плацу. Отправив их в столовую, Сергей прошел в парк боевых машин.
Прапорщик Ишков сидел на кушетке и, морща лоб, вертел вошедший в моду кубик Рубика.
Сибирцев от дверей КТП спросил:
- Что, Петя, не получается собрать кубик?
Прапорщик поднял глаза на офицера:
- Да, ни хрена не получается. Крутишь его козла, и так и этак, а он все одно  встает разными цветами.
Сибирцев присел возле пульта КТП:
- Согласен, а собирается он просто!
Взяв кубик, старший лейтенант через несколько ми-нут вернул его собранным прапорщику, вызвав у того ис-креннее изумление:
- Ну ни хрена себе! А как ты его? И вертел недолго.
- Я тоже с этим кубиком в свое время помучался. А потом в журнале «Наука и жизнь» наткнулся на статью, где давался порядок сборки. Запомнил, потренировался, и вот результат!
- Мне нарисуешь эту схему сборки?
- Я тебе журнал отдам.
- Это ништяк! Только уговор, Серега, о журнале ни-кому ни слова. У нас никто кубик не собирает. А я возьму и перед построением соберу. Вот мужики удивятся.
- Договорились!
Прапорщик напомнил:
- Насчет ужина еще не решил?
Старший лейтенант махнул рукой:
- Давай! На пузырь деньги найдешь?
- Обижаешь!
- Ладно, посидим, но только не сразу после отбоя, мне еще надо караул проверить.
- Понял! У тебя все нормально? А то вид какой-то не-понятный.
- Да так, с Жоговым сцепился.
Прапорщик вздохнул:
- Эх, смотри, Серый, сожрут эти псы, Жогов с зампо-литом. Ты же им как кость в горле. Впрочем, за это тебя и уважают мужики в полку
- Подавятся, Петя!
- Ну, гляди! Жаль будет, если они верх возьмут. Правда, командир и начальник штаба, непонятно почему, тебя поддерживают.
- Хорош об этом, Петя! Короче, где-то после часа я, проверив караул и казармы, приду.
В дежурке помощник сообщил Сибирцеву, что зво-нил командир полка. Сказал, как объявится дежурный, чтобы связался с ним.
Сергей сел за пульт, пододвинул телефон и набрал номер квартиры Румянцева. Почти сразу услышал:
- Слушаю!
- Дежурный по полку старший лейтенант Сибирцев. Вы…
Командир прервал офицера:
- Ты что себе позволяешь, старший лейтенант?
Сергей прикинулся удивленным:
- В смысле?
Полковник повысил голос:
- В прямом, Сибирцев, в прямом! Как ты посмел на офицера, старшего тебя по должности и званию, руку под-нять?
- О чем вы, товарищ полковник?
- Ты чего дурочку ломаешь? При заступлении в наряд ничего не произошло?
- Ничего особенного!
- Да? А кто Жогова за грудки хватал, грозясь избить? Хрен в кожаном пальто?
- Никто Жогова не трогал. Это он наорал на весь на-ряд по штабу и на меня, как на пацана, забыв, что я такой же офицер, как и он.
- Но почему вы с Шевченко не доложили Жогову о смене?
Старший лейтенант ответил:
- Шевченко здесь не при чем. Это я решил не беспо-коить Жогова, думая, что у него в штабе срочное дело, раз он вечером явился. Вам звонили, но вы не ответили.
- Я все время был дома!
- Значит, связь не сработала.
- И как, по-твоему, я должен отреагировать на рапорт Жогова, который он грозился в понедельник положить мне на стол?
- Это, смотря, что укажет в своем рапорте Жогов. Я тоже подам рапорт. И у меня будут свидетели безобразного поведения помощника начальника штаба. А вот кто под-твердит его писанину, я не знаю.
- Как же ты достал меня со своими стычками с выше-стоящими офицерами, а я тебя на роту рекомендовал! Иди ты к черту, Сибирцев!
- С удовольствием! Кому передать дежурство?
- Ты у меня пошуткуешь! Я с тобой завтра поговорю!
- Понял! Только прошу беседу провести или до 10.00, или после 14.00, не во время положенного мне отдыха.
Командир полка бросил трубку.
Приняв доклады дежурных по подразделениям о про-ведении вечерних поверок, и проверив порядок в казармах, Сибирцев в 22.00 объявил отбой.
Доложив оперативному дежурному по дивизии о том, что в полку все нормально, старший лейтенант поднял трубку телефона, набрал номер КТП.
Ишков ответил:
- Дежурный по парку слушает!
- Сибирцев! У тебя все готово?
- Конечно! А ты в карауле был?
- Нет! Сейчас иду проверять.
- Пока подойдешь, из столовой горячей картошки поднесут. А самогон взял еще до отбоя!
- Хорошо! Жди!
Сибирцев повернулся к помощнику:
- Я в караул, а затем в парк, часа через полтора буду. Если что, звони.
- Да все будет нормально, первый раз, что ли?
Проверив несение службы в карауле, Сибирцев зашел на контрольно-технический пункт, где уже на табуретке стояла сковорода, на пульте бутылка самогона с двумя кружками.
Сибирцев присел на топчан:
- Наливай по полной, Петя!
- Как скажешь!
- Дежурный по части и парку выпили, закусили.
Закурив, прапорщик сказал:
- Это, конечно, не мое дело, Серый, но твоя Наташа на танцах с Михайлычем, старлеем из стройбата, нехило зажигала!
- Откуда это тебе известно? Я же предупреждал, не ходить в ГДО!
- Я и не заходил. Ты забыл, какие окна в Доме офице-ров? С улицы все видно. Я бутылку на хате взял и назад темной стороной. На ГДО глянул, а там учительница твоя во всех позах гнется в руках у Михайлыча. А сбоку Казбек, начвещ 75-го полка, пристраивается. Наташка смеется, ве-шается на обеих. Может, спьяну голову потеряла? Я обал-дел. Базара теперь будет на весь городок.
- Черт с ними! Да и не моя она, так, иногда расслаб-лялись.
- Вроде баба скромная, а тут? С чего она разошлась?
- Хорош, Петь! Разливай, что осталось, да пойду я в штаб. Помощнику отдыхать надо.
Офицеры допили водку, опустошили сковороду.

Ночь прошла без происшествий. В 6.00 Сибирцев был на плацу полка. Понедельник – день командиров подразде-лений, поэтому подъем прошел организованно. Комбаты и командиры рот выводили подразделения на зарядку. В 6.20, в спортивной форме, подъехал командир полка. От-махнувшись от доклада дежурного по полку, он пригласил Сибирцева в свой кабинет:
- Ну, товарищ старший лейтенант, рассказывайте о конфликте с капитаном Жоговым.
- А рассказывать-то не о чем. Жогов погнал дурь, я ответил.
- Капитан намерен завтра обратиться к командиру дивизии.
Сибирцев пожал плечами:
- Это его право! По мне, пусть хоть к министру обо-роны записывается.
- Да! Ну, помощник начальника штаба, черт с ним! Поговорю с комдивом, может, удастся его спихнуть в дру-гую часть. К нему, кроме тебя, у многих офицеров претен-зии имеются. Но и тебе, старлей, меняться надо. Думаешь, если со мной «за речку» в Маньчжурию сходил, то теперь тебе все позволено? Боевые выходы негативно влияют на твое поведение. Как бы сам в Жогова не превратился.
- Надеюсь, вы это не серьезно, товарищ полковник?
- Очень даже серьезно, Сибирцев. Кто ночью с де-журным по парку водку пил?
Старший лейтенант покачал головой:
- Да! Неплохо! Пил я, а вот кто заложил так опера-тивно, ума не приложу! Неужели бойцы наряда?
- Какие к черту бойцы? От вас с ним до сих пор пере-гаром несет. Ну, скажи. Кто дал тебе право употреблять спиртные напитки в наряде? Да еще с прапорщиком-подчиненным?
- Никто не давал! Признаю, виноват!
Полковник сел на краешек рабочего стола:
Странный и противоречивый ты человек, Сибирцев! Отзыв по боевому выходу – отменный, на последних уче-ниях отлично себя показал, даже, можно сказать, меня от неприятностей спас, в роте порядок, и тут же конфликты с офицерами штаба полка, замполитом и секретарем парт-бюро. Как так можно? С твоими данными служи и служи до высоких чинов, ан нет, что-нибудь да выкинешь.
Эх, Серега, Серега! Подумал бы ты о своей дальней-шей жизни. Я ж помочь готов всегда. Скоро роту полу-чишь, звание, там уйдешь на начальника связи полка и в академию, а?
- Спасибо! Я подумаю!
- Он еще думать будет! Тьфу! Ладно, иди, отдыхай!
Сибирцев присел перед сном на скамейку курилки. Закурил. На душе было муторно. Действительно, жизнь складывается как-то по-идиотски! Ни службы нормальной, ни семьи, никакой радости. Сплошные проблемы. Да и те создаваемые самим собой. Прав Румянцев, надо менять жизнь.
Выбросив окурок и тяжело вздохнув, старший лейте-нант прошел в дежурку. Помощник уже сидел за пультом. Сергей прилег на топчан, переложив пистолет из кобуры под подушку. В голову лезли мысли о Наташе. Правильно ли он делает, обрывая с ней отношения? Наташа неплохая женщина, ей семья нужна. Но что делать, если он, Сибир-цев, ее не любит? Ну не любит и все! Да, он спал с ней. И что? Ведь он ничего не обещал, не обманывал. Просто мужчине нужна была женщина, женщине – мужчина. Но тогда почему ему сейчас так плохо? В чем он виноват? От этих мыслей можно с ума сойти! Надо разогнать их, уйти от них, прекратить думать о Наташе. А время расставит все по своим местам. Все равно теперь хода назад нет. Все! Отрезано!
Кое-как в одиннадцатом часу старший лейтенант ус-нул.

                3

Спустя неделю Сибирцев вступил в командование ротой связи танкового полка. А через два месяца пришел приказ о присвоение ему очередного воинского звания – капитан.
Обмывали звание, по традиции, в поле.                Стола, собственно, никакого не было. Просто десяток се-рых солдатских одеял расстелены на полигоне, в посадке. Все, что есть, - все на столе: банки рыбных и мясных кон-сервов. Розовое сало ломтиками, лук, огурцы, редиска. Картошки на костре напекли да ухи наварили.
Сибирцев указал командиру рукой на почетное место. Традиция такая. Он отказался и ему на это место указал. Это тоже традиция. Виновник торжества отказаться дол-жен. Дважды. А на третий раз должен приглашение при-нять и командиру место указать справа от себя. Все ос-тальные рассаживаются по старшинству. Бутылки на стол расставлял самый молодой из присутствующих. Это Саня Ксенофонтов.
 - Где же твой сосуд? – так спросить положено.
- Вот он, – Сергей подал командиру большой гране-ный стакан.
Наливает тот стакан под ободок прозрачной влагой. Перед ним поставил. Аккуратно поставил. Ни одна капля пролиться не должна. Но и стакан полным должен быть. Чем полнее, тем лучше. Молчат все. Вроде бы и не интере-сует их происходящее. Командир достает из командирской сумки маленькую золотистую звездочку и осторожно ее в стакан опускает. Чуть слышно та звездочка звякнула, заи-грала на дне стакана, заблестела.
 Сергей поднял стакан, ах, не плеснуть бы. К губам несет. Губы навстречу стакану тянуть не положено, хотя так и подсказывает природа отхлебнуть самую малость, тогда и не прольешь ни капли. Выше и выше свой стакан поднимает. Вот он и губ коснулся. Холодный. Потянул  огненный напиток. Донышко стакана выше и выше. Вот звездочка на дне шевельнулась и медленно к губам скольз-нула. Вот и коснулась губ она. Офицер звездочку свою но-вую как бы поцелуем встречает. Вот и все. Звездочку берет он левой рукой и вокруг себя смотрит: стакан-то разбить надо. На этот случай на траве чьей-то заботливой рукой, камень большой положен. Хрястнул он стакан об тот ка-мень, звонкие осколки посыпались. А звездочку мокрую командиру подает. Тот на его правом погоне командирской линейкой место вымеряет. Четвертая звездочка должна быть прямо на красном просвете, а центр ее должен отсто-ять на 25 миллиметров выше предыдущей. Вот она и вста-ла на свое место. Теперь его время закусить, запить, огур-чиком водочку осадить.
- Где ж твой стакан? – так спросить положено.
 Два плеча. Два погона, Значит, и две звездочки. Зна-чит, и два стакана… в начале церемонии.
 Сверкнула вторая звездочка-красавица в водочном потоке. Пошла огненная благодать по душе. Зазвенели ос-колки битые. Вот и на втором плече звезда появилась. Те-перь командир себе наливает. До краев. И каждый в тиши-не сам себе льет. Своя рука – владыка. Если уважаешь, так полный стакан лей. Только пить до дна.
- Выпьем…- смиренно предлагает командир.
Не положено в такую минуту говорить, за что пьют. Выпьем, и все тут. Все до дна пьют, только Сергей не пьет. Его право на каждого смотреть, кто, сколько налил и вы-пил.
Командир допил и следует ритуальная фраза:
- Нашего полку прибыло!
 Вот именно с этого момента считается, что офицер повышение получил. Вот только с этого момента он – ка-питан.
Пьянка офицерская начинается…

                4

А через два дня его ждала неприятность.
В пять утра прибежал посыльный.
Сибирцев поднялся, ничего не соображая. Хмель крепко держал в своих объятиях.
- Кто ты? – спросил он, глядя на солдата.
- Товарищ капитан, не узнали? Я ваш посыльный, ря-довой Куропаткин.
- Да? Подожди!
Он обвел взглядом комнату, наткнулся на полупус-тую бутылку.
- Сейчас, минуту, Куропаткин, дай в себя прийти.., - и опрокинул водку в рот, - фу, какая гадость, как ее люди пьют?
Спиртное быстро подействовало.
Взгляд немного прояснился, появилась способность хоть что-то соображать.
- Ну, чего у тебя? – спросил Сергей у посыльного, приводя себя в относительный порядок, застегивая пугови-цы и надевая галстук.
- ЧП, товарищ капитан!
 - Ты можешь говорить нормально, по-русски? Что за чрезвычайное происшествие?
- Рядовой Петрушин, будучи дневальным по роте, вскрыл оружейную комнату, забрал автомат с боеприпаса-ми и ударился в бега.
- А куда, мать его, дежурный по роте смотрел? Ключи же от оружейки у него?
- Задремал он, товарищ капитан, а Петрушин шнурок с ремня тихо срезал и вытянул ключи. Второй дневальный территорию убирал
- Ну, блин, я этому дежурному подремлю! Сон на всю жизнь потеряет! Командиру части сообщили?
- Так точно! Он и послал за вами.
- А почему я узнаю о ЧП после командира, а? Ну, ре-бятки, …дец вам, нюх вконец потеряли, устрою я жизнь вам веселую, узнаете службу, долбое.. хреновы! Иди на х…! Я следом!
Посыльный, стуча о бедро противогазом, побежал по коридору общежития. Сибирцев, выйдя из общаги, бегом побежал к казарме, где перед входом уже стояли командир части и замполит.
Командир встретил его агрессивно.
- Ну что, капитан, допился?
- Причем здесь это?
- А при том, что злоупотребляете вы, товарищ капи-тан, спиртными напитками в служебное время, - вставил свое слово замполит.
- А Вы мне распорядок дня установите, где укажите точно, когда у офицера служебное время, а когда – свобод-ное. Вот тогда и буду пить строго во внеслужебное.
- А ну прекратить! – приказал командир. - Почему это произошло? Я тебя, Сибирцев, спрашиваю!
- А хрен его знает, товарищ полковник. Наберут в ар-мию недоумков, а из офицеров дураков делают. Черт его знает, что пришло в его дурную голову.
Подбежал дежурный по штабу и доложил, что звонят из комендатуры:
Засекли Петрушина. В городке, в строящемся доме, сделал несколько выстрелов из автомата. Милиция вступи-ла в переговоры. Требует деньги и вертолет.
Сергей выругался и спросил:
- Насмотрелся боевиков, мать его! Никого в городке не завалил своими выстрелами?
- Выстрелами со здания – нет. Стрелял в воздух. Ра-нее выстрелов отмечено не было. Кстати, милиция предла-гает решить проблему сама. У них к действию готовы снайперы.
- Никаких снайперов! Мой боец, я его и возьму. Но уговор, товарищ полковник, возьму без выстрелов и жертв, только попытку хищения оружия на него повесите. Поеха-ли быстрее, а то менты действительно пацана завалят.

Через двадцать минут командирский «уазик» остано-вил наряд оцепления. Командир поздоровался с местными руководителями силовых структур. Те сообщили:
- Беглец больше огня не открывал, находится на третьем этаже. Мы обещали связаться с ним через час. Двадцать минут прошло.
Командир спросил:
- У него есть связь с вами?
 – Да! Бросили ему полевой телефон с проводом.
- Значит, ждет! Ну что же Сибирцев, ты хотел брать своего Петрушина, не передумал?
Сергей категорично ответил:
- Я решений своих никогда не меняю!
- Товарищ полковник, - обратился к командиру Игорь Трубаев, командир разведроты, - разрешите мне идти с Си-бирцевым?
- Для чего?
- Этот боец, мой бывший подчиненный, да и вдвоем легче его взять.
- Черт с вами, получайте стволы и вперед!
Офицеры, выйдя из-за угла пошли в сторону дома, где засел молодой вооруженный солдат Петрушин. Игорь что-то рассказывал, жестикулируя руками, Сергей непри-нужденно смеялся.
- Отчаянные у тебя, полковник, ребята, - похвалил офицеров начальник ОВД, - боевые!
Ответ командира был краток:
- Других не держим!
... Петрушин через щель в балконе смотрел на при-ближающихся к подъезду офицеров. Он не мог понять, по-чему они идут в это здание, смеясь, не спеша. Может, не знают, что он здесь? Нет! Этого не может быть! Тогда по-чему?
Пока рядовой Петрушин размышлял, Сергей и Игорь достигли входа  и зашли в подъезд. Перевели дыхание, все же прогулка под прицелом автомата дело совсем не из при-ятных. А тут еще это похмелье, которое, казалось, волно-вало больше, чем какой-то захват преступника.
- Как же мне хреново, Игорь! А у тебя, после вчераш-него… Все нормально?
- Ну, я ж не пью, как лошадь. Я как раз хотел с тобой на эту тему поговорить.
- И место и время самое что ни есть подходящее вы-брал. Можешь начинать!
- Нет! Поговорим, когда вернемся.
- Приготовь пистолет. Если Петрушин вскинет авто-мат, бей по ногам. Все, надо идти дальше, а то насторожит-ся парень.
- Только анекдоты на этот раз ты рассказывай, пусть, если вдруг не видел нас, хоть голос твой узнает.
- Ладно, вперед!
Они пошли дальше, а Сергей начал рассказ из своей далекой курсантской жизни:
- А еще, Игорь, на стажировке мы были, транзитом через Свердловск. До отъезда время еще было, ну и реши-ли по городу погулять. Зашли в пельменную. Попробовать уральских пельменей, ну и водочки выпить. Попробовали, выпили, выходим на улицу. Месяц март – мы в шинелях, а на улице тепло. Вот и премся распахнутыми по одной ал-лее. Слева дома серые, справа парапет, за ним кустарник. Я тогда не допер, зачем перед кустами парапет. Ну, идем, шинели нараспашку, а тут из-за угла патруль! Приехали! Но ладно…
- Петрушин! – крикнул Сергей с площадки между вторым и третьим этажами. – Петрушин! Оглох. Что ли?
- Я!
Сергей передразнил беглеца:
- Я, я, головка от… Чего сразу не отвечаешь, уши давно не мыл?  Командира роты, узнал? 
- Узнал! Вы зачем пришли? А если я стрелять начну?
- Кто же в парламентариев стреляет?
- В кого?
- В парламентариев, дубина! В них даже фашисты не стреляли, а ты что, хуже фашиста? Мы с капитаном Тру-баевым идем к тебе, чтобы обговорить кое-какие условия. Но если ты предпочитаешь спецназ в масках, то, пожалуй-ста, мы уйдем, черт с тобой!
Солдат крикнул:
- Нет! Поднимайтесь. Только если увижу оружие в руках, сразу стреляю!
- Кого ты, дурень, пугать вздумал? Где окопался?
- Направо, третий этаж, комната с балконом.
- Хорошо! Встречай гостей!
Сергей с Игорем зашли в указанную комнату, сразу разойдясь по углам.
Напротив, на корточках, сидел Петрушин.
- Здорово, Петрушин! Что это тут у тебя такое, при-сесть и то негде? Чего же у ментов в первую очередь пару кресел не потребовал? – спросил Сибирцев.
- Не надо шутить, товарищ капитан!
- Не можешь ты пользоваться ситуацией, дай-ка сюда телефон!
- Для чего?
- Дай, раз говорю!
Солдат толкнул по полу полевой ТА-57.
- Командир? Нет? Дайте мне полковника Румянцева. Товарищ полковник, мы здесь, на месте, с Петрушиным. Все нормально, он спокоен, опрятен, как и подобает бойцу.
- Ты мне лишнего-то не болтай? Чего хотел? – про-бурчал командир.
- Да вот, требует Петрушин бутылку водки и блок «Bond».
Петрушин удивленно посмотрел на командира роты. Но тот продолжал разговор:
- Как передать? Привяжите к телефонному кабелю пакет с пузырем и сигаретами, я подниму, а кабель сброшу обратно.
- Сам, наверное, похмелиться хочешь? – подозри-тельно спросил командир.
- Я при выполнении боевых задач не пью, и вы это прекрасно знаете. И «Bond» не курю, не на что, не зарабо-тал еще!
- Все, хорош базарить, выполняю требование!
Через несколько минут, Сергей поднял пакет с бу-тылкой водки и блоком сигарет. Внес все в комнату.
- Я же не требовал ни водки, ни сигарет, товарищ ка-питан, - заметил солдат.
- Ты еще сдай меня насчет водки! Ты когда вечером пережрешь, похмелиться хочешь?
- Да я вообще не пью!
- Это, пока молодой! А я вот болею после перепоя, мне похмелиться нужно, понял? И куришь ты что?
- «Приму».
- Ну, вот видишь? Какой ты, к черту террорист, если «Приму» куришь?
Сергей достал две пачки, одну бросил Игорю, осталь-ные – Петрушину.
- В газетах сообщат про твою «Приму», засмеют ведь, так что держи марку кури «Bond», пока есть такая возмож-ность!
Открыв водку, Сибирцев отпил почти половину, за-курил. Петрушин вдруг спросил:
- Зачем вы пришли?
- Я же сказал, обсуждать условия твоего освобожде-ния!
- Моего освобождения? От кого?
- Не от кого, а от чего. От собственной твоей глупо-сти.
- Я могу выстрелить.
- Знаю, но прежде ответь мне, - после изрядной доли спиртного Сергей чувствовал себя значительно лучше, - зачем ты потребовал вертолет и деньги? Ну, деньги понят-но, а вот вертолет зачем?
- Чтобы улететь отсюда!
- Логично. Позволь узнать, куда?
- В глухую тайгу.
Лицо Сибирцева изобразило крайнее удивление:
- В тайгу??? Но тогда вернемся к деньгам, зачем тебе в тайге деньги? 
- Это мое дело!
- Понял. Твое так твое! Эту тему закрыли. А, с чего ты решил дернуть из части? Неужели из-за денег?
- Это тоже мое дело.
- Э, нет, браток. Вот это и мое дело тоже. Меня же после твоего побега сразу с должности снимут. Должен же я как-то оправдаться? Или я причинил тебе зло, что ты в отместку так решил меня подставить?
- Вас я не хотел подставлять!
Хотел, не хотел, но подставил. Так что разъясни си-туацию.
 Солдат закурил импортную сигарету, с непривычки закашлялся.
- Ладно, скажу! Девка моя, Галька, в деревне замуж за завклуба собралась. А обещала ждать! Я люблю ее!
- А она? – спросил Сергей.
- Что она?
- Она тебя любит?
Петрушин вздохнул:
- Говорила, что любит!
- Понятно! – Сергей сделал еще несколько глотков.
- А ты ее трогал?
- Ну, было дело.
- Скажу тебе, Коля, дурак ты! Она же бабой стала! Ей теперь мужик нужен. По-любому! А не тронул бы, гля-дишь, и ждала бы тебя девочкой по-тихому, мужской ласки не зная, а значит, и не испытывая в ней потребности. А ты влюбился и сразу полез на нее, да еще перед армией. Как хочешь воспринимай мои слова, но ты, Коля, дурак! Но можешь утешиться тем, что не один ты такой, далеко не один. Вот у меня какая любовь была? Что ты! Как в романе приличном, но это пока все шло хорошо. А когда подрани-ло меня в Китае, она и упорхнула к одному своему школь-ному товарищу, торгашу. Обидно, Коля, стало, слов нет, думал застрелиться, в натуре тебе говорю. А потом решил, нет! Посмотрим сначала, как у них жизнь сложится? При-знаюсь, переживал, но ничего, опустило понемногу. А дальше… Нового муженька моей бывшей возлюбленной кто-то грохнул за дела их. Она в обратку было, прости, мол, Сережа, а я ни в какую! Умерла, так умерла! Теперь она возле мамы своей трется с чуханом каким-то, а я, как видишь, орлом хожу! Свободен я, Коля, и свободу эту больше ни на какую бабу не променяю. Вот так-то! А ты из-за бабы под пулю лезешь! Нет, чтобы отслужить и приехать домой с почетом. А они, невеста твоя с завклубом этим гребаным, пусть смотрели бы на тебя. Ты думаешь, сельский клуб – это тебе казино? И деньги в карман рекой льются? Как бы не так. В селе, Коля, пахать надо. А ты бы во власть махнул, в ту же ментовку, участковым, хотя бы. И сношал бы мозги этому завклубу. Посмотрел бы, как она, твоя ненаглядная, тогда запела бы. А рядом, девок ку-ча. Выбирай любую. За героя всякая пойдет! А ты задумал какую-то херню, только меня позоришь.
Беглец возразил:
- Ага! Отслужишь! Теперь мне одна дорога, если сдамся, в тюрьму!
- Ну, так и в тюрьму! Дадут полгода дисбата, и все! Зато, знаешь Коля, как завклубом тебя бояться будет, когда узнает, что ты дисбат прошел?
- Дисбат за то, что я сделал? Нет, лет пять впаяют, точно, - вновь тяжело и как-то обреченно вздохнул Петру-шин.
- Да ладно тебе, - за что пять лет? Сам сдался, никому вреда не причинил, в самоходе – считанные часы, дезер-тирства не повесят. Остается только хищение оружия, но это же в состоянии аффекта, вызванного сообщением из дома. И, в конце концов, сдашься то ты сам. Можно ска-зать, вернешься с повинной. Нет, Петрушин, по-моему, да-же дисбата тебе не видать! Хотя поговори с прокурором, - спохватился Сергей, - у нас же телефон.
Сибирцев попросил по телефону, чтобы соединили солдата с военным прокурором гарнизона. Они о чем-то долго разговаривали, вернее, говорил прокурор, Петрушин больше слушал.
Наконец солдат положил трубку.
- Ну и что тебе сказали? – спросил Сергей, сделав знак Игорю приготовиться. Еще неизвестно, какое будущее обещал прокурор солдату и не толкнет ли этот разговор Петрушина на агрессивные действия?
- Сказал, что если добровольно вернусь в часть, то могу отделаться и административным взысканием, в по-рядке исключения.
- Ну вот! А ты – пять лет, вертолет, деньги. Свобода, она, брат, дороже всего, запомни это. А твоей неверной не-весте я лично письмо напишу, где отмечу тебя, как герой-ского парня, выполняющего сложнейшие задания. Пусть сравнит со своим завклубом.
Петрушин засомневался:
-А прокурор не обманет?
-Нет!
- И вы напишете письмо?
- Сказал же! Ну, давай автомат. И пойдем отсюда.
- Прокурор сказал, что я сам должен сдать оружие.
- А кому ты его должен сдать, кроме своего непо-средственного начальника, чудила?
Петрушин протянул автомат.
- Ну, пошли, Коля. Про бутылку спросят, скажи – разбилась, хорошо?
- Хорошо! – впервые с момента побега улыбнулся солдат.
Они начали спускаться по лестнице. Петрушин не-ожиданно спросил:
- А как, товарищ капитан, закончилась ваша встреча с патрулем?
- Ты о чем?
- Вы рассказывали, когда поднимались ко мне.
 - Это про Свердловск, что ли?
- Ага!
- Да, Сергей, ты так и не закончил свою историю,- напомнил Игорь.
- Любопытные, какие! Как закончилась? Хреново за-кончилась. Саня Смугалов, сержант наш, как повязки уви-дел, дает команду всем в кусты. Ну, мы через парапет и ломанулись. А кусты эти не кустами оказались, а верши-нами елей, росших по крутому склону. Потому-то и пара-пет стоял. Вот и полетели мы вниз, по этому склону, пока мордами в мостовую внизу не уперлись. Фейсы разбиты, шинели в клочья. А патруль ржет сверху. Весело им, чер-тям. Интересуются, что за мудаки вниз нырнули?
Игорь засмеялся. К нему присоединился и Петрушин.

Солдата в сопровождении начальника штаба отпра-вили в часть.
Командир поблагодарил всех за участие в операции и, выслушав доклад Сергея, подозрительно спросил:
- Капитан, а чего это у тебя вид не того? И язык за-плетается? Ты никак пьяный? А говорил, на службе не пьешь!
- Это все остаточное явление, плюс чрезмерные пси-хологические нагрузки, товарищ полковник!
- А бутылку водки кто выпил? Солдат трезв, Трубаев тоже, остаешься ты?
- А пузырь того, разбился. Не доставили по назначе-нию, может, это и к лучшему.
- И где же осколки?
- В мусоропроводе! – заметно захмелев, Сергей нес уже явную чушь.
- Ладно! За захват беглого вооруженного солдата объявляю вам обоим благодарность, а с тобой, Сибирцев, потом разговор отдельный будет, смотрю, ты на ногах-то еле держишься.
- Мне благодарность нельзя, товарищ полковник, – напомнил Сибирцев, – у меня взыскание, недавнее и нало-женное вами же.
- Значит, снимаю ранее наложенное взыскание.
Подошел «уазик», офицеры вернулись в часть. Потом только и было разговоров о том, как Сибирцев и Трубаев брали вооруженного солдата. Тему эту активно обсуждали и в штабе. Игорь возвратился к выполнению своих обязан-ностей, Сибирцева же командир отправил в общежитие, приходить в себя от полученной «психологической» трав-мы, проще говоря – проспаться.   

                5

Сапоги сияют так, что их смело можно  использовать во время бритья вместо зеркала, а брюки так наглажены, что если бы муха вдруг налетела на стрелку, она непре-менно бы раскололась надвое. Офицеры и солдаты 82-го гвардейского Порт-Артурского полка заступают в гарни-зонный патруль, и их  внешний вид проверяет лично ко-мендант гарнизона. Малейшее нарушение формы одежды – трое суток ареста.
В заключение инструктажа даются нормы выработки: военный городок – 50 нарушителей, поселок – 40, бетонка вдоль частей – 30, остальным – по 20. Патруль в поезде За-байкальск – Москва, до станции Оловянная, – 10 в обе сто-роны. Норма рассчитана с 18.00 до 24.00, а утром расчет будет другой. Это притом, что увольнения в приграничной зоне запрещены.
Комендант не говорит главного, что за невыполнение нормы провинившихся не отпускают отдыхать с 24.00 до 6.00, как положено, а отправляют на «большой круг», на всю ночь, и если к утру патруль не выполнит норму, то за этим следует губа, при этом патруль сажают в те камеры, где сидят жертвы именно этого патруля.
Что ж, цели ясны, задачи поставлены, за работу това-рищи!
Успех службы в патруле во многом зависит от харак-тера начальника патруля. Если он в меру свиреп и сообра-зителен, то план выполнить можно.
- Товарищ сержант, вы нарушаете форму одежды!
- Никак нет, товарищ капитан. – На сержанте все бле-стит, придраться явно не к чему.
- Во-первых, вы пререкаетесь с начальником патруля, а во-вторых, верхняя пуговица мундира у вас не в сторону советской власти. Документы!!!
Точно, блестящая пуговица с серпом и молотом внут-ри пятиконечной звезды пришита чуть-чуть неровно, а мо-жет быть, пуговица не очень плотно пришита, разболта-лась, и оттого молоточек повернут не вверх, как ему подо-бает, а немного вбок.
На увольнительной записке сержанта появляется надпись: «Увольнение прервано в 16.04 за грубое наруше-ние формы одежды и пререкание с патрулем», и наруши-тель, козырнув, отправляется в свою часть.
И так, первый пошел, еще 49!

- Игорь, мать твою! - воскликнул Сергей, встретив друга на маршруте. – Ты в полной заднице!
- Что случилось?
- Письмо пришло из Пресногорьковки…
Игорь побледнел. Полгода тому назад они были в Ка-захстане на уборке урожая, где Игорь и познакомился с красивой девахой из деревни Пресногорьковка Кустанай-ской области, что раскинулась в трех километрах от их по-левого лагеря. Как и где Игорь ее откопал, Сергей не знал. Но запал на нее Игорек, словно мальчишка. Девица оказа-лась строгих правил. У них в деревне не принято было на сеновал без венца ходить. Но отступиться Игорь не мог: весь горел. Потому, скрепя сердце, согласился жениться. Правда, удостоверения не стал показывать, мол, оставил в части. «Да ничего: штамп в сельсовете потом поставим, главное, я люблю тебя, милая». Свадьбу закатили на всю деревню. Столы поставили прямо во дворе. И так Игорь приглянулся местным мужикам, что стал, как родной.
Потом была первая ночь, полная страсти и огня, за ней еще и еще, пока супруга Игорю не наскучила. Женить-ся по-настоящему он не мог и не хотел. Не в Даурию же  в самом деле ее везти.
Уборка вскоре закончилась и «целинный» батальон вернулся на зимние квартиры. Письма от «полевой жены» Игорь получал каждый день на адрес офицерской общаги и вот однажды его вызвали на переговоры, где в слезах и от-чаянии подруга сообщила ему, что выезжает в Забайкалье для дальнейшей совместной жизни. Игорь не на шутку ис-пугался и ляпнул первое, что пришло в голову, а именно то, что его отправляют в Афганистан и их долгожданная встреча, увы, переносится на более позднее время.
Игорь уговорил Сергея помочь. Тот отнекивался до последнего. Но, в конце концов, сдался под напором това-рища и, проездом в очередную командировку, заехал в де-ревню с горестной вестью.
- Игорь погиб в командировке в Афганистане, - со-общил Сергей семье «покойного».
Вой стоял на всю округу. Три дня ревела деревня. Громче всех молодая жена. Крупные слезы стекали по нежным щекам. Для Сибирцева это были тяжелые дни. Столько самогона он не выпил за все время службы.
Увидев «вдову», Сергей понял, почему так страдал Игорь. Девушка была дьявольски хороша.
« Мудак Игорь, такую девушку бросать!» - думал Си-бирцев.
- Что я буду без него делать?..
- Надо примириться с неизбежностью… - произнес он.
- Что? – она посмотрела непонимающе.
- Чему быть, того не миновать.
Сергей уехал.
И вот через месяц в часть пришло письмо.
«Администрация села Пресногорьковка» - значилось на бланке.
«Командиру в/ч 36251, - было в письме. – Товарищ полковник. Село Пресногорьковка глубоко скорбит по по-воду гибели капитана Вашей части Игоря Васильевича Трубаева. Выражаем свои искренние соболезнования. Он погиб, до конца выполняя свой долг. Не зря говорят: смерть забирает лучших. Мы знали Игоря совсем недолго. Но он успел запомниться нам, как человек чести и благо-родства. Таким, по нашему мнению, должен быть настоя-щий офицер. Жаль, что его больше нет с нами. Админист-рация села приняла решение переименовать нашу цен-тральную площадь Ленина в площадь Игоря Трубаева и назвать его именем улицу, прилегающую к площади. На площади будет установлена мемориальная доска памяти Игоря Трубаева и бюст офицера-героя. Приглашаем Вас на торжественную церемонию открытия… Церемония состо-ится… числа… в 12 часов…»
Игорь схватился за голову.
- Не знаю, как это разруливать, - произнес Сибирцев.
- Черт подери! Что же теперь делать?
- Мудак, не надо жениться!
- Поздно.
- Иди к начальнику строевой части, говори, что хо-чешь, но уговори не показывать письмо командиру. А по-том надо тихо его забрать из штаба. И предупреди поч-тальона, чтобы всю корреспонденцию из Пресногорьковки отдавал тебе.
- Что делать с приглашением?
- Сами туда напишем. От имени командира полка. Мол, так и так, был бы рад приехать. Но в связи с пред-стоящими учениями никак не могу. Открывайте без нас. С уважением, дата, подпись.
- Спасибо, я у тебя в долгу, - Игорь старался говорить бодро, мол, все нипочем, прорвемся. Но вышло как-то на-тянуто. Видно, что волновался.

                6

Сегодня вместо обычного совещания в части был на-значен товарищеский суд чести младших офицеров. Рас-сматривалось дело капитана Сибирцева Сергея Николаеви-ча, которое состояло из нескольких пунктов, но домини-рующим было обвинение в превышении командиром роты своих полномочий. Ну, конечно, до кучи, и употребление спиртных напитков в служебное время, как будто у офице-ра есть какое-то другое время, и отказ заступить в наряд. И еще много чего, вытащенное на свет божий из объемной записной книжки бдительного замполита части – майора Волгина.
И кому, какое дело, что выпил Сибирцев, встретив своего однокурсника на сборах? Было? Было. И то, что от-казался заступить в наряд вместо «закосившего» под боль-ного сынка начальника штаба округа. Опять-таки. Было? Было.
А превышение власти? В чем? В том, что въехал в че-люсть одному подчиненному, распоясавшемуся сержанту? Сержанту, который заставлял молодых солдат закапывать на двухметровую глубину случайно брошенный мимо ур-ны окурок? Конечно, юридически он не имел права трогать сержанта Шульгина. Но этот тип являл собой образец мер-зости и цинизма. С каким-то садистским упоением он уни-жал тех, кто был моложе по срокам службы и слабее его.
И разве Сибирцев не пытался по-хорошему урезонить сержанта? Не проводил беседы? Не наказывал дисципли-нарно? Но куда там? Шульгин только нагло смотрел в гла-за – говори, мол, говори, золотая рыбка, ничего ты мне сделать не сможешь. И разве не подавал Сибирцев рапорт о проступках сержанта вышестоящему командованию? По-давал. А результат? Нулевой. Воспитывай, ты на то и по-ставлен. Вот и провел Сибирцев воспитательную работу. Один удар – и Сибирцев тут же обнаружил, что он на са-мом деле представляет. Куда спесь девалась? Хотел узнать, что я смогу ему сделать? А вот что. И так будет постоянно, пока не поймет, что вокруг него люди, а не рабы.
А замполит, понятное дело, тут как тут. Еще бы, ЧП в части. Доложили в момент ему, и не мудрено – развел «стукачей» на всех уровнях. И тут же раздул дело до суда.
Хорошо, что еще командир – человек с понятием, аф-ганец, суровый, но справедливый офицер. И бурная дея-тельность зама, которого какая-то высокая рука поставила на эту должность, чтобы потом рвануть вверх, была коман-диру не в «жилу». Это чувствовалось в их отношениях – холодных, неприязненных.
Поэтому, может быть, Румянцев как-то, вызвав его, Сибирцева, посоветовал не связываться с замполитом.
Да черт с ним, с замполитом, но под его защитой на-глеют старослужащие, пытающиеся установить свой дик-тат в подразделениях. И в какой-то степени это им удается.
Сибирцев посмотрел на время. Пора выдвигаться. Подойдя к клубу, он встретился с сослуживцами, которые курили, собравшись кучами. Его подозвал Игорь Трубаев.
- Что, Серый, готов к промыванию мозгов?
- Ты знаешь, где я видел это промывание.
- Это понятно. Непонятное другое, с чего к тебе так прочно прицепился Волгин? В полку подобных случаев было да и есть до черта. Но все заминали до сих пор. А тут решили вдруг предать огласке? Для чего? Да, по сути и предавать-то нечего. Подумаешь, въехал козлу по морде. Мои архаровцы иногда так доведут, что всех готов порвать.
- Все, Игорь, здесь понятно. И дело не в том, что я ударил подчиненного или дернул по сотке. Неугоден я. Должность занимаю, а замполиту надо своих, нужных ему людей продвигать. Возьми моего Панкратова. Папа в шта-бе округа, генерал, а сын – взводный. Но должность заня-та? Как продвинуть парня? Надо освободить место и поло-жить Панкратова на роту, хотя ему и взводом-то командо-вать рано. Глядишь, папа и вспомнит добрым словом того, кто сынка бестолкового к очередной звездочке протолкнул. Или Кудецкий? Вместо него меня в наряд пытались засу-нуть. Он будет бухать и класть на всех с прибором, а я за него лямку тянуть? Уже… Но Кудецкого не тронули. По-пробуй – у него папа в штабе армии. А Сибирцева? Отчего ж, его можно. Кудецкий, видишь ли, был только пьян, а я отказался выполнять приказ. Он, понимаешь, ни при чем. Виноват я.
- Ладно, Серый, не заводись. Тебя командир поддер-живает. Не даст сожрать замполиту.
- Сейчас, может, и не даст, но Волгин и под команди-ра копает. А что этот козел задумает, того добиваться бу-дет всеми способами.
Разговор офицеров был прерван командою ЗНШ.
- Товарищи офицеры, кончай курить. Прошу всех в клуб.
Офицеры потянулись в зал. По ходу суда Сибирцеву отводилась особая роль, и зайти он мог одним из послед-них. Поэтому Сергей остался на улице, тем более, что ко-мандование еще не подошло.
Как вести себя на суде? Агрессивно защищаться? Или играть в молчанку? В любом случае решение по нему уже принято, осталось только разыграть спектакль. Молчать будет трудновато – все же обвинения против него сильно притянуты за уши, поэтому-то и обидны.
За размышлениями он не заметил, как от штаба по-дошел командир в окружении заместителей. Румянцев пропустил, как положено, замов вперед, сам подошел к Сибирцеву.
- Ну что, Сибирцев, особого приглашения ждешь? Готов к суду?
- Я-то готов, товарищ  полковник, только не справед-ливо все это. Вам не кажется?
- Казаться мне, Сибирцев, по должности не положено, но я предупреждал тебя – держись от Волгина подальше.
- Так мы что, в разных армиях служим? Почему я должен просчитывать каждый свой шаг, боясь попасть на заметку какому-то уроду?
- Все! Прекрати. Не заводись – себе хуже сделаешь. И болтай поменьше. Волгина речами не проймешь. Отмол-чись. Дальше посмотрим.
Сибирцев вошел в клуб. Присел на крайнее кресло предпоследнего ряда.
Следом зашел командир. Он занял место в президиу-ме, но не Румянцев играл сегодня первую скрипку, зампо-лит.
- Товарищи члены суда младших офицеров, прошу занять свои места.
Когда команда была выполнена, замполит обвел взглядом аудиторию.
- Сибирцев? Капитан Сибирцев?
- Я. – Сергей встал.
- Вы что Сибирцев, первый раз замужем? Проходите и займите свое место.
Сергей прошел через весь зал и остановился рядом со специально поставленным стулом, под президиумом, перед залом.
- Вот так, садитесь на стул позора.
- Не волнуйтесь, товарищ майор, я постою.
- Сибирцев, здесь вам не цирк, - настаивал замполит, - а суд, пусть и товарищеский, так что извольте выполнять правила. Стул позора и предназначен для того, что бы на нем сидел тот, кто коллективом предан позору.
- Сказал постою, значит, постою, и нечего меня ула-мывать.
- Товарищ полковник! Обращаюсь к вам, как к ко-мандиру. Сами видите, как ведет себя Сибирцев.
- Майор! По-моему вы затягиваете. Если вам не доро-го свое время, то пожалейте время подчиненных. Начинай-те.
Замполит с трудом проглотил пренебрежительный тон полковника Румянцева, но, сдержавшись, продолжил исполнять отведенную ему роль.
- Что ж, Сибирцев, командир сделал для вас исклю-чение. Но на то он и командир.
- Товарищ майор, - донеслось из зала, - ну на самом деле, давайте по теме, чего кота за хвост тянуть?
- Я попрошу нетерпеливых свое мнение попридер-жать при себе и не позволю превращать серьезное меро-приятие в балаган. Начинайте, - обратился он к председа-телю суда – одному из командиров рот, тот начал:
- Товарищи офицеры! Мы с вами сегодня обсуждаем проступки, совершенные нашим сослуживцем, командиром роты связи, капитаном Сибирцевым Сергеем Николаеви-чем. Первое – это избиение сержанта Шульгина на глазах у подчиненных. Что вы можете, товарищ капитан сказать по этому поводу?
- Если вы считаете, что один удар в порыве гнева, по уважительной, поверьте, причине – избиение, то тогда во-обще о чем можно говорить? Прошу точнее сформулиро-вать обвинение в мой адрес.
- Товарищ капитан, какая разница – один вы нанесли удар, два ли, но вы ударили своего подчиненного?
- Да, ударил.
- Другие подчиненные рядового состава при этом присутствовали?
- Да, присутствовали.
- И как же вы оцениваете свой поступок?
- Если вы хотите этим вопросом спросить, ударил бы я сержанта вновь, повторись та же ситуация?
Отвечаю – да, ударил бы. Или, по-вашему, я должен был со стороны наблюдать, как сержант издевается над молодыми солдатами?
- Как у вас складно получается, - вступил в разговор Волгин.
- Товарищ полковник, товарищи офицеры, довожу до вашего сведения, что по случаю физического оскорбления сержанта Шульгина проводилось служебное расследование и, фактов, подтверждающих то, что сержант издевается над  «молодыми», как здесь выражается так называемый коман-дир роты, не обнаружено. Стыдно, капитан, прибегать ко лжи во спасение своей изрядно подмоченной репутации. Стыдно и недостойно офицера.
- Вы проводили дознание и факты не подтвердились? А что вы ждали? Да кто же вам правду скажет о Шульги-не? Ведь всему личному составу известно, что он ваш, то-варищ майор, осведомитель.
- Что-о? Что вы сказали? Вы в своем уме? Или опять пьяны? Вы понимаете, в чем только что меня обвинили? Товарищ полковник, товарищи офицеры, я обращаю ваше внимание на слова этого негодяя. Вы еще ответите за свои слова, Сибирцев, ответите.
- Я-то отвечу, но и вам придется извиниться за него-дяя. И что это вы так взвились? Или я сказал что-то из ряда вон выходящее? По-моему, всем известно, как вы проводи-те воспитательную работу, на чем ее основываете.
- Товарищи офицеры! Майор Волгин! Не забывай-тесь, что вы находитесь на суде чести. Ваши пререкания никому не нужны, а вы, товарищ Березкин, выполняйте свои обязанности председателя суда, - высказался раздра-женный командир.
- Да о какой чести вы, товарищ полковник говорите, - не унимался Волгин, - вы посмотрите на поведение Сибир-цева, он же всем нам бросает вызов своим поведением.
- Это у тебя, майор, где честь была, там что-то вырос-ло. Воспитатель гребаный.
- Сибирцев? Что за поведение, твою мать? – вышел из себя командир. – А ну прекрати немедленно. Ты можешь не уважать конкретную личность, но погоны старшего офицера уважать обязан. И обращаюсь ко всем – не пре-кратите эту порнографию, я ее прекращу.
Побледневший Волгин не стал продолжать перепал-ку, уткнулся в записную книжку и принялся что-то быстро в нее заносить.
Наконец капитан Березкин решил взять ведение соб-рания в свои руки.
- Вам, Сибирцев, был задан вопрос – как вы оцени-ваете свой поступок, но вразумительного ответа собрание так и не получило. Вам слово.
- А мне нечего сказать. Считайте, что от объяснения по всем пунктам я отказываюсь. Можете начинать обсуж-дение.
- Это ваше право. Товарищи офицеры, кто желает вы-ступить?
В зале царило молчание, никто особого желания вы-сказаться, видимо, не испытывал.
- Что, нет желающих?
- Разрешите мне, - подал голос Трубаев.
- Слово предоставляется командиру разведроты капи-тану Трубаеву.
- Товарищи офицеры. Не знаю, как вы, но я не пойму, из-за чего мы тут собрались.
- Пожалуйста, еще один комик, проговорил как бы про себя Волгин, но так, чтобы его услышали.
- Это вы про себя, товарищ майор? – не остался в долгу Трубаев
- И вы туда же, Трубаев? Ну-ну, далеко пойдете.
Командир привстал – обвел взглядом аудиторию и, ничего не сказав, сел на место. Было заметно, что он силь-но раздражен.
- Я не хочу препираться с замполитом, - продолжил Трубаев, - и определять, кто есть кто. Скажу по существу данного, неудачно разыгранного спектакля. Ради чего мы здесь? Что обсуждаем? Что Сибирцев совершил преступ-ление? Ударил сержанта? А за что? За то, что тот издевался над «молодыми», хоть и хочет все по-другому представить майор Волгин. Я знаю, что творит этот Шульгин, и, будь на месте Сибирцева, тоже набил бы ему морду. Да что об этом говорить? Все прекрасно видим, что наш коллектив с при-ходом в часть Волгина разделился на два лагеря. И «де-довщина» процветает там, где есть такие вот сержанты, ко-торые входят в своеобразный актив замполита.
Волгин хотел что-то сказать, но его опередил лейте-нант Панкратов:
- Товарищи офицеры, это что получается? Что мы со-вершенно игнорируем субординацию и, вместо того чтобы обсуждать проступки Сибирцева, свою оценку которых я дам ниже, обсуждаем старшего офицера? Что нам не поло-жено по уставу. Поэтому считаю, что такое поведение не-позволительно, и призываю всех выступать по теме. Те-перь скажу свое мнение о том, что совершил Сибирцев. А поступил он подло. Иначе его поступок назвать не могу. В арсенале офицера много возможностей навести в подраз-делении порядок. Но Сибирцев предпочитает мордобой, тем самым, показывая личному составу губительный при-мер. И за это он должен понести суровое наказание.
- Панкрат, - фамильярно спросил уже порядочно за-веденный Трубаев, - а у тебя во взводе что творится ты знаешь? Или тебе некогда? Хотя откуда тебе знать? Ты же постоянно на вызове у Волгина. А во взводе у тебя правит сержант, а отдувается ротный. Не знаю, как он еще терпит подобное. Не знаю, но понимаю – ведь ты же под патрона-жем Волгина. Тебя трогать – себе дороже выйдет. Так что тебе ли обсуждать Сибирцева? Садись лучше – свое на се-годня ты отслужил хозяину.
- Капитан Трубаев! – В голосе Волгина звучали ме-таллические нотки, он смотрел на командира роты холод-ными, змеиными глазками. – Если вы офицер, то подпиши-тесь под своими словами, и мы с вами разберемся где надо.
- Не волнуйся, майор, я за свои слова отвечу. Смотри, как бы тебе за свои дела не пришлось отвечать. Считаешь, что все можешь? Смотри, не переоцени себя и своих по-кровителей.
- Трубаев! А ну сядь на место, - приказал полковник Румянцев. – Да что это такое происходит? Вы что? С ума все посходили? Вы же офицеры. Нет, видимо мне придется принять активные меры. Распоясались. Ну что ты, Берез-кин, на меня смотришь? Будете продолжать заседание?
- Товарищи офицеры, кто еще хочет выступить?
Поднялся майор Волгин.
- Я буду краток. Не скрою, что по факту проступков Сибирцева я сделал свое предложение командиру части – отстранить капитана от командования ротой до принятия решения вышестоящим командованием, но после того, как вел себя Сибирцев на собрании, - изменил свое решение. Я считаю, что таким, как он, не место в Вооруженных силах, и буду ходатайствовать о его увольнении.
- Да? Уволить меня хочешь? А вот это не видел?
Сибирцев согнул правую руку в локте и ударил по ней левой.
- Ну, все! Хватит! – Командир стукнул ладонью по столу и поднялся. – Властью, данной мне, я прекращаю суд. О времени нового заседания будет объявлено допол-нительно. Все, кроме Сибирцева и Трубаева, свободны.
Клуб через несколько минут опустел. Волгин хотел было остаться, но Румянцев проводил его.
- Товарищ майор, вас попрошу дождаться меня в служебном кабинете.
- Есть! – сухо ответил Волгин и с недовольным видом удалился.
Когда командир, Сибирцев и Трубаев остались одни, Румянцев взорвался:
- Вы что, мальчишки? Обнаглели совсем? Как вы смели?
- А что «смели», товарищ полковник? – ответил Си-бирцев. – Правду сказать? Не по вкусу пришлось? Или вы не видите, что в полку происходит? Замполит себя над всеми поставил, превратил полк в натуральный дурдом.
- И потом, товарищ полковник, - поддержал друга Трубаев, - из-за чего вся эта карусель вокруг Сибирцева? Вы то должны знать. Ведь ясно, что Волгину рота связи нужна, должность свободная, чтобы Панкрата протолк-нуть.
- Все сказали? Значит, Волгин во всем виноват? А вы – ангелы с крылышками? Ты, Трубаев, спрашиваешь, из-за чего закрутилась карусель вокруг Сибирцева? А не сам ли Сибирцев дал повод для этого? Не дай он в морду сержан-ту, а посади на гауптвахту, как положено, и все было бы иначе. Не попадись он с пьянкой…
- Да какой пьянкой, товарищ полковник?
- Молчи! Ты свое уже высказал. Не попадись, повто-ряю, с пьянкой, тоже не было бы ничего. Не пошли он на три буквы посыльного, а заступи на службу, и здесь ничего бы не было. Не было бы у Волгина против Сибирцева ни-чего. Так кто, в конце концов, виноват? Волгин, который, согласен, ведет себя подло? Или Сибирцев, который своим поведением провоцирует замполита? Но замполит старше и по званию, и по должности, а в армии существует еще понятие субординации. Видишь, что начальник «перегиба-ет палку», - доложи вышестоящему командиру, а не посы-лай куда не следует. А вы распоясались, потеряли контроль над эмоциями. И ладно Сибирцев, его еще можно понять - седьмой год на границе. Правда, с большим натягом. Он защищался, и делал это не лучшим образом, мягко говоря. Ну а ты, Трубаев, почему оскорбил старшего офицера? Ка-кое имел право? Правды добиваетесь? Да ничего подобно-го. Так правды не добиваются. И какой, собственно, прав-ды? Ведь формально Волгин во всем прав. Разве за Сибир-цевым числится мало грешков? А, капитан? Да будь ты чист, Волгин ничего бы не смог предпринять, как бы этого не хотел. В первую очередь надо уметь себя контролиро-вать, а не переводить стрелки на других. Вот вы мне от-ветьте оба: зачем в петлю лезете? Не хотите служить Роди-не? Рапорта на стол и до свидания! И нечего шоу устраи-вать, шоумены тоже мне…
Наступила короткая пауза. Командир закурил.
- Вы же училища заканчивали не затем, чтобы потом, получив диплом, «слинять» на «гражданку». Вы служить пришли. Я знаю. Научился, слава богу, в людях разбирать-ся и видел в Афгане, как такие, как вы, героями станови-лись, а Панкратовы и Волгины тихими мышами сроки от-бывали. Так какого черта подставляете себя? Тем более, ты Сибирцев, уже за «речкой» побывал и испытал на собст-венной шкуре гостеприимство китайцев. Вы утверждаете, что я не вижу, что в части происходит. Ошибаетесь. Все вижу. И больно мне, понимаете, больно, а вы мне соли на раны не скупясь… Мы служить должны, людей воспиты-вать, долг исполнять. Посмотрите, кто к нам в последнее время приходит? Чурки необразованные, которые с гор в магазин спустились, а их поймали и в военкомат. Алкого-лики, дистрофики, лица, ранее связанные с криминалом. Психически нездоровая молодежь. Может быть, я и утри-рую, но это имеет место. И мы должны с ними работать. А в этих условиях нужны офицеры настоящие, преданные делу своему. Я почему защищаю вас? Потому что именно в вас вижу тот костяк, вокруг которого можно создать здоро-вый коллектив. За всей вашей раздолбанностью, внешней шелухой разгильдяйства, скрывается истинная военная жилка, надежность, способность держать многоликий кол-лектив в готовности для выполнения боевой задачи. А вы? Да ладно!
Командир махнул рукой.
- Делайте что хотите, свободны.
Офицеры не торопились уходить.
- Ну что застыли? Сказал же – свободны.
- Извините, товарищ полковник.
- Чего уж там. В себе разберитесь, передо мной что извиняться? О дальнейшем подумайте.
Командир подошел к краю сцены, вновь закурил, по-казывая, что разговор закончен.
Сибирцев с Трубаевым вышли из клуба.
На улице шел мелкий дождь. На душе было пакостно. Шли по центральной аллее к КПП молча, каждый думал о своем.
Думал и командир, стоя на сцене один в большом за-ле клуба. И задача, которую ему предстояло решить, была непроста.
Зная паршивый, склочный характер своего замести-теля, он ломал голову, как сгладить возникший конфликт. И решения пока не находил. Волгин, если еще удастся его уломать, непременно потребует, чтобы Сибирцев и Труба-ев публично извинились. Офицеры этого не сделают, пре-красно понимая, что после извинений примирения не на-ступит.
Волгин, напротив, усилит нажим, почувствовав сла-бость оппонента. Такова его натура – безжалостно давить неугодных, подминая под себя, заставляя испытывать по-стоянную от себя зависимость.
Если же не предпринять ничего, то завтра в выше-стоящий штаб полетит такая бумага, что реально встанет вопрос о немедленном увольнении Сибирцева и Трубаева.
Убедить Волгина не делать этого он, Румянцев, не сможет. Приказать? Тот тут же обжалует приказ. Вот, блин, загнали тоже занозу в часть. Быстрее продвигали бы его, что ли, выше, пока он все здесь не развалил своими интригами…
Значит, все же придется обратиться к Петровичу – генерал-полковнику Сухорукову, - заместителю Главкома Сухопутных войск. Они были в дружеских отношениях с Афгана, когда майор Румянцев прикрыл собой командира полка полковника Сухорукова, приняв на себя три пули душманского снайпера. После этого случая генерал чувст-вовал себя обязанным Румянцеву.
Придется поставить Волгина в известность о том, что и он, Румянцев, может в случае необходимости сильно ог-рызнуться, сломать карьеру своему заму. Это был некраси-вый ход, но вынужденный. Иначе сохранить Сибирцева и Трубаева для армии ему не удастся. А терять этих парней не хотелось.
Приняв решение, полковник Румянцев направился в штаб, поднялся на второй этаж, зашел в кабинет своего за-местителя, который ждал прихода командира, выполняя приказ.

Утром на разводе о вчерашнем происшествии не бы-ло сказано ни слова. Это обстоятельство удивило многих, но более всего офицеров строевой части.
Никакого рапорта, докладной в вышестоящий штаб по линии майора Волгина не поступило. Это было по меньшей мере странным. Все ожидали, что Сибирцева и Трубаева, как минимум до окончания разбирательства и повторного суда чести, отстранят от исполнения служеб-ных обязанностей, но этого не произошло.
Не произошло ничего, и причин такого неожиданно спокойного исхода никто не знал, за исключением, естест-венно, Румянцева и Волгина.
Суд же вообще перенесли на неопределенный срок.
Жизнь продолжалась.
Сибирцев и Трубаев, как и остальные командиры подразделений, готовились к отправке в запас отслужив-ших положенные сроки военнослужащих и к приему моло-дого пополнения. Сержант Шульгин увольнялся тоже, и это, в какой-то степени, смягчало противостояние. Но только смягчало.
               
                7

Капитан Сибирцев с утра чувствовал себя неважно. Сказывалась ночь, которую они с Трубаевым провели, рас-писывая «тысячу», и пара бутылок водки, раздавленных по ходу игры. Сергей стал замечать в себе некоторые переме-ны. Если раньше выпитое накануне никаких последствий не вызывало, то с некоторого времени утреннее самочувст-вие ухудшилось и появилось желание, даже потребность, слегка похмелиться. Он знал, что это симптомы алкого-лизма, но ничего поделать не мог. Да и не хотел. Выпивать приходилось почти каждый вечер, за исключением, пожа-луй, времени несения службы в наряде. Одиночество, ко-торое ждало офицера дома, провоцировало эти частые, по-рой неумеренные пьянки. Сергей задумался: за последние три года самый длительный промежуток, когда он не «употреблял», был всего четыре дня.
Вот и сейчас, подходя к КПП, Сибирцев думал о том, как облегчить свое состояние, вернее, когда сделать это? До развода или позже? На построении Волгин под любым предлогом стремится обойти строй офицеров и выявить тех, от кого несет перегаром, чтобы, занеся в записную книжку, при случае напомнить, где надо о вопиющем фак-те. Поэтому Сергей и размышлял, стоит ли давать зампо-литу еще один козырь против себя.
Но на входе в часть Сибирцева уже ждал Трубаев.
- Серый, ну ты и спать горазд. Я уже сходил в казар-му, задачу старшине поставил и полчаса тебя жду.
- А ты что, вообще не спал?
- Какой там сон? Благоверная такой разнос устроила. Пришел-то я домой в четвертом часу.
- Да, засиделись мы. Ну и чем дело кончилось?
- А ну ее. Что об этом говорить? Пойдем лучше по пивку вдарим?
- А развод?
- Какой развод в воскресенье?
- Волгин вчера объявлял о построении.
- Пошел он, этот Волгин. Пусть своих поджопников строит. Командир ничего не говорил? Нет. Ну и все. А Волгин? Шел бы он, этот Волгин.
- Ты чего завелся? Подожди минуту, я хоть тоже сво-ему старшине позвоню.
 Нет, ты идешь или будешь и дальше Муму травить?
- Пошли.
- Вот это другое дело, а то Волгин, Волгин, да кто он есть-то по большому счету? Замполит. Этим все сказано.
Так под возмущенные реплики Трубаева друзья на-правились в ближайший сельский магазин, где они хорошо знали продавщицу и где так же хорошо знали их, как по-стоянных клиентов, и даже отпускали спиртное в долг.
За прилавком оказалась молодая, симпатичная и не-знакомая девушка.
- Вот так сюрприз! – воскликнул Трубаев. - Серый, ты посмотри, какая принцесса нас сейчас обслужит. Вы, как я понимаю, - обратился он к девушке, - новенькая?
- Да, а что?
- Да нет, ничего. Просто такое прелестное создание и в каком-то комке? Здесь ли ваше место, красавица?
- А вы считаете, что красавица может прожить без денег? Не зарабатывая себе на жизнь?
- Конечно! У принцессы всегда должен быть принц, который бы обеспечивал ее и лелеял.
- Может быть, хватит, ребята? Что будете брать?
- Пару бутылок «Жигулевского». А принца-то, как я понимаю, у принцессы нет?
- Пожалуйста – ваше пиво.
- Значит, нет, - сделал вывод Трубаев. – Могу поре-комендовать, девушка, своего друга. Серый, покажись. Ну, чем не принц? Кстати, из дворян, голубых кровей, так ска-зать.
- И давно офицеры, да еще дворяне, пьют по утрам пиво, как алкаши?
- Правильно замечено. Обычно мы пьем шампанское, но, знаете, однообразие надоедает, вот иногда и позволяем себе изменить привычке.
- Игорь, хватит болтать, у нее же работа.
- Вот тебе на. Я его, понимаешь ли, расписываю та-ким гусаром, а он еще брыкается. Кстати, а как зовут это прекрасное создание?
- Катя.
Очень приятно. Нет, вы посмотрите на него. Катя, не иначе мой друг в смущении? А, Серый? – Трубаев плечом подтолкнул Сергея.
- Пойдем, в часть пора, - действительно непонятно от чего смутившись, поторопил друга Сибирцев.
Девушка проводила взглядом офицеров.
- Игорь? Ну что ты представление устроил?
- Тебе не понравилась девчонка?
- Да какая разница – понравилась не понравилась, может, у нее парень есть или, вообще, муж.
- Парень, муж, - передразнил Трубаев.
- Ты на службе этой совсем умом тронулся. Кроме ка-зармы да «чепка» ничего не видишь. Какой муж? Ты обра-тил внимание на ее взгляд? Нет? Ну конечно. А я обратил и говорю тебе, на все сто, что никого у нее нет. Ее взгляд, Серый, ищет, понимаешь? Изучает и, если хочешь, желает быть увиденным и понятым.
- Ну, наплел. Откуда ты-то знаешь?
- Знаю. У меня же жена молодая, Серый. Так что, о девчонке подумай. При нашей-то работе без женщины чер-дак быстро снесет.
- Оп-па! Построение. Пошли вокруг штаба, - увидев, что на плацу построены офицеры, предупредил Сергей. Свернув за клуб, друзья обошли плац и разошлись по под-разделениям.               

В коридоре раздалась команда дневального – «Де-журный по роте на выход!». Значит, пришел кто-то из сво-их или старшина вернулся. Тут же открылась дверь и поя-вился прапорщик Марин.
- Ну, как дела, старшина?
- В общем, командир, посмотрел я молодежь. Есть стоящие ребята. Подобрать можно. Я вот тут набросал спи-сок, посмотри?
- Для чего мне на него смотреть? В этих делах я пол-ностью полагаюсь на тебя.
- Командир, мне кажется, ты не в духе?
- Что? Заметно?
- Мне – да.
- Черт его знает, Володя, просто сижу вот здесь и ду-маю, а за каким… это все?
- Что «все»? – не понял старшина.
- Да вот это все – служба, наряды, учения, дежурства на точках в укрепрайоне, нервы, в конце концов? Ради че-го? Живут же другие? Торгуют, воруют и при этом живут в достатке. А мы? Чем мы их хуже, Вова? Бросить все к ед-рене фене и податься в коммерсанты, на рынке шмотками торговать, а Володь? Или, что, я инженер-связист, на граж-данке работы не найду?
- Не то говоришь, командир. Ты просто устал. Это пройдет. А уволиться? Кто ж тебя просто так отпустит, обязательно нагадят, статью какую-нибудь нехорошую пришьют, да и  как ты пацанов, которые в тебя верят, бро-сишь? Не представляю.
- О чем базар, военные? – В канцелярию зашел Игорь Трубаев. Он был, как всегда, подвижен и жизнерадостен.  – Володя? Чтой-то ты с командиром сотворил? Он же чернее тучи.
- А ты у него спроси, Игорь. Захандрил, в тоску уда-рился твой дружок.
- Да? Так мы это мигом исправим. А ну, Серый, дос-тавай тару. Володь, ты куда? Давай присоединяйся – третьим будешь.
- Да нет, Игорь, у меня служба, вы уж без меня.
- А у нас, можно подумать, выходной. Смотри, на-сильно мил не будешь. Пьянка – дело сугубо доброволь-ное. У тебя, Серега, тушенка есть? И водичка. А то у меня спирт – на ГСМ получил. Правда, технический - резиной пахнет, но если не принюхиваться – пойдет. И разбавить не помешает.
- В столе есть сухпай, а за водой дневального отправь. Хлеба вот только, по-моему нет, сухари только.
- Да кто ж тушенку с хлебом ест? Это извращение, я считаю. Дневальный! А ну, боец, принеси-ка нам графин-чик свежей водицы. Серый, а с чего ты вдруг депрессняк уловил? Утром вроде нормальным был?
- Не знаю, Игорь. Может это с похмелья?
- Точно! У меня взводный один, Славик Владимиров, с утра не похмелится, считай, день пропал. Так и будет, как тень, из угла в угол мотаться. Опрокинет стакан-другой че-ловек, и желание работать появляется, и настроение выше крыши. Так что, судя по всему, у вас один и тот же син-дром.
Трубаев достал походную фляжку, увеличенную в обьеме выстрелом холостого патрона, перелил половину в котелок, смешал спирт с водой, прикрыл крышкой.
- Сейчас остынет немного, и в путь. Где кружки?
Сибирцев выставил две солдатские кружки по двести пятьдесят граммов, открыл банку с тушенкой.
- Наливай.
Игорь налил по пол кружки.
- Ну что, за тех, кто в сапогах?
- За них.
Друзья выпили.
- Фу! Тяжело пошла. – Игорь фыркнул и мотнул го-ловой. Закусив с ножа небольшим куском говядины, заку-рил. То же сделал и Сибирцев.
- Чем спирт плох, Серый, это тем, что после него сушняк страшный – полное обезвоживание организма. Пьешь потом, как верблюд.
Канцелярия постепенно, но быстро заполнилась клу-бами табачного дыма, создавая обстановку, соответствую-щую проводимому мероприятию, и настраивая на обще-ние.
- Там в штабе что-то затевается. Я у Алексеева, по-мощника начальника штаба, интересовался. Но и он точно не знает. Ходят, говорит, слухи о сокращении, но кого, че-го – неизвестно.
- Таких, как ты, не сокращают.
- Да мне по барабану! Пусть сокращают. Я на граж-данке работу найду, будь уверен.
- В криминале?
- А хоть и так? Буду деньги лопатой грести.
- Помечтай.
- Ладно, Серый, давай кружку.
Он вылил остатки. Выпили. Закусили.
- Хорош, Серый, о работе. Ты мне вот что доложи – как насчет Катюши?
- Какой Катюши? – сразу не понял Сибирцев.
- Здрасьте вам! Девчонка из магазина. Утром у нее пиво пили. Забыл?
- А! Вот ты о чем? И что, собственно, как?
- Ну, ты даешь. Ты утром обещал о ней подумать?
- Я не пойму, Игорь, чего ты-то завелся с этой дамой? Ну, симпатичная, и что? Пусть даже понравилась, что из этого? Их таких здесь много, что же теперь, за каждую юб-ку хвататься?
- Нет. Спиваться потихоньку. Это как раз на руку Волгину. А так, может, жизнь по-новому пойдет. Что я, не вижу, как плохо тебе? И, как друг, обязан помочь. Один из вариантов помощи – предложение познакомить тебя с Ка-тей. Это же ни к чему не обязывает? Сложится – хорошо. Будет кому тебя дома ждать. Семью обретешь, жизнь нала-дится. Нет? Ну, на нет и суда нет.
- Ты считаешь, я нуждаюсь в опеке?   
- Да не в опеке, дурелом. Я же сказал, в поддержке. А это разные вещи. Ну что? Пошли к Катюше?
- Может завтра, Игорь?
- Завтра я в наряд заступаю, дружок, а один ты не пойдешь. Так что давай двигай телом.
Друзья вышли из казармы и через плац, мимо штаба части, направились к КПП.               
               
В магазине, возле прилавка, они увидели кучку моло-дых парней. Поведение парней было, мягко говоря, вызы-вающим.
- Смотри, Серый, никак конкуренты?
- Или отморозки. Шпана весь поселок заполонила, откуда только берутся?
Подойдя ближе, друзья услышали:
- Тебе чего, дура, не ясно? Давай водку, сука ржавая.
- Эй, ребята, - обратился к ним как можно дружелюб-ней Игорь, - ну что это такое? Разве можно так хамить де-вушке? Чему вас в школе учили? Или вы, убогие, и в шко-лу-то не ходили?
- Че-е? Ты че там вякнул, шакал облезлый?
Один, самый крупный, подняв свою наголо обритую голову, пошел на офицеров.
- Че хочешь, петух? – настроен он был воинственно.
- Серый? Это он мне? – играючи спросил Трубаев Сибирцева.
- Тебе, тебе, козлина! – отвечал бритоголовый.
- Напрасно, парень, ты так выражаешься. За базар от-вечать надо.
- Перед тобой, что ли? – Детина подошел вплотную, набычился. – Ну че, фуцены, сами свалите? Или… - Парень не договорил, молниеносно сбитый с ног резким, почти без замаха ударом Игоря.
Не обращая внимания на поверженного, Трубаев двинулся на оставшихся троих, ошарашенных тем, как вне-запно был выведен из строя их, судя по всему, предводи-тель.
- Ну что, братва? Кто на очереди? Ты, вафельник? – он обратился к ближайшему из парней.
Парень явно с головой не дружил и решил дернуться на Трубаева. Игорь, уклоняясь от движения ноги, присел и врезал нападавшему кулаком в промежность. Тот издал глухой звук и медленно, вращая выпученными от боли гла-зами, завалился на бок. Двое оставшихся рванули на вы-ход.
Парни начали подниматься. Игорь подошел к ним:
- Слушайте и запоминайте, обмылки, если вы хоть раз еще здесь появитесь и не дай бог заденете продавщицу, я вам, недоумкам, сделаю плохо. Всем до единого. А сего-дня, считайте, вам повезло. А ну слиняли отсюда. Мухой!
Из-за прилавка доносился приглушенный плач.
- Катюш? Что с тобой? Ну-у! Это ты зря, из-за каких-то балбесов так расстраиваться?
Трубаев подошел к Сибирцеву.
- Видишь, как расстроилась? Ее надо успокоить, я – домой, а ты Серега, впрягайся провожать Катюшу. Иначе нельзя.
- Подожди Игорь… - попытался остановить друга Сибирцев, но тот только махнул рукой, дескать, все реше-но. И ушел. 
Сергей вздохнул, закурил и стал прохаживаться по тротуару, дожидаясь выхода девушки. Ей понадобилось не больше пятнадцати минут, чтобы закрыть магазин. Сибир-цев подошел, когда она клала ключ в сумочку.
Извините, Катя, но действительно будет лучше, если я провожу вас. И вам, и мне будет спокойней.
Девушка внимательно посмотрела на Сергея.
- Сережа, вы с другом очень хорошие люди, и я бла-годарна вам. Если вы от скуки, или по еще какой причине решили развлечься со мной, закрутить легкий роман, то лучше остановитесь сразу. Ничего у вас не выйдет. Просто один раз я испытала на себе, что значит быть брошенной, обидно, незаслуженно брошенной. Урок был преподан от-менный. Повторения я не желаю. Теперь решайте, стоит ли меня провожать…
- Спасибо за откровенность, Катя. Просто вы мне нравитесь, и просто, как мужчина, считаю своим долгом проводить вас после того, что произошло.
Катя вновь очень внимательно посмотрела на Сергея.
- Ну что же мы стоим? Пошли?
- Давайте ваш пакет и указывайте дорогу.
Они вышли на тротуар и неспешным шагом пошли туда, куда указывала Катя. Сергей шел, держа в руке пакет, и абсолютно не знал, о чем говорить. Катя тоже молчала, и чувствовали они себя скованно.
- Ну что ж, вот мы и пришли. В этом доме я живу. – Она показала на пятиэтажный кирпичный дом. – Извините, Сережа, домой не приглашаю. Мне было приятно побесе-довать с вами. До свидания, Сережа.
- До встречи.
Она зашла в подъезд, Сибирцев немного постоял, вы-курил сигарету и пошел домой.               

Приближался Новый год. Праздник, несущий людям радость и надежду. Ожидание скорых, лучших перемен. Накануне Катюша предложила Сибирцеву встретить на-ступающий год вместе. Сергей был очень рад и тронут приглашением. Их отношения приобрели устойчивый ха-рактер. Все мысли Сибирцева, не касающиеся службы, бы-ли связаны непременно с Катюшей. Готовились к новогод-нему празднику и в части. Планировали в роте накрыть общий стол, закупив различных сладостей и лимонада. Ук-расили елку и казарму самодельными гирляндами, натерли до блеска мастикой полы, налепили на окна бумажных снежинок. Казарма стала праздничной, нарядной, меняя к лучшему и настроение ее обитателей.
Сибирцев находился в канцелярии, когда к нему во-шел посыльный по штабу с книгой нарядов.
- Товарищ капитан, вам расписаться нужно.
Сердце екнуло. Неужели наряд в новогоднюю ночь? Но, праздничные наряды планируются на несколько дней, может, пронесет и его очередь выпадет на тридцатое или на второе число? Не пронесло. В книге четко обозначено: «31 декабря – помощник дежурного по части – к-н Сибир-цев». На праздники дежурных офицеров ставили на ранг выше.
- Вот черт! Что же это такое?
- Распишитесь, товарищ капитан, мне еще многих обойти надо. Начальник штаба ругать будет, если кого не найду.
В это время в канцелярию вломился Трубаев.
- Что за дела, военные? Оп-па, смотрю, Серый, загре-мел ты в наряд? И когда?
Игорь знал, что Сергей собирается встретить празд-ник с Катюшей, и радовался этому.
- С 31-го на 1-е, Игорь, как нарочно.
Настроение у Сибирцева упало на ноль.
- Это Волгина работа, - проговорил Трубаев, - чует мое сердце. Так и норовит людям праздник испортить.
- Причем тут Волгин? График начальник штаба с ко-мандиром составляют.
- Все равно без замполита не обошлось. Ну, чего нос повесил? Слушай, ты давай оставайся здесь, а мы с по-сыльным до штаба прогуляемся, решим твой вопрос.
- Зачем без толку лишний шум поднимать?
- Сиди здесь, пехота, и жди меня.
Трубаев ушел и вернулся через полчаса.
- Ну, вот и все, а ты боялся. Гуляй смело со своей Ка-тюшей. Да, Сибирцев, с тебя стакан.
- Как тебе это удалось?
- Я заменил тебя. И все оформил, как следует, даже в приказ изменения внесли. Так что свободен ты, Серый, как птица в полете.
- Игорь!
- Ладно, молчи. Потом два наряда отстоишь за меня.
- Да хоть десять! Но как же Марина?
- А что Марина? Ей не привыкать. Скажу, за доблест-ную службу доверили праздничный наряд, так что – гор-дись, родная. Короче, мое это дело. А посему молчи, но стакан наливай.               

После праздников началась череда неприятных ново-стей. Во-первых, командира части, полковника Румянцева переводили на повышение в другую дивизию. Командиром части временно назначили Волгина. Обычно командира замещает его прямой заместитель или начальник штаба. Но Волгин обладал обширными связями и благодаря им, су-мел-таки, пусть временно, занять вожделенный пост. С вступлением его в должность обстановка в части резко из-менилась. Волгин никогда не забывал нанесенных ему обид, поэтому Сибирцев и Трубаев сразу же попали под его плотный прессинг, грозящий последним весьма круп-ными неприятностями.
Сибирцев понимал, что с уходом Румянцева участь его, как командира роты, а возможно, и офицера предре-шена. Волгин приложит все силы, чтобы смешать его с дерьмом, а в армии это, к сожалению, проще простого. На-писать рапорт о переводе в другую часть? В новом гарни-зоне в лучшем случае он может рассчитывать только на место в общаге. А как же Катюша? Нет, это не реально. «Значит, что? Увольняться? – задавал себе вопросы Сер-гей, сидя в канцелярии роты. – Да. Скорее всего – придется уволиться. Не лизать же задницу Волгину? Этого не будет никогда».
- О чем мысли? – неожиданно, как всегда, вошел Трубаев. Даже дневальный не среагировал.
- О службе.
- Нашел о чем думать. Что ей, службе будет? Идет она и идет. Хреново, правда, в последнее время, но это от нас, Серый, никак не зависит.
- Тебе все равно, что будет дальше?
- Мне не все равно. Но что ты можешь предложить? Плясать под дудку Волгина? Ты как хочешь, а я не буду.
- Я вообще думаю увольняться. Завтра подам рапорт на отпуск, съезжу на родину в Вытегру, отгуляю, как сле-дует, а потом – пошло оно все к черту! Уеду к дядьке, в Питер. Квартира есть, работу найду.
- Ну и что тогда нос вешать? Что мы, на гражданке не пристроимся?
- Ты что, тоже решил уволиться?
- Нет, буду ждать, пока Волгин и такие, как он, выго-нят. И потом, вместе нам легче будет устроиться в жизни. А Волгину я, Серый, гадом буду, в пятачину все же заеду от души. За все его гнидство.
- Солдат бросать жалко. Верят они в нас, Игорь.
- Верят. Но верят потому, что такие мы, как есть. Ес-ли же изменимся и станем подхалимами, поверь мне, от-ношение к нам быстро изменится. Вот вчера, например, невольно услышал разговор двух твоих бойцов:
« - Может, мне в офицеры податься? Подать рапорт в училище какое?, - спрашивает первый.
- У тебя же нет среднего образования, - отвечает вто-рой.
- Вот, блин. Кто такие законы придумал? Зачем офи-церу химия да физика там всякая? Зачем образование? Чтобы таким чуханом, как наш взводный, быть, ума много не надо.
- Положено. И зря ты так об образовании. Офицеру надо много знать.
- Ага! То-то у наших прапоров – ума палата, мозги так и лезут наружу. Иногда такое отчебучат, что без пол-банки не поймешь.
- Прапорщики – это другое дело.
- Какая разница? Только две звездочки на всю жизнь. Да и шут с ними, со звездами. Прапорщики на складах си-дят, тачки имеют, а летеха наш, к примеру. Че он-то имеет? Кроме пиз…ей от ротного? Ничего. Клюнет с утра сотку и ходит туда-сюда потерянный, как Петруня наш деревен-ский. Ни понятия в нем, ни вида внешнего. Шинель на нем, как на чучеле, картавит – не поймешь, команду нормально подать не может. И смотрит, где что стянуть, так глазами и зыркает. Вот зампотех, тот да – орел! Как рявкнет матом, так боксы трясутся. Вот это, я понимаю, командир. И ска-жи, чтобы так ругаться, надо институты заканчивать?
- Тебя тяжело в чем-то убедить.
- А че убеждать-то? Ротный – человек, согласен. Дру-ган его, разведчик, тоже видать мужик правильный. А дру-гие? Так, фуфло. Нет, может, и есть офицеры нормальные, но и шакалов хватает…».
- Ну, Серый, как тебе разговор?
Сибирцев задумался. Думай не думай, а выбора нет. Ясно, что вопрос о снятии его с роты уже решен. Да. Надо уходить. А солдаты? Они поймут. И будет лучше, если они увидят, что офицер уходит, не изменяя своим принципам, чем предательство в личных, корыстных целях. Именно предательство по отношению к своим подчиненным. А это не прощается.
Трубаев молча курил, не втягивая друга в разговор, давая ему проанализировать ситуацию и окончательно принять решение. Для себя Игорь решил – марионеткой он не будет ни в чьих руках. И увольнение – вопрос решен-ный. Он ждал, что скажет друг. Сибирцев наконец нару-шил молчание:
- Уходим, Игорь. Но сначала отпуск. Вернусь – ра-порт на стол. Решено!
- Ну а я начинаю завтра же. Пойду к Волгину, брошу рапорт и еще пару слов ласковых, чтобы ускорил процесс. Я устрою ему напоследок цирк, где клоуном выставлю его, поганца.
- Брось, Игорь, тебе это надо?
- Еще как. Отыграюсь я на нем, отыграюсь. Всю правду-матку ему в глаза выскажу.
- Это твое дело. Пошли домой?
- А как же общая вечерняя поверка?
- Пошла она к черту! Взводный пусть тренируется, а я лучше с Катюшей вечер проведу.
- Пошли. Только я в роту позвоню. Предупрежу старшину.

Вопрос с отпуском решился на удивление быстро. Утром Сибирцев зашел с рапортом в кабинет Волгина. Тот молча пробежал глазами по листу и нанес резолюцию.
- Свободен, отпуск с сегодняшнего дня.
Сергей покинул кабинет и быстро пошел в строевую часть оформлять отпускной билет и проездные документы.
- Что-то здесь не так. Волгин явно что-то задумал, а я ему сейчас просто мешаю. Ну не бывает такого, чтобы ко-мандира отдельного подразделения без вопросов отпускали в очередной отпуск, тем более, накануне весенней кон-трольной проверки, - взволнованно мыслил Сергей. - Но, как говорится, куй железо пока горячо. Надо срочно сдать роту взводному, получить отпускные и исчезнуть, пока Волгин не передумал. А там, хоть трава не расти.
Через час, переодевшись в гражданку, с чемоданом и двумя бутылками коньяка, Сибирцев был уже на вокзале.
До прибытия скорого Пекин-Москва оставалось со-рок минут.
- Настоящие друзья так не поступают, - услышал Сер-гей за спиной звонкий голосок Катюши. – Ты, что же, ре-шил сбежать не попрощавшись?
Он резко обернулся и поймал в объятия бегущую к нему девушку.
- Ну, что ты, хорошая моя, просто так сложились об-стоятельства. А разве Игорь тебя не предупредил?
- Да, Игорь сказал мне, что ты уезжаешь в отпуск, но я не понимаю, что за спешка? Вчера мы еще с тобой строи-ли планы на семейную жизнь, а сегодня вдруг все меняется и ты уезжаешь на родину.
- Катюша, милая, все у нас будет хорошо. А к тому, что жизнь офицера может неожиданно круто меняться, те-бе просто придется привыкнуть. Я сам не знаю, что меня ждет завтра. Кстати, дома я расскажу родителям о тебе и то, что все у нас с тобой очень серьезно.
- Правда! – заулыбалась Катя, - ну тогда, так и быть, живи пока.
Вдали показался состав. На перрон выходили пасса-жиры и провожающие.
Появился Игорь с двумя знакомыми офицерами.
- Серый, я не понял, ты что, решил нас кинуть, а ну давай, колись, - возмущенно кричал он.
- Я помню, что у тебя с утра нос чесался, - шутливо ответил ему Сергей, и пустил по кругу бутылку коньяка.
- Серый, ты знаешь, что я тоже через три дня в отпуск уезжаю? – влив в себя «добрую» треть объема спиртного и отдуваясь, говорил Игорь. - Я даже не просился. Мне по-звонили из штаба и предложили написать рапорт. Точно, Волгин что-то задумал. Ну и черт с ним, приедем – увидим. Ты где отпуск проводишь?
- Остановлюсь в Москве, затем в Питере, присмот-рюсь, как сейчас люди на гражданке живут, а затем, в Вы-тегру, в родные пенаты. Со дня на день путина начинается, корешка из Онежского озера в верховья рек на нерест пой-дет. Давно уже на настоящей рыбалке не был, вот и отведу душу.
Мимо платформы медленно ползли вагоны прибы-вающего поезда. Объявили посадку. Стоянка поезда две минуты.
Игорь, подхватив чемодан, запрыгнул в вагон.
Сергей стеснительно чмокнул Катюшу в губы и скрылся в тамбуре.
Вагон был почти пустой. Основная масса людей са-дилась позже, в Борзе и Чите.
Поезд тронулся. Трубаев, спрыгнув на ходу с под-ножки, бежал за ним, что-то крича и маша руками. Вдали исчезала фигура Кати с, казалось в последнем порыве, вскинутой ввысь рукой.
               
                8               
         
Льдину с рыбаками оторвало. Происходило это каж-дую весну, с вызывающую ярость регулярностью. К апре-лю лед становился ломким, ненадежным, рыбалку пора было сворачивать. Но именно в это время начинался ход подледной корюшки, самой крупной, жирной и вкусной. Той, что пахнет свежими огурцами. К нудным ежегодным призывам и предупреждениям почти никто не прислуши-вался. И все – достаточно было подуть отжимному ветру, чтобы начал отрываться лед, унося рыболовов в открытое озеро.
 Мало кто приехал на Онежское озеро только ради удовольствия. Чуть не все население Вытегры выживало теперь за счет собственноручно пойманной рыбы да огоро-дов.
Все бежали, конечно, к берегу, один только паренек помчался в противоположную сторону, еще дальше к краю ледяного поля.
«Дурак, куда бежит?!» - подумал Сергей.
В суматохе, Сибирцев не мог понять, что это кричит паренек без шапки, - тот, который побежал в противопо-ложную от берега сторону. Но он явно что-то кричал, ме-тался по льду и махал руками так отчаянно, как будто ви-дел перед собою чудовище.
Сибирцев пробежал сто метров, отделявшие его от паренька, и, наконец, понял, в чем дело. Началось то самое, чего опасались больше всего: ледяной массив начал трес-каться на мелки льдины. Между Сибирцевым и пареньком пролегла ломаная серая линия, которая на глазах расширя-лась, заполнялась водой…
- Помогите! – закричал тот. – Ой, что же делать?!
Это «ой» заставило Сибирцева оторвать глаза от рас-ширяющейся трещины, и тут же он понял, что никакой это не паренек, а молодая женщина, что она смотрит на него знакомыми испуганными глазами и топчется на месте.
- Прыгай! – закричал Сергей. – Сюда прыгай, не стой, скорее!
- Я боюсь, я не допрыгну, уже далеко! – прокричала она в ответ.
Может, было еще и не очень далеко – не больше мет-ра, - но трещина расширялась стремительно, не оставляя времени на объяснения и уговоры. Сергей сам перепрыг-нул через темную полосу воды, схватил женщину за руку – и тут лед затрещал так громко, как будто выстрелы разда-лись и справа, и слева, и прямо у них под ногами.
Словно вздохнув тяжело, льдина оторвалась от обще-го массива и, почти неощутимо покачиваясь, понесла их в озеро, все дальше от берега, от маленьких фигурок людей, сгрудившихся вдалеке… Ветер усиливался, мгла сгуща-лась, и едва ли кто-нибудь из рыбаков заметил, как два че-ловека медленно исчезают во мгле.

- Люба?!.. Ты?!.. Здесь?!.. – удивлению Сергея не бы-ло предела. Перед ним стояла его первая школьная любовь.
- Я, Сереженька, я! Сколько лет, сколько зим?!..
 Трещина прямо у их ног увеличивалась стремитель-но, это была уже давно не трещина, а просто полоса воды между двумя льдинами. Потом она превратилась в сплош-ную, в мелких волнах, темную воду…
- Ой… - едва слышно произнесла Люба. – Что же те-перь делать?
- Неприятная ситуация, а? – спросил Сергей, стара-ясь, чтобы голос как можно меньше выражал его состоя-ние. – Ну, что ж теперь, давай хоть от края отойдем. Все равно ничего умнее нам пока не выдумать.
Сергей отвел Любу подальше от темно-зеленого раз-лома. Льдина, судя по всему, была довольно большая – ее почти не качало на волнах. Хотя края все-таки были видны со всех сторон, и со всех сторон плескалась вода…
Люба послушно шла за ним, оглядываясь на ходу, как будто из-подо льда вот-вот должен кто-то выглянуть. Пройдя десяток шагов, они, наконец, остановились.
- Боже мой! – едва слышно произнесла Люба. – По-чему же я испугалась, надо же было перепрыгнуть к тебе, еще можно было… А теперь и ты из-за меня!..
- Ты бы в воду упала, - пожал плечами Сергей. Дума-ешь, долго можно мокрой на холоде просидеть? А почему ты без шапки? – поинтересовался он.
Люба потрогала свою голову.
- Не знаю, - ответила она. – Потеряла, наверное.
Чтобы обойтись без лишних слов, Сергей молча на-дел на нее свою лисью ушанку, а сам поднял капюшон, за-стегнул под самый подбородок.
- Зачем ты? – попыталась возразить Люба.
Но голос ее звучал слабо, и Сергей решил, что можно не отвечать.
Они стояли молча посредине льдины, края которой едва угадывались в белесой снежной мгле. Сергей ожидал, что она сейчас спросит, что же делать? Ответить ему было нечего. Но Люба молчала.
- Да! Десять лет мы с тобой не виделись, сколько во-ды утекло… - задумчиво произнес Сергей, - а как ты здесь оказалась?
- Приехала маму проведать. Я сейчас живу и работаю в Вологде, а тут – встреча одноклассников. Решили устро-ить пикник на природе, заодно и порыбачить. Вот и прие-хали сюда.
В этот момент льдину качнуло сильнее, и они едва устояли на ногах.
- Не бойся, - сказал Сергей, подхватывая ее под руку. – Это мы, наверное, с другой льдиной столкнулись. Но, наша, - огромная, а то бы так не стояли, как на паркете.
Он прекрасно понимал, что огромная льдина в любой момент может расколоться, и даже у них под ногами, и прислушался к поскрипыванию льда, к плеску воды.
- А я теперь не очень боюсь, - снова найдя точку рав-новесия, ответила Люба.- Теперь ведь все равно уже – что-то само собой происходит, от нас ничего не зависит, правда же?
- Правда, – кивнул он. – Спокойствие, только спокой-ствие!
- Ладно, - засмеялась она.
               
Ветер переменился. Сергей сразу заметил, что он те-перь не отжимной. Значит, их несет не в открытое озеро, а вдоль берега, который, правда, все равно не виден. Это, ко-нечно, уже хорошо. Но далеко ли успело отнести, пока не поменялся ветер – Сергей не знал.
Всматриваясь туда, где мог неожиданно показаться берег, Сергей краем глаза наблюдал за Любой. Нельзя бы-ло позволить ей испугаться, иначе, что стал бы он с ней де-лать посреди сплошной воды?
Сергей не раз видел, в какое состояние впадают люди в минуту опасности, и что такое паника, он тоже знал не понаслышке.
Но, к счастью, Люба была спокойной – или выглядела спокойной. Она только замерзла, кажется: шмыгала носом, переминалась с ноги на ногу, похлопывала себя по бокам.
Весна в Вытегре всегда была мягкой, а теперь, в ап-реле, стало уже и вовсе тепло. Но они слишком долго на-ходились на открытом пространстве; уже начало казаться, будто ветер дует со всех сторон.
Сергей и сам чувствовал, что даже сквозь непроши-баемый отцовский брезентовый плащ его начинает проби-рать холод. На Любе куртка тоже была подходящая, на те-плой подкладке. Но сколько они продержатся еще так, на пронизывающем ветру, даже в cамой теплой одежде?
- Да! – вдруг вспомнил Сергей. - Любаша, я полный идиот! Чего мы мерзнем? – Он сунул руку за пазуху, дос-тал армейскую фляжку, поболтал, прислушиваясь к прият-ному плеску коньяка. – Выпьем, - то ли предложил, то ли приказал он. – Отметим, что живы, заодно согреемся.
- Отм-м-ме-етим…- пробормотала Люба.
Конечно, она замерзла: губы посинели, руки дрожали, когда она брала фляжку у него из рук. Но несколько глот-ков коньяка сразу подействовали – по крайней мере, синева отхлынула от губ.
- Согрелась? – спросил Сергей. - Давай я теперь.
- Ты пей, пей, -  сказала Люба, заметив, что он отпил всего глоток. – Мне уже хватит.
- Это тебе пока хватит, - улыбнулся он. А потом, мо-жет, еще что-нибудь придется отмечать. Прибьет же нас к берегу когда-нибудь.
- Ты думаешь? – невесело усмехнулась Люба. По-моему, все лучшее уже позади.
- Ну уж! – Сергей отпил еще глоток, завинтил пробку. – Так уж и позади. Стал бы я на потом оставлять, если бы нас не ожидало светлое будущее. Устали ноги, Любаша? – заметил он. – Жаль, сесть нельзя на лед, еще больше за-мерзнешь. Но ты хоть на корточки присядь, меньше проду-вать будет.
Люба присела на корточки, уткнулась носом в ворот-ник куртки, сжалась в комочек. Сергей тоже присел, за-крывая ее от ветра, обнял сзади за плечи. Это была глупая, всегда им ненавидимая ситуация – когда он ничего не мог сделать… Закрывай ее не закрывай, обнимай не обнимай – все равно ветер дует, льдина плывет не по человечьей воле, и берега, как не было, так и нет.
Едва только Сергей об этом подумал, как почувство-вал легкий толчок – как будто прямо у себя под ногами.
«Твою мать, приплыли! – мелькнуло в голове. – На что налетели, интересно?»
Он представил, что вот-вот услышит зловещий треск, темные трещины побегут по льду в разные стороны, и тя-жело, по-живому вздыхая, обломки льдины начнут погру-жаться под воду, сбрасывая с себя людей, как ненужный груз…
«Четыре минуты хватит в такой воде, - мелькнуло у него в голове. – А ей и того меньше».
И тут же, встав во весь рост, увидел далеко впереди, в сером тумане, темные очертания берега с острыми верши-нами деревьев.
- Любаша, - стараясь говорить как можно спокойнее, сказал Сергей, - мне надо до края дойти, посмотреть. Ка-жется, мы за что-то зацепились.
- Я с тобой! – тут же вскочила Люба. – Сережа, я одна не останусь!
Он заколебался на мгновение – в самом деле, может, ей лучше сразу пойти с ним? Если окажется, что можно перебраться на берег, они тут же и попытаются это сде-лать. А если он провалится под лед...
- Хорошо, - кивнул он. – Только осторожно. Я тебе ничего говорить не буду, делай как я, и все. Если что – сра-зу в сторону, только ползком. Поняла?
- Поняла, - кивнула Люба.
Сергей взглянул на часы: было всего три часа дня, но из-за густого тумана воздух казался серым, вечерним.
Он медленно пошел по льду – туда, где только что видел берег. Люба следовала за ним шаг в шаг.
Он внимательно смотрел под ноги и все-таки не шаг-нул с обрыва, когда, наконец, добрался до края льдины.
- Стой, Люба! – крикнул он. – Стой на месте, я по-смотрю.
Сергей подполз к краю, глянул вниз. Ледяной разлом был очень глубок – метра два толщиной был этот лед, даже не верилось, что он когда-нибудь растает. И там, внизу, от-деленное от темно-зеленого водяного среза узкой полоской воды, начиналось белое, покрытое снегом пространство.
Сергей нащупал возле себя большой ком обледенев-шего снега, размахнулся и изо всех сил бросил его вниз, на белую поверхность. Ледышка упала с глухим стуком и рас-сыпалась от удара. Он прислушался: нет, ломкого треска слышно не было.
По всему было похоже, что их льдина зацепилась под водой за края прибрежного льда.
Гадать больше не имело смысла. Конечно, прибреж-ный лед подтаял наверняка сильнее, чем тот массив, на ко-тором унесло рыболовов. Но выбора все равно нет: льдина в любой момент может оторваться от берега или столк-нуться с другой льдиной, расколоться, перевернуться…
Сергей отполз назад и ногами наткнулся на Любу. Оказывается, она была в двух шагах от него – тоже лежала на животе.
- Подъем! – ободряюще улыбнулся он. -  Будем на бе-рег перебираться.
- А там разве берег? – удивилась она. – Ты видел?
- Кажется, видел, - кивнул он. – Да все равно выби-рать не приходится. Рискнем! Значит, так: придется на лед прыгать. На прибрежный лед, – пояснил он. – Сначала я, потом ты… Если увидишь, что все нормально.
- Может, давай лучше вместе прыгнем? – жалобным голосом попросила Люба.
- Ничего не лучше, - отрезал он. – Лед может не вы-держать, если мы вдвоем на него грохнемся. Любаша, да ты не бойся, там даже двух метров нет. Неужели забыла, как в детстве с сараев в сугробы прыгали?
- Нет, не забыла, - через силу улыбнулась Люба.
- Лед, на который им предстояло перебраться, был достаточно прочен. И все-таки он затрещал, когда Сергей на него прыгнул. На всякий случай, он откатился в сторо-ну, тут же вскочил на ноги и крикнул:
- Люба, все в порядке, прыгай, не бойся!
- А я не боюсь! – сверху крикнула Люба, и Сергей вдруг понял по ее голосу, что она действительно перестала бояться.
Но прыгнула она, кажется, не очень удачно – упала на бок, вскрикнула.
- Ударилась! – спросил Сергей, помогая ей подняться. – Что ударила, Любашка, скажи, не молчи!
- Н-ничего… - пробормотала она, утирая слезы. – Плечо, кажется.
- А ноги? На ногах стоишь? – быстро переспросил он. – Тогда смываемся отсюда поскорее, нельзя стоять на та-ком льду!
Лед трещал у них под ногами, пока они бежали к бе-регу, который ясно был виден впереди. Иногда, если треск становился особенно зловещим, Сергей ложился, полз на животе. Люба повторяла каждое его движение.
Но у самого берега, им все-таки пришлось окунуться: лед кончился, вода плескалась широкой полосой. Она сильнее огня обожгла тело, но зато была неглубока, даже до пояса не достала.
- Все, Люба, все! – крикнул Сергей, за руку вывола-кивая ее на плотный прибрежный песок. – Быстро теперь во-он туда, к обрыву, от ветра спрячемся!
               
- Видишь, а ты говорила, нечего будет отметить, го-ворил Сергей, откручивая пробку. – Как бы мы с тобой без коньяка радовались?
Люба через силу старалась улыбаться, наклоняясь к огню. Он все ярче разгорался, по мере того как высыхали ветки, из которых был сложен костер.
Они сидели в небольшой пещере под песчаной горой, сняв сапоги и брюки и завернув ноги в почти не промок-шие куртки.
- Давай, Любаша, давай, - поторопил Сергей, - пей за все хорошее, согревайся.
Ему уже и без коньяка было тепло от одного созна-ния, что все кончилось, что их больше не несет неизвестно куда по безбрежной воде. Да и костер пока разводил из прибрежных веток, успел согреться. Сергей видел, что ще-ки у Любы тоже пылают, как будто огонь горит не снару-жи, а у нее внутри. Но выпить все-таки надо было, и по-скорее.
- И растереться надо хоть немного, - сказал Сергей. – Заболеешь – что я с тобой делать буду?
- Ноги коньяком растирать? – поразилась Люба. – Ладно, давай разотрусь, только самую капельку.
Пока она под курткой растирала ноги и живот, Сер-гей накинул плащ и полез в гору.
- Ты куда? – насторожилась Люба. – Я  с тобой пойду.
- Нет, – сказал он. – Теперь не пойдешь. Я вернусь через полчаса. Огляжусь только, пока светло, а ты еще подсохнешь.
Оглядеться действительно надо было поскорее, до темноты. Он даже знал, что он хотел увидеть: Андомскую гору. Сергею казалось, что именно ее он видел с озера. Го-ра была самым приметным ориентиром на выходе из устья Онежского озера, самой лучшей привязкой к местности.
- Вот теперь уже вместе пойдем! – издалека крикнул Сергей, почти бегом возвращаясь к костру.
Наверное, лицо у него сияло глупой улыбкой, потому что Люба сразу спросила:
- Что это с тобой? Встретил кого-то?
Костер не погас, лицо у нее совсем заалело от близо-сти огня и от выпитого коньяка.
- Да кого здесь встретишь? Медведя разве что. Встре-тить никого не встретил, а что хорошее, может, все-таки найдем. Летний стан здесь должен быть, Люба. Рыбацкий стан, избушечка летняя! В детстве с отцом здесь бывали, зверя и рыбу промышляли. Так что одевайся скорее, через час темно будет, надо успеть. Это рядом где-то, совсем ря-дом. Везет нам, Любашка, просто удивительно как везет!
Можно было назвать  это везением, удачей.
Они могли погибнуть, если бы трещина прошла у них под ногами.
Могли погибнуть, если бы льдина оказалась слишком маленькой и перевернулась.
Могли носиться невесть где и невесть сколько по озе-ру, пока не столкнулись бы с другой льдиной.
Прибрежный лед мог бы не выдержать их тяжести.
Их могло прибить к берегу в таком месте, где только глухой лес или непроходимое болото.
Ничего этого не случилось, и теперь они с Любой шли вдоль кромки воды, обходя высокий песчаный обры-вистый берег, потом поднимались вверх – туда, где должен быть рыбацкий стан.
- Есть! – радостно крикнул Сергей, заметив в быстро сгущающихся сумерках то, что они искали: приземистую, в одно оконце, избушку на краю сплошной стены леса.
Люба не удивилась, когда он остановился и сказал:
- Пришли…
Но причина ее безразличия была, скорее всего, в дру-гом: она выглядела совсем измученной.
- Извини, Сережа, мне что-то плохо… - пробормотала Люба.
Она села на снег. Привалилась к бревенчатой стене, пока он плечом расшатывал дверь, ныряя в сырую тьму из-бушки.
Сергей даже толком рассмотреть не успел, что там внутри. Увидел только железную бочку из-под солярки, от которой к крыше тянулась труба, в углу топчан, покрытый камышом…
Иди сюда, Люба, скорее! – позвал он и тут же вышел сам к ней. – Ну-ка, поднимайся, вставай, Любашка… Все, теперь совсем все, да ты глянь только!
Сергей помог ей войти в маленькую комнату, с низко нависшей крышей, усадил на бревенчатый топчан.
- Дворец, Люба! – радостно сказал он. – Погоди еще чуть-чуть, сейчас печку затопим, кровать лапником засте-лем, и ляжешь…
Но когда он вернулся с охапкой сосновых веток, Лю-ба уже спала, скрючившись на сырых камышовых стеблях, не сняв ни куртки, ни даже мокрых сапог.               

Люба не могла сообразить, ночь сейчас или день. Она даже не могла понять, где находится. Темные бревна ввер-ху, и слева тоже… Лежать мягко, пахнет хвоей.
Она протянула руку, пальцем потрогала стену. Ко-вырнула мох, заткнутый в пазы между бревен.
И тут только вспомнила все, что с нею произошло! Но когда произошло – сегодня, вчера, позавчера? А глав-ное, где Сергей?
Люба быстро села на своем хвойном ложе – и тут же увидела его.
Он лежал на топчане у другой стены, под самым ок-ном. Окошко было маленькое и тусклое, свет едва проби-вался сквозь него. В этом сером свете то ли утра, то ли ве-чера Сережино лицо казалось таким измученным, осунув-шимся и усталым, что Люба даже испугалась. Не верилось, что это он смеялся совсем недавно, поил ее коньяком, заго-раживал от ветра, обнимал.
Он тоже, как и Люба, лежал на хвойном лапнике и лапником был укрыт до груди.
В избе было не очень тепло, но и промозглой сырости тоже не чувствовалось. Люба заметила в углу большую железную бочку с трубой, похожую на «буржуйку». Она знала, что такие печки мгновенно нагреваются и мгновенно остывают.
Сверху на бочке были развешаны Любины стеганые шаровары, которые она надела на рыбалку, куртка, Сере-жины брюки на лямках. Две пары сапог тоже сушились ря-дом с «буржуйкой».
Избушка была совсем маленькой, слышался каждый шорох, и Люба снова легла, чтобы не разбудить его.
- А я уже не сплю. Ты выспалась хоть немного? – ус-лышала она голос Сергея.
- Спасибо, - смутилась Люба. – По-моему, я вчера во всем мокром уснула…
- Да, пришлось немножко… - Она заметила, что он тоже смутился. – Но ты заболела бы, если всю ночь бы так пролежала.
Люба чувствовала, что он тоже охвачен неловкостью. Она видела, что он хочет встать, одеться и не решается сделать этого при ней. Люба отвернулась к стене.
Зашуршал лапник, стукнули о бочку сапоги.
- Ты одевайся пока, Люба, - услышала она. – Я выйду. Здесь родничок должен быть поблизости, раз рыбаки стан поставили. Видишь, и ведро есть. Принесу воды.
Мятое оцинкованное ведро и правда стояло у двери.
- Не уходи только далеко! – Люба быстро обернулась, села. – Что это ты вчера говорил насчет медведя?
- А-а! Да нет, какие медведи? – улыбнулся Сергей, - это я так, выдумал для полноты впечатления.
Пока его не было, она оделась, натянула сапоги, ко-торые, как ни странно, совсем высохли за ночь, и вышла из избушки. Остановилась у порога, прикрыв за собой дверь, чтобы не уходило тепло, и изумленно огляделась.
Все вокруг тонуло в сплошном тумане. В десяти ша-гах ничего нельзя было разглядеть, только темнели стволы сосен. Она обошла избушку, боясь отойти от нее дальше трех шагов, и вернулась внутрь.

- Отель «Метрополь» - сказал Сергей, помешав угли и прикрыв дверцу «буржуйки». – Нет, ну скажи, могла ты вчера думать в это время, что будешь сидеть в тепле и пить горячий чай?
- Не могла, - засмеялась Люба. – Я вчера в это время вообще думать не могла.
В бочке гудел огонь, и в маленькой комнате действи-тельно стало тепло. После того, как Сергей вернулся с ве-дром воды, они умылись перед домом и уже успели обсле-довать всю избушку – благо она была невелика.
По традиции всех охотников и рыбаков хозяева здесь оставили все, что может понадобиться человеку, если он случайно набредет на это пристанище.
В плотно закрытой банке из-под чая лежали спички, соль и завернутая в бумажку заварка. На рубленом из тон-ких бревен столе стояли трехлитровые банки под капроно-выми крышками. В одной из них была перловка, в другой – сушеные грибы, в третьей – ягоды, тоже сушеные.
В углу лежали какие-то лески с крючками, про кото-рые Сережа сказал, что это донки.
Даже лампа керосиновая была, и керосин в металли-ческой фляге. Сергей плеснул немного на сырые дрова, ко-гда растапливал печку. Теперь на «буржуйке» стоял коте-лок, в нем булькало грибное варево.
Но в самое большое умиление их привела бутылка водки, заботливо укутанная белым мхом.
- Молодцы, мужики! – заметил Сергей. – От себя ведь оторвали, оставили…
Из всего, что может понадобиться в скромном быту, здесь не было разве что только одеял и подушек.
- Здесь же тряпки не оставишь на зиму, сгниет все от сырости, - объяснил Сергей.
- А… как они вообще-то сюда попадают? – осторож-но поинтересовалась Люба. – Ну, рыбаки эти и охотники?
Зимой - на лыжах и «Буранах», а летом – озером, лодками и катерами. Здесь, километрах в пятнадцати, есть небольшая деревушка, леспромхоз лес заготавливает. Можно лесовозами на лесосплав добраться, а там и до го-рода рукой подать.
- Вскипела вода, - сказал Сергей, услышав бульканье в большой жестяной кружке, стоящей на печке рядом с ко-телком.
Люба насыпала сухих ягод в другую кружку, залила кипятком.
- Сережа, а где и как ты жил все эти годы, что мы не виделись?
- Да, ничего интересного. После военного училища попал в Забайкалье на китайскую границу. Капитан, ко-мандир роты. Служба, последнее время, честно скажу, не складывается, есть мысли уйти на гражданку.
- Там, на китайской границе, говорят, сложное поло-жение, войной пахнет?
- Да, было непросто, но сейчас уже все более-менее в норме. Куда сложнее в Афгане. А давай, в гляделки поиг-раем, - предложил Сергей, уходя от дальнейших расспро-сов.
- Это как?
- Да очень просто. Смотрят друг другу в глаза, стара-ются не засмеяться, а мысленно что-нибудь говорят.
- Давай в гляделки!
Сергей улыбнулся и кивнул, глядя Любе прямо в гла-за. Она постаралась придать своему лицу серьезное выра-жение, хотя, конечно, ей тут же захотелось смеяться.
Сережины глаза смотрели на нее, отсветы огня дро-жали в них, синея. Люба почувствовала, как улыбка сама собою сходит с ее губ.
Она не знала, что он видит сейчас в ее глазах. Но для нее все исчезло, ничего она не видела, кроме этой темной синевы, от которой сердце у нее перевернулось. И хотела только одного: почувствовать его, всего его почувствовать сейчас же…
- Я тоже, - негромко сказал Сергей. – Иди ко мне.
Он ощутил прикосновение ее губ к своему плечу, к груди и закрыл глаза. Но тут же ему стало жаль, что не ви-дит ее в эти секунды, и он сам стал целовать тонкую свет-лую ложбинку на ее затылке, голову, склоненную к его груди… Он чувствовал растерянность и невольно сдержи-вал себя.
- Ты чего боишься? – неожиданно спросила Люба, поднимая голову.
Сергей удивился: как она ощутила в нем эту расте-рянность, которую назвала страхом?
- Я не боюсь. – Он улыбнулся облегченно и положил руку на ее голову, снова прижал к своему плечу. – Я тебя люблю…
Эти слова сорвались непроизвольно, но это было единственное, что он хотел сейчас сказать…               
 
…Люба шла вслед за Сергеем к озеру. В тех местах, где спуск становился круче, он останавливался, подавал ей руку и ждал, пока она съедет на корточках по песчаному склону.
Было уже совсем тепло, она даже куртку расстегнула. Но от тепла туман становился еще плотнее, опускался ни-же, обволакивая все вокруг. И Любе хорошо было идти в этом сплошном тумане. Очертания деревьев и высоких прибрежных обрывов казались нереальными, таким же не-реальным казался весь мир. И вся ее прошлая жизнь была теперь еще менее реальна, чем эти горы и деревья.
Не было ни прошлого, ни будущего, все растворилось в тумане, и осталась только Сережина рука, за которую Люба то и дело хваталась, спускаясь к воде Онежского озера. Держа ее руку в своей, Сергей слегка сжимал паль-цы, и она сразу чувствовала их незаметную гибкую силу.
Они, наконец, спустились к самому берегу. Ни неба, ни горизонта не видно было в сплошной белесой мгле. Но все-таки было заметно, что льда у берега уже нет. Прибей сюда льдину сегодня, им пришлось бы добираться вплавь.
Сергей подошел к самой воде, чтобы забросить дон-ки, а Люба замешкалась, снимая сапог, в который попал камешек.
Она смотрела, как он идет, не оглядываясь, и вспом-нила, как впервые, после школьного выпускного вечера, на скамейке в Кировском парке  прикоснулась к волосам Сер-гея. И тот их первый поцелуй, от которого Сергей потерял сознание, чем сначала очень испугал, а затем удивил Любу. Почему их судьба разбросала на многие годы? Зачем со-единила вновь?
Пока она думала об этом, Сергей отошел на несколь-ко шагов, и сразу исчез в плотном тумане.
- Ну что, - спросил Сергей, когда Люба остановилась рядом с колышком, к которому он привязал леску, - о чем будем просить золотую рыбку?
- А вот попрошу я ее, - засмеялась Люба, – чтобы ту-ман себе туманился и туманился хоть сто лет. И больше ничего мне не надо.
Ей так хорошо было с ним, что она не могла предста-вить: неужели этого не было всегда? И не хотела представ-лять, что этого может не быть.
- Сережа, - сказала Люба, - мне не верится, что это все было со мной. Что была какая-то жизнь без тебя и я даже живу с каким-то человеком, думаю, как себя с ним вести… Как глупо все, как невозможно! И эти твои письма из училища, скорее дружеские, чем от любимого человека, в которых ты все время старался меня в чем-то упрекнуть, я даже не понимаю в чем?..
Она заметила, что лицо его дернулось, словно от бо-ли.
- Не надо ревновать к прошлому, Сережа… - медлен-но произнесла Люба.
- Я не к прошлому ревную. Мне больно думать, что ты вернешься к мужу.
- Да? – усмехнулась Люба. – Ты считаешь, что я к не-му вернусь?
Он молчал. Потом поднял глаза – и лицо показалось ей незнакомым.
- А ты не думаешь, что у меня есть жена или невеста?
Люба растерялась, не зная, что ответить.
- Ты, значит, находишься сейчас со мной, а думаешь о своей невесте? – сузив глаза, произнесла она.- Очень приятно!
Люба, не говоря больше ни слова, пошла к избушке.
Все произошло так неожиданно и оказалось таким страшным своей неотменимостью! Они оба не знали, что теперь делать. Больше невозможно было обходить разго-вор о будущем, но говорить об этом они не могли…
Сергей пришел часа через два, прошел к другому топчану, снял сапоги, лег.
Люба не знала, спит ли он, ей казалось, что сама она заснуть не сможет. Она сглатывала слезы, ладонь держала у рта, чтобы не всхлипнуть, и чувствовала, что безысход-ная, как горе, тьма захлестывает ее, обволакивает, уволаки-вает…          
               
Люба села на топчане и вздрогнула, прислушиваясь.
Всю ночь она спала рваным, тревожным и потому чутким сном. Она то проваливалась в какую-то черную мглу, то вырывалась оттуда. И вдруг, вырвавшись в оче-редной раз, услышала какие-то тяжелые шорохи прямо ря-дом с собою.
Она не поняла, что это такое, но так испугалась, что села на топчане, растерянно оглядываясь. Шорохи слыша-лись из-за бревенчатой стены. Кто-то ходил рядом с до-мом, глухо ударяясь о бревна.
До сих пор Любе так хорошо было в их туманном одиночестве. И она как-то не осознавала, что по большому-то счету, они затеряны в бескрайнем лесу и случись что – на помощь некого позвать.
- Сережа… - тихо позвала она, стараясь унять свою дрожь. – Сережа, проснись... Там кто-то ходит, ты слы-шишь?
Ей было страшно, хотелось вскочить, броситься к не-му. Но она помнила его жесткий голос и взгляд – и не мог-ла.
   Он мгновенно сел на топчане – кажется еще даже не проснувшись, но уже расслышав эти шорохи за стеной. Да их и невозможно было не расслышать, так неожиданно и зловеще звучали они в ночной тишине.
Сергей бесшумно поднялся и, не говоря ни слова, по-дошел к Любиному топчану, сел рядом с нею.
- Ты не бойся только, - обняв ее за плечи, прошептал он ей в самое ухо. – Не бойся, Любашка, милая, ничего страшного. Это, скорее всего, медведь.
- Как медведь?! – ахнула она. – Но ты же говорил…
Сергей зажал ей быстро рот ладонью и снова про-шептал, наклонившись:
- Любашка, ты только не говори громко. Он побродит немного и уйдет.
- Но что же мы будем делать с ним, Сереж? – испу-ганно прошептала она.
- С ним? – улыбнулся он. – А что бы ты хотела с ним сделать?
- Ох, Сережка! – Люба невольно улыбнулась. – Ну почему ты врал? Говорил же, что здесь медведей не быва-ет! Так я и знала…
Она не успела договорить, как дверь дрогнула, за-тряслась. Счастье, что снаружи дверь открывалась на себя, иначе медведь мог просто выдавить ее.
Дверь дергалась, раздраженное рычанье становилось все громче, и Люба чувствовала, что больше не может сдерживать дрожь.
И тут, медведь перестал дергать ручку. Он постоял еще немного у двери, рыкнул, ткнулся в нее и снова побрел вдоль стены. Словно в страшном сне Люба увидела, как потемнело тусклое окошко, заслоненное огромным мед-вежьим телом…
- В окошко он все равно не влезет, - шепнул Сергей. – Сейчас уйдет, еще немного потерпи.
Прижавшись к нему, вцепившись в его плечи, Люба слушала, как удаляются, затихают шаги, дыхание, рыча-ние…
- Фу-у… - вздохнул Сергей и весело сказал: - Я же говорил, что здесь медведей не бывает! Слышишь – нету же?
Люба затряслась, как в лихорадке. Зубы ее выстуки-вали дробь, руки дрожали. Она обхватила его шею, сжала руки так, что ему, наверное, было трудно дышать, и, всем телом прижимаясь к его груди, не в силах больше сдержи-ваться, в голос заплакала:
- Сереженька, миленький, не бросай ты меня, прошу тебя!
 Они уже целовались быстро, лихорадочно, не попа-дая губами в губы…

- Соврал мне, что здесь медведей не бывает? – спро-сила Люба.
- Соврал, - улыбнулся Сергей. – Бывают, конечно. Возле самого города и то бывают. Думал, они спят еще… Выходит, проснулись уже. Или, может, это шатун был. По-ра нам ноги отсюда уносить.
- Сергей, - помолчав, сказала Люба, - я не могу пове-рить, что ты любишь свою невесту. Извини, но не могу. Почему ты так уперся в наше расставание, ради чего?
 Голос у нее задрожал, но она сдержала дрожь. Ей не хотелось, что бы весь разговор свелся к слезам, после ко-торых он начнет утешать ее и говорить что угодно, лишь бы она успокоилась.
- Не только в ней дело, Люба, - ответил Сергей, тоже помолчав. – Хотя в ней, конечно, очень сильно… Мы не сможем с тобой жить, Люба.
- Но… почему? – едва слышно прошептала Люба. – Что во мне такого, из-за чего ты не сможешь со мной жить?
- Не в тебе, хорошая, не в тебе. – Он погладил ее по голове. – Я себя знаю хорошо… Не по мне это все, Люба-ша, ничего уже не поделаешь.
- Ты о чем говоришь, Сережа?! – Она опять еле сдер-жалась, чтобы не заплакать.
- Обо всем, - сказал он с таким железным спокойстви-ем в голосе, от которого вся она обмерла. – О том, что я никогда не буду жить так, как должен жить твой муж. И ты это поймешь рано или поздно. А я уже сейчас понимаю, мне и пробовать не надо. Все другое в том кругу, в котором ты живешь, и от мужчины требуется совсем другое, чем я тебе могу дать. Ты друзьям своим не сможешь без конца объяснять, почему твой муж такой нелюдимый, почему он постоянно на полигонах и в командировках, почему «Мер-седеса» нет, и какого черта он тогда такой женщине застил белый свет! Да и, возможно, в ближайшее время придется круто менять жизнь. А что там впереди – одному богу из-вестно.
Люба вслушивалась в его голос и уже не понимала, прав он или не прав, ей не хотелось возражать, вообще ни-чего не хотелось говорить. Она не только руку, но и голову положила ему на грудь, закрыв глаза. Сердце его то билось тихо, и нежно, то торопилось, убегало…

Люба проснулась оттого, что стало светло в глазах. Она открыла глаза и тут же зажмурилась снова. Свет ей лился прямо в лицо из окошка, которое до сих пор было тусклым, белесым. Светило яркое утреннее солнце. Она заметила, что Сергей приготовился к тому, чтобы покинуть избушку в любое время. Вымыты были кружки и жестянки. В прежнем порядке стояли банки.
Люба вышла из избушки и, ускоряя шаги, почти по-бежала к берегу. Сергей был уже там. Он стоял, запроки-нув голову, и вглядывался в глубокую небесную синеву. Перед ним раскинулась необъятная гладь озера, лишь вда-ли, на горизонте виднелась бело-голубая полоса льда. Лю-ба услышала звук мотора, он был похож на трещание дет-ской трещетки. Звук нарастал, из-за прибрежной скалы по-казался деревянный рыбацкий баркас. Он шел вдоль берега в их сторону.
И тут она закричала – отчаянно, пытаясь перекрыть гул мотора:
- Сережа, нельзя так, нельзя! Что же мы делаем?!
Сергей обнял ее так, что дыхание у нее занялось, и поцеловал – сначала в губы, задыхаясь, потом в полные слез глаза. Потом еще раз прижал к груди, обхватил ладо-нями ее голову, взглянул в глаза невыносимым взглядом.
Потом разомкнул объятия, легонько оттолкнул ее от себя и, маша руками, закричал, глядя на приближающийся баркас. 


      Ветер всхлипывал, словно дитя,
      За углом посветлевшего дома.
      На широком дворе, шелестя по земле,
      Разлеталась солома…

      Мы с тобой не играли в любовь,
      Мы не знали такого искусства,
      Просто мы у поленницы дров
      Целовались от странного чувства.

      Разве можно расстаться шутя,
      Если так одиноко у дома,
      Где лишь плачущий ветер-дитя
      Да поленница дров и солома.

      Если так посветлели холмы,
      И скрипят, не смолкая, ворота,
      И дыхание близкой весны
      Все слышней с ледяного болота…


                9               

Земля встала на дыбы, быстро вращаясь перед гла-зами. Кишлаки, бесцветная лента реки, желто-бурые пят-нистые поля – все это закачалось, закружилось, понеслось куда-то, опрокидывая его вниз головой.
Тяжелый транспортный «Ил» стремительно спус-кался вниз, а под крыльями плыла залитая солнцем чужая, неведомая ему земля.
Рядом с ним проснулся, заморгал красными глазами молодой прапорщик, поднял с пола упавшую фуражку и посмотрел в иллюминатор.
- Кабул, - сказал он, мощно зевая.
Чемоданы и сумки, выставленные в ряд посреди са-лона закачались туда-сюда, как гребцы в лодке, и рухнули на бок. Капитан Сибирцев машинально потянулся за своим чемоданом, но как раз в ту минуту самолет накренился еще сильнее. Он едва устоял на ногах. Сидящий напротив по-жилой майор успел вовремя схватить его за руку.
Гул двигателей стал стихать, вибрация прекрати-лась, и казалось, самолет недвижимо повис над землей. Сергей посмотрел в иллюминатор. Мимо проносились се-рые ангары, автомобили, голубые фанерные домики, вер-толеты с обвисшими, будто вымокшими под дождем лопа-стями.
Сибирцев выходил из самолета предпоследним, щу-рясь от нестерпимо яркого света и ощущая на лице раска-ленный поток воздуха, хлынувший в промерзший за время полета салон.
Их встречали. По обе стороны от трапа стояли люди в выгоревшей полевой форме. Они без всякого любопытст-ва смотрели на выходящих из самолета пассажиров.
Когда салон самолета опустел, один из встречаю-щих, видимо комендант, объявил в мегафон:
- Отпускникам строиться слева от меня, заменщи-кам – справа.
Майор толкнул Сергея в спину и потянул за рукав. Они стали рядом во второй шеренге.
- А куда тебе, браток, дальше-то ехать? – спросил его майор.
Сергей пожал плечами, ответив, что знает лишь, что в армейский полк связи.
- А по должности кто?
- Командир роты.
- Ясно. Воевать, значит, будешь?
Комендант шел вдоль строя, проверяя предписания. Поравнявшись с Сибирцевым, он долго изучал его доку-менты, потом поднял глаза, внимательно рассматривая Сергея. Наконец сказал:
- Вы остаетесь здесь. Если вещей немного, идите по этой дороге, и слева, за поворотом, найдете часть. Автобус не скоро подойдет.
Группа прибывших постепенно расходилась. Ос-новная часть их строем направилась на пересыльный пункт. Скоро Сибирцев один остался у пустого самолета.
Вот так началась его служба в Афганистане.
103 Армейский полк связи был действительно неда-леко. Минут через сорок Сибирцев уже сидел на чемодане около штаба в тени масксети и раздумывал, ждать ему ко-мандира полка или же, как советовали, идти «забивать» койку в местном общежитии, потому как под вечер мест может и не быть.
Через час командир объявился. Он был почти на полголовы выше Сибирцева. Широкоплечий и немного су-тулый, он быстро шел, заложив руки за спину. Не обратив на капитана внимания, он крепко толкнул плечом дверь кабинета.
Сибирцев представился.
- Ясно, - ответил он и с тоской посмотрел на его за-пыленные сапоги. – Тоже героем хочешь стать? Станешь…
Минуты две он стоял к Сибирцеву спиной, о чем-то думал, глядя в грязное окошко.
Потом повернулся, стал ходить туда-сюда, массируя шею.
- Ты меняешь Жиглова, третья рота. Но это потом, а сейчас убываешь в командировку. Временно примешь сводную роту по охране строящейся электростанции, это в ста километрах. Утром на север пойдет колонна, с ней и доберешься. Принимай должность, изучай быт и нравы, - он тяжело вздохнул. – Все, прости великодушно, больше у меня нет времени. Послезавтра я подъеду, тогда и погово-рим обо всем… Ну, будь здоров!
Он встал из-за стола, пожал Сергею руку, хотел еще что-то добавить, но дверь распахнулась, и в кабинет зашел высокий, румяный, как с мороза, и обросший рыжей щети-ной капитан.
- Рад тебя видеть, Шевченко! – сказал командир полка, поднимаясь со стула и пожимая капитану руку. – Возвращаешься с сопровождения?
- Возвращаюсь, товарищ полковник, - ответил капи-тан, широко улыбаясь, грохнулся рядом с Сибирцевым на стул и стащил с головы измятую панаму.
- Загорел, морду отъел.
- Как же, отъешь тут, - махнул рукой Шевченко. – Вчера под Салангом ночевали… Всю ночь какой-то мудак стрелял по нас из ДШК. Выстрелит – и тут же сменит по-зицию. Так мы его и не вычислили… Ну а как вы живы-здоровы?
- Как всегда – между х… и очень х…  Вот, кстати, заменщик к Жиглову приехал, знакомься.
Шевченко повернулся к Сибирцеву и … у него от удивления отвисла челюсть:
- Серега!.. Сибирцев!.. – заорал он, стиснул капита-на в сильных объятиях.
- Вы что, знакомы? – удивился командир полка.
- Еще как знакомы! - кричал Шевченко, мы же вы-ходцы из знаменитого Порт-Артурского!!
- Подбросишь его к электростанции? – спросил под-полковник.
- Подброшу, какой разговор? Замена - святое дело! А разве Жиглов там?
- Нет, Жиглов здесь. Капитан временно примет роту охраны.
- Понятно.
- И расскажешь заодно, откуда иногда вылетают пу-ли и в каких ямках на дороге припрятаны фугасы. Ты у нас человек опытный.
- Добро, товарищ полковник! Только Сибирцеву это все известно еще по Китаю!
Офицеры встали. Командир провожал Сибирцева долгим взглядом.

Нет, совсем не таким он представлял себе Афгани-стан. Все оказалось как-то слишком просто и жестоко.
Они ехали на броне боевой машины пехоты с капи-таном Шевченко, этим улыбчивым парнем, обросшим не-дельной щетиной, в большом, не по размеру бушлате, и Сергей смотрел на все то, что окружало, не понимая, во сне это или наяву. Нависшие над самой дорогой голые, изло-манные скалы. Рев техники, отдающийся эхом. Приподня-тые стволы пушек и пулеметов…
- «Духи» как черти злые, не дают спокойно жить, - кричал Шевченко. – Одно утешение – замена скоро. А ты, какими судьбами сюда? Никак, прямо из Даурии?
- Да, из Даурии. Хотел уволиться из армии, но ре-шили, что я здесь нужнее.
- Ну и как там наши?
- Кого ты знаешь, почти все разъехались. Командир полка ушел начальником штаба дивизии в Борзю, Волгин – в академии, Васю Теслю, за пьянку, сняли на батальон, Игорь заменился в Германию…
- А у тебя как дела? Женился?
- Женился. Жену зовут Юля, но ты ее не знаешь, она приехала в Даурию, когда ты был уже здесь. Сын, Ванек, подрастает.
- Молодец! Быстро ты, не ожидал!
- А ты я вижу, уже капитан?
- Прибыл сюда, сразу старлея дали, затем заменил погибшего ротного и… вот уже капитан!
- Здорово! В Даурии пять с лишним лет в лейтенан-тах торчал, а здесь за полтора года до капитана дошел!
- Случайно все!
- Сомневаюсь! Случайно нашему брату звезд не да-ют!
По разбитой гусеницами дороге они поднимались все выше и выше в горы.
- Стреляют здесь часто? – спросил Сергей.
- Здесь не часто. Последний раз – в мае – сожгли ко-лонну бензовозов. А вот дальше, километров через десять, будет Черная Щель. Там да, место удобное.
Он поежился, поднял воротник и, сунув руку в кар-ман, вытащил оттуда местами поржавевший старинный кинжал. Сибирцев думал, что Федор сейчас начнет хва-стать трофеем, но он протянул оружие ему.
- Возьми себе на память. Мне все равно домой ско-ро, а через границу эту херню не провезешь.
Сергей долго рассматривал кинжал, потом затолкал его поглубже, во внутренний карман. Действительно херня. Для чего он ему? Разве что хлеб резать.
Однообразие дороги уже порядком надоело. За каж-дым поворотом открывался все тот же дикий пейзаж.
Шевченко приподнялся и огляделся:
- Сюда я, Серый, ехал романтиком. Три мушкетера, экзотика, представлял, как население выбегает с увесистым караваем. Как в военной кинохронике… А тут – вши, кро-вавый понос и рваные раны. Вместо каравая – увесистая дубина народной войны! И никому не нужен наш социа-лизм. Я трижды обманывался, пока не понял, что такое Афган. Наверное, это судьба меня наказывала за мои три рапорта. Так хотелось попасть сюда. Черт меня дернул!.. Когда ехал в Афган, остановился на ташкентской пересыл-ке. А там теснота, вонища, грязь. Хуже самой паршивой казармы. Ну, думаю, и провожают героев. А позже я стал понимать, что никому здесь не нужен. И родной стране то-же не нужен – вместе с моим интернациональным долгом. В газетах пишут черт знает что. Вроде мы здесь только и делаем, что устраиваем вечера интернациональной друж-бы, а в свободное время занимаемся боевой учебой. Живу потерянный, одна злоба в душе. Как-то особист вызвал: что-то вы странные разговоры ведете, извращаете нашу помощь. Не стал спорить с ним, промолчал. Плевать я хо-тел на их особое мнение. В других ротах люди гибли, а у меня ни одного. Раненых, правда, двое было, а убитых – ни одного. Мне солдаты рассказывали, что все завидуют на-шей роте. Я бойцам всегда говорю так: «Ребята, на этой дерьмовой войне мы выживем, если будем держаться друг друга». Так некоторое время жил, терпел. А потом зима, затишье. И захандрил. Помогли соседи-афганцы, офицеры из роты царандоя. Случилась однажды пьянка совместная. Они спирт привезли, мы закуску выставили. На русском они говорили прилично, некоторые у нас учились. И вот изливаю им душу, а они мне тоже как на духу: если вы сейчас уйдете, нам будет плохо. Нас перережут, и на вас одна надежда. Назад нам, мол, пути нет, и воевать придется до последнего. И тогда я немного воспрянул…
 Качнувшись, БМП остановилось. Сергей тряхнул головой и огляделся вокруг. Колонна стояла на узкой обо-чине, почти прижавшись к отвесной скале. Вдоль нее, за-прудив всю проезжую часть дороги, вытянулся длинный караван афганских «наливников». Водители сидели на кор-точках у самых колес машин. За изгибом дороги чадил го-рящий бензопровод, а с почерневших, закопченных гор, сдавивших дорогу, как в тисках, раздавались хлопки вы-стрелов. Черная Щель! Сибирцев спрыгнул на дорогу и пошел в голову колонны. Вдоль машин с подчеркнутой не-возмутимостью расхаживали солдаты, держа автоматы стволами вниз, сплевывали, курили и сквернословили в ад-рес «оборзевших духов». Посередине дороги, наискось, стоял развороченный корпус танка. Как издевательство над здравым смыслом выглядели на нем совершенно целые тралы – фугас сработал прямо под днищем. Впрочем, все по правилам: контактные пластины на два-три метра были выдвинуты от заряда, танк наехал передком, а фугас срабо-тал на середине корпуса. Танковая башня была сорвана и, перевернутая, валялась в десяти шагах от вздутого, поко-реженного остова. Во время взрыва, и это было видно сра-зу, сдетонировал находящийся внутри машины боеком-плект. Первый раз в жизни он видел «полный подрыв». Он подошел к танку и заглянул в башню. Как описать увиден-ное!?.. На краю раззявленной, словно колодец в бездну, башни лежал ошметок черепа, Именно «черепа» а не голо-вы, потому что кожа была скальпирована, остатки лицевых мышц сорваны и обуглены, мозги куда-то делись, а кровь, почерневшая от жара, копоти и пыли, на кровь уже не по-ходила. И вот посередине этой черно-бардовой обугленной плошки горел глаз. Непонятно, каким чудом уцелевший, лишенный привычного обрамления и от этого еще более жуткий, устремленный в никуда, зеленовато-серый, подер-нутый мутной пеленой мертвый человеческий глаз… пра-вый. Внутри же танка было во сто крат страшнее… Но его от страха не мутило, он лишь отчетливо в тот момент по-чувствовал: вот она – смерть! Вот и такой она бывает…
 Навстречу быстро шел Шевченко.
- Сейчас поедем! – бросил он на ходу. – Далеко не уходи.
Сергей попросил у стоящего возле машины солдата спички, закурил и, как бы между прочим, спросил:
- Ну что, сейчас поедем?
- Да-а-а, - с небрежностью бывалого воина протянул он, глубоко затягиваясь, и тихо спросил: - А вы не в курсе, че там такое?
- Засада! – предположил Сибирцев.
- Они в этом месте все время стреляют, - сказал сол-дат мрачно. – Одно слово – Черная Щель! Не слышали? Гроб с крышкой и чертик на крестике!.. Пойдемте, това-рищ капитан, кажется, по машинам объявили…
Шевченко последним запрыгнул на броню, сел, све-сив ноги в люк, рванул затвор автомата, надел шлемофон и, подтягивая ларингофоны, крикнул солдатам:
- К бою, ребятки! Ощетинились!
Сибирцев вцепился руками в крышку люка, стиснув ее так, что побелели пальцы.
Боевая машина с оглушительным ревом понеслась вперед.
Справа от БМП, в каких-нибудь двух метрах, мча-лась грузовая машина, с размалеванными большими бор-тами. Шевченко, ухватившись одной рукой за крышку лю-ка, бил прикладом автомата по кабине грузовика.
- Назад! Назад! – кричал он.
Грузовик вдруг обогнал боевую машину и помчался под уклон дороги, занимая всю проезжую часть.
- Сам сгорит и дорогу закроет! – со злостью стучал кулаком по броне Шевченко.
- Смотри! – Сергей схватил Шевченко за плечо, по-казывая рукой вперед.
Метрах в трехстах от них дорога исчезала. Пламя гигантского пожара закрыло всю проезжую часть.
- Дурила, ох дурила! – поморщившись, как от боли, заревел Шевченко и, прижав к горлу ларингофоны, прика-зал механику: - Останови этого мудака!
Боевая машина в ту же секунду рванулась вперед, покачивая острым лодочным передком.
- Ноги! – предупредил кто-то.
Удар пришелся под самый кузов грузовика. БМП приподняла его задний мост, оторвала на мгновение колеса от земли, затем бросила, выворачивая с хрустом подвеску, протащила изуродованный грузовик еще несколько метров и остановилась.
- Все к машине! За броню!
Солдаты прыгали на обочину, падали, вжимаясь изо всех сил в песок.
Шевченко толкнул Сергея, опрокидывая на землю у самых гусениц, и закричал:
- Прикройте! – и бросился, низко пригибаясь, к гру-зовику.
На БМП на коленях у пулемета стоял наводчик, стрелял, и все время что-то кричал. На забрызганную кро-вью броню горохом сыпались гильзы.
«Почему я лежу? Надо что-то делать…» До боли вонзил Сибирцев пальцы в сухой грунт, вырвал из него бу-лыжник и в бессильной ярости швырнул в скалу.
- Автомат! Ну дайте же автомат!
Шевченко нырнул в кабину грузовика, а Сибирцев вскочил на ноги, но не сделал и трех шагов, как опять рух-нул в горячую пыль, чувствуя непреодолимое притяжение земли.
- Куда вы? – тянул его за рукав серый, безликий солдат. – На машину! Лезьте на БМП!
Шевченко вывалился вместе с водителем из кабины, и они, не выпуская друг друга, будто борясь, покатились в кювет.
Сибирцева сильно толкнули к броне, кто-то сверху схватил влажной рукой за запястье, и он почувствовал, как лопнул в чужих пальцах браслет его часов. Ухватившись за край люка, он потянул свое тело наверх. БМП с места бод-нула грузовик в борт, поволокла его юзом к скалам, осво-бождая дорогу.
Шевченко тяжело бежал к БМП, размахивая руками, словно пробирался сквозь густой кустарник. У самой ма-шины он вдруг остановился, не обращая внимание на руки, протянутые ему на встречу, и наклонился, будто хотел от-ряхнуть брюки от пыли.
- Руку! – грубо выкрикнул Сергей. – Давай руку!
Но Шевченко не выпрямился, продолжая стоять, опершись руками о колени, потом поднял голову и, глубо-ко дыша, сказал:
- Сейчас, погоди… Не ори…
- Руку!!
Шевченко опустил голову и сел на корточки. Точнее он упал, но спрыгнувший с брони солдат успел подхватить его под руки.
- Помоги-и-те!!!
Двое солдат спрыгнули вниз, кто-то занял место у пулемета, и в грохоте очередей Сергей уже не слышал, что говорили и кричали солдаты, поднимая на броню тяжелое, обмякшее тело своего командира.
«Шевченко! Федя!» - звал он его, а тот смотрел на него, на солдат, на горы уже не видящими глазами, и они мчались куда-то, и нестерпимой болью жгла руку Сибир-цева его липкая, клейкая, горячая спина.
«Его убили? – думал он, чувствуя, что перестает со-ображать, где находится и куда едет. – Но почему? Что случилось? Из-за чего их обстреляли?? За что???»
А вокруг, отвратительно чавкая, горел бензин и тек-ла нескончаемой рекой лента огня, кружились в бешеной пляске скалы, и рядом, прижимаясь лицом к коленям сво-его командира плакал солдат, и никто его не жалел, не ус-покаивал…

Капитан Федор Шевченко выжил в том жестоком бою. После излечения ранений Шевченко получил назна-чение на должность начальника штаба в другую часть, в афганском городе Кандагаре.
Потом Шевченко закончил Военную академию име-ни М. Фрунзе. Получил назначение в Западную группу войск, стал командиром полка. Ветры перестройки и «но-вое мышление» руководителей страны Горбачева, затем и Ельцина нанесли армии урон, сопоставимый с самыми тя-желыми годами Великой Отечественной войны. Уход рос-сийских войск из Европы напоминал поспешное бегство. Полк Федора Шевченко тоже был выведен – в Уральский военный округ. Место дислокации – чистое поле. Даже в Афганистан входили более организованно. О моральном духе и говорить не стоило.
Афган пришлось вспомнить в конце 1994 года. Шевченко получил приказ вместе с полком убыть в Чечню. Он пытался доказать, остановить бездушную военно-государственную машину, умолял не посылать на убой мо-лодых, необстрелянных пацанов, потому что слишком хо-рошо знал, что такое война. Он просил его самого отпра-вить а Чечню на самый сложный участок, на любую долж-ность… Но – командира полка поставили перед выбором: или выполняешь приказ, или увольняем по дискредити-рующим обстоятельствам. У Шевченко были свои понятия офицерской чести. И он принял самое трудное решение в своей жизни: написал рапорт на увольнение, отказавшись вести своих бойцов на верную гибель.
А его полк все равно отправили в Чечню. Новогод-няя, 1995 года ночь стала кровавой бойней для сотен маль-чишек, одетых в солдатскую форму.
К сорока годам ветеран афганской войны, ордено-носец Федор Шевченко и его семья остались без квартиры. И тогда он решает записаться на прием к своему бывшему, еще по Афганистану, командиру полка. Тот к тому времени сделал блестящую карьеру, стал генерал-лейтенантом, на-чальником Главного управления кадров Министерства обороны.
Опальный офицер долго ждал в приемной, пока не появился помощник, сухо сообщивший, что прав на квар-тиру он не имеет по причине невыполнения приказа в бое-вой обстановке и проявленной трусости.
  Шевченко выжил в Маньчжурии, в Афгане, - когда сам лично вытаскивал раненых и убитых с поля боя. Он знал цену солдатской жизни, и ее сохранение для него бы-ло главным мерилом командирского труда, его совести и чести.
Но спустя двенадцать лет война вновь вернулась к нему и забрала его, вслед за ребятами его роты, погибшими на скалах Афганистана.
Федор умер неожиданно. У него просто останови-лось сердце. Как останавливается, когда в него стреляют в упор.               
               
Через месяц службы в Афганистане Сибирцев полу-чил первое письмо от Юли: «…Здравствуй, мой родной, мой дорогой Сережка. Я все чаще думаю о том, как ты вер-нешься, как у нас все будет хорошо. Наш сынок все время спрашивает про папу, а я отвечаю: папа служит далеко-далеко, скоро приедет и привезет нам подарки. А он мне: наш папа на войне!.. Мне часто снится сон, я не знаю, по-чему он повторяется, он такой странный и страшный. Мы куда-то собираемся, ты ждешь меня, я тороплюсь, ты спус-каешься вниз на улицу, я продолжаю собираться, все время что-то ищу: то косметичку, то жакетку, то ключи. Выбегаю на улицу, а тебя уже нет…»
…Они ссорились, бывало, по самому ничтожному поводу. Юля любила вспоминать и высказывать старые обиды. Сергею казалось, что делала она это намеренно, са-моистязая себя и испытывая его. Они несколько раз соби-рались разводиться и лишь из-за ребенка терпели свои бес-конечные конфликты и ссоры. В Афганистан он уехал вне-запно, а перед этим она целую неделю не разговаривала с ним. Прощание вышло сухим, она не плакала и, кажется, готова была обвинить его в том, что он бросает ее с ма-леньким сыном на руках. Но сдержалась. Уезжал с тяже-лым сердцем. И вот пришло письмо, а в нем было столько нежности и тепла, что у него защемило сердце.
«Если выберусь отсюда, то все у нас будет по-другому. Все по-другому…», - думал Сибирцев.





















                Часть  2

                1

Майор Сергей Сибирцев стоял на ступеньках КПП, курил и решал непростую для себя задачу. Время службы закончилось. А задача перед майором стояла следующая: стоило ли ему идти домой и попытаться помириться с же-ной Юлей, с которой у них уже неделю, после последней бурной пьянки Сибирцева, вовсю полыхала молчаливая холодная война? Иначе отношения в семье назвать было сложно. Это было крайне неприятно для обоих, но разре-шимо лишь в том случае, если один из «противников» ус-тупил бы. А вот уступать ни Сергей, ни Юля не любили. Характеры у обоих упрямые, компромиссов не допускаю-щие. Что же это за жизнь такая? Вроде муж с женой, в од-ной квартире, а как неродные, хуже того, как равнодушные друг к другу соседи по коммуналке. Попытаться если не уступить, так хоть смягчить обстановку? Но вопрос: как это сделать? Вот и думал майор, что ему предпринять. Пойти ли домой или плюнуть на все, пустив конфликт на самотек? А самому отправиться в ближайшее кафе и за-глушить думы парой лобастых стаканов водки? Спиртное его состояние улучшит. Временно, а дальше что? Домой-то все равно идти?
В общем, и выпить невыносимо хотелось, и делать этого, пока еще трезво рассуждая, не следовало бы. Вот дилемма, мать ее! Нажраться по новой и наехать на жену? А что это даст? Скандал? Да и скандала не будет, Юля просто уйдет из дома, ломай потом по пьянке голову куда. В итоге засветится он в очередной раз, а жене все надоест к черту, и рванет она к маме в Омск! Чтобы проучить его, или, еще лучше, возьмет и подаст на развод. Как это в песне поется:  «Главней всего погода в доме, а все остальное поправить можно». А погода эта у него, надо признать, была хреновая. Впору штормовое предупреждение объявлять! Что в песне поется, правильно, остальное все фуфло, кроме погоды, и исправить положение можно одной фразой извинения. Ну и вдогонку с обещанием подвязать со спиртным! И все! В доме погода успокоится сразу. Но только в нем он больше не хозяин. Потом появятся другие претензии, и так до бесконечности. Пока майор полностью не потеряет в своей же семье право голоса! Юля не упустит шанса полностью подчинить себе мужа. А какой он тогда мужик, если не сможет с ребятами в бане вечер провести! Или тысчонку на интерес расписать? Никакой! Следовательно, надо ломать Юлю, а это даже теоретически бесполезно! Вот такие дела!  Никакого просвета. И подсказать некому!
За рассуждениями ноги сами привели к офицерской гостинице. Проведать друзей, казалось как раз той палочкой выручалочкой, которая требовалась майору в его подавленном настроении.

                2

Марина, дежурная по гостинице, разведенная, оттого, может, и такая разбитная, еще относительно молодая жен-щина, густо размалеванная всевозможной косметикой, увидев Сергея, расплылась в улыбке. Ее глаза ожили, ото-рвавшись от какого-то чтива на столе.
- Сергей? Дорогой! Ты ли это?..
- Не узнала?
- Как не узнать! Только сколько лет, сколько зим?
- Ну, ты не преувеличивай, какие лета? В прошлом месяце и виделись.
С намеком на что-то тайное, глубоко интимное, ко-кетливо наклонив голову набок, так, чтобы ее шикарные светлые волосы легли, на плечо, выставляя напоказ их кра-соту, женщина спросила:
- Ты надолго к нам?
- С ребятами встретиться, а там, как получится.
- Обидно, но что же поделать, на безрыбье, как гово-рится, и вечер совсем неплохо.
- Надеюсь, постоянного хахаля ты себе еще не заве-ла? Старых друзей привечаешь?
Женщина успокоила майора:
- Не волнуйся Сергей! И не заводила никого, и все очень хорошо помню.
- Вот и договорились! Мы тут с ребятами немного посидим, а потом я зайду к тебе, Марина. Только космети-ку свою дурацкую смой, ну что ты как вождь краснокожих размалевалась?
Сергей прошел в угловой номер, в котором временно жил начальник штаба ракетной бригады Вова Клочков, его друг и непосредственный начальник.
- О, Серега, заходи, - встретил радушно его Влади-мир, - а у нас как раз третьего нет «пульку» расписать. – Присаживайся, сейчас ребята подойдут, а я пока переоде-нусь.
 В номере были все удобства. Люкс, одним словом. Конечно, в армейском понимании этого слова. После того как принял душ и переоделся в легкий спортивный костюм, подполковник начал накрывать на стол. Хотя «накрывать» было сильно сказано, но все же на столе, рядом с обяза-тельным атрибутом всех гостиниц – графином с тремя ста-канами на подносе, появились две бутылки водки «Сто-личной», банка тушенки, неизменная часть офицерского застолья, икра баклажанная и купленный по пути хлеб.
Сергей закурил и тут же услышал шаги по коридору пустой гостиницы.
В номер вошли майоры Тыренков и Урин. Обнялись.
- Ладно! Все вроде готово, - осмотрел стол Клочков, - ну ты чего, Сергей, сидишь? Наливай.               
Командир предложил тост:
- Ну что, мужики? За встречу? И за удачу? Она еще никому и нигде не мешала. Так за нее, за удачу!
Выпили, молча закусили.
Сибирцев неожиданно налил по второй.
- Куда коней гонишь, Серый? – спросил Вова.
- Домой надо. Решил идти сдаваться! Подумал, поду-мал, решил тебя Володя послушать, чего упираться бара-ном? Хрен с ней, пусть главенствует! Все одно, кому-то пришлось бы уступить. Уступлю я! Поэтому засиживаться долго, сами понимаете, не могу. Как третью за ребят по-гибших дернем, свалю я, мужики. Думаю, в обиде не буде-те?
                3
               
Сергей в два прыжка догнал отходящий от остановки последний автобус, вскочил на подножку, и двери закры-лись.
Сибирцев смотрел в заледеневшее окно на проплы-вающий мимо заснеженный темный лес и незаметно погру-зился в воспоминания.
Он вспомнил трудные, но счастливые курсантские годы, третий курс. Самое его начало, после очередного летнего курсантского отпуска, танцы в парке им. Ленинского комсомола («Швейцария»), на которых впервые увидел Валю. Она понравилась ему сразу, и Сергей тут же пригласил ее на танец, да так и провел с ней весь вечер. Они познакомились. Потом, как это положено, Сибирцев проводил девушку домой, Валя жила недалеко от училища. Он помнит, каким вернулся из увольнения. Взволнованным, но с приятным чувством соприкосновения с чем-то чистым и притягательным.
И с этого дня все мысли его были о ней. На занятиях ли, в карауле или в наряде по столовой. За мытьем беско-нечных бачков из-под пищи он думал о Вале. И желал встречи с ней. И… еще немного больше. Так что, когда в следующую субботу его не отпустил в увольнение взвод-ный, как-то среди недели заставший Сергея спящим на «тумбочке» в наряде по роте, Сибирцев, не раздумывая, ушел в «самоход». Но на танцплощадке Вали не оказалось, сколько ни высматривал он ее через частокол забора. Она так и не пришла, а кто-то стуканул взводному о самоволь-ной отлучке Сергея. Со старшим лейтенантом состоялся нелицеприятный разговор, и как результат – пять нарядов вне очереди.
               
Целый месяц Сергей был вынужден торчать в стенах училища. Встретились они лишь на параде седьмого нояб-ря. Когда их коробка, пройдя торжественным маршем ми-мо Нижегородского Кремля, повернула на спуск к речному вокзалу, Сергей увидел Валю в колонне демонстрантов, готовящихся выдвинуться на площадь Чкалова. Шепнув Мишке Стрелкову, чтобы прикрыл его, Сергей выскочил из строя и скрылся в праздничной толпе. Встреча их про-изошла бурно и радостно.
- Я уже думала, что ты меня забыл, и не надеялась увидеть тебя еще раз, - взволнованно говорила Валя, стара-ясь прикоснуться к Сергею. Сергей молча взял ее за руку и повел за собой. А куда? Он и сам не знал. Он лишь знал точно, что им надо быть вдвоем и очень много сказать друг другу…
С того памятного дня они уже не расставались.               
31 декабря всю роту отпустили в увольнение на сутки. Сергей позвонил Вале, обрадовал невесту, она обещала подготовить подарок любимому и стол на двоих. Сергей, в свою очередь, намекнул, что у него для нее припасен сюрприз. Но они с ребятами из взвода решили часов до десяти вечера устроить небольшой мальчишник. Валя не была против и сказала, что будет очень ждать Сергея.
Но вышло по-иному.
Начался мальчишник, как и договаривались, спокой-но, с бокала шампанского. Потом в ход пошла водка. Сер-гей, после очередной дозы, поплыл, а вскоре и потерял контроль над собой. Все происходящее словно не касалось его, время отступило, и он не следил за ним, лишь сидел в кресле и глупо улыбался. Между тем, около девяти, в дом гурьбой ввалились покрасневшие от мороза и вина девоч-ки. Откуда они взялись? Кто их пригласил? До разборок ли было, когда хмель заглушил разум? Курсанты в большин-стве своем были холостяками, вот кто-то и нашел шлюх. И начался бардак! Игра в бутылочку, танцы с откровенным стриптизом. Кто-то предложил играть в карты на раздева-ние, в нее втянули ничего не соображающего Сергея, и вскоре тот остался в одних плавках и носках. На колени ему взобралась какая-то телка, точнее определение ей, раз-детой до узкой полоски трусов, дать было бы трудно. Она прижалась своими крупными голыми буферами к сильной груди Сергея и слегка покусывала его за ухо, приглашая в соседнюю комнату, откуда уже доносились крики и стоны обезумевших самцов и самок, в которых превратились кур-санты и девицы.
Валя же, прождав до 22.30. решила, что жених ее не в меру разгулялся на мальчишнике и пора бы его забрать оттуда. Сергей предупредил, где он будет находиться, и она поехала. Вошла в дом и остолбенела от вида множества голых потных тел, диких криков и громкой музыки. Но, самое страшное, среди этого бедлама она увидела своего Сергея: голого с голой девицей на коленях. У Вали все поплыло перед глазами. Она нашла в себе силы не рвануться к Сергею, чтобы оторвать от него девицу, не ударить любимого человека, ставшего ей с этой минуты омерзительным. Валя ушла! И дома, закрывшись в спальне, проревела всю праздничную ночь. Новогоднюю ночь, которую так ждала! Сергей намекал на сюрприз, вот она его и получила. Да такой, что дальше и жить не хотелось.
А Сергей даже не заметил прихода невесты и, спустя несколько минут, окончательно вырубился.
Проснувшись, он не мог понять, где находится. Где Валя? Почему вокруг все чужое
В первые секунды у Сергея было ощущение, словно он только что очухался после крутого бодуна. Он сел и стал искать чайник, не сдержавшись, коротко простонал…
Ну и где это, спрашивается, он умудрился так на-жраться?
Прошло еще несколько секунд, прежде чем он смог разлепить глаза и оглядеться окрест себя.
- Ну н-ни ф-фига себе! – пробормотал Сергей. - И где это… я?
Кровать, на которой он сидел, была ему не знакомой. Бывает, конечно, что переберешь малость, а потом не мо-жешь вспомнить имя своей сексуальной партнерши… Но Сергей и комнату, в которой он сейчас находился, тоже не мог вспомнить…
Находясь в сильнейшем недоумении, он ощупал го-лову: черепушка точно его, знакомая до боли… вот только рожа сильно небритая.
Спал он, однако, раздетый. С кем именно спал? Да хрен его знает: кроме него, здесь никого нет…
Кое-как, с попытки эдак четвертой, он все же смог встать с кровати. Почва тут же попыталась уйти из-под ног… Чтобы не потерять равновесия, он схватился за стул, на котором висела чья-то одежда… Почему это – «чья-то»? Это ведь его брюки?! Ну да… И эта рубашка?... Нет, такой у него отродясь не было!..
Во рту стоял какой-то кисловато-металлический привкус. Сфокусировав взгляд, он обнаружил на прикроватной тумбочке графин с водой, стакан и круглую пластиковую крышечку, на которой лежали две капсулы. Одну капсулу он тут же отправил в рот, запив ее водой прямо из графина, даже если это яд, все равно хуже уже не будет…
Прошло всего несколько секунд, и ему стало лучше. Во всяком случае, головная боль теперь пульсировала лишь где-то в височных долях.
Стены комнаты, в которой он находился, были обиты вагонкой, как в каком-нибудь загородном доме. Пахло хво-ей, разогретым на солнце деревом и каким-то лекарством.
Сергей кое-как напялил брюки, надев их прямо на го-лое тело. И тут же услышал подозрительное шебуршание, доносившееся в комнату из приоткрытой двери.
- Эй! – пугаясь собственного голоса, позвал он. – Есть тут еще кто живой?..
Сергей выбрался в коридор, стены которого тоже ока-зались обитыми вагонкой. Здесь он обнаружил… незнако-мую девушку. И вот что любопытно: она, кажется, была пьяная в лом. Какая-либо одежда на ней напрочь отсутст-вовала. Девушка, чуть отставив аппетитную попку и вы-гнув гибкий стан, держалась двумя руками за стенку, при этом ей трудно удавалось сохранить равновесие.
«Все ясно, - подумал он, - это мы на пару с ней так капитально набрались…»
Сергей хотел взять девушку под локоток и сопрово-дить в комнату, но она отмахнулась, выдернув руку, при-чем едва не свалилась при этом на пол.
- Отвали! – пробормотала она. – Убери от меня свои лапы, козел…
Сергей решил, что не стоит обижаться на пьяную ба-бу. Хуже было не то, что девушка ругается на него, а дру-гое: он решительно не помнил, в честь чего они устроили крутую гулянку, с чего у них все началось, чем все завер-шилось… а именно, как далеко они зашли в своих отноше-ниях с ней.
Судя по тому, что Сергей проснулся в чужой двуспальной кровати, в каком-то дому, в компании с голой девицей и при этом ни черта не помнит… погуляли они, видно, неслабо.
- Хорошо мы, однако, повеселились, - не слишком уверенно сказал Сергей, обращаясь к молодой женщине, которая по-прежнему подпирала стену коридора двумя ру-ками. – Милая, ты просто превосходна… Надеюсь, тебе тоже все… понравилось?
- Боже, какой идиот, - простонала девица. – Ну все, все, хватит пялить зенки на меня. Принеси-ка мне лучше какую-нибудь одежду: рубашку или халат…
Сергей подумал, глядя на нее, что девушка все еще малость не в себе.
Он вернулся в комнату, чтобы выполнить ее просьбу … и тут вдруг вспомнил о чудодейственной таблетке, ко-торая помогла ему избавиться от головной боли.
Преодолев вялое сопротивление девушки, он все же заставил ее проглотить капсулу, дав запить неведомое сна-добье глотком воды из стакана.
Придя в себя и не дождавшись от Сергея услуги, о которой она его просила, девица сама отправилась на по-иски одежды. Из комнаты она вернулась уже облаченной в  рубаху, которая достигала середины ее бедра. Сергей не стал пенять ей за то, что она надела его рубаху. Во-первых, ему нравилось, когда женщина разгуливает после утренне-го секса – дневного, вечернего и т.д. – в мужской сорочке, наброшенной на голенькое тело (в его собственной жизни, правда, такое редко случалось). Во-вторых, такой рубахи у него никогда не было, а значит, это не его, а чья-то, чужая вещь… возможно, даже самой девушки.
Еще его мучил один немаловажный вопрос: с ней у него… было? И если да, то почему он ни черта не помнит?
Пока Сергей размышлял над всеми этими вопросами, девица, проскользнув мимо него, успела скрыться за одной из дверей, за которой, кажется, находилась ванная комната.
Сергей деликатно постучался в эту дверь
- Чего тебе? – приоткрыв дверь, хмуро спросила она. – Дай сначала мне душ принять…
- А хочешь, я тебе спинку потру?!
- Ты и вправду такой идиот? – приподняв бровь, по-интересовалась она. – Или только прикидываешься? Гос-поди… за что мне все это? Знаешь, я тебе даже завидую. Ты совершенно не врубаешься, в какую хрень мы влипли! – Помолчав немного, она горестно вздохнула, - Да и я, при-знаться, пока мало что понимаю.
Произнеся эту горестную тираду, молодая женщина с треском захлопнула дверь ванной комнаты...
Надо ехать к Вале! Подальше отсюда! – окончательно решил Сибирцев.
Он оделся, вышел из дома. Поймал такси и в семь ут-ра нажал кнопку ее квартиры
Она открыла сразу, словно ждала у двери. По ее за-плаканному, измученному страдающему, какому-то вдруг постаревшему лицу он понял: Валя прождала его, подлеца, всю ночь.
- Валя, я понимаю… Но прошу…
Она не дала ему договорить.
Сделала шаг вперед и влепила пощечину, Сергей не стал отворачиваться, хотя легко мог это сделать.
- Это тебе за Новый год!
Ударила второй раз, при этом заплакала. Вряд ли от  того, что ушибла руку. Слезы незаслуженной обиды за-струились на ее лице.
- Это тебе за голых баб на голых коленях, грязный предатель.
Ударила и в третий раз
- А это на прощание. Никакой свадьбы, слышишь? Ты втоптал  в грязь нашу любовь, разменял ее на дикие оргии с дешевыми шлюхами. Какая же ты мразь после всего этого! Видеть тебя не хочу! Проваливай к своей голой компании, и будь ты проклят! Иуда, погубивший во мне все святое, самое светлое в жизни.
Валя находилась в истерике.
Дверь перед Сергеем захлопнулась. Он не знал, что делать. Куда идти. Сел на ступени лестницы, закурил.
- Вот и все!
Он своими руками погубил то, чем дорожил больше жизни.

     - Молодой человек, конечная. Вы что там, уснули? – донесся сквозь дремоту голос кондуктора.
 Автобус стоял на конечной остановке.
- Вот черт, опять проспал, теперь две остановки пеш-ком возвращаться, - ворчал Сибирцев, выбираясь из авто-мобиля.
                4

Сергей казалось, вновь открыл для себя радость суп-ружества. Он не задерживался на службе, дарил жене по-дарки, гулял с сыном, который всегда встречал его с радо-стью. Ночью из заботливого отца и мужа превращался в страстного любовника. Но Юля, принимая его заботу и любовь, испытывала странные чувство: словно все это происходило не с ней, ощущала себя зрителем, сидящем в первом ряду партера. Она знала, что их безмятежное нынче супружество зиждется на очень хрупком фундаменте, ко-торый уже дал трещину. И сколько бы они не прилагали сил, их семья может в один миг разрушиться от малейшего толчка – слишком слабой и ненадежной была основа. И, прежде всего, она сама была повинна в этом. В ее сердце была лишь пустота, любовь ушла.
Все оставалось без изменений. Дни шли за днями, один похож на другой. Сергей по-прежнему служил, Ванек ходил в школу. Юля работала бухгалтером в военторге. К концу недели Юля чувствовала себя настолько разбитой, что, когда Сергей приглашал ее в кино или на прогулку, она воспринимала это как необходимость. Она улыбалась. Даже смеялась его шуткам, старалась быть ласковой с ним, но это был компромисс с собой, это была работа ее души, инстинкт сохранения семьи. Она старалась вернуть свою любовь и не могла. Ей не за что было зацепиться. Ей казалось, что Сергей играет в игру под названием «семейное счастье», что и ему требуются большие усилия, чтобы играть свою роль. А для того чтобы скинуть напряжение этой утомительной игры, ему стал необходим алкоголь. Все чаще он приходил домой пьяный. И в такие вечера Юля прилагала неимоверные усилия. Чтобы сохранять спокойствие в их доме: вид пьяного мужа делал ее агрессивной и неуправляемой. И теперь, когда он задерживался на службе, она чувствовала настоящий животный страх, гадая, в каком состоянии придет муж. А в те дни, когда Сергей был в наряде или на полевом выходе, она испытывала большое облегчение.
               
        Сергей, как всегда, молча зашел домой, упал за стол и стал торопливо наворачивать все, что видит. Юля подсела к нему:
- Сережа, ты меня еще любишь?
Сибирцев подавился пельменем и закашлялся.
- Разумеется, что за дурацкий вопрос?
- Почему же ты никогда этого не демонстрируешь?
- В каком смысле?
- Никуда со мной не ходишь, сто лет не дарил мне цветов… Мы уже давно не спим вместе…
Озадаченный услышанным, Сибирцев молча ковырял вилкой салат.
- Может, у тебя завелась другая?
- Заводятся только блохи на собаке, - бросил он в от-вет.
- Ты не ответил на мой вопрос…
- Отвечаю: мужское счастье состоит в том, что бы мужик был способен на то, в чем его подозревает жена.
Не доев до конца, Сергей вскочил из-за стола и стре-мительно направился в ванную, включил горячую воду и погрузился в теплую шапку пены.

Что же ему делать? Жену он больше не любит. Это ясно. Семейный очаг давно потерял для него свою привле-кательность. Остались одни обязанности и привычка. С Юлей ему было просто неинтересно. Она была для него родственницей, к которой он пришпилен штампом о браке, как галерный раб, к своему рабочему месту. Уже много лет они вели равномерно плоское существование без всплесков и эмоций. Жили как в спячке: проснулись, позавтракали, расстались – встретились, поужинали, попялились в теле-визор, уснули.
Когда-то Юля была совсем другой: задорной, озор-ной, остроумной, романтичной. И куда все подевалось? С годами она изменилась на столько, что не подавалась иден-тификации: кастрюльные разговоры, вечные упреки. Весе-лушка и хохотушка Юля постепенно превратилась в скуч-ную безразличную тетку. Рядом с супругой Сергей чувст-вовал себя вышедшим в тираж стариком. Нет, с ней, ко-нечно, было удобно и надежно, как в разношенных спор-тивках и старых домашних шлепанцах – нигде не жмет, все подогнано под его нестандартную фигуру. Но ничего объе-диняющего, кроме совместного прошлого, уже не сущест-вовало.
Он вспомнил, когда впервые увидел Юлю. В тот день Сибирцев вернулся из очередного офицерского отпуска. После двухмесячного отсутствия, в Даурии его ждало много новостей. Полком командовал новый командир. Полковник Румянцев ушел на повышение. Волгин уехал поступать в академию. Федя Шевченко «загремел» в Афган. Игорь Трубаев готовился к замене в Германию. История с судом чести постепенно забылась. Друзья в офицерской общаге, куда он зашел с вокзала, сказали, как бы между прочим и о том, что последнее время часто видят его Катюшу в обществе молодого лейтенанта.
«А по-другому и не могло быть – мыслил Сибирцев, - и виноват в этом он сам».
 Та апрельская встреча с Любашей в Вытегре пере-вернула все. Он просто не мог отвечать на частые письма Кати. Не мог или не хотел?
Вот в таком безрадостном состоянии Сибирцев зашел на службу к своему другу в контору военторга.
Время было обеденное и Владимир, начальник воен-торга, пригласил его перекусить, заодно и отметить воз-вращение Сергея.
Стол, как всегда, ломился от разнообразных закусок: икра красная и черная, красная рыба, импортная консерва-ция и армянский коньяк. В приграничных районах было московское снабжение.
За коньяком Сергей неспешно рассказывал о жизни на большой земле. В кабинет постучали, и главный бухгал-тер завела пятерых девчат, представив их, как молодое по-полнение.
Девчата были совсем юные, на вид лет по шестна-дцать-семнадцать. Сибирцев не обратил на них особого внимания, отметив лишь длину юбок, которые едва при-крывали причинное место.
Дальше события развивались как-то сами по себе. Владимир попросил его обеспечить девчат жильем, что для Сибирцева сложности не представляло. К тому времени он отремонтировал восьмиквартирный двухэтажный деревян-ный дом и уединялся в нем, когда надоедала разгульная жизнь офицерской общаги. Девчатам он выделил в нем две квартиры.
Они жили как добрые соседи, часто заходили друг к другу в гости, помогали в бытовых вопросах. Незаметно его дружеские отношения с одной из них, Юлей, перешли в более тесные. Вскоре они поженились, сыграв, вошедшие в ту пору в моду, комсомольскую свадьбу.
Много воды утекло с той поры. Жизнь побросала их по отдаленным гарнизонам Сибири, Забайкалья и Монго-лии. И, не смотря на тяжелые жизненные условия, отноше-ния в семье складывались тепло, доверчиво и уважительно. Возможно, не было той волнительной страсти, но была полная уверенность необходимости друг в друге и взаим-ная забота. А может, просто не успевали надоесть друг другу, так как, в связи со спецификой службы, не виделись месяцами.
Когда же после многих лет скитаний они оказались в тепличных условиях Украины, между ними все чаще стали происходить размолвки, а порою и ссоры. Кто в этом вино-ват? Наверное, оба. А может, просто не было любви. Да и вообще, что такое любовь, та большая, настоящая, чтобы жить долго и счастливо и умереть в один день? Кто на это ответит?
Возможно виной всему армейская служба? После нее нервы совсем ни к черту. Заводишься с пол оборота. Да и последние время жить становится все труднее.
«А может быть я это уже не я? А меня убили в февра-ле семьдесят девятого под Манчжурией. Или забили в пле-ну под Шеньяном? А может, я утонул в бурных водах Ар-гуни? Или, пал смертью храбрых под Кабулом в восемьде-сят четвертом? Может быть, давно я  живу уже не свою жизнь?» - задумался Сергей.               
               
                5

Сквозь сон Сергей услышал стук кованых сапог по ступенькам
- Посыльный, - мелькнуло в голове.
Во входную дверь громко забарабанили.
- Ну, что там еще? По голове себе постучи, разбудил всех. Часы показывали час тридцать ночи.
- Извините, товарищ майор, в бригаде объявлена тре-вога, - громко и испуганно крикнул посыльный.
- Ну, тревога и тревога, чего орать-то. Иди, я догоню.
- Есть! – уже шепотом донеслось из-за двери, и под-ковы зацокали вниз.
Сергей нехотя начал одеваться.
- Задолбали этими тревогами, да ладно бы по делу, а то опять, либо бойцы нажрались или кто-то в самоволку сдымил, - ворчал он. - После этой перестройки все как с ума посходили. Дисциплина упала на «нет», сплошная анархия, вседозволенность, пьянство и наркота, и все это обозвали демократией. Тьфу, – быстрее бы дослужить.
Юля, привычно встав вместе с мужем, разогрела борщ и собирала продукты в «тревожный» чемодан.
Почистив зубы и умывшись, Сергей сел за стол. Ка-кая бы не была тревога, первым делом необходимо привес-ти себя в порядок и быть сытым, - показывал многолетний опыт офицера. За кажущейся нерасторопностью, на все -  про все, ушло минут семь. Через пятнадцать минут майор Сибирцев переступил порог КПП. Учитывая, что на сбор офицеров дается сорок минут, у него был еще запас време-ни.
- Какие ограничения? – спросил он у дежурного по части.
- Технику завести, но не выводить, оружие не полу-чать, - четко доложил капитан.
Парк ревел сотнями двигателей. Обгоняя Сибирцева, к боевой технике бежали офицеры и прапорщики. Личный состав был уже на броне.
- Серый, привет, ты чего не спешишь? – бодро попри-ветствовал догнавший его начальник разведки бригады Славик Логинов
- Да пошли они… Опять боеготовность имитируют. Не знаешь, что случилось?
- Похоже что-то серьезное. Иначе бы нас на плацу построили и технику не заводили.
- Что тут на Украине, в тепличных условиях, может произойти неожиданного? Разве что очередной реактор грохнуть из-за раздолбайства.
За КТП Сергей увидел выстроенную, готовую к дви-жению колонну техники роты связи. К нему подбежал рот-ный:
- Товарищ майор, рота связи к маршу готова, - доло-жил он.
- Спасибо, Володя, вольно, ну что тут?
- Все нормально, товарищ майор, техника вся заве-лась, спецаппаратуру установили, ключи ввели, личный состав занял свои места, согласно боевого расчета.
- Машины не глушить. Офицерам, прапорщикам и личному составу строиться, - скомандовал Сибирцев.
К колонне шел комбриг.
- Товарищ полковник, рота связи и батареи управле-ния к выполнению боевой задачи готовы, - доложил Си-бирцев.
- Хорошо, майор. Давай всех на построение. Технику заглушить.
Неожиданно наступившая тишина давила на уши.
На центральной дороге выстроились дивизионы и от-дельные подразделения.
- Офицеры и прапорщики, ко мне, - скомандовал комбриг.
- Товарищи офицеры, - обратился он к командованию бригады, - поступило обнадеживающее событие, власть в стране в свои руки взял ГКЧП, введено чрезвычайное по-ложение. Хаосу и анархии пришел конец.
Повисла минута молчания, никто не верил, что бар-дак в стране закончился. Послышались неуверенные хлоп-ки, переросшие вскоре в шквал аплодисментов, там и тут, раздавались крики «Ура!»
Личный состав подразделений зашушукался, не по-нимая, что происходит у офицеров
- Водителей со старшими оставить в парке, остальным вернуться в казармы. Объявляю повышенную боевую готовность, - заключил комбриг.
Поставив задачи офицерам и прапорщикам, Сибирцев вернулся в штаб.
Возле входа курили командиры дивизионов и началь-ники служб.
- Ну что, Серега, дождался, а то больше всех кричал: «Все, хватит, надоело это ****ство, - увольняюсь!». По-служим еще, - улыбался первый заместитель комбрига.
- Ну, если все вернется на круги своя, чего же не по-служить, - довольно улыбнулся Сибирцев.
Подошел комбриг:
 - Товарищи офицеры, сейчас всем разойтись по сво-им подразделениям и заняться личным составом. Навести строжайшую дисциплину. Всех бузотеров, подстрекающих к неповиновению – на губу. В девять ноль-ноль приступить к плановым занятиям, согласно расписания.
Сергей окунулся в рутинную офицерскую работу. Надо было срочно восстанавливать боеготовность части, утраченную за месяцы анархии.
Вновь, как в молодые офицерские годы, работа спо-рилась. Во всем чувствовался подъем, как у смертельно больного человека, узнавшего, что ему поставили не пра-вильный диагноз.
Однако, через два дня все рухнуло!
Обманутый народ в Москве, вознес к власти Ельцина, который с бодуна, не разобравшись, разогнал Союз. Позже он каялся, что мол, что по-пьяни не бывает! Но факт есть факт, Союз рухнул, а с ним и судьбы миллионов людей!
Сибирцев наконец понял, какая мразь управляет сегодня страной! А началось все это еще со времен Хрущева, когда в руководство разных уровней проходили не герои и заслуженные люди от сохи, а лизоблюды и подхалимы, которые и в услужение себе брали и толкали вверх только себе подобных. Они то и создали двойную мораль. Эти люди били себя кулаками в грудь, обещая коммунизм в восьмидесятом году и народ, веря им, буквально бросался грудью на амбразуру, дабы ускорить построение светлого будущего.
Развал Союза нужен был этим зажравшимся госпо-дам, чтобы реализовать награбленные миллиарды и зажить припеваючи, а наш народ за них бы порадовался.
Самое страшное, что это все продолжается и сегодня.

После развала Союза деградация армии шла со ско-ростью курьерского поезда. Дорогостоящая ракетная тех-ника ржавела и готовилась к сдаче в металлолом. Украини-зация армии привела к тому, что наиболее подготовленные и продвинутые офицеры выехали в Россию или подали ра-порта на выход в запас. Голодные солдаты продавали все подряд, даже вооружение, дезертирство приняло массовый характер.
Попытка командования вывести бригаду в Россию и, тем самым попытаться спасти ее от неминуемого развала, провалилась.
В такие безрадостные дни в бригаду прибыла комис-сия из Киева, которая должна была решить ее дальнейшую судьбу. С каждым офицером беседовали отдельно.
После собеседования, Сибирцеву предложили долж-ность в Генеральном штабе вновь образующейся молодой украинской армии. Дали время подумать и поставили ус-ловие – присягнуть на верность Украине.
А через две недели пришел приказ о присвоении Си-бирцеву звания подполковника.
Звезды обмывали в Ресторане «Украина». Многие друзья-офицеры уже сидели на чемоданах в ожидании перевода в российские вооруженные силы, другие же на службе почти не появлялись, решая вопросы дальнейшего устройства на гражданке. Те же, кто еще продолжал служить, сутками не выходили из расположения части, так как приходилось работать за троих. Поэтому о том, чтобы устроить мальчишник на полевом выходе, как бывало, речи не шло, - ограничились кабаком.
Собрать удалось лишь ближайших сослуживцев. Со-ставленные в одну линию столы не блистали разнообрази-ем закусок. Заливное, оливье, картошка фри, жареное мясо, салаты из свежих овощей, вполне гармонировали с батаре-ей бутылок водки.
Официальная часть с поздравлениями  виновника торжества и доставанием им очередных звезд со дна пол-ного водкой стакана прошли четко, по годами отработан-ному плану.
Заиграл ВИА. Захмелевшие офицеры пошли пригла-шать на танец немногочисленных отдыхающих в ресторане дам.
- Серега, ну что ты, определился с дальнейшей служ-бой? - окликнул Сибирцева сидевший в голове стола ком-бриг.
- Ну, что вам сказать, товарищ полковник, - задумчи-во ответил ему Сергей, - украинскую присягу я принимать точно не буду, так как убежден, что присягать человек должен только раз в жизни. Остается два варианта: убыть в Москву, в распоряжение российского Генштаба, или уйти на пенсию. На чем остановлюсь, - пока не решил.
- Я вот, что тебе скажу, - продолжил комбриг, - ты пока лошадей не гони. Тебя в Киев служить пригласили? Знаю, пригласили. Более того, в Кривом Роге немцы пол-ным ходом строят микрорайон, для выводимых из Герма-нии семей военнослужащих. Городок отличный, со всей инфраструктурой, расположен на окраине мегаполиса, вда-ли от промышленных предприятий, в экологически чистом районе. Мы подали заявку на тридцать квартир. Дали пока три, одна из них может быть твоя. Так что не спеши при-нимать решение.
Кстати, жильем в основном обеспечивают русских офицеров, наверное, чтобы в Россию не уезжали.
- Спасибо, Андрей Львович, для меня это действительно новость, - поблагодарил Сибирцев комбрига.
- Но ты, надеюсь, понимаешь, что этот разговор пока конфедициален? Через недельку съездишь в Кривой Рог, посмотришь квартиру и доложишь мне о своем решении. А сейчас гуляем, - и комбриг направился в круг танцующих офицеров.
                6

Желая отвлечь Сергея от нерадостных событий в ар-мии и стране, Юля решила пригласить его к себе в воен-торг на производственную вечеринку, посвященную дню торговли.
Сугубо женский коллектив собрался в пятницу после обеда в красном уголке. Мужчин было лишь двое: Сергей, да водитель начальника, Валера.
 Юля с удовольствием поглядывала на сидящего ря-дом мужа. Как он не хотел ехать с ней на это производст-венное торжество! Отнекивался, ссылался на дела. Гово-рил, что будет глупо себя чувствовать…
Сергей отдал должное пирогам девчонок и с удоволь-ствием оценил напиток Валеры.
- Ух, забористая! Неужели сами делали?
Валера расцвел:
- Нравится? Пей смелее, не захмелеешь Она целебная.
Сначала Юля опасалась, что Сергей заскучает в не-привычной компании. Но он, уже изрядно захмелев, вдруг заявил:
 - Слова народные, музыка не помню чья… Песня… И затянул неожиданно мощным голосом.
Девчата подхватили песню. Юля и понятия не имела, что Сергей может знать такое количество народных песен. Одна сменяла другую. Русские, украинские, задорные ка-зачьи, с присвистом…
Валера под шумок подливал себе и запевале, и Сергей опрокидывал в себя рюмку за рюмкой, тыкал вилкой в маринованный грибок и тут же заводил следующую песню.
Он раскраснелся, глаза заблестели…
Юля с беспокойством посмотрела на него и незамет-но пихнула ногой.
Сергей, тебе плохо не будет? – шепнула Юля.
- Наоборот! Хорошо!
Поразительно! Все смотрели на Сергея с обожанием, послушно подхватывая за ним слова. И никто не замечал, что их запевала сейчас рухнет под стол. Он едва держался на ногах, а вскакивая, то и дело, взмахивал руками, застав-ляя дотягивать ноту…
- Может, чай пора заварить? – громко спросила Юля. – Тортик ждет.
Она принялась собирать тарелки.
- Сергей, тебе кофе, покрепче?
Он не реагировал.
- Сергей! Я к тебе обращаюсь.
- Юль, какой чай? – повернулся к ней Сергей. – Не порть людям праздник.
- Ой, чуть не забыла! – Юля посмотрела на часы. – Мне же с утра на работу. Мы пойдем, а то я завтра не вста-ну.
- Тебе же послезавтра, - поднял глаза Сергей.
- Завтра.
- Послезавтра, - настаивал он.
- Ну, я то лучше знаю!
Сергей даже не шевельнулся. Ну не силой же его та-щить.
- Я жду тебя на улице, - выразительно шепнула Юля Сергею.

Юля прохаживалась у подъезда. Постукивая зябнущими в осенних сапожках ногами. Первый снег припорошил грязную мрачную землю. Но стоило наступить на белоснежный пушистый покров, как сквозь девственную белизну проступали черные пятна слякоти.
Грязь чавкала под ногами, превращая хрупкую бе-лизну в безобразное месиво.
Сверху послышалось нестройное пение.
Юля подняла глаза.
Это переходит уже все границы! Сергей и не думает спускаться. Ему плевать, что она ждет его здесь и мерз-нет… А может, он вообще позабыл, что существует на све-те Юля…
Она поднялась наверх, толкнула незапертую дверь и вошла в контору.
- Сергей!
Он повернулся, с удивлением посмотрел на Юлю, за-мершую на пороге немым укором в пальто и сапогах.
- А, ты уже оделась? Я сейчас…
Выпил «на посошок» и с видимым неудовольствием принялся выбираться из-за стола.
Едва сдерживая себя, Юля ждала, пока Сергей по-прощается с каждым персонально, пока, путаясь в шнурках и тычась лбом в стену, будет долго обуваться, натягивать куртку, пошатываясь и не попадая в рукава…
Но всему есть предел. И едва покинув контору, Юля тут же разъяренно напустилась на Сергея.
- Неужели ты не понимаешь, что ты меня позоришь?!
- Я? – искренне изумился он. – А что не так? Все до-вольны…
- Нельзя столько пить! Ты остановиться не можешь!
Он попытался обнять ее.
- Брось, все нормально!
- Это не шутки! От таких доз ты загнуться можешь!
- А тебе будет жалко? А?
- Нисколечко! Если ты хочешь сделать себе хуже – вперед! Держать не буду!
- Не бухти… - скривился он. – Голова болит…
Он повернулся и направился в противоположную сторону.
Юля смотрела ему в спину. Ну и пусть идет. Пускай проветрится немного.
               
                7

   Юля приехала домой автобусом. Квартира, где они жили, была стандартной двухкомнатной хрущевкой, с при-хожей в квадратный метр, совместным санузлом и кухней, где помещался только стол, два стула, холодильник, да двухконфорочная плита. Ей вдруг вспомнилось, как они с мужем – высоким, статным молодым офицером, оба не-много взволнованные, оглядывали свою первую договор-ную однокомнатную квартирку, и как она радовалась, ощущая себя хозяйкой этого маленького мирка. В первое время они должны были жить в арендованной квартире, а через несколько лет надеялись стать владельцами собст-венной. Но тогда, в их первый день на новом месте, они были несказанно счастливы, чувствуя себя на седьмом небе при одной мысли о том, что теперь они могут ни от кого не зависеть. Она к тому же была уже полностью укомплекто-вана мебелью, необходимой для жизни: добротный дере-вянный шкаф, две солдатские тумбочки, полутороспальная панцирная кровать, маленький столик, два стула... На всем бросались в глаза синие штампы инвентарных номеров. Юля вспомнила, как она впервые стелила постель, рас-правляя складки свежей, хрустящей от крахмала белой простыни и как эта простыня через несколько часов была влажной и мятой от бурной, безудержной страсти изголо-давшихся в долгом томлении молодых тел.
Она опустилась в кресло, откинула голову назад и прикрыла глаза. Когда же все это изменилось? Когда сказка закончилась? Может, это она виновата, что разделила часть своего чувства к их маленькому сыну, родившемуся через полгода после их свадьбы. Она никак не могла приучить себя к постоянному отсутствию мужа, к его круглосуточным дежурствам и поздним приходам домой. Она понимала, что это его работа, его служба, его долг, но привыкнуть не могла. Ей всего тридцать два года, думала она, а ее жизнь давно превратилась в нескончаемую череду будней. Юля готовила себя к тому, что жизнь у нее легкой не будет, но она даже не могла себе предположить, что будет так одинока… Их по-прежнему связывала постель, но былая страсть из их отношений давно исчезла, и кажется, навсегда. Юля изо всех сил старалась быть хорошей хозяйкой и женой, поддерживать уют в доме, готовила завтраки-обеды-ужины и любила, горячо любила своего мужа. Но почему-то, чем больше она выражала свою любовь, тем сильнее он отстранялся, становясь холодным и чужим. Ей казалось, что она обременяет его, что ее нежность только докучает ему. Холодно, очень холодно без ласки и заботы любимого человека. И как она устала? Невольно слезы опять навернулись на глаза.

А начиналось все так прекрасно! Она познакомилась с Сергеем в первый день приезда в Даурию, в кабинете на-чальника военторга, и в первый момент он показался ей уже взрослым дядькой, немало повидавшем на своем веку. В дальнейшем они оказались соседями, но ближе сошлись лишь через полгода, на свадьбе у подруги Аннушки.
В приграничный военный гарнизон Юля попала по распределению после окончания Омского техникума советской торговли. О замужестве она особенно не задумывалась. Раньше была прилежной студенткой: утром лекции, днем библиотека, тренировки в спортзале, а вечер она проводила обычно за конспектами, книгой или занималась домашними делами. Так называемая студенческая жизнь с ее тусовками и разговорами до полуночи ее не привлекала. Она, конечно, не была и затворницей – танцевала на танцах, встречалась с парнями, но и это ее особо не увлекало. Она была провинциалкой со всеми своими достоинствами и недостатками. День за днем жизнь ее текла размеренно, плавно, предсказуемо.
В Даурии из развлечений были лишь старые фильмы по вечерам в Доме офицеров, да танцы по выходным дням. В кино девчата  почти не ходили, а вот поход на танцы был святым делом. К нему готовились с утра до вечера, надо же было показать товар лицом, а показывать было перед кем, в отдаленном гарнизоне на одну девушку выпадало  двена-дцать офицеров! А если посчитать солдат!?.. В общем, на танцах девчата были окружены такой заботой и вниманием красавцев офицеров, какого никогда не испытывали пер-вые красавицы миллионных мегаполисов.
Юля очень любила танцевать с Сергеем.
Танцы Сергею прописал доктор. Чтобы разрабаты-вать простреленную в китайских событиях ногу.
Он прижимал Юлю к себе так, чтобы контакт был максимален…
Партнерша должна угадывать намерения ведущего ее партнера за сотую долю секунды до смены танцевального па.
Угадывать по глазам…
Для этого надо смотреть в глаза.
Угадывать послушной спинкой, чувствуя властную ладонь мужчины у себя на пятнадцатом позвонке.
Угадывать бедрами…
Да-да!
- Прижимайся, прижимайся, Юля, - объяснял Сергей, - создавай давление своим бедром на мое, и тогда, ты сразу почувствуешь, как только я начну уводить ногу, твоя нога органично потечет в освободившееся пространство, и тогда можно импровизировать.
- И где ты так научился? – изумлялась она, едва пере-водя сбившееся дыхание. – Какой талант у тебя прорезался вдруг!
- Я еще застал те годы, когда офицеры были белой костью, и в военных училищах преподавали уроки этики и бальных танцев. Погоди. Ты меня еще не знаешь до конца! Ты меня еще недооцениваешь! – хвастался Сергей.
Он отталкивал ее от себя, потом подтягивал к себе, подкручивал, прижимал к сердцу, заставляя пробегать с ним серии пробежек с синхронными поворотами…
И она научилась.
И не просто научилась, она все стала схватывать на лету, с каким-то остервенелым азартом. Как ей нравилось, когда у них получалось, когда у них выходило красиво!
Она теперь все время улыбалась.
Это так классно!
Улыбаться и бросать на любимого взгляды, полные обещания.
- Гляди на меня, а теперь не гляди на меня, гляди в пол, а теперь поверни головку, а теперь гордо вскинь ее и погляди на меня…
Он был потрясающим партнером…

Впервые они поругались через год после свадьбы из-за какой-то мелочи.
В порыве гнева Юля крикнула, что уезжает с Вань-ком к маме. Почему-то считала, что Сибирцев будет ее от-говаривать и извиняться. Однако, этого не произошло. Ма-ло того, Сергей сообщил ей, что уезжает в длительную ко-мандировку.
- Ах, так. Скатертью дорога. Я с полугодовалым сы-ном в этой дыре одна сидеть не буду, завтра пекинским по-ездом мы уезжаем в Омск, - несдержалась Юля.

                8
               
Речка была чистой и красивой. Неширокая полоска воды, отражающая голубизну неба, разделяла деревню на две части. Через нее был перекинут небольшой деревянный мостик, облюбованный рыбаками.
Юля постелила полотенце в тени большого клена и, скинув легкий халатик, бросилась в блестящую серебром воду. Она недолго поплавала и вышла не берег, освеженная и немного уставшая, погрелась в лучах жаркого солнца и перешла в тень, растянувшись на своем махровом ложе.
- Откуда в этих глухих местах такая красавица? – ус-лышала она у себя над головой приятный мужской голос.
Юля открыла глаза и села. Над ней возвышался высо-кий красивый, мускулистый  парень в длинных шортах, белоснежной футболке, в модной кепке на темных вью-щихся волосах; на вид ему было не больше тридцати. Юля нахмурилась, пытаясь скрыть смущение.
- Не надо смущаться. – Парень присел на корточки рядом. – Давайте лучше знакомиться. – Стас. – Он шутливо приподнял кепку за козырек. – А вас как звать величать?
- Юля. Ее голос прозвучал глухо и скованно.
Она взглянула ему в лицо. Красивый, легкий загар приятно оттенял синеву глаз, длинные, пушистые, как у девушки, ресницы делали его взгляд загадочным. Тонкий нос, немного полноватые губы. И улыбка! Безупречные, белоснежные, в тон футболке, зубы, - как в рекламе. А, вдобавок ко всему – от него исходил прекрасный запах до-рогого парфюма. Она уже забыла, что от мужчин может так приятно пахнуть. 
- А я только что из города, начал разговор красавец, - тоже решил искупаться. Вышел из машины – и ба! Такая нимфа! – Он не смущаясь, окинул ее оценивающим взгля-дом.
Юля застыла, краска залила ее лицо. Она видела, с каким интересом незнакомец рассматривает ее, а значит, он не мог не заметить, что мокрый купальник прилипал к груди, подчеркивая ее, а трусики, увы, тоже почти ничего не скрывали.
Юля притянула к себе колени, обхватила их руками.
- Вы меня смущаете Стас, мне надо переодеться, - ти-хо сказала она.
- Ба! – опять воскликнул парень. – В нашем мире чис-тогана и сексуальных революций еще кто-то стесняется мужского взгляда. – Ну, ты меня удивляешь… - ненавязчи-во перешел он на «ты».
Его теплая ладонь коснулась ее прохладного плеча. Юля вздрогнула.
- Не надо, пожалуйста. – Она потянулась за халати-ком.
- Ладно-ладно. – Стас убрал руку, встал и отвернулся. – Не буду тебя смущать, хотя, право, такой красотой толь-ко гордиться можно.
 Юля облегченно вздохнула, накинула халат и тоже встала. Так она чувствовала себя уверенней.
- А вы из местных или в гости сюда? – поинтересова-лась она.
- Не совсем, - уклончиво ответил парень, здесь непо-далеку есть коттедж.
 Он неопределенно махнул рукой в сторону моста. – Может, не откажешься заглянуть – поболтаем, кофейку попьем.
 - Да нет, спасибо, как-нибудь в другой раз. – Юля виновато улыбнулась.
- Ловлю на слове. В другой раз – это когда? Сегодня? Завтра?
Он пристально смотрел на нее, ожидая ответа, а сам мысленно давал ей оценку. «Для деревни очень даже, - ду-мал он. – На пятерку тянет, и даже с плюсом».
- Я не знаю.. – Юля не привыкла к такому напору. – Может, сначала погуляем где-нибудь… - неуверенно пред-ложила она.
- Ага, в кино сходим, в ресторан закатимся, - иронич-но подхватил Стас, - Ты что, деревенская? Что-то не похо-же, раньше я тебя здесь не встречал.
- Я к тете приехала, пояснила Юля. Она хотела ска-зать, что она здесь не одна, а с сыном, но парень ее пере-бил:
- Понятно тогда, - и, чуть прикрыв глаза своими не-отразимыми ресницами, предложил: - Может, вечером встретимся? Я тебя на своей машине по окрестностям по-катаю, самые красивые места покажу.
- Хорошо,- неуверенным тоном ответила Юля.
- Давай на этом месте часов в семь, устраивает?
Она хотела было сказать, чтоб он подъехал к ее дому, но потом передумала и только кивнула.
- До встречи ровно в семь. – Стас лукаво подмигнул ей и, легко шагая, скрылся за кустами. Вскоре она услыша-ла звук отъезжающей машины и облегченно вздохнула.

Стрелки часов приближались к шести, сердце ее уча-щенно забилось. «И что за непонятное существо женщина, - подумала она о себе как о постороннем человеке. Не ус-пела с мужем расстаться,  – как душа опять просит любви». Нежданная встреча с красавцем взволновала Юлю. Она достала косметичку, непонятно зачем, но, как оказалось, очень кстати взятую в деревню. Чуть-чуть туши на ресни-цы, легкий взмах карандаша – и ее взгляд стал более выра-зительным. Она повертела в руках губную помаду, что по-дарил ей Сергей. Все еще сомневаясь, поднесла к губам, наконец, решилась, сделала два движения – и рот ее стал чувственным и соблазнительным. Юля надела коричневые вельветовые брючки, белую блузку с вышивкой по ворот-ничку и выскользнула на улицу.
- Куда это ты нарядилась? – удивилась, увидев ее во всем боевом раскрасе, тетя Клава.
- Пойду, прогуляюсь.
- Ну и правильно, иди, отдыхать тоже надо. А за Ванька не беспокойся, пригляжу.
Сердце ее колотилось, как перед сдачей экзамена. Она шла по селу, стараясь дышать медленно и ровно и взяв под контроль собственные эмоции.
Когда подошла к речке, Стаса еще не было. Юля перевела дух. Может и не придет красавец, подумала она и вместе с легкой грустью испытала облегчение. Что-то настораживало в его облике: уж слишком совершенной была его красота. И она так и не смогла понять, что скрывается за ней, - плоховато она разбиралась в людях. А уж в мужчинах – и подавно.
На берегу стояла простая деревянная скамейка: два вбитых в землю бревнышка с доской, укрепленной между ними. Она присела на нее и вдруг успокоилась. Ее взгляд заскользил по бегущей ряби реки, наслаждаясь розовыми отблесками заходящего солнца. Скольжение воды так за-вораживало ее, что она не заметила, как подошел Стас.
- О, нимфа, как всегда у реки. – Он опустился на ска-мью рядом с ней и положил руку ей на плечо. Юля почув-ствовала силу и тяжесть его крепких мышц. Она поверну-лась к нему и сразу отметила про себя, что, хотя его губы улыбались, глаза смотрели холодно и изучающе. Юля по-казалась себе неуклюжей, маленькой девушкой рядом с этим голливудским красавцем, и она невольно сжалась под этим оценивающим взглядом. Стас, вероятно, почувство-вал ее внезапное напряжение и, убрав руку с ее плеча, дос-тал сигарету и предложил девушке.
- Спасибо, я не курю, - отказалась Юля.
- Ладно, -  произнес он, чуть изогнув бровь то ли в насмешке, то ли в недоумении. – Пойдем, прокатимся…
Он взял ее за руку и повел к машине.
- Я знаю здесь удивительно романтическое место, те-бе должно понравиться. – Стас повернул ключ зажигания, и машина плавно тронулась с места. Ехали они не долго. Когда Юля вышла из машины, пейзаж, открывшийся перед ней, буквально загипнотизировал ее. Она стояла на холме, вдыхая аромат свежескошенной травы. Стас тихо подошел к ней и взял за руку, как ребенка. Ладонь его была мягкой и прохладной, и ее растрогал этот непроизвольный заботли-вый жест.
Перед ними простирался восхитительный пейзаж – узкая полоска реки разрезала темно-зеленый луг, испещренный небольшими вкраплениями темного кустарника. Огнедышащий шар заходящего солнца едва не касался земли. Казалось, еще мгновение – и все заполыхает вокруг, и не будет ни реки, ни луга, ни их самих – все растворится в ярком, слепящем, очищающем пламени. Они стояли молча, переплетя пальцы рук. Ей не хотелось ни говорить, ни смеяться, ни дышать, ни чувствовать. А только быть. Быть частью этого прекрасного, слиться с ним и затеряться в первозданности окружающей природы.
Словно прочитав ее мысли, Стас, которому захоте-лось вернуть ее к реальности, разжал свою ладонь и обнял Юлию за талию. Они прижались друг к другу, и тепло тел их стало общим. Юля почувствовала, как слезы наполняют ее глаза. Ей не хотелось плакать, но непрошеные слезы ка-тились по ее щекам.
Руки Стаса сомкнулись у нее за спиной, а его губы стали бережно снимать прозрачные капли с ее щек.
- Девочка моя, не надо плакать, - тихо прошептал он, - ты прекрасна, и ты моя.
Запах разгоряченного мужского тела, смешавшись с запахом травы, опьянил ее. Но в тот же миг  перед ней всплыли укоряющие глаза Сергея. В голове молоточками застучало: «Что ты делаешь!? Остановись!».
Едва владея собой, из последних сил, она вырвалась из рук Стаса и бросилась бежать по лесной дороге к селу.

Два последующих дня Юля пребывала в растерянно-сти, она не могла разобраться со своими чувствами – хочет ли она продолжения знакомства со Стасом или нет. Что-то неуловимое в его облике, в его манере держаться, говорило ей о скрытой угрозе. Вскоре, смирившись с тем, что это было просто небольшое романтическое, ничем не обязы-вающее, приключение, Юля вновь была на речке. Она взя-ла с собой книгу и, заслонившись от солнца собственной тенью, углубилась в чтение.
- А вот и я, - некоторое время спустя, нарушил ее уединение Стас. – Ну что, беглянка, готова?
- К чему? – нехотя оторвавшись от книги, спросила Юля.
- Как, забыла? Я же тебя в гости звал.
- Ты знаешь, - вновь погружаясь в чтение, ответила Юля, - я лучше позагораю.
Стас недоуменно посмотрел на нее, но вид у его но-вой знакомой был настолько независимым, что задавать лишних вопросов ему не захотелось.
- Ну, хорошо, - нехотя согласился он и стал стягивать с себя светло-бежевую футболку. – Хорошо, что я с собой полотенце прихватил, - добавил он. – Тоже пару раз искуп-нусь да с тобой на солнышке поваляюсь.
Юля исподтишка разглядывала его. «Все же краса-вец! Прямо с рекламы мужского одеколона», - подумала она. Гладкий, без единого волоска, мускулистый торс, ко-жа нежная, с легким матовым загаром. Красивые дорогие плавки обтягивали его бедра, не оставляя места для полета фантазии – все было подчеркнуто наилучшим образом.
Немного полежав на спине, Стас поднялся и, разбе-жавшись, бросился в воду. Вынырнув, поплыл вперед, рас-секая воду уверенными взмахами сильных рук. Юля не-вольно залюбовалась его энергичными движениями. Она тоже решила поплавать. Плавала Юля медленно, получая удовольствие от самого движения. Ее захлестнуло чувство первозданного, необъяснимого счастья.
- Эй, нимфа, не уплывай так далеко! – Голос Стаса, звучащий уже с берега, заставил ее вернуться в реальность.
Действительно, течением ее уносило к мосту. Она поплыла к берегу.
Без сил опустилась на свое полотенце.
- Устала?
- Да, - с трудом выговорила Юля.
 - Ну, ты смелая, так далеко заплывать! Я уже стал волноваться. Слушай, а не пора ли нам пообедать? Я проголодался.
- Пожалуй, ты прав. Я тоже не прочь подкрепиться, улыбнулась она и приподнялась.
Стас отошел за куст, и, пока он переодевался, Юля быстро сняла мокрый купальник и надела халатик прямо на голое тело.
- Ну что, пошли? – Стас взял ее за руку и уверенно направился в сторону моста.

Дом, в который они пришли, был по-настоящему ве-ликолепен. Юля раньше видела такие только на фотогра-фиях в журналах. За кирпичным забором красовался двух-этажный коттедж.
- Располагайся. – Стас небрежным движением бросил свой пакет.
Стас налил полный стакан минералки, и Юля жадно приникла к его краю.
Мы вчера с ребятами хорошо оттянулись – много пи-ва выпили, а продуктов осталось – полный холодильник. Так что не стесняйся, налегай.
- Что за рыба, Стас? У нее удивительный вкус.
- А у тебя губа не дура. Это семга. Пятьдесят рублей за килограмм.
Юлю покоробило это замечание, и она невольно от-дернула руку.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся парень, - ты не тушуйся, за все уплачено, - и положил ей на тарелку еще несколько кусков.
Его меркантильность неприятно поразила ее, и она больше не почувствовала неповторимого нежно-пряного вкуса деликатеса. Она вообще не любила говорить о день-гах. Конечно, она знала, что каждая вещь, любой продукт имеет свой денежный эквивалент, но не любила, когда ей об этом напоминали.
Стас налил в ее пустой бокал немного вина.
- Ну что… - он сделал паузу. – Давай на брудершафт за любовь и дружбу.
И, не дожидаясь ответа, вложил ей в руку стакан с вином, поднял свой, и они стали пить. Соприкасаясь лок-тями. Его пронзительный взгляд смутил ее, большие зрач-ки, окруженные синим ореолом, немигающе смотрели в ее глаза. Она опустила глаза и поставила пустой бокал на стол. Это как будто послужило сигналом для мужчины. Его губы буквально впились в ее рот требовательно и властно. Юлю внезапно захлестнула непонятная волна страха. Его руки проскользнули под подол халатика.
- О! Да ты уже готова! – Стас неприятно хохотнул, и  стал стягивать с себя шорты.
Юля попыталась было встать, но коротким движени-ем сильной руки Стас толкнул ее, и она опять плюхнулась на диванные подушки.
Глаза Стаса сверкнули холодом.
- Не люблю я вот этих лишних движений. Хватит из себя целку корчить.
Циничная и вульгарная фраза, произнесенная сквозь зубы, ошпарила ее. Она посмотрела в побелевшее лицо Стаса – оно было злым и напряженным. Жуткий, вяжущий страх, проступивший испариной по всему телу, сковал ее, а голова закружилась от хоровода мыслей.
И как она не распознала в этом красавце мерзкого и пошлого типа, который рассматривает женщин только с точки зрения удовлетворения собственной похоти! По большому счету ему было наплевать, кто был с ним рядом, ему не интересны были ни ее желания, ни то, получил ли он удовольствие, - наверное, поэтому и ласки его были же-стки и быстры.
- Ну что, наверх пойдем? Понежимся в спаленке? – Стас словно не замечал охватившей ее паники. – А хочешь, я завяжу тебе глазки, и ты сможешь представить, что не один мужик с тобой, а целая рота?
И он самодовольно захохотал. Он был настолько уве-рен в своих талантах, что даже не мог себе представить, насколько был сейчас отвратителен.
- Хорошо, ладно, только дай мне пару минут, - она отвечала ему машинально, стараясь заглушить страх. «Что же делать? Что?» - вопросы молоточками стучали в висках.
- Душ хочешь принять? Что, жарко тебе, вон как взмокла, - с противной усмешкой спросил парень.
- Да-да, конечно… - Вдруг она осознала, что это мо-жет быть ее спасением. Душ, вероятнее всего, во дворе, и она постарается улизнуть.
- Прямо у двери туалет с душем – увидишь. Или ря-дом со спальней есть ванная. Может, вместе примем? – Стас вальяжно развалился на диване и, по-видимому, ему-то как раз не очень хотелось добираться до ванной.
- Нет-нет, я сама, я быстро. – Юля вскочила с дивана и, стараясь не выдавать охватившего ее волнения, поспе-шила к выходу.
Дверь была закрыта на засов. Она потянула  с усили-ем в сторону узкую полоску стали, но, когда, наконец, уда-лось отодвинуть засов, тяжелая руку опустилась на ее пле-чо. Она резко обернулась. На нее смотрели налитые кро-вью глаза.
- Ты ошиблась дверью, подружка.
Он одним рывком притянул ее к себе за подол халата, и пуговицы, как горох, посыпались на пол.
Юля инстинктивно попыталась запахнуться, но тут рука Стаса взметнулась, и он ударил ее по щеке. Слезы брызнули из ее глаз.
- Опомнись, шлюха, хватит кочевряжиться, а то хуже будет.
Его лицо исказилось от злобы, и его былая красота словно испарилась. Ее внимание приковал его рот, още-рившийся в злобной усмешке. Губы растянулись, обнажив частокол мелких зубов.
« Как пиранья» - мелькнуло у нее в голове.  Юля прикрыла глаза от страха, руки безжизненно упали вдоль тела, ноги стали ватными. Она прислонилась спиной к двери, чтобы не упасть, и казалось, что она вот-вот потеряет сознание.
Мужчина принял это за покорность:
- Вот так-то лучше.
Юля услышала звук расстегиваемой «молнии».
 Она собралась, согнула ногу в колене и, вложив всю ненависть в одно движение, ударила между ног.
- А! Сука!
Фигура мужчины сложилась пополам, и он рухнул на пол, руками поддерживая место, где сконцентрировалась боль.
Юля, не помня себя от страха, распахнула дверь, вы-скочила во двор и устремилась к калитке. Господи! Калит-ку запирали несколько стальных язычков врезного замка. Она оглянулась, инстинктивно ощутив опасность за спи-ной. На нее мчалась, оскалив пасть, лохматая южнорусская овчарка. Юля схватила валявшееся рядом ведро, перевер-нула его вверх дном, оттолкнулась и, нащупав носком ступни едва видимую выпуклость в стене, взлетела на ог-раду. Пес громко лаял внизу. Юля, сгруппировавшись, прыгнула вниз, удачно приземлилась и, задыхаясь, побе-жала. Остановилась только тогда, когда увидела вдалеке свой дом.  Когда сердце ее немного успокоилось, а дыха-ние стало ровным, она нащупала несколько чудом остав-шихся на месте пуговок, кое-как застегнула халат и пошла по направлению к дому.
Оказавшись, наконец, в комнате, Юля бросилась на кровать и дала волю слезам. Как она могла так обмануться? В чем ее ошибка, зачем поругалась с мужем? Почему он тяготится своей семьи, не занимается сыном, который так нуждается в его любви и опеке?
Вопросы бешеным хороводом проносились в ее голове, но искать ответы на них у нее сейчас просто не было сил. Постепенно слезы иссякли, рыдания стихли, и она незаметно для себя заснула: ее измученные тело и душа просили отдыха.               
               
                9

- Сче-о-от!
- И-и… раз!!! – яростно ревели молодыми офицер-скими глотками праздничные коробки по восемь.
По отшлифованной веками брусчатке Нижегородско-го кремля, сияя золотом погон, чеканили шаг новоиспечен-ные лейтенанты.
Морские волны коробок сухопутчиков прорежива-лись черными полосами шеренг морских офицеров и си-ними – летчиков.
Бух… бух… бух… - отражало эхо древних стен кремля строевой шаг сотен хромачей.
Горьковское высшее военное командное училище связи (а теперь уже Ленинградское) проводило последний выпуск молодых лейтенантов в родных стенах.
Лейтенант Сибирцев, вывернув до невозможности голову вправо, задрав к небу подбородок и выпятив коле-сом богатырскую грудь, рубил строевой шаг в первой ше-ренге праздничной офицерской коробки, переполненный торжественностью момента. Зажатый по бокам плечами друзей Хомы и Цепы, как в тисках, он лихо выбрасывал длинные ноги до прямого угла.
Мимо проплыла трибуна с принимающими парад ге-нералами и руководством города.
Духовой оркестр заиграл «Прощание славянки», праздничная река выпускников вылилась на проспекты Нижнего.
- Песню, запе-вай!.. – скомандовал ротный, и сотня луженых глоток подхватила походный марш.
С площади Чкалова колонны повернули на Сретенку. Напряжение спало, офицеры перешли на походный шаг. Тут же их окружили сотни сияющих от счастья девчат с огромными букетами цветов. Действительно, когда еще увидишь столько двадцатилетних гренадеров, красавцев в военной форме. Да и в семидесятых, офицер был, пожалуй, самым престижным женихом.
После торжественных мероприятий в училище всех ждал праздничный обед. На вечер каждый взвод заказал по ресторану, для проведения выпускных вечеров.

Наконец закончились четыре труднейших, как каза-лось, года жизни. Верилось, что впереди только хорошее и очень хорошее: очередные звезды на погонах и быстрый взлет по карьерной лестнице.
А с чего все начиналось. В новом золотопогонном мундире, еще вчерашнее бесправное существование, вспо-миналось даже как-то с юмором. А тогда было не до смеха. Скорее наоборот, жалко себя до слез. Непонятно зачем, особенно в первые армейские месяцы, тебя опускали на самое дно, постоянно убеждая, что «ты никто и звать тебя никак». Когда зеленая гимнастерка становится белой от соли, выступившей на ней после многочасовых строевых занятий  в тридцатиградусную жару, на кипящем от солнца асфальте плаца. Когда неделями не сходят кровавые мозо-ли с ног от неумело еще намотанных портянок в раздол-банных не под твою ногу времен второй мировой войны кирзачах. От дурости сержантов, наших ровесников, кото-рым «доверили» нас воспитывать, хотя они даже такого слова не знали.
Вспоминалось все это неохотно, даже с каким-то со-дроганием в теле.
Зато, как хорошо сейчас! Мы выстояли, и все про-шлое кажется дурным сном, который надо забыть. И толь-ко много позже мы вспомним эти годы с благодарностью, годы становления и возмужания. Время, когда мы научи-лись стойко переносить любые жизненные тяготы и лише-ния.
Все это нам поможет в дальнейшем с честью пройти через эпохальные и трагические события в судьбе нашей Родины.
Но это все еще впереди. А пока… пейте, гуляйте, господа офицеры!!!

Подполковник Сибирцев стоял у ворот КПП и, вспо-миная первый день в офицерских погонах, прощальным взглядом смотрел на расположение части.
- Вот и все. Закончился, очевидно, самый важный этап в моей жизни, - рассуждал невесело он.
С одной стороны – наконец закончилась эта от зари до зари сумасшедшая, неустроенная, адски нервная и пол-ностью зависимая от начальства жизнь, а с другой - Свобо-да! Радоваться надо, а на сердце печально. Так ждал этого дня, а чувство неудовлетворенности не покидает, как будто всю жизнь шел к намеченной цели, вот уже ухватил птицу удачи за хвост и цель близка, но в последний момент, когда остается буквально несколько шагов, птица вырывается и оставляет тебя ни с чем.
Двадцать лет офицерской службы, двадцать лет, от-стоял он, оборотясь к солдатскому строю. Пятнадцать из них, на границе, на краю страны и жизни, научили его не поддаваться ярости, терпеть, в том числе и оскорбления.
Взгляд останавливается на «тревожном» чемодане.
- Это что, все, что заработал за четверть века безу-пречной службы Отчизне? – появляется в голове навязчи-вая мысль.
Сибирцев вспоминает слова Михаила Васильевича Субботина, отца друга детства и земляка Вовки Субботина: «Вышел я, отставной капитан, фронтовик, за ворота КПП, уволенный Никитой Сергеевичем Хрущевым по сокращению штатов в 1958 году с вещмешком, двумя банками тушенки, двенадцатью рублями в кармане и тремя малыми детьми на руках, стою и думаю – и это я, фронтовик-победитель, освободивший пол Европы? Ни кола, ни двора. Что делать, не знаю. Страшно стало, страшнее, чем на войне. Ни пенсии, ни квартиры, ни сбережений, вообще ничего. Потом, правда, все наладилось, фронтовиков еще уважали, но первое время очень трудно было».
Сейчас, конечно, все по-другому: и пенсия, и кварти-ра, и льготы есть, но нет главного – веры в справедливость и в человека.
Однако, решение принято. Знать такова сегодня судь-ба советского офицера. Прощай служба, здравствуй незна-комая гражданская жизнь!






             
               


















                Часть 3

                1

Кривой Рог – самый длинный, самый грязный и са-мый безалаберный город во всей Украине. Можно беско-нечно перечислять его негативные черты, и все равно пол-ной картины не получится – Кривой Рог нужно видеть своими глазами. А лучше проехать его на автомобиле из конца в конец. Когда в десятый раз закончатся городские постройки, за естественными лесополосами, в степи, вы облегченно вздохнете – «кажется, проехали» и утопите «до полика» педаль акселератора, - не спешите радоваться. Не пройдет и пяти минут, как за посадкой снова откроются ряды притрушенных рудниковой пылью девятиэтажек. Вы остановите машину, чтобы спросить прохожих, когда же город наконец закончится? И получите ответ, что еще не скоро. «Так сколько же он может длиться?» - удивитесь вы.   
 «Сто пятьдесят километров», - ответят прохожие. Вот тогда вы поймете, что такое Кривой Рог.
 На сегодняшний день Кривой Рог, помимо всего прочего, является одним из самых криминогенных городов страны. До середины девяностых годов с наступлением темноты лишь самые смелые люди рисковали выйти на улицу, да и то лишь в случае крайней необходимости – вечерами в городе царили «бегуны». Стаи оголтелых малолеток, вооружившись стальными цепями, дубинками, самодельными пистолетами и бомбами, носились по ночному городу, круша все на своем пути. И не было на них никакой управы. Но если «бегунов» с грехом пополам милиция все же победила, то на остальные преступления сил уже не хватило. В борьбе с захлестнувшими Кривой Рог наркоманией и бандитизмом не помогают ни нововведенные милицейские «Беркуты», «Соколы» и «Титаны»; ни построенное по иноземному проекту СИЗО. Чем больше принимается в городе оперативных мер по борьбе с наркоманией и бандитизмом, тем больше на его улицах бандитов и наркоманов. Даже если впервые приехать в Кривой Рог, то и тогда вам сразу станет ясно, куда вы попали – бросаются в глаза, валяющиеся вокруг троллейбусных остановок напоминания о наркомании – использованные одноразовые шприцы и бело-желто-красные пятна ватных тампонов. И наверняка вы увидите ожидающую троллейбуса пару молодых людей – парня и девушку, сидящих по-зековски на корточках рядом с пустой пассажирской скамейкой. Девушка будет задумчиво выдавливать юноше подростковые прыщи на лице, а вы – с грустью вспоминать ушедшие в прошлое времена развитого социализма. Но Кривой Рог от разлуки с советской властью только выиграл - многие обогатительные и металлургические предприятия города не смогли пережить экономический кризис. Красная пыль почти исчезла из воздуха, и городские воробьи из грязно-коричневых превратились в нормальных – серого цвета.
   
Сибирцев давно понял, что в новую жизнь ему не вписаться. Многие его однополчане, бросив армию, пода-лись кто куда «в судорогах выживания». Однако у боль-шинства мало что получилось. Пропасть не пропали, но и жить не жили, перебиваясь с хлеба на квас, кто в охране, то есть в сторожах, кто в копеечном бизнесе.
С годами он стал чувствовать, как исчезает легкость движений, как тяжелеет тело и становится грузной походка. Иногда перед наступлением промозглой, дождливой погоды у него начинает ломить простреленное плечо. Тогда, под ноющую боль, он может легко представить себя стариком.
В голову лезут привычные ночные мысли о буду-щем. Вроде бы ничего не изменилось, но иногда, особенно в бессонницу, становилось страшно от мысли: что ж это – и все? Ведь, собственно, и не жил. Так – мотался с границы на границу.
Он никогда не думал, что так сложно будет привы-кать к гражданской жизни. Насыщенность и напряжен-ность будней совсем другая. В армии за неделю происхо-дит столько событий, сколько на гражданке, порой, и за год не произойдет. Вдруг появилось много свободного време-ни. Поначалу Сергей этим наслаждался, но вскоре заску-чал. Имея гражданскую специальность – инженер по экс-плуатации средств связи, он без труда устроился на только что открывшуюся квазиэлектронную АТС. Уйдя с головой в любимую работу, он вскоре понял, что его рвения колле-ги вовсе не разделяют. Большинство из них тяготилось трудовой повинностью и, придя на работу, с нетерпением ждали окончания рабочего дня. Все рационализаторские предложения и новшества в организации связи, которые предлагал Сибирцев, воспринимались в штыки, так как не-изменно вели к улучшению условий труда и надежности связи, а в конечном итоге, к сокращению рабочих мест. «Инициатива – наказуема», - не раз напоминал ему началь-ник.
В свободное время Сибирцев наконец-то занялся  своим бытом. Он строил гараж, с удовольствием копался на выделенных под дачу шести сотках, приобретал мебель и обустраивал новую квартиру.
Вдохновения хватило на год, а затем, после достижения цели, он вновь заскучал. Все становилось как-то постно и обыденно, не хватало той остроты и накала жизни, к которым он привык за четверть века армейской службы. Жизнь текла ровно и однообразно. Сибирцев, наконец-то, мог отдаться своим любимым занятиям – рыбалке и литературе.
Через три года, видя бесперспективность дальнейшей работы на АТС и не упустив случая, он уходит из связи. Ему предлагают должность инженера по охране труда на большом турбинном заводе. Работа в многотысячном кол-лективе вновь потребовала от Сибирцева мобилизации призабытых личных качеств: принятия быстрых и пра-вильных решений, знания психологии человека, умения повести за собой людей в достижении намеченных целей. Работа спорилась, настроение улучшилось.
Сибирцев все чаще перелистывал свои давно забро-шенные дневники, укрепляясь в желании написать роман на основе своей биографии.
В юности, а затем во время армейской службы, он не-однократно писал заметки, рассказы и повести в местные многотиражки, но сейчас он впервые почувствовал готов-ность к созданию чего-то более существенного, объемного и содержательного.

Уже третий день, срывая с деревьев последние ли-стья, Кривой Рог мучил холодный осенний дождь с резки-ми порывами ветра. Влажные, липкие однообразные дни сменялись студеной мглой ночи. Уже третий день Сергей Сибирцев не покидал свою квартиру. Каждый год осенью, когда начинались затяжные дожди и холод, нетерпимо ны-ли старые раны.
Чтобы хоть как-то отвлечься от постоянной ноющей боли, Сибирцев писал. Он сидел за письменным столом, включив настольную лампу, накинув на плечи старый плед, и пробегал глазами строчки, пытаясь в мыслях нарисовать картину написанного. Время от времени он отодвигал рукопись в сторону, включал компьютер и, быстро работая пальцами обеих рук, словно пианист, проигрывающий новую, еще незнакомую пьесу, отправлял написанное  в недра компьютера. Пил травяной чай из большой кружки, прислушивался к свисту ветра за высоким окном.
Осенними дождливыми вечерами он никогда не включал ни радио, ни телевизор, лишь изредка ставил лю-бимую музыку и замирал в глубоком кожаном кресле, вслушиваясь в знакомые звуки. Музыка приносила душев-ное успокоение, и нестерпимая боль на некоторое время отпускала Сибирцева. Он уносился мыслями в детство и, словно давным-давно знакомую книгу, перелистывал стра-ницу за страницей события прошлого. Воспоминания были беспорядочные. То вдруг мелькал отрывок раннего детства – родители, родственники, то его сразу сменяло что-нибудь из менее далекого прошлого.
Когда тихо звучала музыка, когда на столе лежала раскрытая рукопись, когда светился экран монитора, Си-бирцев не мог заставить себя подойти к настойчиво звеня-щему телефону.
- Потом, потом, - говорил он, вздрагивая, - потом, когда закончится музыка.
 С концовкой книги что-то не складывалось просто катастрофически. Для финала нужно было что-то сильное, мощное, а нащупать этого никак не мог. Не мог найти главную мысль для финала книги…
Вместо того чтобы думать о книге, Сибирцев вдруг съехал мыслями в свои школьные годы.
Одноклассники – это первое твое человечество. Десять лет ты изо дня в день встречаешься с одними и теми же маленькими людьми, вы вместе страдаете, забивая голову необходимым мусором знаний, взрослеете, на глазах друг у друга, превращаясь из неусидчивых наивных мальчиков и девочек в юношей и девушек, уже готовых к разрушительной силе любви. Именно с одноклассниками ты впервые переживаешь то, что потом, повторяясь, будет вдохновлять, будоражить, корежить и уничтожать твою взрослую жизнь. Первые радости, огорчения, привязанности, дружбы, влюбленности, клятвы, измены, - все, все оттуда, из школьного класса!
Сибирцев вдруг обрушился в прошлое, в свое без-мятежное пионерское детство, когда жизнь была прекрасна и удивительна, когда трещали барабаны и заливались гор-ны, а из репродуктора рвалось:
Куба, любовь моя! Остров зари багровой…
Слышишь чеканный шаг? Это идут барбудос…
«Шестьдесят пятый год, - подумал Сибирцев, охва-ченный некой угрюмой, тяжелой тоской. – Мы были соп-ляки, мы во все это верили… Мы были искренни, потому что, как не прикидывай, эти бородатые кубинские парни были совсем не то, что нынешние долбаные террористы. И детства своего пионерского пронзительного жаль в первую очередь оттого, что мы тогда были счастливы непонятным и невозможным сегодня счастьем, мы жили в лучшей на свете стране в самое лучшее время и, главное, мы в это ве-рили, и точка!»

 До восьмого класса он сидел за одной партой с Рит-кой Кулигиной, самой умной девочкой в классе, круглой отличницей. Кроме того, она была еще и красивая и дру-желюбная, совершенно не задавака. Ритка ужасно нрави-лась ему, он даже был почти влюблен в нее. И кто знает, как сложились бы их отношения в романтическом плане, если бы не та злосчастная контрольная по алгебре.
Одним из заданий контрольной было построить отрезок, равный корню из двух. Неизвестно как, но Сергей мгновенно сообразил, что задачка на самом деле находится на стыке алгебры и геометрии и что заниматься вычислениями в этом случае не нужно. Достаточно просто построить прямоугольный треугольник с катетами, равными одному сантиметру, и длина гипотенузы окажется равной точнехонько корню из двух. Он быстро выполнил требуемое, решил остальные примеры и огляделся... Ритка сидела с несчастным видом и логарифмической линейкой в руках, видно, пыталась выйти из положения чисто алгебраическим способом. Он толкнул ее в бок и развернул листок с контрольной так, чтобы ей было видно. Ритка – умница, сразу сообразила, в чем тут фокус, и благодарно улыбнулась в ответ.
Через три дня учительница по математике, Чащина Алла Дмитриевна, раздала им проверочные контрольные. Ритка, естественно, получила свою пятерку, никаких дру-гих оценок у нее отродясь не было. На листочке Сибирцева  же красными чернилами красовалось: «2. Списано у Кули-гиной». Разумеется, учительнице и в голову не пришло, что отличница Кулигина может не справиться с заданием, по-этому полагала, что «хорошист» Сибирцев наверняка спи-сал у нее. Как же могло быть иначе? Ведь, как выяснилось, из всего класса эту хитрую задачку про корень из двух ре-шили только они двое. Ну Кулигина – это святое, она, ко-нечно же, сама додумалась, на то она и самая умная в клас-се. А Сибирцев – не самый умный, он такой же, как все ос-тальные, поэтому раз все остальные не решили, то как же он мог? Не мог. Стало быть – списал.
Сергей постарался не потерять лица, все-таки де-вочка ему нравилась, и, с трудом борясь с жгучими слеза-ми обиды от такой несправедливости, криво усмехаясь, по-казал свою контрольную Ритке. Не известно, чего он ждал от нее тогда: сочувствия, удивления, возмущения, готовно-сти честно объясниться с учительницей и рассказать ей, как было дело. Но чего-то ждал. Чего угодно, только не хо-лодного молчания. Ритка Кулигина, красавица и умница, ничего не сказала, даже не посмотрела на него. Просто отодвинула листок на его половину парты и отвернулась.
На следующем уроке она сидела за другой партой, пересела к Свете Осюковской, поменявшись местами с ее соседом. С Сергеем Ритка была с того дня холодно-сдержанна. Иными словами, она стала избегать его.
Сказать, что Сергей страдал, - это ничего не сказать. Причем страдал-то он не по Ритке, все равно они учились в одном классе и все равно вне школы не встречались. А страдал от несправедивости и от ощущения полной беззащитности. Ритка понимала, что поскольку он влюблен в нее, то не пойдет к училке жаловаться, искать правду. Она использовала доброе к себе отношение.
Пострадав несколько дней, Сергей сформулировал для себя вывод: если ты сделал кому-то добро, жди, что в скором времени этот человек от тебя отвернется.
А еще спустя некоторое время в голову ему пришло, что он сам виноват: не надо было показывать Ритке реше-ние, и ничего не случилось бы. Он получил бы свою за-служенную пятерку, Ритка – четверку или, на худой конец, тройку, но он не оказался бы благодетелем круглой отлич-ницы, наоборот, посочувствовал бы ей, утешил, в кино пригласил бы тоску развеять. Словом, имел бы возмож-ность повести себя как мужчина. Он же проявил инициати-ву и был за это жестоко наказан. И «пару» схлопотал, и Ритка от него отстранилась.
Отсюда второй вывод: никогда не лезь с помощью, если тебя об этом не попросили. Не стремись к тому, чтобы люди испытывали к тебе благодарность, тогда они будут тебя любить.
И третий вывод: не кидайся немедленно просьбу выполнять и помогать. Подумай сперва, не потеряешь ли этого человека, если он вынужден будет испытывать к тебе благодарность?

В голове проплывали картины из детства. Вот он, трех летний мальчуган впервые едет с папой в Москву по-ездом. В плацкартном вагоне битком людей и он на бис, под смех попутчиков, в десятый раз исполняет, перевирая слова, известную тогда песню: « Ах, эта девушка, меня чу-ма взяла, разбила сердце мне, покой взяла».
А вот, в четвертом классе, пишет тайком на уроке  любовную записку Ритке Кулигиной.
А вот уже седьмой класс, проводы русской зимы... Проводы русской зимы в Вытегре всегда приурочивали к масленице. Это был, пожалуй, один из самых любимых праздников местной детворы.
День выдался славный. Ярко светило солнце, стоял легкий морозец и тишина, будто природа замерла перед решающим наступлением весны.
Учеба в голову не лезла. Сережа нехотя листал учеб-ник, пытаясь побыстрее закончить с домашним заданием. Из кухни доносились вкусные запахи – мама стряпала бли-ны.
Каждую минуту он подбегал к замерзшему окну и, в растопленную на стекле солью щелочку, выглядывал на улицу - боялся пропустить момент выстраивания празд-ничной колонны из лошадей с каретами и санями, укра-шенных разноцветными лентами и бубенцами.
В окно спальни послышался условный стук. Схватив по пути в прихожей ушанку, Сергей выскочил на крыльцо.
- Куда раздетый?! – догнал его запоздалый окрик ма-мы, но Сережа был уже на улице.
Из-за угла их дома выглядывал Юрка Самутичев.
- Серый, ну ты чего? Все уже в сборе.
- Я мигом!
 Сергей вернулся домой, накинул фуфайку, схватил пару блинов с тарелки.
- Мам, я на улицу.
- А уроки? А кушать? Сейчас папа придет с работы, и сядем обедать! - строго возразила мама.
- Не-е, мам, я потом. А вы обедайте без меня, - крик-нул он, выбегая на крыльцо.
У крыльца уже ждали трое закадычных друзей: Юрка Самутичев, Валерка Филичев и Андрюшка Шевчук.
Поздоровавшись, как положено за руку, по-мужски, они направились дворами в центр, к площади, где по вре-мени должно уже начаться основное гуляние.
На площади, возле трибуны, играл городской духовой оркестр. Шло какое-то нехитрое представление. В ряженых узнавались герои русских народных сказок: Емеля, Ива-нушка-дурачок, баба Яга. По периметру стояли столы с яс-твами. Горки дымящихся блинов на любой вкус: со смета-ной, с маслом, грибами, рыбой и даже красной икрой. Ка-литки, розанцы, ростягаи, пироги с множеством начинок – все, чем славится кухня народов русского Севера. Под сто-лами стройными рядами выстроились ящики с казенкой. Каждый стол украшал начищенный до блеска медный двухведерный самовар на углях.
Красавицы в самобытных сарафанах с накрашенными свеклой щеками залихвацки зазывали гостей.
Пошарив по карманам, друзья наскребли лишь во-семьдесят копеек.
- Да, негусто, - отчаянно промолвил Андрей, - даже на «Солнцедар» не хватает, а какой праздник без вина?
Выручил, как всегда, Юрка:
- Так, не бздеть, я вчера видел, как в сарай швейной мастерской выносили мешки. Наверное, тряпье и отходы. Пойдем, глянем.
Швейная мастерская располагалась на Вянгенской, по соседству с домом, где жил Сережа. В ее сарае, обычно полном дровами, они с детства устраивали штабы и раз-личные тайники.
Входная дверь сарая закрывалась амбарным замком, но в задней стенке его две доски легко сдвигались. Дальше шел лаз, проделанный пацанами в дровах.
Пробравшись в сарай, они увидели возле двери четы-ре мешка с отходами от швейного производства. Не теряя времени, вынесли их через лаз и мелкими перебежками на-правились в сторону Горпо, где находилась «сдавалка» (пункт приема вторсырья). Увы, там их ждало разочарова-ние. Пункт был закрыт - воскресенье. Потолкавшись безре-зультатно у закрытых дверей, ребята уже думали возвра-щаться, но и тут Юрка оказался на высоте:
- Ждите здесь, а я схожу домой к приемщице, она ря-дом живет, - уверенно сказал он.
Вскоре Юрка вернулся с дородной теткой. Та окину-ла надменным взглядом мешки, заглянула внутрь и недо-вольно изрекла:
- По десять копеек возьму.
Пацаны знали, что тряпье стоит шестнадцать копеек за килограмм, но, как говорится, хозяин-барин, тем более в выходной день. Пришлось уступать.
Вырученных пяти рублей хватило на три бутылки ви-на, пачку сигарет, буханку ситного хлеба и полкило соле-ной ряпушки.
В четырнадцать лет, спиртное им конечно еще не продавали, поэтому пришлось воспользоваться услугами мужичка, болтающегося возле магазина. За что тот, увы, ополовинил одну из бутылок.
Отоварившись, ребята поспешили к праздничному кортежу. Колонна запряженных в сани лошадей уже была готова к выдвижению в центр города. Насчитали больше тридцати экипажей.
Ямщики в треухах и, подпоясанных разноцветными кушаками, тулупах, заканчивали последние приготовления.
- Давайте заскочим в дом к Зинке Кругловой, отме-тим начало праздника. Там у них ремонт, никого нет и ло-шадей в окно видно, - предложил Валерка.
В доме действительно шел капитальный ремонт. Две-рей нет, пол вскрыт, внутренние перегородки разрушены.
Разместив на подоконнике нехитрую закуску, пацаны пустили бутылку по кругу.
В это время за окном обозначилось какое-то движе-ние. Народ рассаживался по саням, застоявшиеся лошади взбодрились и нетерпеливо перебирали ногами.
- Все, завязываем! Колонна тронулась! Бежим! – крикнул Андрей, и пацаны бросились догонять празднич-ный кортеж.
Мимо них, набирая скорость, проносились экипажи. Ребята попадали в, кто какие смог, сани. Под улюлюканье хмельных кучеров и переборы гармошек процессия вырва-лась на проспект Ленина.
В санях была куча-мала. Под Серегой что-то кричал придавленный мужик, сверху его прижали две толстенные бабищи, ревущие матерные частушки, а на голове сидел хмельной дед и рвал меха залипающей клавишами гар-мошки. Праздник начался…
Возле площади кони перешли на шаг, продираясь сквозь загулявшую толпу. Мужики спрыгивали с саней, отоваривались в торговых рядах казенкой и вновь догоняли колонну.
Народу в санях прибывало. Если тройки еще уверен-но тянули свои экипажи, то одиночные лошади уже отста-вали. Недовольные этим, кучера ногами сталкивали в снег зазевавшихся пассажиров, облегчая сани.
Колонна повернула на самый широкий и протяжен-ный в городе Советский проспект и лошади, почувствовав свободу, перешли на рысь. Началась гонка. В клубах лоша-диного пара и снега, не разбирая дороги, с песнями и пля-сками, в пьяном угаре, неслась молодецкая удаль…
Сани занесло и опрокинуло. Серега кубарем скатился под гору… Пришел в себя в сугробе, без шапки и в одном валенке. Вокруг него ползали на четвереньках люди, пла-кали и смеялись. Вверху, на дороге, шатался пьяный кучер и звал помочь перевернуть сани.
Отряхиваясь от снега и помогая друг другу, отды-хающие кое-как выползли на дорогу. Гуртом поставили сани на полозья и, загрузившись, экипаж повернул на пло-щадь. Валенок Серега нашел под санями, а шапка, навер-ное, вылетела в пути.
Возле клуба Речников он увидел Юрку и Андрюху, соскочил с саней и подбежал к ним.
- Вы уже здесь? А Валерка где? – спросил он друзей.
- Мы вернулись на встречной тройке, а Валерка поехал до кладбища, там конечная, - ответил Андрей.
- Ну, чего делать будем? – спросил Серега
- Не знаю, - пожал плечами Юрка, - последнюю ме-лочь в санях растерял, даже блинов не на что взять.
- Пойдем «ковырять» масло, - предложил Андрей.
В ту пору в магазинах впервые появилось шоколад-ное масло. Стоило оно сравнительно дорого, три шестьде-сят килограмм и, естественно, дома оно появлялось крайне редко, а было таким вкусным! Но, голь на выдумки хитра, придумали и тут. Ребята заходили в магазин, становились у прилавка, на котором стояли большие открытые кубы мас-ла и, пока один из них отвлекал продавщицу, остальные незаметно пальцами выковыривали масло в ладошки. За-тем, за магазином, смаковали его.
- Да ну, масло. Придумаешь тоже, что мы, дети что ли? – возмутился Юрка.
В это время к ним подошла продавщица с лотка:
- Ребята, помогите загрузить в машину ящики и кор-зины.
Юрка хитро подмигнул всем и тут же согласился.
Побросать в кузов тару, столы и корзины с продукта-ми было делом пятнадцати минут.
Продавщица поблагодарила и угостила стопкой бли-нов. Машина уехала, а Юрка откинул полу бушлата. За па-зухой у него виднелась белая головка бутылки водки и палка копченой колбасы.
- Ну, ты даешь! – удивился Серега, - я бы так не смог.
- Сможешь, если захочешь, - снисходительно ответил Юрка.
Действительно, Юрка из них был самым самостоятельным. После гибели отца, капитана самоходки,  в низовьях Волги, мать его ушла в депрессию, запила, сыном не занималась. Юрка был вынужден заботится о себе сам. Закончив с трудом семь классов, он бросил школу и, после двухмесячных курсов в Череповце, устроился киномехаником в клуб Речников.
В будущем его жизненный путь будет тесно связан с криминальным миром.
К пацанам подошел Валерка и протянул Сереге шап-ку:
- Твоя?
- Моя, а где ты ее взял? – удивился Сергей.
- Дядя Толя, кучер, отдал. Сказал, что ты ее в санях забыл. Слушайте, мужики, - продолжал Валерка, - я сейчас видел, как Люська Бунгова с матушкой в баню пошли. По-смотрим?
Предложение было как заманчивым, так и опасным.
То, что пацаны заглядывали в женскую баню, люди догадывались, но, как говорится, не пойман – не вор.
- А ты знаешь, где смотреть? – заинтересованно спро-сил Валерку Юрка.
- Конечно, знаю. Возле окон женского отделения большая поленница дров. Залезаем на нее, сцарапываем с окна белую краску и смотрим.
- Здорово! – заключил Юрка, - нож у меня есть, идем.
- Стоп! – резко остановился он, - а с водкой и колба-сой, что делать будем?
Пацаны замялись. Водка – дело серьезное, да никто ее к тому времени еще и не пробовал, другое дело вино или брага, но вслух сказать не решались.
- Ладно, - разрядил обстановку Юрка, - оставим ее «на потом».
К бане подошли уже в сумерках. Вплотную к четы-рем окнам женского отделения действительно было сложе-но три костра с рублеными дровами, высотой метра два с половиной, поэтому залезать на них пришлось карабкаясь по спинам. 
Серега чувствовал себя неуверенно, в душе, как будто кошки нагадили:
«А вдруг об этом узнают? Стыда не оберешься, а ведь он комсорг класса», - думал он, но вслух, естественно, этого сказать не мог, боясь оказаться слабаком в глазах друзей.
Ребята еще поднимались, а Юрка уже скреб ножом окно.
- Ух, ты, - шептал он, сглатывая слюну, - банное от-деление, как раз возле душевых кабин.
- Дай посмотреть, ну дай… - нетерпеливо канючил Валерка.
- На нож и скреби сам другое окно, - отмахивался от него Юрка.
Ребята, лежа на дровах, уперлись лбами и носами в стекла, смаковали увиденное.
- Да тут одни старые бабы, смотреть противно, - не-довольно проворчал Валерка.
- Какие старые?.. Вон смотри, учителка из первой школы. Вот это буфера… Да-а!.. – восторгался Юрка.
Серега неуверенно прильнул к окну. Перед его взо-ром, закрыв собою все пространство, шевелилась огромная задница. Ему стало как-то не по себе, и он отвернулся.  За-метил, что Андрей тоже в окно не смотрит, а сидит с вино-вато-отрешенным видом.
- О! – воскликнул Валерка, - вон Люська, а вон Зинка Круглова. Ух ты!.. А ножки у Люськи ничего!..
- Ах вы, подлецы!.. Ну, я сейчас вам дам!! - раздался грозный женский оклик у поленницы. – Ишь чего удумали, стервецы!!!
Пацаны вскочили на ноги. Поленница зашаталась и  медленно обвалилась наземь.
Выбираясь из-под дров, не обращая внимания на сильную боль в правой ноге, Сергей увидел над собой двух полуголых женщин и тут же получил шайкой по голове.
Припадая на ногу и ничего не соображая от удара, он бежал вслед за удаляющимся Юркой.
- Узнали… Точно, узнали… Теперь разнесут по всей школе. Ну, зачем я туда пошел!?.., - страдал от необдуманного поступка Серега.
Юрка остановился, подождал его и, хохоча во всю глотку, пытался ободрить товарища:
- Вот это приключение!.. Успокойся, все нормально, погони нет.
- Какое там нормально: глаз подбит, нога не ходит. А еще разговоров будет на весь город. Матушка узнает, и в школе тоже…- ныл Серега.
- Да брось, ты. Никто нас не узнал, уже темно. Поду-маешь, на старые бабьи зады посмотрели… Вот делов то, - уверенно отстаивал свою правоту Юрка.
- А где ребята?
- Андрюха побежал к реке, А Валерку, по-моему, банщица схватила, не знаю, вырвался или нет.
Обойдя баню за два квартала, друзья направились в свой двор. Андрей и Валерка сидели на крыльце.
Валерку банщица отпустила, предварительно дав пинка под зад, а за Андреем никто не гнался.
Обсудив происшествие, в расстроенных чувствах, ре-бята разошлись по домам.
Как ни странно, но продолжения этой истории не по-следовало. Им, молодым тогда еще пацанам, не дано было понять действий взрослых женщин.
Они ждали открытых комсомольских собраний с раз-бором морального облика будущих строителей коммуниз-ма и долго еще пристально и виновато вглядывались в ли-цо каждой встречной женщины. Но все на этом и закончи-лось и лишь много лет спустя, Люська Бунгова призналась Сергею, что видела его через окно и специально показыва-ла себя, а он, дурак, этого не оценил.

Мысли перенеслись в лето после окончания восьмого класса. К той девушке, к которой он впервые испытал уже взрослые чувства. Познакомились они на берегу речки, где после окончания учебного года Сергей проводил почти все свое время – плавал, загорал и готовился к экзаменам. Сергей в гордом одиночестве лежал на своем месте, возле деревянного моста, читал учебники и даже записывал кое-что в тетрадку. Изредка он вскакивал, мчался к речке и с разбегу, единым духом, не появляясь на поверхности, пронзал холодную мутную воду от берега до берега. Выныривал Сибирцев уже на другой стороне. Потом, отдышавшись, проделывал то же самое, но теперь в обратном направлении. Выйдя на берег, Сергей как подкошенный падал лицом на землю, успевая в последний момент подставить руки, и отжимался раз двадцать для согрева. Неторопливо направляясь к своим учебникам, он краем глаза ловил, какое впечатление произвело его показательное выступление на окружающих, особенно на девушек.
И вот однажды, когда в очередной раз, проделав свой коронный номер, Сибирцев улегся под кустиком и углу-бился в физику, над ним раздался веселый голос:
- Ихтиандр, вы курящий?
Он поднял глаза и увидел загорелый девичий стан в белом влажном и потому почти прозрачном купальнике. Сергей задрал голову и обнаружил, что лицо у окликнув-шей его девушки круглое, улыбчивое, волосы светлые, вернее, обесцвеченные, а глаза – лучисто-шальные
- Нет, я немного курю… - неловко признался Сибир-цев.
- «Стюардессу» будешь? – Она протянула ему пачку сигарет.
Сергей замешкался.
- У тебя что – «Опал»? – Незнакомка громко, по-уличному засмеялась.
- У меня? Н-нет… - пробормотал он растерянно и только тогда сообразил, что девица имела ввиду популяр-ный в ту пору анекдот.
- Тебя как звать, нырок?
- Сергей.
- А меня Оксана. Голова-то от книжек не заболела?
И она уселась прямо на конспекты, моментально рас-плывшихся акварельной синевой. Они покурили (Сибирцев делал вид, что курит), поболтали. К Оксане несколько раз подходили какие-то парни, довольно развязные, и звали назад в компанию, но девушка только отмахивалась:
- Да ну вас, ханурики!
А когда солнце скрылось за деревьями, Оксана при-гласила Сергея в кино и даже купила ему билет, потому что у Сибирцева было всего с собой десять копеек: родите-ли никогда его не баловали.
Едва в зале погас свет и на экран, как черно-белый колобок, выкатился земной шар, увитый лентой с надпи-сью «Новости дня», Оксана тяжело вздохнула. Наверное, из-за того, что сеанс начался со скучной кинохроники, а не с веселого «Фитиля». Обычно в таких случаях вздох огор-чения вырывался у всего зала. Потом, когда начался фильм, новая знакомая еще раз вздохнула, на этот раз при-зывно, и как бы случайно положила руку на Серегино ко-лено. Сергей боялся шевельнуться, чтобы не спугнуть эту счастливую нечаянность, - и тогда Оксана наклонилась и довольно громко шепнула ему на ухо:
- Ну что ты сидишь, как мертвый? Поцелуй меня!
Сергей, никогда прежде не целовавшийся, тут же вы-полнил эту просьбу с развязной решительностью много-опытного лобызателя.
- Ой, да ты совсем не умеешь! – захихикала Оксана.
- Ну почему же! Просто здесь темно и люди…
- Ладно, не боись, я тебя научу. Но, о другом даже не мечтай! Понял?
- Понял! – грустно кивнул в темноте Сергей, хотя еще полчаса назад он не мечтал даже о поцелуе.
С этого дня Сибирцев уже почти не открывал учебников, а если и открывал, то книжная мудрость проплывала мимо, как серый сигаретный дым, в котором угадывались лучисто-шальные Оксанины глаза.   

И все же первой женщиной у Сибирцева была не она, это случилось много позже, в первый офицерский отпуск, окончание которого он решил провести с друзьями в бай-дарочном походе по Ангаре. С Наташей Сибирцев позна-комился в туристическом лагере, она приехала их Хабаров-ска. Крепкая, ловкая, высокая, с румяным, словно от по-стоянного мороза, лицом – настоящая сибирячка.
- Хочешь, покажу тебе кое-что? – как-то, с загадоч-ным видом пообещал Герка Кузьмин, друг по команде – Затемно завтра встанешь?
- Ну, встану, - пожал плечами Сергей.
- Наталью с собой бери, ей тоже понравится.
 Они вышли из лагеря даже не утром, а ночью. Звезды еще не начали таять, и небо было не по-утреннему глубо-ким.
Наташа шла неохотно – то и дело зевала, не успевала за Серегиными широкими шагами, и вид у нее был такой, словно она делает ему огромное одолжение, соглашаясь тащиться куда-то в несусветную рань.
Сереге же нравилось идти в предутреннем молчании, вдыхать, раздувая ноздри, запахи земли и воды, слышать дыхание идущей рядом девчонки…
- Тихо! – вдруг предупредил Герка, хотя и так все шли в молчании. – Ну, вот она. Серый, гляди.
Проследив за его взглядом, Серега едва сдержал изумленный возглас.
Ему показалось, что река перед ним кипит. Не бурлит даже, а вот именно кипит – таким мощным, таким необыч-ным было движение, из которого она вся состояла. При-смотревшись, он увидел, что на самом деле она состоит из блестящих рыбьих спин.
- Ой, какие… - восхищенно прошептала Наташа. – Это кто?
- Байкальский омуль на нерест идет, - сказал Герка. – Царь-рыба!
Серега почувствовал, что восторг, который и так уже переполнял его из-за сияющего рассвета, становится таким сильным, что вот-вот хлынет у него горлом. Он оглянулся почти растерянно. Наташины чуть раскосые глаза радостно сверкнули навстречу его взгляду.
- Наташа… - с трудом проговорил он, с удивлением слыша, каким хриплым вдруг стал его голос. – Наташа, я…
- Пойду острогу налажу, - как-то очень быстро про-бормотал Герка. – Рыбы набьем – во!
Герка скрылся в прибрежных кустах. Наташа смотре-ла на Серегу сверкающими, как рассвет, глазами.
Он взял ее за руку, чуть потянул к себе. Она подалась легко, словно этого и ждала. Ее плечи, когда Серега обнял их, показались ему такими нежными и беспомощными, ка-ких просто не бывает на свете. Сжимая их, Серега почувст-вовал себя не человеком даже, а огромной рыбой – такой, какие мелькали в реке сильными телами.
Наташины глаза прожгли его, как раскаленные угли. Когда все у него внутри загорелось таким огнем, что он и сам боялся прожечь ее собою.
Он сгорал от этого огня, но руки его при этом жили отдельной жизнью. И губы ею жили, и колени, которыми он раздвигал Наташины ноги, когда они упали вдвоем за прибрежный куст, на молодую весеннюю траву.
Наташа не то чтобы сопротивлялась – она просто не знала, что ей делать. Серега почувствовал это и сам рас-стегнул «молнию» на ее куртке, и пуговицы ее рубашки, и потянул вверх ее лифчик, и раздел ее всю… Он никогда ничего подобного не делал и успел мгновенно подумать, что со стороны это показалось бы ему грубым.
Наташа обняла Серегу за шею и подалась вверх, к нему, словно магнитом притянулась. И через минуту вскрикнула, закусила губу – наверное, от боли. Но Серегу было уже не остановить…
Оба они были неопытны, у обоих это происходило впервые. Но то, что в них обоих было, то, чего они оба не сознавали – это было сильнее опыта.
Это была их молодость, та великая сила, которая мо-жет себе позволить не сознавать.
Серега понимал, что происходило с ним в эти мину-ты, что это было даже не чувство, а ни с чем не сравнимое соединение всех его сил в одну могучую силу. Сила, кото-рая определяла все его действия, не подчинялась таким вещам, как знание или разум.
Но взрыв закончился, как кончается в жизни все. Дрожа от мгновенно охватившей его слабости, перепол-ненный восторгом и покоем, Серега упал на спину и при-тянул к себе Наташу.
Вид у нее был испуганный и счастливый, и не понят-но, чего в ней сейчас больше, счастья или испуга.
- Наташка… - с трудом выговорил он, - Наташень-ка…
Она молчала. Может, от растерянности, а может, ждала от него чего-то. Чего она ждет, Cерега не  знал. Ему казалось, с ним произошло уже самое прекрасное, что мо-жет произойти с человеком.
Он поцеловал Наташу и счастливо засмеялся. И тут же спохватился: вдруг Герка услышит?
- Пойдем, а? – сказал Серега, поднимаясь с земли. – Пойдем рыбу посмотрим.
Наташа встала тоже, отряхнула кофточку.
- А ты меня что, совсем не любишь? – вдруг спросила она. – Ты со мной просто так, да?
 В голосе ее зазвенели слезы. Серега растерялся.
- Как это не люблю? – удивленно проговорил он.
Ему казалось, все, что только что между ними про-изошло, было сплошной любовью.
- Но ты же молчишь, ничего мне не говоришь. Зна-чит, не любишь.
«Они какие-то совсем другие, - подумал Серега. – Все по-другому понимают».
- Я тебя Наташ, очень сильно люблю. Пойдем рыбу смотреть!
Она улыбнулась, засмеялась и чуть не вприпрыжку побежала рядом с ним к реке.
Герка был уже там. Он бродил по отмели и бил само-дельной острогой прямо в воду. В ту минуту, когда Серега с Наташей его увидели, он как раз попал в рыбу.
- Видали?! – Герка обеими руками поднял острогу, на которой бился крупный омуль. – Во какой! Их тут таких до фига и больше.
Все-таки Герка отличался каким-то особенным так-том. Любой пацан на его месте отпустил бы какую-нибудь сальную шуточку, или похлопал Серегу по плечу, или хоть подмигнул бы и понимающе хмыкнул. Но друга, идущего с девушкой к реке из кустов, он встретил так, словно тот хо-дил за ветками для костра.
Уже через минуту Серега тоже бродил по отмели с острогой, которую ему великодушно отдал Герка. Рыбы было так много, что если она и боялась ловцов, то ей про-сто не куда было деться.
Серега бил в воду острогой, вытаскивал и выбрасы-вал на берег крупные рыбьи тела и чувствовал огромное, до горла заполняющее счастье. Здесь было все: девушка, река, царь-рыба, солнце, молодость!

Человек помнит все, что видел когда-либо в жизни, помнит все, что ему приходилось слышать. В памяти откладывается каждая деталь бытия: чувства, ощущения, запахи, вкус, прикосновения, шорохи. Но человек бы сошел с ума, если бы вся огромная масса воспоминаний была доступна его сознанию постоянно. Существуют вещи, которые хочется поскорее забыть, есть абсолютно нейтральные, бесполезные. Скажите, какой прок в том, чтобы помнить, шел ли дождь или светило солнце вечером осеннего дня три года тому назад, если этот день никак не повлиял на вашу жизнь?
Память человеческая избирательна. Ее можно срав-нить с огромным библиотечным стеллажом. Одни книжки, которыми хозяин пользуется часто, стоят на видном месте в первом ряду. Чаще всего это словари, энциклопедии, справочная литература, книги любимых писателей. Другие же книги, купленные по случаю или подаренные друзьями, могут всю жизнь владельца простоять на нижней полке во втором ряду с неразрезанными страницами. И в этом нет ничего обидного для автора пылящейся без дела книжки. Возможно, у кого-то другого именно она стоит на видном месте, именно к ней чаще всего обращается хозяин за сове-том, за справкой, для того, чтобы получить удовольствие от чтения.
Да, то же самое происходит с человеческой памятью. Человечество является свидетелем одних и тех же событий, люди имеют одинаковую возможность сделать выбор из всего многообразия окружающего их мира. Тут то и сказы-вается индивидуальность. Каждый выбирает то, что ему по душе, каждый по-своему оценивает события.
               
                2

На кухне одной из многоэтажек Кривого Рога сидели за столом Игорь Васильевич Трубаев, пятидесятилетний генерал-лейтенант российской армии и бывший подпол-ковник, а ныне военный пенсионер и гражданский инже-нер, Сибирцев Сергей Николаевич. Сидели два побратима, не видевшиеся четверть века.
Заканчивалась третья бутылка водки, радость от столь долгожданной и, в то же время, неожиданной встре-чи, переполняла их сердца.
- Серый, я все не могу поверить, что мы, через столь-ко лет, вновь вместе, - уже в десятый раз повторял Игорь. – Как это здорово! Ради таких моментов стоит жить!
Благодаря Интернету, за последние три года Сибир-цев нашел много своих друзей и сослуживцев.
Переписка по электронной почте, в «аське», а затем, видеоразговоры в «Скайпе», были безумно интересны и восторженны. Однако, они же приводили, буквально, к нервным срывам, - настолько непросто возвращение в свою боевую юность.
Взять хотя бы тот случай с Валеркой Иванцовым. Ко-гда молодого лейтенанта отправили в Союз из Кабула «грузом 300», а затем пришло сообщение о его кончине от ран в московском госпитале. Когда уже больше двадцати лет ты произносишь традиционный третий тост за упокой его души, однажды, вдруг видишь на мониторе компьюте-ра цветущего полковника, который и знать не знает, что друзья его уже давно похоронили. Это настолько впечатля-ет и разрывает душу, что словами просто выразить невоз-можно!
Первый порыв от подобных встреч через Интернет, - это срочно все бросить и лететь на встречу к другу. Одна-ко, пока соберешься в дорогу, пока договоришься на рабо-те и дома (это по молодости было собраться - только под-поясаться, сейчас же на это уходит почему-то значительно больше время), проходит пару дней, ты успокаиваешься, начинаешь размышлять и первый порыв уходит. Замеча-ешь, что друг тоже, почему-то, не рвет к тебе на всех пару-сах. Продолжая общаться, отмечаешь, что вы оба измени-лись, и не только внешне, что у него тоже куча проблем: дети, внуки, здоровье, работа и т.д. и что ехать поездом 2-3 суток, а самолеты, как раньше, в любую точку, уже не ле-тают и что финансы у большинства из нас поют романсы. И тогда приходишь к мысли о совместимости данной по-ездки еще с чем-то, например, с поездкой на Родину, от-дых, или, чтобы заглянуть еще к двум-трем друзьям.
 Вот и получается, что общаемся мы, большей ча-стью, по Интернету, а встречаемся лишь действительно с самыми близкими людьми.

Игоря, Сибирцев нашел две недели назад, вернее да-же не нашел, а дело было так…
Первым во всемирной паутине нашелся Серега Вер-тиков, он сейчас живет в Харькове, затем, через него, Коля Чаплыгин и Саня Смугалов из Москвы и через «друзей-друзей» покатился снежный ком. Конечно, первые встречи были самыми впечатляющими. Жаль, что Коли Чаплыгина уже нет с нами, но об этом позже.
Так вот, Коля, прочитав рукопись Сибирцева, позво-нил однажды и, сказал Сергею, что знает генерала Трубае-ва в Генеральном Штабе, который, по всей видимости, и есть тот капитан Трубаев из Даурии.
Через неделю в квартире Сибирцевых раздался теле-фонный звонок.
- Да? – взял трубку Сергей.
- Привет, бродяга! – послышался далекий знакомый мужской голос.
- Игорь, ты! – узнал его Сергей.
- Ну, а кто же? Конечно, я! Ну ты и забрался, уже много лет не могу тебя найти!
В голову Сергея ударила жаркая волна, от жуткого волнения горло перехватило. Он пытался что-то говорить, но кроме идиотских, ничего не значащих фраз, ничего не получалось.
- Что ты там мычишь? Соберись. Приболел, что ли? – весело кричал Игорь.
- Да, нет, все нормально… ты где? В Москве? Скажи адрес, я завтра выеду…
- Куда ты выедешь? Я на Кубе. Жди, я сам приеду, Юлька далеко?
- Рядом.
- Дай ей трубу.
Юля взяла телефон.
- Здравствуй, Игорь!
- О, солнышко, ты еще меня помнишь! Как дела? Твой старый маразматик тебя еще в гроб не загнал?
- Игорек, конечно, я тебя узнала и очень рада слы-шать. А с Сибирцевым…Ну что… живем… Всякое бывает. А Марина как? Как Максим?
- С Маринкой мы расстались еще в девяностых. Она замужем, живет в Белоруссии. Максим закончил МГИМО, работает в Китае.
- А ты?
- Холостякую в Москве, но большей частью по ко-мандировкам.
- Не густо.
- Уж как есть. Как Ванек?
- Закончил ХАИ, живет и работает в Италии, девятый год в Риме. Недавно приезжал на побывку, пожил четыре месяца и уехал обратно. Внуками пока не одарил.
- Понятно. Все, Юль, заканчиваем, это у меня слу-жебная связь. Я скоро буду. Пока.
- Пока, Игорь. Мы тебя ждем.

Резкий звонок заставил Сергея вздрогнуть. По при-вычке, не смотря в глазок, он распахнул дверь. Перед ним во всей красе, почти не изменившийся, стоял друг его офи-церской юности Игорь Трубаев.
На мгновение зависла мертвая тишина, и тут же муж-чины слились в крепких братских объятиях. Они замерли. Смотрели глаза в глаза и молчали. В их горящем взгляде читалось все то нечеловеческое напряжение чувств и эмо-ций, которые невозможно выразить словами. Это был пик торжества, на который вознеслись их души.
Не разжимая объятий, зашли в квартиру. Сергей за-суетился:
- Игорек, ты садись пока, а я сейчас быстро соображу что-нибудь. Юлька на работе, придет часа через два, тогда уже сядем капитально. А хочешь, позвоню ей, она мигом примчится?
- Не надо. Это даже хорошо, что мы вдвоем. Погово-рим от души.
Поставив на стол незамысловатую закуску, Сибирцев налил по первой.
- Ну, братан… За встречу!
- Давай… будем!
Занюхав водку, они по-прежнему молча смотрели друг на друга и глупо улыбались. Так много они должны были сказать друг другу, но мысли напрочь покинули их очумевшие от радости головы.
Сибирцев налил по второй.
- Давай!
- Давай! – поддержал Игорь.
Третью выпили за тех, кто там…
- Игорь, ну расскажи о себе, - нарушил напряженную тишину Сергей.
- Да особо и рассказывать нечего. Из Даурии, после вашей с Юлей свадьбы, если помнишь, мы с Маринкой за-менились в Германию. Думаю, что это Волгин подсуетил-ся, чтобы побыстрее от нас избавиться. В Германии за три года дошел до командира батальона, затем академия в Мо-скве, после нее принял бригаду на Кубе. Академия Ген. штаба, корпус в Приволжском округе и вот уже пятый год зам. начальника Главного управления Ген. Штаба, направ-ление - Латинская Америка.
- Не хило! А семья что?
- А ничего. Если помнишь, Маринку мы увели прак-тически из-под венца. Уже много позже как-то в сердцах, она бросила мне, что Максим не мой сын и уехала к роди-телям в Белоруссию. К тому времени они туда переехали из Абагайтуя. Отец у нее белорус. Там ее нашел несосто-явшийся муж. И, вроде как, сейчас они живут вместе.
- А Максим?
- С Максимом все нормально. Он нового папу не принял. Жил все время со мной. Моя мама его воспитывала. Выучился, женился, детей нарожал. Сейчас у меня уже двое внуков. Привозит на лето их ко мне на дачу. Сам с женой живут по заграницам.
- И кто же занимается внуками?
- Если получается, беру в это время отпуск, а нет, то моя мама и Тамара Михайловна.
- А это кто?
- А, я не сказал тебе самого главного. Помнишь мед-сестру из Даурии, которая на праздники открывала все де-монстрации местной интеллигенции, идя впереди колонны со змеей с рюмкой на палке (эмблема медиков)?
- Хм…м?
- Ну ту, что ты чуть не застрелил из ПМа?
- А, ну конечно помню. Но она была как бы немного не в себе. И что?
- Да, что-то в ней не от мира сего есть. Так вот, встре-тил я ее лет двадцать назад в Москве на Казанском вокзале. Приехала на заработки, но уже два месяца жила на вокзале. Что было делать? Пришлось поучаствовать в ее судьбе. Устроил ее дворником, а со временем забрал к себе на да-чу. Там она сейчас и живет во времянке. Ведет хозяйство и два раза в неделю приезжает в Москву, наводит порядок в квартире. Кстати, часто ворчит про какой-то должок и тебя вспоминает, так что ты ее поостерегись, - засмеялся Игорь.
- Да, перестань, Тамара, моя лучшая подруга. Еще в Даурии, где бы мы с Юлей не жили, меняя квартиры, она обязательно становилась соседкой. Уверен, что она будет рада встрече. А ты, новой семьей не обзавелся?
- Как-то не случилось. Так, временные барышни по-являются. Да и я большую часть года в командировках.
- Игорь… А ты счастлив? – неожиданно в лоб спро-сил Сибирцев.
- Вопросик, конечно… Так сразу и не ответишь… Задумывался над этим. С одной стороны, кажется, - да. Чего-то достиг по службе, жилье в Москве, в материальном плане неплохо, да и генеральская форма солидности придает. А с другой, - осточертело все до такой степени, что порой жить не хочется. Так хочется уединиться. Помнишь, как в «Белом солнце пустыни»: «Хороший дом, красавица жена, - что еще нужно для того, чтобы достойно встретить старость»? И у тебя, как я понял, с этим все в порядке?
 – Ну, квартиру ты видишь. А дом на берегу реки по-смотришь завтра. Сходим на дачу, она тут рядом. С сосно-вым бором не получилось, зато есть дубрава. Что же каса-ется красавицы жены…
- Не надо, не продолжай. Уж здесь то мне все ясно. Все офицеры Даурии тебе завидовали, когда Юля выходи-ла за тебя, - перебил его Игорь.
- В Советском Союзе, каждый из нас, офицеров, все же был элитой общества – продолжил он. - Пока мы были в нашей системе, мы обладали некоторыми привилегиями в сравнении с остальным населением страны. Когда имеешь молодость, здоровье, власть, привилегии – об этом забыва-ешь. Но вспоминаешь потом, когда уже ничего нельзя вер-нуть. Сейчас многие уезжают на Запад в надежде иметь великолепную машину, особняк с бассейном, деньги. И не-которым это удается. Но, приобретя «Мерседес» и собст-венный бассейн, человек вдруг замечает, что все вокруг него имеют хорошие машины и бассейны. Он вдруг ощу-щает себя муравьем в толпе столь же богатых муравьев. Он становится обычным, таким же, как все.
  Богатство относительно. Если ты ездишь по Москве на иномарке, на тебя смотрят очень красивые девочки. Ес-ли ты по Парижу едешь на длинном «Ситроене», на тебя никто не смотрит. Все относительно. Лейтенант в Забайка-лье – царь и Бог, повелитель жизней, властелин. Полковник в Москве - пешка, потому, что тысячи других полковников рядом. Капитализм дает деньги, но не дает власти и почес-тей.
Правы, наверное люди, которые говорят, что счастье можно испытывать, лишь карабкаясь к успеху. А как только успеха достигнешь, то уже не ощущаешь себя счастливым. Среди тех, кто добился успеха, мало счастливых людей. Среди оборванных, грязных, голодных, бродят гораздо больше счастливых, чем среди звезд экрана или министров. И самоубийства среди всемирно признанных людей случаются гораздо чаще, чем среди дворников и мусорщиков.

В замочной скважине заскрежетал ключ.
- А вот и хозяйка. Легка на помине, - прервал разго-вор Сергей.
- Привет, - раздалось от порога, а у нас что, гости?
На кухню влетела раскрасневшаяся с мороза Юля.
- Игореха, привет! – крича от радости, кинулась она на шею другу.
Игорь стоял смутившись, опустив руки.
- А почему стол не накрыт? Одна водка. Вы что, ре-шили без меня напиться? – укоризненно взглянула она на Сибирцева.
- Ну, все, пропал мальчишник, - пробормотал Сергей, и вышел на балкон.
Вскоре к нему присоединился Игорь.
- Ну, ты чего убежал?
- Да ну ее, сейчас опять начнет жизни учить.
- Нет, брось, все будет нормально. Кстати, забыл тебе еще сказать, два года назад, на конференции в Москве я встретил Ли Зена.
- Да ты что!?
- Он расспрашивал о тебе, но я, к тому времени, ниче-го не знал. Один раз ты только засветился, в девяносто восьмом, когда по Ельцинской программе тебе выделили в Омске квартиру.
- Да, было такое.
- И чего ты не переехал в Россию?
- Да, понимаешь, сам не знаю, почему? Возможности были, да и сейчас есть, ничего нас здесь не держит. А вот уже двадцать лет собираемся уехать отсюда, но в последний момент что-то останавливает. Не удивляйся, но как будто я еще не выполнил здесь какую-то миссию, возложенную на меня сверху. От этого я мучаюсь, мучаю свою семью, но ничего поделать с собой не могу.
- Даже так..!?
- Да, именно так. Можешь смеяться, но по-другому я объяснить не могу.
- А ты знаешь, я тебе верю и вижу, что ты пока не нашел того душевного равновесия, которого ищешь всю жизнь. Но мне кажется, что в России тебе будет проще и лучше.
- Проще, не значит лучше. Оставим эту тему, погово-рим позже.
- Хорошо. Так вот я о Ли Зене. Два года назад он был зам. Министра обороны КНР, генерал-полковник, правда, собирался в отставку. Если хочешь, я тебя на него выведу?
- Хорошо, подумаю.
- Ну, думай, думай, только не очередные двадцать лет. А то ты тугодумом, каким то стал.
- Мальчики! К столу, - послышался из квартиры голос Юли.
За столом Юля щебетала так, что не давала вставить слова. После застолья долго рассматривали семейные аль-бомы и уже поздно ночью отошли ко сну.

Утром Юля умчалась на работу, сказав, что вернется пораньше. Сергей же позвонил на фирму, взял отгулы и, позавтракав, пошли с Игорем на дачу.
Стоял легкий морозец. Не по-зимнему ярко светило солнце, молодой снежок хрустел под ногами.
- Если хочешь, зайдем в гараж, возьмем машину? – предложил Сергей.
- А далеко до дачи идти?
- Нет, минут пятнадцать.
- Ну, тогда лучше пешком прогуляемся. Погода от-личная.
Дачный участок встретил их в снежном убранстве. Деревья, припорошенные искрящимся на солнце снегом, напоминали спящих красавиц.
Затопив печь на кухне и камин в гостиной, друзья вышли к речке.
На льду сидели рыбаки. Возле лунок лежали неболь-шие кучки замерзшей, как чурки, мелкой рыбы.
- Ну что, мужики, клюет, - улыбаясь и любуясь при-родой, спросил Игорь.
- Так себе, вчера лучше было.
- Ну, правильно. Клюет только вчера и завтра, - под-бодрил их Сергей. - Ты тут пообщайся, - обратился он к Игорю, - а я пойду, баню затоплю.
Из своей «берлоги» вылез Петрович, сосед по даче, бывший полковник.
- Никак баньку решил истопить, Серега? - заговорще-ски спросил он.
- Да, Петрович. Вот друг из Москвы приехал, решили на природе отдохнуть.
- Это верно… Для такого дела можно и шашлычков зажарить, - набиваясь в компанию, несмело предложил Петрович.
- А мясо есть?
- Есть.
- Хорошо, сейчас я мангал принесу. Ты готовь пока все, а я баню затоплю.
- А может, по соточке?.. – хитро взглянул Петрович.
- Нет, подожди, надо все по-людски, все-таки, гость московский!
- А, ну да… ну да… - пошел на попятную полковник.
Пока топилась баня, Сергей показал Игорю усадьбу: клетки с кроликами, голубятню, небольшой бассейн с ка-расями. Рассказал о фруктовом саде, затем зашли на второй этаж дома, где был небольшой тренажерный зал и стоял настольный теннис. Взяли ракетки, вспомнили молодость.
Отвлеклись, когда Петрович снизу известил, что баня готова.
На первый пар гость изъявил желание идти один. Петрович занимался шашлыками, а Сергей взял пешню и пошел на речку расширить прорубь для купания.
Вернувшись на участок, он заглянул в парную к Иго-рю.
- Ну, ты как, не угорел? – разглядывал он Игоря в клубах пара.
- Нет, все отлично.
- Что-то пар у тебя слабый и веник бери. А ну, побе-регись!
Сергей, быстро раздевшись, заскочил в парную.
- Ложись на полок, -  скомандовал он Игорю.
Бросив на камни два ковша горячей воды, надев ру-кавицы и шапку, он начал умело охаживать двумя веника-ми распаренное тело друга.
- Хватит!.. Хватит!.. – Не выдержав истязаний, закри-чал Игорь.
- Терпи солдат, генералом будешь! – Усиливал удары Сергей.
- Не надо!.. А-а-а!.. Я уже генерал!.. Мама!.. – Во всю глотку заорал Игорь и пулей вылетел из бани.
- Беги к проруби и ныряй, а я еще попарюсь, - крик-нул вдогонку ему Сергей.
Нахлеставшись до зуда в мышцах, Сибирцев выско-чил из бани и, разбежавшись под горку, нырнул в обжег-шую тело холодную воду.
- Хорошо!.. Как хорошо!.. – Приговаривал он, прыгая в проруби.
- Вылезай, простынешь, - услышал он голос Игоря с участка.
- А ты что, уже все? – удивился Сергей.
- Да, с меня хватит. Это не баня, а какое-то самоистя-зание, - смеялся он.
- Да ты оказывается слабак, - поддернул его Сергей. – Ты еще с Петровичем не парился, вот там, действительно, крышу сносит.
- Нет уж, спасибо и на этом.
- Игорь, ты иди, помоги Петровичу с шашлыками, а я еще раз в парную заскочу.
Сергей хлестался с каким-то диким остервенением березовым и дубовым вениками, когда в парную ввалился Петрович.
- А что у тебя так холодно? – изумился он, - а ну, я еще поддам.
- Петрович, не надо! – взмолился Сергей. – Сейчас в самый раз.
- Как не надо, когда я замерз, - и Петрович метнул ковш с водой на раскаленные камни.
Волна нестерпимого жара кинула Сибирцева на пол. Пытаясь из последних сил удержаться в парной, он про-должал стегать себя, но когда Петрович бросил еще воды и, схватив веник из крапивы, полез на верхнюю полку, это-го уже он выдержать не смог и, так же как Игорь, выскочил из бани.
Напарившись, расположились в беседке.
Сергей достал из погреба виноградное и сливовое ви-но. Петрович принес початую бутылку казенки и, под шашлыки, завели неспешную беседу.
Поговорили за жизнь, вспомнили былое, погрешили на погоду и нынешнюю власть. Петрович, понимая, что друзьям хочется побыть одним, вскоре ушел домой.
- Да, хорошо тут у тебя. Лепота… Кажется, плюнул бы на все дела и провел остатки дней в такой благодати… - мечтательно, с придыханием радовался жизни Игорь. – Просто, по себе знаю, ну неделя, ну две, а потом судьба отшельника мне надоест и захочется вновь в гущу собы-тий. Все люди разные. А я помню, как ты мечтал о такой жизни. Ну и как, ты сейчас доволен?
- Да как тебе сказать, Игорь, цель сладка в ее достижении, а когда ее достигнешь, все становится обыденным и хочется чего-то еще. Возможно, в самом процессе достижения мечты и есть счастье. А вообще, я все свободное время провожу на природе, много читаю и путешествую, – философствовал Сергей.
- Помнится, ты любил романтические приключения. А как сейчас с этим делом?
- Вообще-то я нормальный мужик, в том смысле, что люблю, когда меня любят, но в меру. Это женщины обожают, когда их любит как можно большее количество людей, желательно – мужчин, а мужики в тотальной люб-ви, как правило, не нуждаются, а посему не стараются удержать возле себя лишние влюбленные глаза «для кол-лекции». Вот ведь любопытно мы устроены, даром что ба-бы нас понять не могут! Мы охотно укладываем в постель каждую более или менее подходящую особу противопо-ложного пола, реализуя одновременно инстинкт самца-осеменителя и любопытство ученого-исследователя: а как это будет с ней? А вдруг это будет что-то необыкновенное? И каждый раз убеждаемся, что анатомически все женщины устроены одинаково, но все равно надеемся на чудо, когда видим следующую перспективную партнершу. Поскольку чуда не происходит, мы быстро теряем к даме интерес. Нам нужна свобода, чтобы удовлетворять инстинкты и любо-пытство.
Женщины же устроены по-другому, они изначально мудрее нас и прекрасно знают, что все мужики анатомически одинаковые, поэтому у них если подобное любопытство и есть, то слабо выражено и редко встречается, а поскольку они не нуждаются в частой смене партнера, то и свобода им особо ни к чему. Физическая сторона любви для женщин стоит далеко не на первом месте, для них важнее эмоции, а потому подавай им обожания и вздыхания, чем больше и разнообразнее, тем лучше. Разнообразие же достигается за счет множества объектов – носителей чувства, вот и собираются целые коллекции безнадежно влюбленных.
Знаешь, что такое «сексапильная женщина»? Это женщина, на которую у мужика «стоит». И как бы жены не обижались на мужей, что те на них обращают все меньше внимания, мужик не может «ему» приказать «Встать!» Все зависит от женщины, как говорится: «Сучка не захочет, кобель не вскочит!»
 А ты хоть раз задумался, почему наши женщины не простые, обычные девчонки, которые от нас, кстати, шара-хаются, как от чумных, а те, которые так или иначе связа-ны с армией? Мне одна соплюшка смелая прямо в лоб ска-зала: «С вами трахаться хорошо – вы ненасытные, голод-ные, а вот жить с вами нельзя – у вас глаза убийц». Подня-лась, оделась и ушла. Навсегда…
- И что?
- А то, что мы ненормальные в общепринятом пони-мании. Мы живем войной и думаем ее сучьими категория-ми. А они просты, как стальной ломик: «Хороший враг – мертвый враг». И не можем жить по-другому. У нас мозги работают совсем в другую сторону.
Я не коллекционер, безнадежная любовь меня раз-дражает и нервирует, поэтому первым стараюсь не влюб-ляться, правда это не всегда получается.

- Серега, а как ты видишь сейчас украинскую армию? – меняя тему разговора, неожиданно спросил Игорь.
- Никак. Главная беда в том, что не сумевшая рефор-мироваться армия попросту распалась и я впервые не чув-ствую в себе желания сражаться до последнего вздоха. Случись сейчас реальный конфликт, противнику и делать-то ничего не надо, он попросту купит весь наш генерали-тет. И войны не будет.
 При Советах такому повороту препятствовала честь, нормальная офицерская честь, но вот беда, после прихода демократии, испачканные в бесчестии по уши полковники и генералы, перестали стреляться, а молодые лейтенанты это увидели и запомнили. Но дело не в лейтенантах, и даже не в полковниках, а в том, что не дай бог начнется война, то нас всех сдадут на самом верху – точно так же, как они сдают друг другу футбольные матчи, подконтрольные территории и вчерашних союзников.
Я даже не знаю, с чем сравнить Вооруженные Силы Украины… А, стоп, знаю… Сравню с моей родной Вытег-рой!.. Там и здесь есть по одной дизельной подводной лод-ке! Обе стоят! Однако, если в Вытегре сделали доброе дело – создали на ее базе музей Военно-Морского флота, то на Украине лодка гниет в Севастопольской бухте, так как уже восемнадцать лет нет денег на аккумуляторы.
- Да, не здорово! Кстати, есть еще одна нерадостная новость. Возможно, ты ее не знаешь. 1.06.2009 года 382-ой гвардейский Порт-Артурский полк был расформирован, знамена и награды упакованы и сданы в архив Министер-ства обороны России. Расформирована вся Даурская диви-зия.
- Я этого не знал, но не удивлен. Сердце кровью об-ливается. Скажи мне кто-нибудь в семидесятые, что так бесславно закончится боевой путь лучшего мотострелково-го полка Вооруженных Сил Советского Союза, я бы ему точно морду набил, а сейчас вынужден принять, как состо-явшийся факт. Наливай. Выпьем стоя за гвардейцев-портартурцев.
Друзья выпили.
- Серега, я смотрю, ты на гражданке на одном месте долго не задерживаешься. Тебе что, работа надоедает?
- Не то, чтобы надоедает. Просто я понял, что каждый день – понимаешь, не неделю-другую, не месяц, чтобы можно потерпеть, а каждый день с утра до вечера - зани-маюсь делом, которое не имеет смысла.
- А ты знаешь, я тебя понимаю. Вот и я давно бы уже бросил армию, но как подумаю, а что я буду делать один, без семьи,  на гражданке? Кому я нужен? Вот и пашу по инерции дальше.

Есть в жизни два райских состояния. Постель с лю-бимой женщиной. И тихая застольная беседа с другом. А все остальное – суета между этими райскими состояниями.
И если первое к старости человеческой как-то естест-венным образом отходит в сторону, то второе – друг и об-щение с ним – становится все важнее и важнее.
У меня было много времени, чтобы, в конце концов, понять, что для нормальной жизни человеку нужны диван и тапочки, а все остальное – для понтов!
Они пили до утра, и в первый раз за последние три года Сибирцев напился в стельку. Он скрипел зубами, сту-чал кулаком по столу, хватал Трубаева за грудки:
- Ненавижу номенклатурных сосунков! Чтобы греть жопы не в Болгарии, а на Канарах, они разрушили великую страну и обобрали заслуженный народ, как раз, когда впер-вые за столетия, он начал жить более-менее прилично! Уроды! Ты мне объясни, что происходит! Что? У меня отец под Москвой ранен! Дядька на Северном Флоте погиб! Мы Берлин взяли! А потом все отдали! Все!!! Армию в помой-ку выбросили.
Помнишь, как танки под водой ходят? Если нет, я тебе напомню. Танк герметизируют, закручивают пробками все лючки и замазывают герметической смазкой,  а на башню устанавливают трубу. По этой трубе воздух всасывается в боевое отделение, а оттуда поступает в силовое отделение, в двигатель. Выхлопные газы выталкиваются двигателем прямо в воду. Перед входом в воду водитель настраивает специальный прибор – гирополукомпас на любой предмет на другом берегу. Стрелка прибора под водой показывает водителю направление на этот ориентир. А на берегу, кроме того, из командного пункта следят за движением каждой трубы. В случае чего КП помогает по радио водителям выдерживать направление движения под водой: «212-й, левее, еще левее… твою мать». Если двигатель заглохнет под водой, то водолазы зацепят танк тросами и тягачи выдернут его обратно на берег. Выдаются еще экипажу дополнительные специальные противогазы, которые, в случае затопления танка, обеспечат бойца воздухом в течение четырех часов. Вот и вся наука. Беда в том, что танк, каким бы тяжелым он ни был, все же пузырь с воздухом. И оттого его сцепление с грунтом под водой гораздо меньше, чем на суше. Да и дно реки – тоже не укатанный грунт. Оттого вождение под водой требует большой практики. Чуть сильнее прижал рычаг поворота, а танк уже и затанцевал под тобой, повернул черт-те знает куда.
Солдату вдалбливают, что лучше под водой рычагов и не касаться. Идет криво танк, и хрен с ним. Авось выбе-решься на другой берег. Объясняй не объясняй, а он все равно давит на рычаги всем корпусом, как привык, и потом гуляет по реке, то вдоль, то поперек. Пока он крутится, ос-тальные танки в воду зайти не могут, избегая столкнове-ния. Время идет, задача, поставленная батальону, срывает-ся.
А если кому под водой плохо станет? А если у танка двигатель захлебнется? А если танки по течению пойдут и сталкиваться начнут? Что тогда?
Непростое это дело – форсирование водной преграды.
… Танк выходит из воды. Герметизация ствола про-бивается бронебойным снарядом, сбрасывается труба, ору-дие и башня снимаются со стопоров, орудие вниз  и в бой!
Перед любыми учениями идут долгие теоретические и практические занятия.
После теоретического экзамена начинаются практи-ческие тренировки пеше по-танковому. Вначале каждый сам проходит все поле, отрабатывает мельчайшие детали своих действий. Затем начинается сколачивание отделений и экипажей.
Командир: Я подаю команду «Ориентир-2, левее 100, танк, уничтожить».
Наводчик: Я кричу: «Бронебойный».
Заряжающий: Я бросаю снаряд на досылатель.
Водитель: Я кричу: «Дорожка» - и притормаживаю слегка.
Слева, справа, сзади тысячи людей группами идут каждый по своему маршруту. Все бубнят свои задачи.
Сзади идет пехота, впереди разведка, иногда «проле-тают самолеты» - летчики из воздушной армии тоже тут. Тоже топают пешком, тоже бубнят задачи.
На следующий день все начинается с начала, но на этот раз сколачивание взводов, уже переговариваются не только экипажи внутри «танков», но «танки» между собой. На следующий день все повторяется: сколачивание рот. После этого инспекторская проверка для всех. Только по-сле этого начинаются тренировки на боевой технике.
Один день ротные учения, каждая рота отдельно и без стрельбы, затем батальонные, потом полковые, дивизион-ные, армейские и, наконец, фронтовые.
Так вот представь себе, что сейчас в нашей танковой дивизии этого ничего нет!
Нет занятий, нет учений, о подводном вождении во-обще забыли, что это такое. Молодые офицеры-танкисты не умеют водить, стрелять из танка. Чему же они могут научить солдат?
Позавчера в дивизии лейтенант застрелился. Мне рассказали… Денег нет. Двое детей. Он целый день в парке с техникой, а жена…  А что ей делать? Ну, плюнут ей в матку – зато детей и мужа можно накормить! Лейтенантик узнал – и из табельного шлепнулся! Знаешь, сколько таких самошлепов сейчас в армии? Эпидемия!
Понимаешь, если бы каждый, перед тем как шлеп-нуться, пошел бы и хоть одну только гниду прикончил! Хоть одну. В Верховной раде или еще где-нибудь… Мо-жет, все бы по- другому у нас  было?.. Как считаешь?
- Не исключено... Но ты-то ведь тоже когда уходил никого не шлепнул!
- Никого! За это на том свете вариться мне в поход-ном котле.
- А вообще хоть один офицер хоть какого-нибудь са-мого завалящего демократа шлепнул?
- Не слышал.
- И я не слышал. Парадокс?
- Парадокс…
Военный должен быть смелым. Военный по опреде-лению – драчун.
Это вороватым демократам захотелось, чтобы армия беззубой стала. Вот и превратили военных в стадо толсто-жопых и таких же вороватых, как сами.
А военному следовало бы быть смелым и ответст-венным, а точнее, отвечать за базар своей кровью и своей жизнью. Меньше бы и трусов среди офицеров было. И подлецов бы поубавилось.
 Я раз попал в окружение… Ну, все! Конец. Не вый-ти. Лежу, смотрю в небо. Там облака плывут… И думаю – какая все ерунда! И война эта, и жизнь, и смерть… Все как будто не со мной, как сон смотрю…
- Вышел?
- Чего?
- Из окружения?
- Нет! Ты что, дурак? Как бы я здесь сидел, если бы не вышел?!
- Кхм…
- Так вот… о чем это я. Фу ты черт, перебил… Я всегда считал главным историческую правду. И кажется, ошибался. Главное - миф, который создает себе каждый народ. Русские, например, считают себя освободителями. Евреи – мстителями. Неважно, насколько это соответствует действительности. Таковы их главные мифы. Русские при каждом удобном случае будут всех освобождать, проливая кровь и не спрашивая, хотят этого другие народы или не хотят. А евреи будут мстить. А революция – самое лучшее для мщения время. Вот почему так много евреев в любой революции. Вот почему Россия, когда ощущала себя освободительницей, так стремительно росла. Вот почему Германия всегда проигрывала. Нельзя победить, сознаваясь себе в том, что ты захватчик. Но сейчас все меняется… Сейчас у России вообще нет мифа. И в этом катастрофа.  Катастрофа не только для нее, но и для Украины и для всех славянских народов…
Потом они обнялись и пели свою походную:

Болванкой стукнуло по башне.
Прощай любимый экипаж.
Четыре трупа, возле танка
Украсят траурный пейзаж…

Погостив два дня, Игорь уехал в Москву, взяв с Си-бирцевых слово, что те непременно этим летом приедут с ответным визитом.               

                3

Мысль о жене пришла некстати – Сергею было не-приятно вспоминать о ней. Такая реакция даже вызвала не-доумение у него, потому что за много лет брака у них на-копилось немало счастливых воспоминаний. Они много ездили вместе и много разговаривали о том, что видели в этих поездках… Они подходили друг другу во всем, и Сер-гей не понимал: куда вдруг пропала гармония, которой с самого начала была отмечена их с Юлей совместная жизнь? Почему жена стала тяготить его – всем своим су-ществом тяготить, во всех своих проявлениях?
Когда он впервые почувствовал с нею эту тягость, то даже растерялся. Было в этом что-то неправильное, несправедливое, Юля совершенно этого не заслуживала! Он подумал, что, может быть, просто чересчур присмотрелся, притерся к ней, может, она ему поднадоела. Он знал, что такое бывает от долгой и ровной совместной жизни, его и прежде тянуло на что-нибудь новенькое, и несколько коротких связей у него, конечно, за столько лет брака было. Каждая из этих связей – он отлично помнил! – только освежала его чувства к жене. Здоровый левак укрепляет брак; Сергей на собственном опыте проверил это нехитрое мужское наблюдение и убедился в его справедливости.
Сергей знал, что неконтролируемые эмоции – плохой советчик в делах, как в рабочих, так и в личных. Он должен был понять, что с ним происходит, почему так перемени-лось его отношение к жене. Но все так запуталось, что, в конце концов, он плюнул на все жалкие попытки разо-браться в том, что с ним происходит, и попытался жить, как жил всегда, не обращая внимание на непонятную тя-гость, которой теперь сопровождалась его семейная жизнь
И это, в общем-то, ему удалось. Вернее, удавалось – до тех пор, пока он не встретил Таню.

С тех пор, как в 95-м Сергей увидел в заводской сто-ловой симпатичную длинноногую блондинку, ожидающую своей очереди на раздаче, жизнь Сергея круто изменилась: в ней появился смысл, а в глазах блеск. Он будто очнулся после зимней спячки. Бытие превратилось в поднебесный полет на внезапно возникших крыльях.
До Татьяны у Сергея, конечно, были любовные ин-трижки, но такой захватывающий роман случился впервые за последние лет тридцать. Все его прежние приключения казались ему теперь такими жалкими и примитивными, что даже вскользь не хотелось о них вспоминать.
Двадцатисемилетняя Татьяна выглядела лет на десять моложе своего паспортного возраста. Она была потрясающе интересной дамой. Обладала хорошо поставленным бархатным голосом, исключительным чувством юмора, блестящей памятью. Она разбиралась в литературе, живописи, киноискусстве. Была неплохим психологом – умела поставить себе на службу все свое окружение. Кроме всего прочего, Татьяна была чрезвычайно сексапильной. От нее буквально исходила горячая волна бьющей через край чувственности. Сибирцеву хватило одного взгляда на эту белокурую бестию, чтобы его разум опустился на ступеньку ниже.
К тому же его новая страсть была дамой оригиналь-ной и непредсказуемой. Она не вписывалась в готовые ле-кала представлений Сергея о женщинах: никогда его не ис-кала, не пыталась привязать к себе. Имея кучу друзей и приятелей, Таня всегда была востребована, а потому спо-койно относилась к редким их встречам.
Если свидание переносилось, она без обид и претен-зий отправлялась куда-нибудь с очередным поклонником, которых у нее было больше, чем навоза в хлеву. Сибирцев ревновал ее неистово, до потемнения в глазах. Он ненави-дел моменты, когда мобильник ее был отключен.
 Сергей был влюблен в Татьяну, как мальчишка. Его притягивало к ней со страшной силой. Это было не что иное, как электромагнитное и химическое взаимодействие. Какой-то французский профессор утверждал на страницах своего опуса, что запах любимого человека, его голос, при-косновение, вырабатывают в нашем организме определен-ные вещества, вызывающие блаженное состояние, сладко дурманящие ощущение парения над землей.
Сергей испытывал нечто подобное. Рядом с Татьяной он терял ощущение времени и пространства, забывал, на каком свете находится. Она, как аккумулятор, подзаряжала его свежей энергией. Сергей и дня прожить не мог, не ус-лышав Татьяниного голоса. Он шел на нее даже не физио-логически, а на запах, на ее энергетику и сексапильность, существующую на уровне прикосновения, подсознания.
Наверное, когда рядом с тобой оказывается женщина, подходящая тебе биологически, ты потянешься к ней и наплюешь на то, что в ней, возможно, что-то и не так уж хорошо. Ты боготворишь ее. Главное – энергетика, которую она излучает. Именно на нее и «клюет» твой организм. Это как в системе опознавания ПВО «свой-чужой». Встретить этого «своего» многим не удается десятилетиями, но уж если он появится, то держись: шатаются устои, рушатся прежние связи, ослабевает интерес ко всему внешнему миру. В связи с этим у тебя возникает куча проблем, а ты счастлив, ибо, наконец, обрел свое, долгожданное, родное, созданное специально для тебя, по индивидуальному заказу. И тебе абсолютно все равно, что о ней говорят другие. Потому как ты почувствовал: она – твоя половинка, необходимая тебе как воздух…
Он, конечно, оставил бы Юлю, если бы был уверен, что Таня согласится с ним жить. Но та была кошкой, кото-рая гуляет сама по себе. Одно дело – романтические встре-чи. Другое дело – рутина совместной жизни.
А потом Сергей понял, что заболел. Так бывает, когда кто-то из окружения болен, и ты думаешь, что уж твой-то организм сильный и закаленный, тебя эта банальная про-студа не возьмет. И даже не делаешь попыток предотвра-тить болезнь. Ведь ты ее не боишься. Тебе бы бежать, бе-жать подальше, чтобы не достала тебя инфекция, но ты храбро остаешься. А в одно прекрасное утро просыпаешься и чувствуешь – вот оно. Первые симптомы, Болезнь уже в тебе. И чтобы ты не делал с этого момента, все бесполезно. Болезнь развивается со страшной силой и даже хуже, чем у знакомых, от которых ты заразился.
Сергей заболел Татьяной. Она вошла в его кровь ви-русом, проникнув и оккупировав каждую клеточку его те-ла. Завладев мозгом. Завладев всем. Он отчаянно боролся, но что мог он противопоставить страсти, захватывающей его все сильнее и сильнее? Он мучился. Он злился на себя, на свою слабость.
Она была женщиной. Она выросла в уверенности, что мир принадлежит ей. Что человек рожден для того, чтобы взять от жизни все. Она привыкла протягивать руку и брать то, что хочется.
Всегда находились молоденькие девушки, которые с замиранием сердца смотрели Сергею в глаза и ловили каж-дое слово. Эти незрелые души наивно полагали, что смогут завоевать любовь бывшего подполковника и скрасить его досуг. Сибирцев от внимания и заботы не отказывался, но ему явно было не до чувств и серьезных отношений. Он  не делал никаких попыток удержать их и искренне не пони-мал, чего им нужно и почему они так печально смотрят на него.
Все эти женщины проходили стороной, не оставляя заметного следа ни в его жизни, ни в его сердце. А то, что их сердца оставались полными разочарования и неуверен-ности в себе и любви, его не волновало. До какого-то мо-мента. Вернее, до того момента, как он встретил Татьяну. Его коллега по заводу, молодая, вызывающе красивая, бук-вально сразила его на повал при первой же встрече. Когда он увидел ее, увидел эти черные, идеальной формы брови, длиннющие ресницы, окутывающие тайной голубые глаза невероятной выразительности, тонкий прямой нос, пухлые розовые губы, манящие капризным изгибом… Сибирцев влюбился. Влюбился, казалось, как никогда, за свои сорок с небольшим лет. Как мальчишка. Как бывает только в первый раз – безоглядно, без головы, без оговорок.

От жизни, может быть, осталась треть…
А ведь со мной такого не было!
Я думал, «от разлуки умереть» -
Всего лишь безобидная гипербола.
И вот, лесной не видя красоты,
Мечтаю, как тебя позвал бы в жены я.
И грежу, что навстречу выйдешь ты,
Из чащи, как богиня, обнаженная… 

На неприкрытую страсть Сибирцева Татьяна реагировала весьма сдержанно, не отталкивала, но и не приближала, держалась всегда с подчеркнутым уважением, не переходящим, однако, в подобострастие.
Сибирцев носился вокруг нее, как помолодевший в одночасье петушок. Коллеги дивились его удесятерившей-ся энергии, фейерверку идей, чудодейственной трансфор-мации вечного цинизма в мальчишеский оптимизм. Лю-бовь, как инфекция: может прятаться в каком-нибудь зако-улке души или тела, в одной единственной клеточке серд-ца, а потом вернуться. Страшно вернуться! Если любовь зацепилась в душе, это полбеды. А вот если в теле… Пло-хо, очень плохо! С душой еще можно договориться. Труд-но, но можно. А с телом – никогда! Да, любовь это самый мучительный способ быть счастливым!
 Привыкший к легким победам у прекрасной полови-ны человечества, Сибирцев поначалу не совсем понимал, почему Татьяна, муза его мечты, не спешит в его объятия. Недели сменялись неделями, месяцы складывались в года, а она продолжала держаться на почтительной дистанции. Однако это не мешало им встречаться и вести долгие за-душевные беседы.
Сибирцев читал ей отрывки из своих произведений, едва касаясь ее белокурых блестящих волос. Татьяна вни-мательно слушала, склонив голову, несмело улыбалась, а потом мягко переводила разговор в другое русло.
- Сергей, почему ты не заканчиваешь книгу?
- Не знаю, времени нет, - отмахивался он.
- Но ведь это так важно, читатели с нетерпением ждут.
При этом голос ее звучал так же тихо, как и всегда, но в нем появлялись твердые, упрямые нотки, выдававшие бурлящие глубоко внутри эмоции.
- Хочешь, я помогу тебе? Ты будешь диктовать, а я печатать? Так будет быстрее, заодно и отредактируем вме-сте.
- Зачем этим прекрасным ручкам лишняя работа? – Он касался пальцами ее запястья, она мягко убирала руки.
- Дай мне волю, и я окружу тебя всем самым лучшим, ты никогда не будешь знать ни в чем недостатка. Я сделаю из тебя королеву!
- Издательство ждет книгу уже к концу года, ты мог бы предоставить рукопись уже к тому времени. Не упрямь-ся, Сережа, давай закончим книгу!
Она почти умоляла. В огромных глазах лучились на-дежда и вера. И Сибирцев не мог устоять перед этой ис-кренней верой в него. Они садились вместе работать. Тать-яна, его муза, дарила ему вдохновение. А еще он верил, не переставая, верил, что однажды она все же уступит ему. Он принимал уважение за признаки любви, готовность помочь – за желание побыть с ним подольше.
В конце концов, сердце Сибирцева не выдержало и, как мужчина, он предпринял решающий шаг. Он решил поговорить с женой.
- Видишь ли, Юля, я встретил девушку…
- На щечке родинка, полумесяцем бровь?
- Я серьезно.
- И я серьезно. Ты хочешь, чтобы я, как в дурной мо-лодости, на дверях распиналась? Этого не будет. Ты свобо-ден.
И Сибирцев вдруг осознал, что Юля, простившая ему прошлые молодые измены, никогда не простит предатель-ства этой новой, нарождающейся гармонии совместного старения.
Но Сибирцева это не остановило. Будучи уверенным, что Татьяна просто стесняется обнаружить свои чувства, он предложил ей руку и сердце. Сибирцев ни на секунду не сомневался, что вслед за предложением последует неза-медлительное уверенное согласие и заживут они вместе долго и счастливо.
- Но, но… Сережа, я не могу…- лепетала побледнев-шая Татьяна, тревожно сведя брови-дуги на переносице.
- Не можешь? Не можешь что?
Сибирцев настолько был озадачен ее реакцией, что потерял всякую способность соображать. Он всматривался в увлажнившиеся блестящие глаза и силился сообразить, чем так обидел свою музу.
- Я не могу выйти за тебя замуж.
- Но… почему? Почему, Татьяна? Боишься сплетен? Пересудов? Это же ерунда! Главное – не это.
- Вот именно.
- Что вот именно?
- Главное не это.
- А что тогда? Татьяна, любовь моя, я не понимаю… - Он протянул к ней руки, но она отпрянула:
- Я не люблю тебя, Сергей.
Татьяна подняла на него глаза полные боли. Ей не хо-телось его ранить. Она попыталась объяснить стоящему перед ней мужчине, что между ними совершенно другие отношения.
- Я восхищаюсь тобой, я ценю твое доброе отноше-ние ко мне, я в восторге от всего, что ты делаешь, но я не могу полюбить тебя как мужа. Более того, я люблю друго-го человека. Он очень хороший, и он…
Сибирцев отшатнулся, сделав предупредительный жест: «Не продолжай!»  Сердце предательски закололо. Мир рухнул. Его отвергли! Его отвергли, как мужчину, и этим все сказано. Его муза спустилась с пьедестала и пре-вратилась в обыкновенную, пусть и очень красивую, жен-щину. Сибирцев чувствовал себя не то, что обманутым, нет, скорее разочарованным.
И он отступил. Отступил, но не забыл о нанесенном оскорблении. Это далось ему нелегко. Сибирцев прошел все муки ада, которые проходят отвергнутые влюбленные. Но он смог победить в схватке с тщеславием. Он сделал все, чтобы больше не видеть Татьяну. Сибирцев знал, что она вышла замуж, а потом… Потом она исчезла с горизон-та вовсе, звезда ее потухла для него окончательно.

…Забыть нельзя, вернуться не возможно.
Звезда любви сгорает надо мной.
Звезда любви, над грешной суетой.
Когда забыть нельзя, вернуться невозможно!..
               
               
Едва раздался тот идиотский звонок, Юля схватила трубку. Потом она долго слушала, блуждая взглядом по кухне, затем глаза ее нацелились на ванную комнату, где находился муж и начали нехорошо темнеть.
- Спасибо, я учту вашу информацию, - холодно обор-вала она чью-то неслышимую скороговорку и повесила трубку.
- Что случилось? – крикнул из ванной Сергей.
- Ты не догадываешься?
- Нет. Ванек набедокурил?
- Нет, не Ванек набедокурил, а ты, любимый, набля-докурил!
- Ну, ты… - только и вымолвил Сибирцев, почти ни-когда не слышавший от жены неприличных выражений. – А в чем, наконец, дело?
- Дело – наконец! – вот в чем: звонила какая-то не-нормальная и сообщила, что ты любишь другую женщину.  И что я не имею права препятствовать вашему счастью…
- Бред какой-то! – совершенно искренне возмутился Сибирцев. – Действительно, ненормальная! Кто же это мог быть? А-а, ну конечно… - Он звонко хлопнул себя по лбу. – Я тут одну недавно уволил, она просто мстит…
- Ты уволил Татьяну? – усмехнулась Юля.
- Не-ет.
- Уволь, пожалуйста, или я уволю тебя, любимый!

Сергей вылез из ванны, посмотрел на себя в зеркало: «Да… Волосы покрылись сплошной сединой. И пузцо, однако… Герой-любовник, твою мать». Натянул на влажное тело банный халат и поплелся в койку отсыпаться до следующего утра.

                4

Ну вот и все – вышла в тираж, думала Юля. Сибирце-ву всего пятьдесят – «еще», а ей в ее сорок пять – «уже».
Странно, как она не заметила перемен в поведении Сергея… А ведь они уже лет сто не ездили вместе на от-дых, не ходили в театр, парк или ресторан. Праздники от-мечали в кругу общих знакомых, скучно и безлико, с по-вторяющимися из года в год анекдотами, тостами и песня-ми. Сибирцев давно уже не делился с ней своими рабочими проблемами, не интересовался ее делами. Дежурные фразы о хозяйстве. Вялый супружеский поцелуй в щеку. Говорят, брак разваливается тогда, когда супругам нечего сказать друг другу за завтраком.
Когда же они спали в последний раз? Вернее, спят-то они до сих пор. Именно спят, ибо в последний раз Сибир-цев проявлял к ней сексуальный интерес месяцев восемь назад. Да и то сексом эту мышиную возню можно было на-звать лишь с большой долей условности.
Секс давно у них с Сибирцевым превратился в суп-ружеский долг, а затем и в справление нужды. Никакой любви, игры, обольщения, никаких прелюдий и даже ми-нимальных ласк, никаких поцелуев и лживых комплимен-тов. Чистая механика, напористая и торопливая, как с на-дувной куклой.
В этом контексте появление на их семейной арене любовницы было, пожалуй, явлением закономерным.
Любит ли она Сибирцева? Пожалуй, еще любит, но уже не так, как раньше. Она привыкла к нему, к статусу замужней женщины. Остаться одной Юле страшно. Не просто страшно – жутко. Но и жить с ним, как раньше, она тоже не может. Разрушилась стабильность. Теперь ее будет преследовать вечный статус: уйдет или останется? Что же ей делать?

Традиционно принято считать, что женщина может быть либо замужем, либо нет. Третьего не дано. Замужние дамы носят обручальное кольцо, словно это какой-то орден Славы, а не простая безделушка из золота триста восемьде-сят пятой пробы. Незамужнюю же мадам (вернее, мадемуа-зель, хотя к девушке «за тридцать» это слово уже не под-ходит) можно всегда узнать по идеальному макияжу, без которого она не выйдет даже к мусоропроводу. Мало ли кто там будет курить!
Первые относятся ко вторым с некоторым снисхож-дением, но в душе побаиваются какой-нибудь скрытой ата-ки на мужей. Мало ли что! Вторые презрительно пожима-ют плечами и говорят: «Да если бы я только захотела, то была бы замужем через пять минут! Я просто слишком разборчива!», хотя на самом деле их волнует только один вопрос: и что он в ней нашел?! Риторический вопрос, как вы понимаете. И, конечно, незамужние дамы в каждом симпатичном мужчине младше семидесяти лет пытаются разглядеть Большую Любовь.
И пусть отсохнет язык у той, кто скажет, что ей безразлично замужество! Конечно, если в твоем паспорте стоит штамп во всю страницу, а на правой половине кровати еженощно храпит усталый, немного полноватый и начисто утративший охотничий азарт представитель мужской половины человечества, можно уже расслабиться и сказать, что замужество – совсем не панацея от всего на свете. Женщины, пережившие несколько браков и разводов, уже относятся к маршу Мендельсона гораздо спокойнее. Эти все повидавшие дамы знают, что мужчина, приносящий вам на блюдечке золотое кольцо, совершенно не стремится уменьшить количество ваших жизненных проблем. Даже скорее наоборот. У мужчины имеется совершенно четкий план, как усложнить, омрачить вашу жизнь, до краев наполнить ее скучными, рутинными обязанностями.               
               
                5

Он любил уезжать, улетать, уплывать. Ему нравилось подолгу не бывать дома, а затем наслаждаться возвращени-ем, ощущать, что тебя ждали, тебе рады. В отъезде можно почудачить, а вернувшись, вновь стать если не примерным, то, во всяком случае, терпимым семьянином.
Последнее время Сибирцева все чаще посещали две навязчивые идеи.
Первая была связана с детством. Это туристическая поездка по Волго-Балту и Волге на теплоходе. По этому маршруту он уже путешествовал в детстве, когда отдыхал во Всероссийском пионерском лагере «Орленок» на Чер-номорском побережье. Теперь же, в зрелом возрасте, вновь хотелось пройти этим путем. Нет, на море он не хотел, так как за двадцать лет жизни на Украине объездил весь Крым, да и от моря не получаешь той полноты эмоций, что при поездке по великой русской реке с посещением древних городов. Речной круиз позволяет совместить путешествие по нескольким городам и комфорт современного теплохо-да. Круиз – это непередаваемое ощущение, когда перед то-бой проплывают нетронутые леса и старинные церквушки, а ветер приносит на палубу запах полевых трав. Душа про-сила простора.
Вторая – это встреча с друзьями детства и юности. С появлением Интернета удалось разыскать многих из них, казалось навсегда исчезнувших. Ко всем съездить было не-реально – где столько денег взять? А вот разработать мар-шрут, которым бы охватить наиболее родные и значимые места, а так же посетить лучших друзей, живущих там, - это было вполне выполнимым.
Так же была необходимость найти издателя для новых рукописей. При общении с Колей Чаплыгиным выяснилось, что его дочь работает главным редактором в известном журнале, и может оказать содействие в решении этого вопроса. Коля, прочитав рукопись первого романа, восторженно отозвался о нем и пообещал лично содействовать его изданию. У Сибирцев появились небезосновательные надежды, так как Николай был не последним лицом в правлении «ЛУКОЙЛа».
Весной 2009 года от Чаплыгина пришло радостное сообщение, что Питерское издательство «Columbus» гото-во заключить договор на издание пилотного тиража рома-на.
Условия договора оказались, прямо скажем, кабаль-ными, но Сибирцев не на минуту не сомневался в его под-писании, так как книгу он создавал не ради денег, а по ду-шевной необходимости выплеска накопившихся за долгие годы эмоций. И вот его мечта нашла свое воплощение.

В марте Сибирцев выехал в Питер. Северная столица встретила его, как всегда ранней весной, свинцовым небом и моросящим дождем.
- Ну что за необходимость была у Петра строить сто-лицу на болоте? – недовольный «гнилой» погодой, посето-вал в очередной раз на бывшего государя Сибирцев.
На Невском он сел на троллейбус идущий на Петро-градскую сторону.
Главный проспект Питера, в отличие от показной яр-кости центра Москвы, был каким-то провинциальным, как будто волны капиталистической перестройки обошли сто-роной город трех революций. Лишь аляповатая реклама, да несуразные бигборды вдоль проспекта напоминали о том, что «в датском королевстве не все в порядке».
Сибирцев отметил, что конные скульптуры на Аничковом мосту, как и три года назад, стоят неухоженными и мрачными, а Гостиный Двор явно требует капитального ремонта. И лишь новизна позолоты купола Исакия, свежесть лепнины Зимнего, да дворцы стрелки Васильевского острова в лесах, порадовали глаз и дали надежду на скорое возрождение великого города.
Остановиться Сибирцев решил у маминого брата, дя-ди Феди. Проехав Дворцовый мост и Малую Неву, он вы-шел на Большом проспекте. Завернул на улицу Красного курсанта и оказался у знакомого с детства подъезда.
На звонок, дверь открыла тетя Полина.
- Ой! – вскликнула она, схватившись рукой за сердце, - Сереженька… ты?!.. Ну что же ты стоишь, заходи… Фе-дя, Сережа приехал…
Из комнаты, шаркая по полу тапочками, вышел дядя Федя.
- Ну, генерал, или кто ты там сейчас, проходи… про-ходи… Надолго к нам, или так, проездом?
- Да что ты старый пристал с расспросами, не видишь человек с дороги. Проходи, Сереженька. Будь как дома. Да, в общем-то, ты дома и есть, - незлобно заворчала на дядю тетя Поля.
Детей у дяди Феди не было, поэтому любимого пле-мянника, он всегда считал за сына.
- Ты располагайся, а я сейчас… - послышался от две-рей его голос.
Хлопнула дверь.
- Куда это он? – спросил Сергей.
- Куда, куда, а то ты не знаешь? За пивом, куда же еще. Видишь, бидончик взял.
Дядя не признавал бутылочного пива.
- Замучил он меня, Сереженька. Каждый день во хме-лю. Поговорил бы ты с ним, - жаловалась тетка.
- Поговорю, поговорю.
- Сегодня уж посидим за встречу, а завтра ни… ни… - продолжала тетя Поля.
Приняв душ и переодевшись, Сергей позвонил в Мо-скву Коле Чаплыгину. Тот сообщил, что завтра Сибирцева ждут в час дня в издательстве. Примет его главный редак-тор.
Когда ополовинили привезенную Сергеем «горилку» и закрепили ее питерским пивом, у дяди Феди, как всегда, развязался язык. Сначала он вспомнил оборону Ленингра-да, а затем, понес какую-то ахинею, что он «гопник» и трижды герой города-героя Ленинграда…
Поняв, что это на долго, Сергей решил прогуляться по городу и вышел на улицу.
               
                6

Ровно в час дня Ольга вошла в приемную.
- Привет Нина! Мне на час назначено.
- Ага, - ответила секретарша, - проходи.
- Здравствуйте Владимир Эдуардович!
- Привет, заходи, садись. Как дела?
- Идут.
- Хорошо выглядишь.
- Спасибо Владимир Эдуардович, мне сказали, что новый автор…
- Да-да, вот только он опаздывает.
- Он из провинции?
- С Украины. Книжка – не оторваться. Грамотно про-пиарить – бестселлер будет точно. Это такой авантюрно-авобиографический роман. Мужик с невероятной судьбой.
Позвонила секретарша, что новый автор прибыл.
- Пусть войдет!
Кабинет был огромный. Ольга оглянулась и застыла в изумлении – в дверях появился… Сергей Сибирцев. Ольга мгновенно узнала его, хотя он здорово изменился. Она онемела.
Владимир Эдуардович встал ему на встречу.
- Здравствуйте, Сергей! Заходите, заходите, садитесь, чай, кофе?
- Благодарю. Не стоит. – Он окинул взглядом Ольгу, вполне мужским, оценивающим, но явно не узнал ее. Стало немного легче.
Он сел как раз напротив нее.
- Вот, Сергей, познакомьтесь, это ваш пиар-менеджер Ольга Веселовская. Оль, а это Сергей Николаевич Сибир-цев.
- Бога ради, без отчества, - улыбнулся он. – Просто Сергей.
Он не узнает меня, облегчение боролось с обидой. И хорошо. И не надо!
- Так, я должен на десять-пятнадцать минут вас поки-нуть. Вы пока побеседуйте. Оль, скажи Нинке, пусть конь-яку подаст, - выходя из кабинета, распорядился Владимир Эдуардович.
- Благодарю, но спиртного я не буду, а вот минераль-ной воды я бы выпил.
- Минутку. Нина, можно минералки?
- С газом или без?
- Вам с газом?
- Да, и со льдом.
Он говорил, как человек привыкший отдавать четкие указания.
Чтобы не сидеть как дура, Ольга решила взять ини-циативу на себя. Обо всем подумаю вечером, сейчас это только работа.
- Скажите, Сергей, что заставило вас взяться за книгу  и чего вы хотите на этом пути? Стать профессиональным писателем?
- Не думал пока. А написал я ее за две зимы, - невоз-мутимо ответил он. – Делать было нечего, вот я и решил…
- Мне надо прочитать вашу книгу и тогда план ком-пании будет ясен. Как я поняла, книга в большей степени автобиографическая?
- На семьдесят процентов. А что, вы читаете все кни-ги, которые пиарите?
- О нет! Но тут другой случай.
- Почему?
- Ну, хотя бы в силу этих семидесяти процентов!
- Мне нравится ваш подход, думаю, что сработаемся. Вот вам мой телефон, как прочтете, звоните.
- А вы надолго в Питер?
- Завтра, я еду на пару дней на родину в Вытегру, за-тем через Москву домой в Кривой Рог, но как только будет необходимость, я тут же вернусь.
Она сцепила зубы, чтобы не выдать своего волнения.

 Ольга была в состоянии полнейшей растерянности. Может, это судьба, что он принес книгу именно в наше из-дательство и именно меня прикрепили к нему? И хорошо, что он меня не узнал, ему было бы неприятно вспомнить, как когда-то походя, без любви, лишил невинности моло-дую девчонку… А вдруг книга отвратительная? Что ж , а может это и к лучшему… Но до чего же он хорошо выгля-дит! Даже лучше чем тогда, тридцать лет назад. Ему за пятьдесят, эта седина, голубые глаза, чуть хищная улыб-ка…
Ольга зашла в редакцию.
- Анна Евгеньевна, я к вам за рукописью Сибирцева.
- Ты его будешь вести?
- Да.
- Тебе как лучше, диск дать или распечатку?
- Распечатка есть?
- Есть. Вот, в синей папке возьми.
- А вы уже прочли?
- Да.
- И как?
- Понимаешь, интересно, жуть. Подредактировать, конечно, надо, но не катастрофа. Думаю, пойдет на ура. Понимаешь, в этом есть что-то настоящее. Он не мудрствует лукаво, а просто пишет о том, что с ним было, ну и присочиняет, конечно. Кстати, как начинает присочинять, сразу хуже, но читатели вряд ли заметят. Короче, это, конечно, автор одной книги. Он ни в коей мере не сочинитель. Кстати, постарайся это ему объяснить. Заключат с ним договор на пять книг сразу! А он либо опозорится со второй книгой, либо найдет негра. И ничего хорошего все равно не выйдет.
- Ну, я не думаю, что он стремится в писатели. Он эту книжку писал от нечего делать.
- Да ты что!
Ольга доложила редактору о разговоре с новым авто-ром.

Ей нетерпелось начать читать. Вот интересно, он что-то написал о ней? Она рассчитывала почитать в метро, но в вагоне было слишком много народу, всю дорогу пришлось стоять.
Дома она решила поесть, а потом уже браться за чте-ние. А позвоню-ка я Лариске, пока пекутся баклажаны.
- Лар, это я.
- Ты на работе?
- Я тебе сейчас такое расскажу…
- А что случилось?
- Мне сегодня дали нового автора.
- Кого? Я знаю?
- Как автора точно не знаешь.
- А как кого знаю?
- Ну, ты о нем много слышала…
- Слышала вообще или слышала от тебя?
- От меня и вообще… ты его знаешь…
- Ольга, ты зачем меня интригуешь?
- Интересно, угадаешь ты или нет?
- Ладно, попробую, - включилась в игру Лариса. – Он известный автор?
- Нет. Это его первая книга.
- Да, главный вопрос, это мужчина или женщина?
- Мужчина.
- Молодой?
- Зрелый.
- Ты с ним раньше была знакома?
- Была… и ты тоже.
- Олька, неужто Сибирцев?
- Фу, как ты быстро угадала.
- Олька, это правда?
- Чистейшая!
- А вы как встретились?
- В кабинете у Вовы. Но он меня не узнал!
- Ни фига себе… Ты уверена?
- На сто процентов
- Ты расстроилась?
- Наоборот, обрадовалась.
- Понимаю, так интереснее. Но с чего он решил по-даться в писатели? Ты ж говорила, что он служит на Даль-нем Востоке.
- Ничего не могу тебе сказать, пока не знаю.
- Круто! Олька, как романтично! Сюжет – зашибись!
 - Да, у меня аж дух захватило!
- Но как же он мог тебя не узнать?
- Да он на меня и внимания никакого не обращал, к тому же я сейчас блондинка, и вообще, мне тогда было ше-стнадцать. А ты можешь вообразить, сколько баб у него было за эти годы?
- И тебе ни на секундочку не было обидно?
- На полсекундочки.
- Да, подруга… И где же он сейчас?
- Вообще или в настоящее время?
- Так и так?
- Живет на Украине, сейчас в Питере, завтра едет в Вытегру.
- Опа! А давай хохму устроим, смотаемся в Вытегру и встретим его на вокзале! Тем более, что я давно уже у ро-дичей не была.
- Нет, так резко нельзя, может не понять. Мы его из-мором возьмем…
- Ну что же, валяй, и держи меня в курсе…

Книга захватила ее с первых страниц, в ней было что-то настоящее. Было и о них. Как они встретились в лесу на лыжах во время зимних каникул: курсант и студентка по-лиграфического техникума. Как неделю встречались в Вы-тегре, а затем три дня жили в Питере, в гостинице «Ок-тябрьская». По описанию, отношения их скорее напомина-ли романтическое приключение, чем серьезные взгляды на будущее.
В книге было много о войне и нелегкой службе офи-церов в приграничных районах. Из любовных приключе-ний она поверила только про первую любовь. Тем не ме-нее, книга читалась на одном дыхании.
Ольга посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. Позвонить ему сейчас? Еще не очень поздно. Она ужасно хотела услышать его голос. И она набрала его мобильный номер. Он откликнулся мгновенно.
- Сергей? Это Веселовская из издательства.
- Ольга?
- Да, Сергей. Я прочитала книгу и готова завтра с ва-ми встретиться.
- Вам понравилось?
- Не обижайтесь, мне понравилось ровно на семьде-сят процентов.
- Почему?
- Чувствуется разница между правдой и вымыслом.
- То же самое мне сказала редактор.
- Сергей, поверьте, книга вообще замечательная, она такая романтическая, увлекательная, но…
- Но что?
- Я бы кое-что поменяла. Например, убрала бы всю политику и очень уж безнадежный финал.
- Я подумаю.
- Отлично. Но, впрочем, вы вполне можете оставить все, как есть. И не обижайтесь на меня.
- Нет, нет, какие обиды… Простите, Ольга, я сейчас не могу говорить. Значит, встречаемся завтра в три, обедаем и обсуждаем все подробно. А поездку в Вытегру я отодвину на более поздний срок.
Так! И что сие означает? Он желает обедать со мной вдвоем? Собирается меня клеить? Завтра я должна иметь первые прикидки по изданию книги и для ведения пиар-компании. И тут, слава Богу, есть за что зацепиться. И Ки-тай, и Монголия, и Афганистан, «оранжевый» переворот на Украине и, главное, портрет автора на обложке. Любой ку-пит с восторгом. Еще бы! А ведь странно, я не испытала какого-то сверхсмятения… Если бы мне кто-то сказал, что в издательство придет Сибирцев, я бы сошла с ума, навер-ное… А так… Нет, смятение было и даже еще есть, но это не торнадо… Ну и слава Богу.

В половине третьего у Ольги зазвонил телефон. Сер-гей.
- Ольга? Сибирцев. Я в три жду вас на крыльце.
- Хорошо.
Она побежала в туалет поправить макияж и прическу. И ровно в три вышла на крыльцо.
- Привет, Ольга.
- Добрый день, Сергей.
- Какой ресторан тут лучше, вы в курсе?
Подтолкнуть судьбу? Порекомендовать «Шинок», где мы с ним были тридцать лет назад? Тогда там была блин-ная.
- Я не была нигде, кроме «Шинка», - выкрутилась она, чтобы сохранить ему возможность выбора.
- Обожаю украинскую кухню. Пошли.
Он вдруг очень пристально посмотрел на нее.
- Ольга, а мы раньше нигде не встречались.
- Раньше? Нет.
Сердце у нее при этом оборвалось. Черт знает, как еще повернется, если он узнает, кто она такая.
- Смотрю на вас, и кажется, будто в прошлой жизни мы встречались. Веселовская ваша девичья фамилия?
 - Нет, это по мужу. А девичья фамилия у меня Сам-кина, - она назвала девичью фамилию Ларисы.
- Самкина? Знакомая фамилия. А вас что-то связыва-ет с Вытегрой?
Нет, Сергей, поверьте. У меня прекрасная память на лица, да и у вас достаточно запоминающаяся внешность, я бы точно вас не забыла.
- Ну, хорошо, вы меня успокоили.
Ольга засмеялась.
- Я голодная. Идем быстрее.
В ресторане все было прекрасно. Борщ – чудо!
Сергей велел официанту не спешить со вторым блю-дом.
- Я вот спросил себя вчера, хочу ли я еще писать? И ответил себе – пока нет. Поэтому не надо делать из меня писателя. А ресторан и вправду отличный, давно не ел та-кой вкуснятины. И обстановка приятная. Ольга, а с кем вы тут были?
Ольга растерялась… Сказать или нет?
- С мужем, когда еще замужем была.
- А почему развелись?
- Ой, это скучно, - поморщилась Ольга. – Давайте лучше детально обговорим все позиции по книге, чтобы  мне было с чем идти к начальству.

- Ольга, куда вас отвезти? Домой? – вскоре спросил Сергей, давая понять, что их встреча закончилась.
- Нет, мне еще надо на работу! – испугалась Ольга, ведь она жила напротив того общежития, где в юности был у нее Сергей.
- Но рабочий день уже кончился.
 - У нас он плохо нормирован.
- Ольга, а где вы живете?
- Я? – помертвела она. – На Петроградской.
- О, а я на Красного курсанта. Так нам рядом. Давайте я подожду.
- Нет, ни в коем случае. У меня еще дела.
- Ну что ж… В таком случае… Я завтра  уеду. Буду вам звонить. Спасибо за чудесный обед… Мне было очень интересно и приятно.
- И вам спасибо. Всего доброго, Сергей.
Сергей сам себя не понимал. Чем его так привлекла эта Ольга? Вроде ничего особо примечательного, видали и получше. Кого-то она ему напоминала… но он не мог по-нять кого. И еще она явно что-то темнит, врет… Надо бу-дет о ней узнать побольше. Недаром мне все кажется, что когда-то я ее знал. Ольга Веселовская… в девичестве Сам-кина... Ну, что она Ольга Веселовская, в этом нет сомне-ний, мне ее так представили в издательстве. Все остальное нуждается в проверке. Ольга… не такое уж редкое имя… Я припоминаю по крайней мере четырех… Да всех разве упомнишь… Самкина… Лариса… Точно! Рыжая бестия из поселка, соседка по площадке у Анны Михайловны! А под-ружка у нее была Ольга. Как же у нее фамилия?.. Водопья-нова?... Нет… Что-то связано с похмельем… Не вспом-ню… Зима конца семидесятых, отпуск в Вытегре… Точно, это она! Но она не была блондинкой, хотя на лицо похожа. Кажется, мы даже пытались быть вместе, но она оказалась девочкой, и у нас ничего не получилось…
Утром Сергей автобусом уехал в Вытегру.

А в апреле случилось непоправимое. Сидя за компь-ютером и войдя в «Мой мир», Сергей вдруг заметил на фо-то Коли Чаплыгина какое-то пятно. Сначала он не придал значения этому, ведь позавчера они общались в «он-лайн» и Коля поздравил его с выходом пилотного тиража книги. Лишь когда Юля, заглянув ему через плечо, увидела эту полосу, он открыл страницу Чаплыгина. Угол фотографии пересекала черная полоса.
- Кто же это так шутит, - подумал Сергей, - офонаре-ли совсем.
Решив внести ясность, он набрал номер Колиного телефона. После долгих гудков ответил незнакомый голос.
- А папы нет.
- Да я, в общем-то, не к нему. Открыл «Мой мир», а там на его фото какая-то полоса. Что все это значит?
- Он умер… сегодня утром… сердечный приступ…
Это был шок! Ну, почему так несправедлива жизнь? Тридцать два года мы не виделись, наконец, нашлись, вот-вот должны были встретиться, и вдруг – бац… и все… и ничего больше не будет… никогда…. Все…. Первый по-шел, - стучало молоточками в висок, - А может уже не пер-вый, ведь многих он так еще и не нашел?
На похороны Сибирцев не попал. Причина проста – это ****ская украинская нищета последних лет, когда даже не можешь проводить в последний путь друга.


                7

После ухода из жизни Коли Чаплыгина, Сергей, сми-рившись с тем, что на дальнейшем издании книг, очевидно, придется поставить крест, сосредоточился на воплощении в жизнь второй своей мечты: совершить круиз по Волге и Волго-Балту с посещением родных и значимых для себя мест и, по возможности, навестить как можно больше  дру-зей детства и юности, увидеть, наконец, своих немногочис-ленных родственников…
Зайдя в Интернет, он подобрал рейс и заказал билет. Маршрут разработал так, чтобы в начале июня быть в Вы-тегре на серебряной свадьбе у Гринягиных.
Дальше шли речные круизы по Волго-Балту и Волге, предусматривающие встречи с однокурсниками по воен-ному училищу: Серегой Петуховым в Питере, Саней Сму-галовым в Москве, Цепой и Хомой в Нижнем, Черным в Ростове, Степанько и племянниками в Волгограде.
Пятого июня он выехал поездом в Москву. Столицу Сибирцев не любил из-за ее суеты, поэтому, не задерживаясь, переехал с Курского на Ярославский вокзал. Взяв билет на Вологду, он позвонил Смугалову. Александр звонку очень обрадовался, однако в этот день, как назло, его проверяла налоговая (после выхода на военную пенсию он имел свой бизнес) и он задерживался.
- Ты где находишься? – взволнованно спросил Алек-сандр.
- На второй платформе Ярославского, отправление через час, тринадцатый вагон.
- Жди, мой офис на Арбате, минут через двадцать обязательно буду.
Подали состав. Сибирцев нервно прохаживался в го-лове поезда и внимательно вглядывался в хлынувший на посадку поток пассажиров.
«Узнаю или нет? Все же тридцать пять лет прошло», - с тревогой думал он, буквально впиваясь глазами в каждо-го проходящего мужчину лет пятидесяти.
И все же Александра он пропустил.
Через полчаса прозвучал вызов мобилки:
- Ну, где ты? Я у тринадцатого вагона.
- А я у первого. Стой там, иду.
Сергей схватил сумки и быстрым шагом направился в хвост состава.
На перроне, в толпе показался знакомый образ.
«Вот он! Точно, он!!» - ударило в голову.
Саша тоже узнал его, взмахнул рукой и поспешил на встречу.
«Да он совсем не изменился, как же я его пропус-тил»?- мелькнуло в голове Сергея.
Оставалось каких-то метров двадцать, Сергей поста-вил сумки и бросился в объятия друга.
Вот он, - момент истины! Дальше все было уже не важно. Они о чем-то говорили, перебивая друг друга, фотографировались, обнимались и пожимали руки. Слова, в общем то были не нужны, они общались душами, мыслями, глаза в глаза.
Информацию об отправлении поезда не услышали, и лишь когда проводница взяла Сибирцева за рукав, тот, пя-тясь задом, зашел в вагон, забыв про багаж.
Состав тронулся и Смугалов, вдруг опомнившись, бросился его догонять, закинув на ходу сумки Сергея в ва-гон.
Так сумбурно-волнительно и памятно произошла встреча с первым однокашником.

В Вологду поезд прибыл рано утром. До отправления автобуса на Вытегру было еще три часа, и Сибирцев решил разбудить Любу. Трубку взяла тетя Ася, мама подруги юности. Спросонья она долго не могла понять, кто и зачем их беспокоит в такую рань. Когда же, наконец, узнала Сер-гея и поняла, что тот находится проездом на родину в Во-логде, сначала, от неожиданности, замолчала, а потом вдруг сказала, что встретиться сейчас они не могут, так как они находятся на даче в шестидесяти километрах от горо-да. Предложила увидеться на обратном пути.
Сибирцев переживал из-за невозможности такой дол-гожданной встречи: «Что делать? У каждого свои заботы. Да и столько лет прошло. Видать – не судьба».
На вокзале произошла еще одна неувязка. Взяв в кассе билет на автобус, Сибирцев заправил мобилку через автомат. Чек положил в карман. Затем, решив, что чек ему не нужен, выбросил его в урну. При посадке он не спешил, ждал, когда разместятся в салоне пассажиры. Контролер, посмотрев на билет, вдруг недоуменно вернула его. Это был чек на пополнение счета телефона. Сибирцев вывернул все карманы, но билет как в воду канул. До отправления оставалось пять минут. Сибирцев убеждал контролера, что билет он брал, это можно проверить в кассе и что на его месте никто не сидит. Но та уперлась: «Или берите билет или выходите». Можно, конечно, было разобраться, но автобус уже уходил, а следующий рейс только вечером и Сибирцев, скрепя сердце, взял еще один билет (а стоил он недешево). Настроение безнадежно испортилось. Да, не радостно встречала родина его. И лишь позже в пути, успокоившись, он понял, что выбросил в урну вместо погашенного телефонного чека, похожий на него как две капли воды, действующий автобусный билет.
«Обидно, конечно, но пусть это будет моим самым большим огорчением», - примирившись с недоразумением подумал Сибирцев и закрыл глаза.
Автобус шел девять часов с одной остановкой в Ли-пином Бору. Дорога была отличной, сравнима с европей-скими автобанами, не понятно, для какой цели построена в этой глубинке. Ведь на протяжении всех ее двух сотен ки-лометров попалось лишь пять встречных машин и три-четыре маленьких полуразрушенных деревушек.
«Это сколько же миллионов здесь закопано?» - удив-лялся Сибирцев успехам российских дорожников, вспоми-ная вдрызг разбитые дороги Кривого Рога, да и всей Ук-раины.
Справа промелькнула стела, автобус въехал в родной Вытегорский район. Как всегда, чувства в этот момент обострились. Глаза буквально впивались в проплывающий за окном хвойно-лиственный лес. Все здесь казалось дру-гим. И ели выше и гуще, и сосны стройнее и величавее, и березы нежнее и задумчивее. Солнце ярче, а трава зеленее. И весь его организм, измученный многолетней ностальги-ей, вновь оказавшись в родной стихии, по капле, по глотку, с наслаждением впитывал в себя живительную энергию родной земли.
Его уши ласкал уже подзабытый окающий с переливами говорок попутчиков-земляков. Разговоры шли на житейские темы. Бабы «перемалывали кости» какой-то Фекле, что «крутит хвостом» и совращает всех мужиков в деревне. А мужики уединились на задних сиденьях и с серьезным видом обсуждали перспективы на новый урожай. На самом деле это было лишь прикрытием для распития, спрятанной от баб, бутылки водки.
На душе стало хорошо. Так хорошо бывает лишь то-гда, когда после долгой разлуки, вновь переступаешь порог отчего дома.
Дремоту уже давно как рукой сняло. Проехали Белый Ручей, Девятины, Белоусово. При советах сюда ходил рей-совый автобус из города. Слева виднелся Волго-Балтийский канал, по которому длинной цепочкой вытя-нулся караван огромных сухогрузов и нефтеналивников река-море.
Проехали Шестово, дачный поселок, где в детстве и юности объездил на велосипеде каждую тропинку, обры-бачил каждый заливчик и заводь.
Пригород. Промелькнули новостройки Архангель-ского тракта, Пять углов, и автобус остановился на цен-тральной площади.
«Выйду у Северского моста», - решил Сергей, но в последний момент, когда автобус уже продолжил движе-ние, увидел в окно стоящего на остановке Гринягина.
- Стой! Стой! – закричал он водителю, - я здесь вы-хожу!
- Ты чего, с дуба упал? – возмутился шофер, - здесь остановка запрещена. Едем до автостанции.
Сибирцев, не слушая его, колотил кулаками в дверь.
Шофер, матерясь, остановил машину у клуба Речни-ков.
Сибирцев, схватив сумки, выпрыгнул на улицу и бы-стрым шагом  направился назад к остановке. Он видел, как Гринягин расспрашивает сошедших с автобуса пассажи-ров.
«Меня ищет»,- радостно подумал Сергей.
- Эй, Гринягин, я здесь! – крикнул он.
Саша обернулся, узнал Сибирцева, и друзья броси-лись в объятия.
Наученный горьким опытом Вытегорских застолий, Сибирцев знал, что все запланированные дела надо решать в первые день-два, на трезвую голову, потому как такие встречи, как правило, незаметно перерастали в затянув-шуюся до самого отъезда пьянку.
Знать то он знал, но на практике это почти никогда не получалось. Поэтому, на первую же попытку Сани зайти в магазин за водкой, он ответил твердым отказом:
- Нет, Саня. Сначала в баню к Анюте, давно я в пар-ной не был; затем, на кладбище - к отцу и в Мегру, к те-тушке – святое дело проведать и помянуть родню; решу кое-какие вопросы в банке, а вот потом, можно и в мага-зин. Хотя, зачем в магазин? Все свое вожу с собой. Я же вам украинской горилки привез.
Александр, с планом Сибирцева согласился, с усло-вием, что горилку необходимо распробовать прямо сейчас.
В общем, худо-бедно поставленные задачи были ре-шены: на кладбищах побывали и не раз, отдав сыновний долг, в бане парились почти каждый день, а с банком не заладилось, и Сибирцев оставил этот вопрос на следующий приезд.
На шестые сутки застолий с друзьями, когда про-спиртованный вконец организм начал давать сбои, когда оглушенный Бахусом мозг отказывался управлять телом, а опухший, как колода, язык, мог произносить только шипя-щие буквы алфавита, раздался спасительный телефонный звонок:
- Сергей Николаевич, ну где вас носит!?.. Я уже  не-делю не могу вас найти!
- А кто это? – глухим шепотом, с трудом раздвигая опухшие губы, спросил невнятно Сибирцев.
- Это Ольга Веселовская. А вас я совсем по голосу не узнаю. Вы что, заболели?
- Да, Ольга, заболел, и очень сильно. Короче, в осадок выпал.
- А где вы?
- В Вытегре.
- Ну, понятно, это надолго… Сергей Николаевич, во-прос очень серьезный, вам срочно надо быть в издательст-ве. Есть возможность продолжить сотрудничество и под-писать договор на издание второй книги. Да и, в конце концов, вы просто подводите меня… Может, приехать за вами?..
- Олечка, спасибо за беспокойство, никуда ехать не надо, не волнуйтесь, я все понял, завтра выезжаю.
- Анюта! – крикнул он с постели, - топи баню, завтра уезжаю, надо быть, как огурец.


                8

Четырехпалубный красавец «Михаил Ломоносов» от-свечивая белизной в лучах яркого июньского солнца, вели-чаво покачивался, пришвартованный у причала Вытегор-ской пристани. Разрозненные группы туристов неспеша возвращались с обзорной экскурсии по районному центру. До отправления  еще было время и пассажиры, пользуясь случаем, разбрелись по киоскам и палаткам на привокзаль-ной площади. Интересовались, в основном, предметами народного творчества: от красочных деревянных матрешек с лицами государственных лидеров и берестяных лаптей, до огромных ветвистых, покрытых лаком, лосиных рогов.            
Однако большинство экскурсантов шли к стоящей неподалеку подводной лодке, естественно удивляясь, как могла такая огромная океанская субмарина оказаться здесь, в северо-западной глубинке?
На скамейке возле здания Вытегорского речного пор-та сидели двое мужчин и женщина: Саня Гринягин и Аню-та Батенкова провожали Сергея Сибирцева на Питер после его очередного вояжа по родной Вытегории.
Правильнее было бы ехать автобусом, но на один не было билетов, а следующий шел аж через сутки.
Идея подсесть на проходящий через Вытегру тури-стический теплоход Сергею понравилась, тем более что она полностью совпадала с его желанием совершить реч-ной круиз.
По кругу ходила бутылка вина. После недельного за-гула беседа не клеилась.
Послышался нарастающий звонок мобилки.
- Это Лена, - сказал Саня, включая телефон на прием.
- Ну, где вы там? На автостанции уже? – взволнован-но спрашивала жена Александра.
- Да какая автостанция. В ментовке, в обезьяннике сидим, - неожиданно выдал Саня.
- Где?!
- В ментовке, - подмигнув, продолжал Саня.
Сергей, ухмыльнувшись, промолчал. Ему было все-таки немного обидно за то, что Елена предпочла его про-водам корпоративную вечеринку на берегу Онежского озе-ра.
- Не ври! – неуверенно возразила супруга.
- Че врать-то, слышишь?.. – Саня нагнулся, подобрал небольшой камень и постучал им по металлическому по-ручню скамейки, - по решетке стучу.
- А Серега где? Дай ему трубку.
- Он по-соседству. Сейчас попробую. Эй, сержант, передай трубку соседу, - продолжал хохмить Саня и сунул трубку Сергею.
Сибирцев отрицательно замотал головой, не желая включаться в игру.
- Не разрешают, - жалостливо ответил Саня.
- А за что взяли?
- Говорят, пьяные и Серега без регистрации.
- Ну, козлы!
- Точно, козлы! – поддержал супругу Гринягин.
- Да не менты, а вы! Как вы надоели мне за эти дни, – заверещала Елена, - уже уехать нормально не могут…
…«Уважаемые туристы и пассажиры, просим занять свои места, наш круиз продолжается», - сообщили громкоговорители теплохода.
- Успокойся, шутка… - сказал в телефон Саня и, не дослушав ответной тирады из крепких слов супруги, вы-ключил мобилку.   
- Ну что, пошли, - Сергей поднял сумку и направился к причалу.
- А эти сумки, я буду нести? – послышался сзади го-лос Анюты.
- Анюта, спасибо тебе, конечно за встречу и за подар-ки, но я их не возьму. Сама подумай, я не знаю даже, сколько дней, а может и недель, я буду ездить. И все это время тягать лишние двадцать килограмм? – нерешительно отнекивался Сибирцев.
- Ничего не знаю, а чтобы подарки от меня Полине Васильевне передал, - стояла на своем Анюта.
- Какие там подарки – сумка с клюквой, да сумка с сущиком, - голодный год что ли? – ворчал Сибирцев, но сумки все же взял.
Поклажу занесли в двухместную каюту на второй па-лубе и вернулись к трапу.
Прощания Сибирцев не любил. Казалось, уже все сказано, все решено и последние минуты перед расстава-нием только лишний раз будоражили нервы.
- Серега, ты не забыл, что в сентябре мы встречаемся в Судаке? – напомнил Саня.
- Да, однозначно. Как только определитесь с поезд-кой, сразу же звони, и мы с Юлей тут же выедем в Крым.
Провожающих попросили на выход.
Анюта чмокнула Сергея в щеку, передала приветы маме и Юле. Сергей обхватил в прощальном порыве Алек-сандра, вернее, из-за разницы в росте, Гринягину досталась лишь его задница, а Сибирцев умиленно прижал голову друга к своему животу.
В повисшей тишине раздался прощальный гудок теплохода, отдали швартовые и корабль медленно, как бы нехотя, отвалил от причала. 

Каюта Сибирцеву понравилась. Она не была роскош-но, но просторной, светлой и удобной, похожей на купе мягкого вагона СВ.
В дверь постучали. Вошел стюард, поздравил с при-бытием на борт, проверил проездные документы, коротко довел распорядок дня, ближайшие мероприятия и, пожелав хорошего отдыха, незамедлительно ретировался.
Закрыв каюту на ключ (сосед, по словам стюарда, должен подселиться в Петрозаводске), Сибирцев вышел на палубу.
Теплоход заходил в первый шлюз Волго-Балта... Мысли невольно окунулись в детство, ведь последний раз этим маршрутом на судне он шел, если не изменяет память, лет эдак сорок назад! Он видел обложенные зеленым дер-ном тыльные стороны шлюзовой камеры. А ведь это он, тогда еще мальчик Сережа, в далекие шестидесятые, под-рабатывая на каникулах, укладывал этот (а может другой) дерн.
Начался сброс воды. Подвижные причальные устрой-ства для учалки судов медленно скатывались, скрипя коле-сами, вместе с уходящей из камеры водой. Бетонные, серо-зеленые слизистые стены шлюза как бы наползали на ко-рабль, пытаясь зажать его в своих створах на тринадцати-метровой глубине.
Пять метров, шесть, семь.., - плавно менялась глубина спуска. Скрылось солнце, повеяло прохладой, опустилась синеватая мгла. Тринадцать… Скрежет чалок затих, спуск закончился. Впереди медленно растворялись выходные во-рота. Теплоход двинулся на речной простор.
С правого борта «проплыло» Кривое Колено и кир-пичный завод. Теплоход шел по реке Вытегре, по до боли знакомым с детства местам, к устью Онего.
«Вот здесь я ловил на донки лещей, а вот на той по-лузатонувшей барже праздновали с Вовкой Старковым мое шестнадцатилетие. Помнится, тогда впервые пили «Брен-ди». А тут вытащили из воды пудового судака, раненого винтом проходящей самоходки», - вспоминал Сибирцев. 
Слева показался Онежский обводной канал. По нему через копани можно выйти в Котечное и Великое озера. А какая там рыбалка!
А вот и старый трудяга-земснаряд, много лет углуб-ляющий фарватер.
Выходим в устье. Справа показался маяк и несколько старых домиков. «В них тоже приходилось ночевать. По-следний раз это было лет восемь назад, когда жили здесь несколько дней тремя семьями: Сибирцевы, Гринягины и Паршуковы. Саня тогда, помнится, вообще не пил. А если учесть, что он не выкурил за всю жизнь ни одной сигареты, то здоровье у него еще ого-го! И, дай бог!.. Точно, вот тот дом под маяком, Сереги Паршукова», - Сибирцев при-стально вглядывался в удаляющийся берег.
Вода из грязно-коричневой становилась сначала се-рой, затем бирюзовой и, наконец, темно-синей. Корабль вышел в открытое озеро.
Вот оно – Онего! Двести пятьдесят километров в длину и восемьдесят в ширину, с глубинами до ста тридца-ти метров!
«Какое же это озеро? - спросишь ты, читатель, - это же настоящее море!» И будешь прав. Конечно – море!
За кормой появились чайки, сначала мелкие, при-брежные, черноголовые, затем белые крупные, морские.
Справа вдали виднелась Андомская гора. На сердце навалила тоска, ведь там они были с Любой, выброшенные на берег отколовшейся льдиной.
Опустились сумерки, стало прохладно. Сибирцев, по-ежившись, вернулся в каюту.
Включив ночник и радио, лег на диван. Корабль мелко дрожал мощными двигателями, слегка покачивало, из репродуктора доносился голос Антонова:

Для меня нет тебя прекрасней,
Но ловлю я твой взгляд напрасно.
Как видение не уловима,
Каждый день ты проходишь мимо…

Мысли невольно унеслись в растаявший за кормой родной город.

               
                9

В Питер теплоход прибыл еще затемно. У туристов впереди предстояло два дня экскурсий по красивейшему городу земли. Затем теплоход возвращался в Москву. Си-бирцев же, считая Северную Пальмиру второй родиной, и знавший его, как свои пять пальцев, решил сразу же за-няться согласованием вопросов в издательстве. Необходи-мо было объясниться и с Ольгой.
Звонить в издательство еще рано, а звонить в такую рань Ольге домой, вроде бы даже неприлично. Он едва до-терпел до половины восьмого и, решив, что, если к теле-фону подойдет мужчина, сразу бросит трубку и никогда больше звонить не станет, набрал номер.
Но Ольга ответила после первого же гудка, сразу, точно ждала у телефона.
- Господи, - сказала она, как хорошо, что вы позво-нили!
- Я тебя не разбудил?
- Да нет же! А мы что, уже на ты?
- Да. И, как ты знаешь, уже давно… Пойдем гулять, - сказал Сергей и удивился, как это у него само выскочило такое предложение. Он же ведь еще ни о чем подумать не успел.
- Хорошо, - ответила она сразу.
- Поехали в Пушкин! Встречаемся в метро…
Трубка гудела, а Сергей все ее не выключал.

Роскошный, весь в зелени листвы, в синеве небес и пруда, Царскосельский парк принял их в немыслимую бо-жественную красоту своих ландшафтов, изысканным изя-ществом колонн и статуй, увенчанных дворцами.
Сергей все ждал, что она будет расспрашивать его о жизни. Но она ничего не спрашивала, только усиливая его муку. И тогда он не выдержал и спросил:
- Почему же ты не призналась, что мы уже давно знакомы?
Она ответила тихо и просто:
- А зачем? Ведь ты меня не узнал. Зачем же мучить?
- Но я хочу как-то…
- Да нет, - перебила она его, - я уж как-нибудь…
- Ты замужем?
- Мужа у меня нет. Я ведь, когда ты уехал и пропал, через полгода замуж выскочила. По глупости, по традиции – все выходят, и я вышла. Прожили год, и муж меня бро-сил. Уехал, да и все. У него сейчас уже пятая или шестая семья. А может, и опять один живет. Он, знаешь ли, веч-ный мальчик, совершенно не семейный человек. Он ко мне иногда приходит – денег занять. Ну, он так говорит… Во-обще-то ты правильно подумал – никогда не отдает. Ну, как не дать денег – он же совершенно опустился. Где он денег возьмет?
А тот человек, за которого я во второй раз замуж вышла, через двадцать лет, оказался совсем другим.
Мы когда с ним встретились, он на большом подъеме находился! Стал таким новым русским. Мне приходилось на многое глаза закрывать… Я ему говорила, что так делать нельзя. Но он так в себе уверен. «Все, говорит, так делают! Лови момент!» В общем, бизнес на пустом месте. Ну, пузырь мыльный? И сплошные финансовые нарушения. Как предвидела – бизнес у мужа в одночасье рухнул. Сам он чуть в тюрьму не сел, еле долги погасил. Стал пить. Стал ну просто заливать себя водкой, и очень быстро – белая горячка. Я его уговаривать и лечить… Но как лечить, когда он сам этого хочет! Ему нравится быть алкоголиком!
Я не смогла с ним рядом быть, ушла к подруге жить. Мне тогда сделалось все равно, хоть на вокзале ночевать – только бы его не видеть, ни трезвого, ни пьяного.
- А сейчас-то ты где живешь? – спросил Сибирцев.
- Я живу в своей квартире. Правда, он на меня в суд подавал, хотел квартиру разделить. Да ему и квартира-то эта не нужна, это он так, от бессилия. Потом звонил, угро-жал пьяный…
- Может, в музей пойдем? – предложил Сергей.
- Давай лучше по парку погуляем. Когда еще выбе-русь.
Целый день они бродили по парку, наслаждаясь природой и общением, забыв про дела, а к вечеру, прого-лодавшись, поехали к Ольге.

 Они сидели на кухне и разговаривали. Ольга хлопо-тала у кухонного стола. Была она в каком-то халатике, в косынке.
- Будем ужинать? – совершенно по-домашнему спросила она.
Он ел какую-то рыбу с необыкновенным гарниром, а женщина смотрела на него, почти не притрагиваясь к еде.
- Нравится?
- Не то слово! – совершенно искренне ответил Сер-гей.
Они долго пили чай с еще горячими пирожками.
- Когда же это ты успела их напечь? – удивился Сергей
- Не велика наука, - засмеялась Ольга.
- А ты знаешь секрет заварки грузинского чая?
- Ну?
- В чистый фарфоровый чайник насыпается по чай-ной ложке сухого чая, плюс одна на всех на приварок…
- Ну, - и я так делаю. Только еще чайник согреть нужно. В теплый чайник.
- Хорошо. В теплый сухой чайник. На две трети за-ливается крутым кипятком, накрывается чистым льняным полотенцем и минут двадцать настаивается…
- И где же тут секрет? Всегда так делается!
- Потом чай пробуется… Аккуратно, с блюдечка… Затем все выливается к ****е-фене в сортир! И заваривает-ся нормальный чай - индийский или цейлонский!
- Тьфу ты, е…!

Сергей лег на прохладную постель, всем телом чув-ствуя ее тугую, несмятую еще чистоту и свежесть. Зами-рая, слушал, как в ванной плещется вода. В висках бухала кровь.
«Господи, думал он, - неужели она ляжет спать на диване?!»
Ольга вошла и включила маленький ночник. Сергей прикрыл глаза, потому что совершенно не знал, как себя вести, что делать… Думал, что, вероятно, смотреть в эту минуту на женщину нехорошо! Не те у них отношения!
Женщина осторожно откинула край одеяла и при-легла на кровать со своей стороны, тихонечко, как-то по-сиротски на бочок. У Сергея перехватило дыхание.
Они лежали рядом, и Сергей не решался пошеве-литься, точно это был сон и он боялся проснуться.
- Что это? – спросила тихонько женщина, дотраги-ваясь до звездистого шрама на спине Сергея.
- Снайпер… - прошептал он, не открывая глаз и весь напрягаясь от прикосновения ее прохладных тонких паль-цев. – Снайпер. Чуть бы левее… и все.
Она привстала на локте и приложилась губами к шраму. Ее волосы, как ласковое крыло, коснулись его лица. Он обнял ее,  и она прижалась к нему всем телом, доверчи-во и беззащитно…               
               
                10

Утром, в 9.00, взяв такси, Сибирцев с Ольгой прибы-ли в издательство. Сибирцева сразу же пригласили к Вла-димиру Эдуардовичу. В кабинете главного редактора, кро-ме него, сидели две женщины и мужчина. Главный выгля-дел радостным и растерянным, как хозяин, к которому на-грянули долгожданные гости, а у него в холодильнике, кроме бутылки пива и засохшего сыра, ничего не припасе-но.
- Ах как хорошо, что вы приехали! – воскликнул он, завидя автора. Знакомьтесь! – и церемонно представил:
 - Татьяна Васильевна Захарчук, председатель Санкт-Петербурского книжного издательства «Ленкнига».
Захарчук с достоинством кивнула. Это была черново-лосая дама с лицом пожилого индейца, красящего зачем-то губы помадой. Странное сходство усиливали кофточка ко-лониальной расцветки и крупные желтые бусы, напоми-нающие погремушки, которые обычно цепляют к детской коляске для увеселения младенца.
 – Нина Ивановна Балдина, первый заместитель пред-седателя.
Заместительница смахивала на хмурую панельную сверхсрочницу: чрезмерно подведенные глаза, бугристая, несвежая кожа и желтая кудлатая прическа. Такая бывает у куклы Барби, произведенной в китайском подполье. Довольно рискованная фиолетовая блузка эластично обнимала ее обильно поникшую грудь, а из-под короткой кожаной юбки смело высовывались незначительные конечности, обтянутые черными чулками с гадючьим узором. Балдина величаво кивнула и задумчиво посмотрела на бриллиантовый перстенек, украшавший ее безымянный палец, с начальными приметами артрита.
- Модест Артурович Габрилович, второй заместитель председателя.
Тот встал и вежливо поклонился. Пропорциями тела и бородой он удивительно напоминал гнома, укрупненного до размеров нормального человека. А кроем пиджака и ма-нерами второй зам явно старался походить на Солженицы-на. Он точно готовился со временем стать воспаленной со-вестью русской интеллигенции.
Когда очередь дошла до Сибирцева, руководство «Ленкниги» опасливо переглянулось. Однако увлеченный Владимир Эдуардович ничего не заметил и попросил деле-гацию повторить свои предложения вновь прибывшему товарищу.
Захарчук величало кивнула первой заместительнице, как дипломант-исполнитель заштатному концертмейстеру. Балдина дернула щекой и, неохотно оторвав взгляд от сво-его «каратника», устало разъяснила, что Санкт-Петербурское книжное издательство готово содействовать изданию книг господина Сибирцева, но для этого необхо-димо простимулировать его…э-э-э… благосклонность…
- Простимулировать? И сколько же вы просите? – на-смешливо полюбопытствовал Сибирцев.
- Вы о чем?! – сверхсрочница снова уставилась на свой самоцвет.
- Да, в самом деле, вы о чем? – встревожился Влади-мир Эдуардович.
- Действительно, давайте не будем выходить за рам-ки! – строго предупредила Захарчук и нарисовала на клоч-ке бумаги цифру «5000».
- А какие вы предпочитаете: отечественные, амери-канские или европейские? - с сарказмом спросил Сибир-цев.
Захарчук, Балдина и Габрилович переглянулись:
- Евро…пейские…
- Да, это очень серьезно! – подыграл Владимир Эду-ардович, которого немного развлекало это представление.
- А вы разве сомневаетесь в наших возможностях? – нахмурилась Захарчук и стала окончательно похожа на су-рового индейского вождя, обиженного бледнолицыми не-веждами.
- Нисколько не сомневаюсь! Но дело в том, что дого-вор с Сибирцевым уже заключен и пробный тираж  запу-щен! – бодро объявил Владимир Эдуадович.
- Потрясающе! – воскликнула Захарчук. – Как запус-тили, так и свернете, это я вам обещаю!
- А если вы не решите мой вопрос? – вмешался Си-бирцев.
- Ну, Сергей Николаевич… Это исключено! – Балди-на от возмущения даже стукнула колечком по столу, а по-том, спохватившись, стала опасливо разглядывать крепле-ние камешка.
- А все-таки? – не унимался Сибирцев.
- Тогда мы расходимся по нулям, - с индейской не-возмутимостью разъяснила председательница, - договор подписываем немедленно! Модест Артурович! – скоман-довала она.
Супергном мгновенно достал из портфеля приготов-ленные листочки, а Балдина царским жестом извлекла из сумки, похожей на хозяйственную, цилиндрический фут-ляр с печатью.
- Почему немедленно? – решился вставить слово Си-бирцев.
- Чтобы сегодня начать действовать, - раздраженно ответила Захарчук. - Кроме того, мы поможем продать ва-ши книги за рубеж. Теперь союзы русских писателей есть в двенадцати странах мира, даже в Австралии. У нас со все-ми договоры о сотрудничестве… - со значением пообещала она.
Заместительница, тем временем, вынула из футляра круглую печать и дыхнула на нее, широко раскрыв неухоженный рот, в который дантист если когда и заглядывал, то лишь для того, чтобы ужаснуться. Постсолженицын, в свою очередь, механически полез в боковой карман за авторучкой…
- Достаточно! – оборвал Владимир Эдуардович. – У меня к вам, господа, встречное предложение: с договором, как и с женщиной, прежде чем расписаться, надо пере-спать…
- Выбирайте выражения! – вскинулась сверхсрочни-ца.
- Пардон, пардон, мадмуазель! Я не хотел оскорбить ваше целомудрие! Завтра утром мы приезжаем к вам в офис и подписываем контракт. Годится?
- А почему не сегодня? – нахмурилась Захарчук.
- А почему не завтра? – вопросом на вопрос ответил главный редактор.
- Ну, хорошо…
- Вот и ладно! Значит завтра с утречка мы приезжаем к вам… - потер руки Владимир Эдуардович.
- Нет! – хором вскричали «ленкнижевцы». – Лучше мы к вам!
- Сергей Николаевич, не возражаете?
- Нет.
«Ленкнижевцы» посмотрели на него с ненавистью и строем покинули кабинет.
- Что это было? - спросил Сергей у главреда, когда дверь закрылась.
- Не обращайте внимания, эти «ленкнижевцы» - обыкновенные проходимцы, но с большими связями в вер-хах.
- Не может быть! Но они писатели?
- Вы полагаете, среди писателей нет проходимцев? Есть. И даже больше, чем среди обычных граждан. Председательница Захарчук лет двадцать пять назад, еще учась в Литинституте, сочинила свою единственную повесть «Зассыха» - про девочку страдающую энурезом и оттого люто возненавидевшую советскую власть. В повести усмотрели свежий социальный протест против Империи зла, тайком передали рукопись на Запад, там ее перевели на английский и выпустили в Бирмингеме тиражом 500 экземпляров. С тех самых пор Захарчук считается прозаиком с мировым именем и упорно работает над романом о половой связи Иисуса Христа с Марией Магдалиной. Она постоянно рассказывает о своем замысле в многочисленных интервью, ездит с лекциями по миру, получает массу грантов от солидных организаций, но пока еще не опубликовала из нового сочинения ни строчки. Недавно «Зассыху» хотели экранизировать, но так и не нашли на главную роль подходящую актрису, которая согласилась бы беспрерывно мочиться перед кинокамерой.
Что же касается Балдиной, то она не имеет никакого отношения к литературе. Лет пять назад ее наняли секрета-рем-машинисткой с доплатой за влажную уборку помеще-ния. Но однажды Захарчук забыла на столе ключи от сей-фа, и коварная поломойка немедленно похитила печать и уставные документы организации, спрятав их в неизвест-ном направлении. Сложилось роковое двоевластие: леги-тимность у председателя, а уставные документы с печатью у уборщицы. Работа издательства оказалась парализована. После консультаций с юристами пришлось выбрать Балди-ну первой заместительницей и на очередной гранд купить ей кольцо с бриллиантом.
А вот Габрилович, конечно, писатель, он сочиняет толстые книги о том, как советская власть губила таланты высокими гонорарами, дачами, санаториями, творческими командировками, - и нет ей за это прощения!
И обратите внимание на договор. Даже если они ни-чего не сделают, ни рукописи, ни денег вы обратно не по-лучите.
- Да, в самом деле жулики… - уныло согласился Си-бирцев.
- Поэтому, мой вам совет – довольствуйтесь малым, большое само придет. Вы, я слышал, с друзьями молодости хотели встретиться, в речной круиз собирались?
- Да, уже можно сказать, нахожусь в нем.
- Вот и славно! Зайдите в типографию, посмотрите первые экземпляры книги, выскажите замечания и езжайте отдыхать. Связь будем держать через Ольгу Веселовскую. Кстати, как у вас дела со второй книгой?
- Да никак.
- Что так?
- Ну не пишется, даже не знаю, что делать? – вздох-нул Сибирцев.
- А кто знает? Ну, ничего, вот приеду в гости и по-сажу вас под домашний арест и, пока не начнете писать, не выпущу. Знаете, как Куприн писал?
- Как? - забеспокоился Сибирцев.
- А вот как. Зарабатывал он очень хорошо, платили ему три рубля золотом за строчку. Деньги, доложу вам, не-малые! Больше получали только Горький и Леонид Андре-ев, которому лично я и гривенника не дал бы. А писать Ку-прин не любил, как всякий нормальный литератор. И вот: жена с вечера хорошенько подпаивала Куприна, а утром запирала комнату, и пока он не напишет пять страниц, не выпускала. Но главное – не опохмеляла. А трубы-то горят! Что поделаешь, надо писать… Настрочит страничку, под-сунет под дверь, ждет, мучится. Она же, гадина, пробежит глазками: «Э, Александр Иванович, халтуришь!.. Не счита-ется!» И только убедившись в качестве материала, посыла-ла к мужу горничную с подносом, на котором стоял запо-тевший графинчик водочки, а так же тарелка с разнообраз-ной острой закуской. Вот как надо с вами – писателями. Так он и сочинил «Поединок», «Белого пуделя», «Сула-мифь»… Я вас тоже запру!
- Шутить изволите, какой из меня писатель?
- Я не шучу, а что из вас получится?.. – время пока-жет…





   
               Эпилог


     Колонна стоящих на границе автомобилей растя-нулась на добрый километр. Туристы заметно волновались перед предстоящим таможенным и пограничным контро-лем. Сопровождающий экскурсионный автобус гид, собрав заполненные декларации и паспорта, скрылся в здании та-можни. Уже часа два никаких известий от него не было.
Из-за непонятной задержки напряжение в салоне возрастало. Кто-то рассказывал страшилку о том, как их могут завернуть обратно, и долгожданный выезд в Запад-ную Европу накроется «медным тазом». Те же, кто не раз пересекали границу, уверяли, что это обычная рутина, и все будет хорошо.
Юля, прислушиваясь к разговорам, толкнула Си-бирцева локтем:
- Серега, а что если нас не выпустят? Ведь доко-паться можно до чего угодно.
- Успокойся, - ласково поглаживая жену по плечу, уверенно ответил Сибирцев, - просто терминал не справля-ется с большим потоком машин. В Чопе, как правило, «сюрпризов» не бывает. Да и заезд в «Шенген» через Венг-рию значительно проще, чем через Польшу и Германию… Давай лучше перекусим.
- Нет. Я о еде и думать не могу. Волнуюсь.
- Накапать валерьянки? – улыбаясь, поддел жену Сибирцев.
- Отстань! – фыркнула она.

Мысль о туристическом туре по маршруту Венгрия – Австрия – Италия пришла в голову Юле, когда, копаясь в Интернете, она случайно наткнулась на информацию о продаже «горящих» путевок. Просмотрев рекламный про-спект и выяснив самое главное – появляется возможность увидеться с сыном и побыть с ним несколько дней, она тут же позвонила на мобильный мужу:
- Любимый, а тебе не кажется, что твоя поездка по родным местам слишком затянулась?
- Здравствуй, моя хорошая! Конечно, кажется! По-этому я уже лечу к тебе! Вот только заеду к друзьям в Нижний, Ростов, Волгоград и… тут же домой, - примири-тельно ответил Сибирцев.
- А ты не загулялся?.. У меня к тебе встречное пред-ложение. В Венецию хочешь?
- В Венецию?!... Конечно, хочу! Ты же знаешь – во-да моя стихия!
- Есть «горящая путевка» Венгрия – Австрия - Ита-лия. Едем?
- Не вопрос. Конечно, едем. А в Риме будем?
- Будем. Два дня.
- Все. Займись документами, я сегодня же возвра-щаюсь.
Сибирцев понимал, что основным поводом для поездки не есть желание Юли посмотреть Европу, а лишь возможность еще раз увидеться и побыть с сыном. Но… почему бы не совместить полезное с приятным? Да и давно он подарков жене не делал. Немного смущало то, что намеченные встречи с друзьями вновь отодвигаются, но ничего… они поймут… какие наши годы… Тем более, при последнем разговоре, Цепа (Вова Цепков – побратим и друг юности), предложил организовать встречу однокашников первого августа этого года в стенах родного училища и отметить наш юбилей – сорок лет в погонах. Подумать страшно – сорок лет! А мысль хорошая – надо задуматься…
Через день Сибирцев был в Кривом Роге. Три дня ушли на получение виз и оформление документов. А вско-ре они уже гуляли по средневековому Львову. Где по узеньким улицам разливается аромат утреннего кофе, зовут своими звонами святыни… Костел Успения, Доминикан-ский собор, Ратуша…, гостеприимно открывает свои двери Старая Аптека, а каждый камешек на площади Рынок несет через века свою историю…
В салон зашел пограничный, а затем таможенный, контроль. Осмотр занял считанные минуты, и автобус взял курс на Будапешт.
Настроение у Юли заметно поднялось, и она теснее прижалась к Сергею:
- А может, останемся жить в Риме, рядом с сыном? – лукаво взглянула она на мужа…

Украина.       Кривой Рог.      2011год.













         





















                Юрий Николаевич Гаврилов
                Записки комбата – 2. (Судьба офицера)


                Литературный редактор      П. Симонович
                Художник                П. Боков
                Корректор                О. Веселовская
                Верстка                О. Веселовская




                Подписано в печать   05.01.11.
                Формат 84;108 1/32. Усл. П. л. 11
                Тираж 5 000. Заказ 829
                ООО «Издательство Columbus», 198206,
                Санкт-Петербург,
                Петергофское шоссе, д.73. лит. А29.
                Отпечатано по технологии CtP
                В ОАО «Печатный двор» им. А.М.Горького
                7110. Санкт-Петербург,
                Чкаловский пр., д.15.