Анализ взаимоотношений человека с себе подобными, конечно, невозможно произвести, используя математические понятия с их бесстрастной точностью – они, взаимоотношения, обычно, достаточно гибки и, порой, противоречивы – но, тем не менее, исходя из причинно-следственных закономерностей, совокупность конкретных поступков человека, совершенных в определенный отрезок времени, как правило, приводит к предначертанному результату.
* * *
Бассейн имел прозрачную крышу, и неистовое мартовское солнце разделило его, обычно, безликое кафельное пространство на две особенно контрастные половины. Порой вода ощущается вязкой и тягучей, как подсолнечное масло, и тогда плаванье в ней представляет собой тяжелый и мучительный процесс, как будто тащишь за собой на веревке раскрытый пляжный зонтик. Или напротив, рука проскакивает сквозь нее, словно по воздуху и кажется, что несмотря на безумные обороты, стоишь на месте, вроде катера, у которого срезало шпонку гребного винта. Но сегодня вода была необыкновенно легкой, и Антон, гоняя свои неизменные два километра, скользил свободно и непринужденно, лишь с воображаемым усилием преодолевая мутноватый барьер между янтарно-золотистой прозрачностью освещенной части бассейна и синевато-зеленым маревом его теневой половины. На возврате же, сверкающая стена как будто притягивала его, и он с ускорением вливался в играющий солнечными бликами гигантский аквариум.
Антон коснулся бортика, остановился, сдернул очки и, отдуваясь, огляделся по сторонам. Справа от него компания юных любителей экстремального плавания играла в водные салки с символическим утоплением осаленного. По левой дорожке, где-то на середине бассейна, две неопределимого на таком расстоянии возраста дамочки, идя параллельными курсами, делились своими женскими секретами.
Колючий контрастный душ, жесткое полотенце – и вот он уже на улице, где с крыш сыплется бесконечная жемчужная капель. Слепящие лучи весеннего солнца старательно массируют слегка подвядшие за зиму бледные лица и заставляют щурить отвыкшие от яркого света глаза. На ресницах цветет короткая радуга. Тоненько пищит синица, тоном пониже ей вторит снегирь, разноголосым хором верещат разбушевавшиеся воробьи и совсем уже басом блажит одуревшая от тепла ворона. На обочине дороги свора бездомных псов бесстыдно справляет свою суетливую собачью свадьбу. Весна.
Помахивая сумкой, Антон легко сбежал по ступенькам и направился к стоянке. Узкая дорожка, пробитая между сугробами, слегка подтаяла, и он, оскальзываясь и балансируя свободной рукой, неуверенно пробирался вперед, внимательно глядя себе под ноги. Подняв глаза, он увидел, что навстречу ему неуклюже движется какая-то нелепая фигура. Драная шапка ушанка, куцее, неопределенного цвета пальто, разноцветные непарные резиновые сапоги, а главное – специфический запашок, неопровержимо свидетельствовали о том, что перед ним «лицо без определенного места жительства».
Надо сказать, что был Антон успешно начинающим молодым риэлтером и, по причине максимализма, вызванного резким повышением собственного благосостояния, ко всяким сирым и убогим испытывал стойкое непреодолимое отвращение. Тем более сегодня, когда на улице такая дивная погода и скоро лето, а, значит, долгожданный отпуск, где-нибудь в Таиланде или на Канарах. А тут эта вонючка. Он ускорил шаг, почти побежал. Несчастный бомж понял, что столкновения не избежать и шагнул в сторону, но Антон, пробегая, намеренно дернул плечом, на котором висела его спортивная сумка. Гротескная фигура неловко покачнулась и, не удержав равновесия, зарылась в сугроб.
«И откуда они берутся? – думал Антон, открывая дверку своего новенького серебристого «Пассата». – Забили весь город. Собрать бы всех да в речку, или в печку, хотя это я, конечно, перегнул».
Он запустил двигатель и, ткнув пальцем в магнитолу, включил свой любимый «Радио-Шансон». Благоухающий новизной салон заполнили волнующие звуки шлягера. Антон откинулся на сиденье, выжал сцепление и уже переключил скорость, когда в левом нагрудном кармане ожил мобильный телефон. Прибор он и есть прибор, электроника всегда работает одинаково, но сейчас ему показалось, что сигнал прозвучал как-то особенно тревожно. Словно маленькая дрель буровила сердце.
– Ну что, отмылся? – ласково поинтересовался незнакомый мужской голос.
Антон сглотнул и посмотрел на дисплей. Номер не определился.
– Что молчишь? Хлорки наглотался?
– Кто это? – деревянным голосом промямлил Антон.
– Кто, кто. Конь в рубашке, – спокойно ответствовал незнакомец.
– Вы ошиблись номером, – ответил Антон, уже понимая, и кто это и что не ошиблись.
– Да ладно, не гони, – вкрадчиво протянул голос. – Сделку провернул, бабки срубил. Немалые бабки. Тачку классную взял. А хата паленая была. Бумаги липовые. Деда крыши лишил, бомжевать теперь пойдет. А сам ведь в курсе был. Делиться надо.
– Не говорите глупости, – смелея, ответил Антон. – Все было чисто, да и кто докажет.
– Ты не понял. Я не прокурор, мне доказывать не надо. Короче так, либо двадцать косарей, либо один большой венок. Реши сегодня. Я перезвоню.
В трубке забились гудки отбоя. Из колонок неслось: «Владимирский централ, ветер северный...». Левую ногу затрясло. Антон резко бросил педаль, машину рвануло, и двигатель заглох.
Только благодаря тому, что сегодня было воскресенье и машин на дороге обреталось существенно меньше, нежели в рабочие дни, Антон благополучно добрался до дома. Бросив машину у обочины, он, чувствуя себя, как сдутый воздушный шарик, слегка пошатываясь, побрел к подъезду. День поблек и осунулся. Небо подернулось свинцовой дымкой. На солнце словно набросили грязную половую тряпку, подтаявший снег больше не искрился. На крышу детского домика уселась ободранная ворона. Из ее долотообразного клюва свисал ярко-красный презерватив. Антон нехотя махнул рукой, ворона выронила несъедобную резинку, мерзким голосом сказала «кар-р-р» и боком отлетела к помойке, где из-за дохлой крысы смертным боем дрались две ее товарки.
Антон опустился на изуродованную похабными надписями скамейку, безвольно уронил сумку и угрюмо уставился на вмерзшую в желтый лед, растоптанную жестянку из-под пива. «Очаковское, – отметил он про себя. – Где пили, там и лили».
– Ну, кто же лопаткой грибы собирает? Ручками надо, ручками.
Очнувшись, услышал Антон за спиной ломающийся мальчишеский дискант.
– Жвачку хочешь?
– Хочу, – ответил тоненький и какой-то бесполый голос.
– Хочешь, так вперед и чтобы не халтурить. Одно ведерко – одна жвачка, два ведра – две.
Последние слова сопровождались ехидным хихиканьем. Антон обернулся.
Судя по всему, трое местных акселератов, понуждали меньшего мальчишку собирать вылезшее из осевшего снега собачье дерьмо.
Антон знал этого ребенка. Близко посаженные идиотические глазки, непропорционально большая голова, раздерганные телодвижения. Он не раз встречал его во дворе. Иногда одного. Иногда в сопровождении красивой, еще не старой женщины. Порой, они гуляли рядом, взявшись за руки, и хотя Антон, проходя мимо, всегда брезгливо отворачивался, он успевал заметить на лице матери смешанное выражение безмерного горя и любви.
Сейчас мальчишка неуклюже топтался на месте, разрываясь между желанием услужить снизошедшим до него неожиданным друзьям и инстинктивным осознанием, что от него хотят чего-то нехорошего. Губы кривились в заискивающей улыбке, а в глазах стояло тревожное ожидание, как у бездомной собаки – дадут кусок или ударят. Антон не успел отвернуться, их глаза встретились. Намек на просьбу о помощи, промелькнувший в глазах слабоумного, породил в нем неожиданную вспышку, заставил подняться и направиться к развлекающейся компании.
– Кончайте цирк, – вяло сказал он.
– А че такое, – ощетинился заводила. – Надо же двор почистить.
– Вот ты и почисть, – закипая, прошипел Антон. Он припомнил, что у этого нагловатого подростка имеется собака, питбультерьер, который, будучи выпущенным на прогулку без поводка и намордника, беспрепятственно носится по двору, пугает детей и гадит, где ему вздумается.
Поняв, что развлечение не удалось, бормоча себе под нос нестрашные детские угрозы, компания удалилась на безопасное расстояние. Антон повернулся, подхватил сумку и, не глядя на бессмысленно улыбающегося подростка, пошел к своему подъезду.
В лифте отчетливо несло мочой, на шестой кнопке подсыхал смачный, желтоватый плевок. «Хоть здесь повезло», оценил Антон, нажимая пятую. Лифт, задумчиво поскрипев, закрыл дверь, обнажив при этом корявые надписи: «Все козлы» и «Люда ****ь», затем, спазматически дергаясь и скрежеща, неторопливо пополз вверх.
«Сапожник без сапог, – мелькнуло в голове у Антона. – Живу, черт знает где. Надо бы подобрать себе квартирку попрестижнее, хотя при нынешнем раскладе, как бы и этой не лишиться».
Однокомнатная квартира досталась ему по наследству от бабки, требовала ремонта, на что он и собирался употребить неправедным путем заработанные деньги. Пробившись сквозь бронированную дверь в микроскопическую прихожую, Антон бросил сумку в угол и, не разуваясь, прошлепал в кухню. Из холодильника извлек початую бутылку водки, набурил полстакана, одним глотком опорожнил его, нацедил еще, бросил дольку лимона, отхлебнул и поставил на стол. В голове пульсировал извечный русский вопрос: «Что делать?»
Делиться не хотелось. С одной стороны, звонивший несомненно обладал исчерпывающей информацией относительно образа жизни и профессиональной деятельности Антона. Да и излагал он свое предложение весьма убедительно. Не отдашь – дороже выйдет. С другой стороны, отдашь – тоже не избавишься. Сядут на хвост, начнут доить. Был бы прецедент.
Водка кончилась, незаметно подкрался вечер. Антон склонялся к мысли, что лучше отдать. В конце концов, главное снять вопрос сейчас, а там посмотрим. Телефон периодически оживал, вибрировал, серебристым жуком ползал по столешнице, но это были друзья или родственники, и он быстро сворачивал разговор, ссылаясь на ожидание неотложного звонка.
В начале десятого раздался очередной вызов. Сердце подскочило и забухало где-то в горле. Номер опять не определился.
– Ну как, надумал? – поинтересовался знакомый ласковый голос.
– Надумал, – выдавил Антон.
– Вот и хорошо. А ты, дура, боялась, – скабрезно захихикал незнакомец. – Это только в первый раз страшно, а потом пойдет, как по маслу.
Антон вдруг ощутил ледяное спокойствие. Последняя фраза незнакомца выбила из него малодушную сговорчивость, заставила принять неожиданное решение.
– Да пошел ты, козел, – тщательно выговаривая слова, произнес он. – Ни хрена ты не получишь.
В трубке образовалась отчетливая пауза. Затем уже без нарочито ласковых ноток, но и без явной угрозы голос поинтересовался.
– Ты хорошо подумал?
– Лучше некуда. Ищи коров в другом колхозе. Дояр-надомник.
– Твой выбор. Смотри под ноги, не поскользнись.
Голос умер, раздались гудки отбоя. Антон бросил трубку на диван, его затрясло. Дрожащими руками он достал из бара бутылку вина, вогнал штопор, вместе с фольгой вырвал пробку и прямо из горлышка, высосал все содержимое. Ночью ему снились вооруженные подводными ружьями безобразные жирные русалки. Они гоняли его по всему бассейну, поверхность которого была почему-то покрыта толстым слоем красного льда.
На следующий день он первым делом сменил номер телефона и затем, всю неделю занимался ликвидацией сомнительной сделки. По улице Антон теперь ходил, тревожно поглядывая по сторонам. В конце недели подморозило, но солнце грело уже не по-зимнему, и было понятно, что весну теперь не остановить.
В воскресенье, откупавшись в бассейне и поставив машину на стоянку, Антон возвращался домой. Настроение было так себе. Путь его, как всегда, пролегал через детскую площадку. Он шел, сторожко переставляя ноги на подмерзшей корке спрессованного снега. Человек в темной куртке появился из-за детского домика и направился в его сторону. Уже понимая, кто это, и все же надеясь, что ошибся, Антон, как в трансе, продолжал идти навстречу незнакомцу и только, увидев черное отверстие ствола, резко остановился. По инерции его потащило вперед. Он засучил ногами, пытаясь повернуться, но ботинки скользили по гладкой поверхности ледяной дорожки. Краем глаза он уловил справа какое-то движение и сейчас же ком снега ударил по руке, держащей пистолет. Треснул сухой, будто не настоящий, выстрел. Антон почувствовал удар в грудь, его крутануло влево, ноги потеряли опору и он, теряя сознание, ничком упал на жесткий наст.
Антон очнулся и открыл глаза. По белому фону плыли матовые светящиеся шары. «Один, второй, третий», начал считать он про себя. На пятом до него дошло, что это потолок и его везут куда-то на каталке. Он повернул голову и слабо пробормотал:
– Что со мной?
– Смотри-ка, очухался, – радостно отозвался мужской голос. – Все с тобой в порядке. Жить будешь и даже можешь стать отцом. Ты не иначе, как в костюме от Армани родился. Два сантиметра правее и штопал бы тебя не я, а прозектор Иваныч.
Антон опустил веки. Перед мысленным взором в странном ракурсе, как будто на экране положенного на бок телевизора, возникла неуклюжая детская фигурка, отрясающая с рукавичек грязный весенний снег.