Позитивный роман или индустриальное порно. 1 часть

Олег Галетка
Как бы вы начали самый позитивный роман на земле? Я думаю, он должен начинаться как рекламный ролик туристической фирмы. Небо. Чистейшее, необычайной глубины. Солнце – теплое, но не палящее, желтое, но не ослепляющее. Море! Ласковое, с белыми барашками пены на волнах. Песок. Желтый, чистый, без окурков и пустых банок из-под пива.
По этому великолепию идет главный герой. Он высок, красив, подтянут. Он идет в белых штанах закатных до колен. Идет по линии прибоя, поигрывая кубиками пресса с идеальным загаром и мелкими брызгами то ли моря, то ли свежего мужского пота. Он идет навстречу девушке. Стройной, с идеальной фигурой, обворожительной улыбкой и водопадом шелковистых волос.
- Какого цвета? – звучит голос в голове.
Я вздрагиваю, вопрос о цвете волос уничтожает картинку перед глазами, и я возвращаюсь в реальность. И, правда, какого цвета волосы должны быть у девушки? Блондинка?! Это чересчур вульгарно и избито. Все мечтают о блондинках, хотя я не мечтаю. Но все равно блондинки это чересчур пошло. Я же представляю позитивный роман, а не порно с анальным фистингом. А почему порно с анальным фистингом ассоциируется у меня с блондинками? В анальном порно больше брюнеток. Я даже встречал где-то подобную статистику. Где же я ее видел? Нужно непременно прочесть заново. Стоп! При чем здесь порно? Ах да!
Она должна быть брюнетка. Идеальная девушка в самом позитивном романе должна быть брюнеткой.
- Жгучей?
Снова назойливый голос в голове задает бестолковый вопрос.
- Что жгучей?
Вязну в бессмысленном диалоге.
- Брюнетка должна быть жгучей? - настаивает он.
- Я не знаю, - пожимаю плечами.
И я не знаю не только какой она должна быть, но и до конца не понимаю смысла слова «жгучей». Это как? И можно ли про брюнетку сказать, что она жгучая?
- Это как та девушка в порно с анальным фистингом, - юморит голос.
«И все же? Брюнетка или блондинка?» - задумываюсь я.
- Да какая разница?! - встревает в спор еще один голос.
- Ну не скажи, - тянет первый. - Мы тут не порнушку все-таки снимаем.
«Сдалась ему эта порнушка», - краем мысли отмечаю я, хотя та сцена с брюнеткой вызывала двоякие чувства. С одной стороны было противно, а с другой, даже чарующе, когда ее ладошка исчезала ну в этой…
- Эй!!! - кричит второй.
- Я тут! - возвращаюсь я в диалог.
- Мы собрались написать шедевр, – берет инициативу глупый голос. - Вернее ты в который раз собрался писать шедевр. Самый позитивный роман. Но как всегда получится галиматья. Снова отказы издательства, возмущения, публикации в интернете, глупые отзывы таких же неудачников-писак, потом депрессия, но все это потом! А сейчас мы собираемся сотворить шедевральную вещь.
- Нет такого слово шелевральная, - встревает второй.
Я не совсем с ними согласен, но молчу, почему-то снова возвращаюсь к той сцене с брюнеткой. А на самом деле, почему в анальном порно больше брюнеток, чем блондинок? Может это как-то связано с мышцами сфинктеров. Ну, там строение генов и все такое.
- Ты где? - кричит глупый голос. - И хватит называть меня глупым голосом. Реализм, сарказм, ну быть может легкий цинизм, но глупости во мне нет! - добавляет он.
- Я тут.
- Ты в ее жопе, - исправляет он. - Я тебя оправдываю, а ты думаешь, черт знает про что. Так вот мы решили создать шедевр. А шедевр шедевром делают мелочи. Поэтому важны все детали. Так что цвет волос должен быть…
Я понимаю, что они ждут моего ответа, но его нет.
Какой цвет волос должен быть у идеальной героини идеально позитивного романа?
- А может пусть она будет мелированой брюнеткой?!
Я чувствую, как цинизм прыскает от смеха, а тот второй тяжело вздыхает.
- Вот! В это весь он! - кричит цинизм. - А пусть она будет мелированой, - перекривляет он. - Дружок ты не ведущую на провинциальное телевидение нанимаешь. Ты, быть может, вершишь революцию в литературе. И что? У тебя главная героиня самого позитивного романа мелированая?
- А что тут такого? - я понимаю, что тот второй, окончательно отворачивается от меня.
- Никаких мелирований! Нам нужен цвет, который, быть может, сформирует моду на позитив в будущем! - цинизм веселят собственные слова.
А я почему-то ему верю. Мне нравится его оптимизм.
- Лесть, – тот второй.
- Что? - не понимаю я.
- Все ты понимаешь, - говорит он. – То, что несет цинизм это лесть, и ты это знаешь.
Он прав.
- Она рыжеволосая, - выдаю я с облегчением.
Они оба открывают рты, чтобы что-то возразить, но молчат. Мысль не так уж и необычна, но идеальное всегда где-то на поверхности. Оно всегда рядом, только вытяни руку и дотронешься, но зачастую мы, пытаясь выдумать велосипед, его не замечаем.
- Картинка может пострадать, - делает слабую попытку цинизм.
- Картинка? - снова не понимаю я.
- Ну да картинка, - он. – Ну, понимаешь желтый песок, желтое солнце, она рыжая, будет смазываться.
- Красиво, - мечтательно тяну я.
Он не спорит.

*
Почему я решил написать самый позитивный роман? Потому что устал от реальности и реальной литературы. Я люблю читать. Люблю думать, люблю жить с героями. Но в последнее время все как-то грустно. Все умирают, погибают, стреляют. А если даже находят сокровища и живут долго и счастливо, то обязательно приходят на могилу к хорошему другу, который не дожил до хеппи энда. Да-да обязательно кто то погибает. Последней каплей стала книжка про девочку больную раком, кажется, она называлась «Пока я жива». Девочка умирала. Это было смело, поучительно и временами даже смешно, но все равно это было мрачно.
И вот я решил написать роман без морали. Да-да, полностью исключить главный принцип истории. Я хочу написать позитивный роман. Не утопию и не пособие кришнаита, я хочу рассказать историю, сместив точку зрения к плюсу. Да, я немного привру, но самую малость, но после такого романа к горлу не будет подступать ком.
Итак, что я пытаюсь написать? Быть может описать свою жизнь? Нечто в стиле один день Васи Пупкина в розовых очках. Или голубых? Через какие стекла мир кажется ярче? Как длина волн влияет на восприятие мира? Наверное если набрать этот вопрос в гугле, то обязательно найдется поучительная статейка. Делаю пометку «почитать про стекла очков». Очков? Достаю телефон. Выхожу в интернет. Да, я дитя прогресса. Гуглю. Тоже модное словечко. Ага, вот игра в очко – это не оно, большое очко черной мамаши, открыть на новой вкладке. Знаю что не то, но все равно глянем.
Ага, вот они спектры, длины волн, скукота. Читаю ровно минуту, бегло, прыгая через абзацы. Короче если понятным языком. Мы остаемся агукающими детьми до старости. Все яркое и цветное привлекает наше внимание (даже если у нее кривые ноги), и поднимает настроение лучше, чем вид серого Биг Бена в предрассветном тумане. Вот про Биг Бен хорошо получилось. Мне нравится этот образ.
- Образ яркой порнодивы или БигБена? – уточняет цинизм.
Я не отвечаю. Я выше таких уточнений, хотя сам иногда очень люблю доставать людей ними.
Так что я пытаюсь написать.
- Самый позитивный роман, - устало отвечает цинизм. – И ключевое слово «пытаюсь». Только и пытаешься.
Я стараюсь пропускать его укоры мимо ушей.
У меня есть идея и желание. Мне всего-то нужно немного выдержки, чтобы идея дозрела и тогда…
- У тебя эта идея скорее сгниет, а если немного повезет, превратится в изюм или курагу, пока ты что выпустишь на волю.
Я блокирую его. Я ощущаю шевеление мыслей в голове. Они как предметы в невесомости, нужно немного времени, включить гравитацию и вылить их на бумагу.
- Ты что подтираться собрался? Ты это имеешь в виду? Тогда тут каждый писатель. Иной такие тома ваяет, что канализация забивается. Так что ты осторожнее, и главное чтобы вони было меньше, - хохочет цинизм. 
Я отключаю его. Слава Богу, я еще могу его отключить. Улыбаюсь и влетаю в огромную лужу.
Глубокая с илистым дном, нанесенным из ближайшего палисадника. Я ощущаю, как подошва вязнет в грязи, а холодные струйки воды заполняют мой ботинок. Я ругаюсь. Выхожу на асфальт и оглядываюсь по сторонам. Пытаюсь отыскать довольные лица очевидцев, но я один во дворе, а вокруг насколько позволяет видеть моя близорукость нет ни одной лужи. Ни одной кроме той, которую я вычерпал ботинком.
Прогулка отменяется. Нужно возвращаться домой.
Я бреду назад к подъезду, издавая чавкающие звуки.
Насколько тяжело увидеть в окружающем мире позитив? Усложним ситуацию! Насколько тяжело увидеть в окружающем мире позитив, если у тебя полные ботинки грязной жижи? Интересное слово «жижа»! Даже с сухими ногами, при произношении этого слова ощущаешь нечто вязкое, мокрое и холодное. Жижа! Снова отвлекся! Почему люди чаще замечают негатив, чем нечто прекрасное?
«Ч-чавк», - поддакивает мне ботинок.
Ведь это легко, просто улыбнуться и найти что-то хорошее даже в плохом…
«Чавк!»
Вот, например, даже эта трещинка на асфальте. Брак, некачественная работа целого ряда людей, но ведь и она имеет свои прекрасные качества. У нее забавная форма…
 «Чавк!»
… а в детстве после дождя мы по таким трещинам пускали спички. Это были наши корабли.
«Чавк!»
Мы бежали за потоком дождевой воды, подгоняя криками свои корабли-спички, и радовались, когда твой корабль первый попадал в огромную лужу или его засасывало в сточную решетку.
«Чавк!»
Эти трещинки напоминают мне о детстве. О тех беззаботных далеких днях, лишенных проблем и непонятных хлопот.
«Чавк!»
А сейчас? – я задумываюсь на долю секунды.
- А сейчас, - хохочет цинизм. – Дети не играют под дождем. Они сидят за компьютером, а эта трещинка, если что-то и напоминает так это трещину из родительских фильмов про анальный фистинг.
- Опять ты про фистинг?! – ввязываюсь я.
- Не, а чего? Веселый фильм был! С элементами прекрасного!
- Ну…
Я пытаюсь ему возразить, пытаюсь придерживаться своей теории, но… Но все снова упирается в секс. Неужели это я такой испорченный, что с трещины на асфальте я дошел до фистинга. Я не свернул к Достоевскому, не задался вопросом, куда заведет наш славянский менталитет, если мы даже асфальт не можем положить. Я даже не выбрался к авангардной эротике, я тупо уперся в порно. Я…
Я ощущаю, как сердце подпрыгивает в груди, перекрывая горло, а потом уже понимаю, что меня чуть не сбила машина. Огромная сверкающая иномарка…
- Это «тойота рав4», идиот, - сипит цинизм.
…задела мою штанину бампером. Сквозь тонированное стекло я вижу испуганно-ошарашенную мордашку блондинки, которая держит открытую помаду возле рта.
Первым приходит в себя мой цинизм.
- Ну, давай растяпа, найди что-то прекрасное в этом открытом красном рте! Какие образы? Что вспомнишь из детства, а? И смотри, куда идешь в следующий раз!
Он умолкает, а двери машины открываются. Девушка медленно вылезает из салона. Это соседка. Или жена соседа.
- Да, того соседа у которого выкуплено четыре квартиры на двух этажах, который ездит на черном «хаммере». Ты слышишь? – кричит цинизм.
Я не слышу, я смотрю в вырез короткой шубки и вижу ложбинку между грудями. Две идеальные полусферы зажали между собой золотой кулон в виде ящерицы. Та словно пытается раздвинуть своими украшенными бриллиантами лапками два силиконовых валуна.
- Почему силиконовых? – интересуется тот второй голос.
Я выяснил кто тот второй! Это романтизм! Если есть цинизм, то должно быть нечто позитивное, что противостояло бы негативу. Так вот это оно.
- О проснулся! – прыскает цинизм. – Нас тут чуть не убили, а он интересуется натуральностью баллонов. Эй, мужики! Можно я вас буду так называть «мужиками»? – ехидничает он. – У соседа размер кулака как у тебя голова – это стихи если угодно!
- Стихи характеризуются рифмами и определенным размером слога, такими как хорей, ямб…- начинает романтизм.
- Алё, ау, ты понял, что я хотел сказать! – цинизм злится. – Держим себя в руках.
- Ты цел? – выкрикивает она, продолжая сжимать помаду в руке.
- Она спрашивает или она недовольна этим? – бурчит цинизм.
Я сам не понимаю интонацию девушки, но мне почему-то хочется чтобы она и вправду интересовалась моим здоровьем.
- Это не тебе это члену твоему хочется, а потом заднице твоей будет хотеться, чтобы ее муженек достал из нее биту, которую он в тебя засунет, если ты неправильно ответишь!
- Да, все нормально, это я виноват, задумался…
- Правильно… - выдыхает цинизм.
- Блин, ну ты тоже смотри куда идешь, я на секунду отвлеклась в зеркало, а тут ты, - ее взгляд опускается на мою штанину, на которой остался пыльный след от бампера. Ее глаза расширяются. – Я что все-таки задела?
- Нет, немного штанину, даже до ноги не дотронулись.
- Какая у нее красивая фигура, - вздыхает романтизм.
- И сиськи! – кричит цинизм. – Только помним про мужа! Большого злого мужа с кулаками кувалдами!
- Не ну ты, если чего говори, может в больницу надо или еще что-то…
- Нормально все, - я отмахиваюсь и иду в сторону подъезда.
«Чавк» - отзываются ботинки.
Открываю двери, захожу, поднимаюсь к себе. В квартире холодно. Солнце уже не греет, а батареи еще не греют. Снимаю ботинки. Носки оставляют на линолеуме мокрые следы. Шлепаю в ванну. Снимаю штаны и носки. Мою ноги. Слышу звонок в двери. Чертыхаюсь, но не спешу открывать. С той стороны звонят настойчиво. Шлепаю обратно в коридор, стараясь не наступать в грязные следы. Открываю.
- Да что ж ты будешь делать?! – чертыхается цинизм.
Соседка разглядывает меня, стоящего в трусах с мокрыми ногами. Затем без приглашения входит.
- Ты или штаны одень или контролируй эрекцию, - суетится цинизм.
- Я штаны одену, - обращаюсь я к девушке.
Она кивает головой и теряет ко мне интерес, изучает мою однокомнатную квартиру.
- Скажи, пусть разуется! – кричит цинизм.
- Ага, а не то свои итальянские полусапожки испачкает, - пытается юморить романтизм.
Я не слушаю, натягиваю в ванной штаны. Штанины внизу мокрые и неприятно трутся об ногу. Я выхожу.
Она сидит в комнате в единственном кресле…
- Ага, и сука обувь не сняла, - бурчит цинизм.
- Я тут с мужем говорила, - она делает паузу.
Этого хватает, чтобы цинизм забился в угол, а я вновь уставился на ее приоткрытую грудь.
- В общем, он сказал, чтобы я еще раз убедилась, что с тобой все в порядке, - она снова разглядывает мою спартанскую обстановку.
Окна без занавесок, стол, компьютер, диван, он же кровать, он же тахта…
- Ага и в очень-очень редких случаях ложе любви, - дописывает цинизм, вылезая из угла.
… и единственное кресло, в котором сидит гостя. Кресло настолько старое, что накрыто ковром с высоким ворсом. Быть может, благодаря ему, оно до сих пор и не развалилось.
- Твоя квартира?
- Снимаю.
- Мда, а звать тебя как?
- Михаил.
- Алена, - кидает она в ответ. – А че не на работе?
- В отпуске.
Я жду, когда же подаст голос цинизм, но тот затих.
- Ну, вот и познакомились, соседушка. Ладно, пошла я, еще увидимся.
- Это еще зачем? – вскрикивает цинизм.
- Ага, - говорю я.
Она уходит, а я снова стаскиваю штаны.
- Точно, унылый рыцарь без штанов! – оживляется цинизм. – Закрой двери, подрочи и забудь! Она - это высшая лига и очень большие проблемы, так что не надо вздыхать.
Я не спорю. Что он бы не говорил, она прекрасна. Мне нравится, как она говорит, мне нравится как она двигается, мне нравится ее смелость и непринужденность. Мне…
- Да-да, как вы умеете себя обманывать. Тебе нравится! – перекривляет он меня. – Члену твоему нравится! А мысленно отбрось от ее образа смазливую мордашку и груди третьего размера (уточнение!!! Силиконовые!!!), и что тогда?
Я знаю, куда он ведет, но не отвечаю.
- Хорошо я скажу! Тогда в одно мгновение тебя будет раздражать ее манера говорить, ее походка станет вульгарной, а смелость превратится в нахальство, а непринужденность можно классифицировать как недостаток образованности! Она блОндинкО! Так сейчас говорит молодежь!? В общем забудь, парниша! И ты забудь! – кричит он романтизму, который как и я уже без штанов.
Я сажусь за компьютер. Надо писать позитивный роман.
- Кому надо? – зевает цинизм.
Итак, мы остановились на лазурном берегу. Красивый парень идет навстречу красивой девушке.
- Рыжеволосой девушке, - уточняет романтизм.
Идет навстречу рыжеволосой девушке по желтому песку. Над ними голубое небо, и ласковый прибой с такими белыми барашками на волнах. Вокруг загорают люди.
- Толстые и некрасивые? С обгоревшими спинами? – уточняет цинизм.
- Обычные люди, - отвлекаюсь я.
Где-то рядом играют в пляжный волейбол. Парень и девушка видят друг друга, но оба настолько романтичны и скромны, что не решаются сделать первый шаг. Они почти  поравнялись. Парень прячет заинтересованный взгляд, а девушка – улыбку. Они почти влюбились. Парень ищет предлог, чтобы заговорить с красавицей, и тут вмешивается случай.
- Ей гадит на голову огромная жирная чайка? И он помогает ей достать помет из головы? – хохочет цинизм.
Боковым зрением он замечает тень. Кто-то из волейболистов ошибся, и мяч, подхваченный ветром, летит в голову девушки. Девушка в растерянности. Мяч в метре от ее лица. Парень выбрасывает руку. Удар. Хлопок. Мяч падает возле ног, а девушка с благодарностью смотрит на парня.
- Меня сейчас стошнит, - изрекает цинизм и удаляется.
Я его не виню, меня тоже слегка подташнивает от это слащавости. Я откидываюсь на спинку стула и минут десять смотрю в окно. За окном жизнь. Иногда ходят люди, проезжают автомобили. А я не могу придумать, как продолжится знакомство двух людей.
- Спасибо, - говорит девушка и приветливо улыбается.
Парень пожимает плечами. В его голове суматоха. Он ищет нужный вопрос, который бы завязал диалог.
- Я – Настя, - приходит на помощь девушка и протягивает руку.
- Блин-н-н! – кричит откуда-то из глубины цинизм. – Снова Настя, этих Настей развелось. Почему Настя? Почему не Даша, не Маша, не Фекла? Почему именно Настя?
- Мне нравится, - моя очередь пожимать плечами, отвечая цинизму.
- Эй, романтизм-идиотизм, ты слышал это? Ему нравится! Ты что хомяку имя даешь? Ты роман пишешь!
- Да-да он прав, - вторит ему романтизм. – Слишком банальное имя, мы так хорошо ушли от образа блондинки и тут такое распространенное имя. Анастасий слишком много.
- И это плохо? – удивляюсь я.
- Это не интересно, - кричит цинизм.
- Да пошли вы! – отвечаю я.
- А – я…
Я снова зависаю, пытаясь придумать имя герою. Это оказывается не так просто. Я встаю, иду к окну, снова втыкаю на серую улицу. Затем бреду на кухню. Делаю кофе. Пью.
- Те, кто дочитает твой роман до третьей страницы, поседеют, - бурчит цинизм. – Или  состарятся и умрут. А может, застрелятся?! Неужели так трудно придумать имя герою? Михаилом его назови!
- Нет, это уже мания величия какая-то, - возражает романтизм. – Называть героя собственным именем нельзя.
Я пью кофе, не вмешиваясь в диспут.
- Какая мания? Один болван не может назвать себя своим же именем?
- Почему себя? – удивляется романтизм.
- А ты что думаешь, он про соседа пишет? Тот идиот, который не может познакомиться с девушкой на пляже – это же вылитый он! Ну конечно у реального него нет кубиков пресса, и он не Аполлон, но в остальном это он.
Романтизм задумывается. Я понимаю, что цинизм прав. Тот парень на пляже это я! Это мой характер, мои фантазии, мои желания. Я не смог выдумать героя, хотя это даже не герой – это персонаж!!! Я не выдумал его, я перенес себя туда в ту позитивную картинку и теперь не могу придумать себе имя.
Кем бы я хотел быть? Я начинаю перебирать поименно знакомых, и понимаю, что на одно и то же имя я знаю как минимум двух абсолютно разных людей.
- Значит, называй таким именем, которого нет среди твоих знакомых, - цинизм теряет терпение.
- Вольдемар? – усмехаюсь я.
- Очень смешно! А теперь, может хватит, корчить из себя провинциального резидента комедии-клаба и наконец придумаешь имя! Там на лазурном берегу уже выпал снег, пока ты тут рожаешь, а те двое стоят в трусах и ждут чего-то! Их уже наверное чайки обосрали так что и кожи не видно!
- Никита! – осторожно смакую я имя.
- Годится! – рявкает цинизм. – Давай дальше!
- Никита! – изрекает парень и жмет руку незнакомки.
Ладонь у девушки гладкая  шелковистая. Ощущения такие, словно он держит за руку новорожденного ребенка.
- От этих спортсменов уже нигде не скрыться, - смеется Настя. – Вчера через парк с подружкой шли, так там футболисты чуть с ног не сбили.
- Спорт вас любит! – Никита.
- Ну ваще, кладезь остроумия, - хохочет цинизм.
- Да-да, - смеется Настя. – А вы тут сами или с семьей?
- Один, то есть я вообще один…
- Как былинушка, - ерничает цинизм.
- Нет семьи, по путевке, - говорит Никита. – Можно вас угостить мороженым или соком?
- Спасибо.
Они идут в сторону кафе вдоль прибоя.
Я откидываюсь на спинку кресла, перечитываю написанное. Мне не нравится. Нет, все звучит реалистично. И так могло быть…
- Кроме трюков ниндзя с перехватом мяча, а так в принципе люди так и знакомятся, - кивает цинизм.
А что дальше? Как должен развиваться самый позитивный роман?
- Цветы, купания при луне, прогулки ночным парком, - романтизм мечтательно закатывает глаза.
- Слушай, - прерывает цинизм, обращаясь ко мне. – Это не романтизм! Это латентный гомик! И его с каждым днем становится все больше и больше. Ты обрати на это внимание.
- Ну, а ты что можешь предложить? – перебиваю я его.
- Глупости это все! Позитив! Романтика! Секс на пляже под луной! Полная жопа песка, а у нее ракушек! Про парки я вообще молчу, если ее не изнасилуют, то тебе морду точно набьют!
Я улыбаюсь, а он продолжает.
- Если вам нравится такая романтик то вперед. Но курортные романы – это измена, и не какая романтика их не оправдает!
- Ну а если они оба свободны!?
- Тогда это секс без обязательств. Потрахались, распрощались и прямиком в больницу к знакомому венерологу.
- А если они из одного города, и нет у них болячек, если так зарождается семья?! Крепкая, дружная, до самого «пока смерть не разлучит вас…»?
- Одна на миллион?
- Даже если одна на миллион. Но ведь так может быть?
Цинизм обдумывает мои слова. Я знаю, что он в это не верит, но верит в вероятность, а вероятность существует. Он жмет плечами и машет рукой, произнося «Пишите, что хотите!»
Но я не знаю, что писать. Я снова тупо смотрю на мигающий курсор, а в голове завывает ветер. Я подсознательно возвращаюсь мыслями к встрече с Аленой. Ловлю себя на том, что смотрю не в монитор, а на кресло, где сидела она. Еще пару часов назад она, девушка моих фантазий сидела, закинув ногу на ногу в моей квартире. За десятым разом я даже вздрагиваю, потому что реально вижу ее идеальные коленки, распахнутую шубку, аппетитную грудь…
- СИЛИКОН!!! – кричит цинизм.
… слегка надменный, но от этого не менее завораживающий взгляд. Комната хранит ее запах. И запах не только дорогих духов, а еще этот тонкий ни с чем несравнимый аромат… я запинаюсь, я не могу придумать нужное слово.
- Самки! – выдает цинизм.
И я должен с ним согласиться. Именно самки. Зрелой, здоровой, любвеобильной самки. Мне трудно признаться, но если тот парень на пляже – это я, то девушка – это Алена. То есть не она, а ее внешность. Чуть выше среднего роста, стройная, быть может, даже худая, с зелеными глазами…
- Стоп! – цинизм недоволен. – Волосы!
- Что волосы? – не понимаю я.
- Блин, опять двадцать пять! Волосы у той на пляже рыжие, а эта блондинка. Ты определись как-то!
Я вздыхаю.
- У Насти внешность Алены, но волосы рыжие! Доволен?
- А я то что? – фыркает цинизм. – Я только за то чтобы все было логично.
- Спасибо.
Я снова потерял нить истории.
- У тебя ее и не было! – цинизм и не думает извиняться. – Если бы ты чаще встречался с девушками, то может что-то и придумал, а так… Не было у тебя ни нити, не истории!
Мне надоедает. Я сохраняю документ и закрываю «ворд». Цинизм уходит спать, а я бреду на кухню в надежде что-то съесть. Сижу на кухне жую бутерброд и размышляю.
А как я представляю свою встречу с единственной и неповторимой? Попасть под колеса ее автомобиля? Я улыбаюсь. Очень по киношному, но потом можно рассказывать эту историю детям или внукам. Да-да, холодными зимними вечерами, когда за рождественским столом собирается вся семья, усаживать на колени непослушного внука и в тысячный раз затягивать историю о том «как я познакомился с вашей бабушкой». В камине потрескивают поленья, на столе разнообразные вкусности, а ноги так приятно греет шкура медведя. И с каждым разом история нашей встречи будет все смешнее и интереснее. Или даже вот так на пляже. А почему бы и нет? Тоже романтика.
А может Алена и есть та единственная и неповторимая? От этой мысли в ужасе просыпается цинизм. Он еще до конца не пришел в себя, но уже рвется вперед, чтобы первым достучаться до разума.
- Вы-вы-вы… вы что тут надумали? Вы в своем уме? Вы даже и не думайте об этом! Какая нафиг единственная? Да ваши яйца привяжут к перилам балкона струной, а вас бросят вниз. Вас похоронят в клумбе, и коты будут мочиться на вашу могилу. Вы прекращайте! Вы даже не смотрите на нее.
Я не отвечаю. Я снова пытаюсь представить встречу с единственной и неповторимой. Я так успел влюбиться в историю про внука на коленях, а особенно в камин и шкуру под ногами, что хочу необычной встречи. Хочу истории, а не банального знакомства с конфетно-цветочным периодом, сексом, росписью, детьми, кредитом и электрогрилем в духовке вместо камина и шкуры.
Цинизм снова ушел спать, а я доел бутерброды.

*-*-*
Девочка открыла глаза и затаила дыхание. Несмотря на жару, она натянула одеяло на голову. Сердце отбивало ритм веселой песенки, и было готово выскочить из груди и пуститься в пляс. Девочка сделала вдох и снова задержала дыхание. Звуки не стихли.
Клокочущее бормотание с настойчивостью молодых побегов, пробивающих асфальт, проникало сквозь одеяло в голову ребенка. Звук шел из-под кровати, огибал матрас и вползал в маленькую щелку между одеялом и подушкой. Девочка придавила рукой одеяло. Стихло. Прислушалась. Тяжело дышать. Прогретый июльский воздух комнаты под одеялом превращался в нечто вязкое и трудновдыхаемое.
Она медленно приподняла одеяло. Комната была залита светом уличного фонаря, отчего все вещи казались незнакомыми. Бормотание послышалось вновь, оно усиливалось, становилось отчетливее, а затем взорвалось уханьем.
Девочка вздрогнула, юркнула под одеяло и закрыла уши руками. Теперь она слышала, как пульсирует сердце. Звук был похож на тот, когда, нырнув в ванной, стучишь по дну игрушкой. Очень быстро стучишь игрушкой. Она открыла уши. Тихо. Ночь. Где-то залаяла собака. Мерное бормотание возобновилось. Только теперь в нем появилась резкость, словно под водой лаяла собака.
А могут ли собаки лаять под водой? Надо будет спросить у бабушки.
БУММММ!!!!
Что-то большое ударило в стену. Затем послышался скрежет, гулкие шаги и возня. Вскочила. Отброшенное одеяло упало на пол. Побежала в комнату бабушки. Босые ступни девятилетнего ребенка звонко шлепали в тишине квартиры. А там внизу что-то ухало, скребло и завывало.
- Ба-а-а, - тихо произнесла она.
Спящая женщина вздрогнула. Открыла глаза. Несколько мгновений боролась с пеленой сна, а затем увидела силуэт девочки. Рука потянулась к торшеру, включила свет. Зажмурились обе. Девочка девяти лет и ее бабушка, еще не старая женщина лет сорока пяти.
Неяркий свет выхватил очертания типовой комнаты «хрущевских» построек. Блеклые обои с геометрическим рисунком, ковер на стене, под ним разложенный диван, на котором спала женщина. Рядом столик с ночным торшером, далее проход в коридор. Под той же стеной сервант с лениградским сервизом и хрусталем. Возле окна комод, на нем телевизор. Напротив серванта у противоположной стены два кресла с деревянными ручками, на которых потрескался лак.
- Что случилось милая?
Слова давались женщине с большим трудом, сказывалась восьми часовая операция и ночное дежурство.
- Ба, я боюсь!
- Чего ты боишься милая?
Женщина села на кровати, обхватив голову руками. Кисти рук были большими совсем не женскими, короткие каштановые волосы торчали после неспокойного сна. Женщина была крупной, но не толстой. Широкая кость, большие груди, мощный таз. Но все это гармонично сочеталось в ней.
- Там снова они!
- Они? – мозг наотрез отказывался соображать.
- Ну, они, - шептала девочка. – Синие люди!
- Синие люди?!
- Да, ты рассказывала, что там живут синие люди. И они снова шумят! Я боюсь!
Женщина вздрогнула. Сонный мозг начал соображать.
- Милая не бойся, они ничего тебе не сделают, пошумят и лягут спать. Иди в кроватку.
- А если они прогрызут ко мне ход и утащат меня?
- Никто тебя не утащит, они слабые и не умеют грызть кирпич. Возвращайся в кроватку, и спи, а завтра мама пойдет и отругает их.
- Я боюсь, - не сдавалась девочка.
Женщина вздохнула.
- Ложись рядом.
Девочка юркнула к стенке, а женщина легла на край продавленного дивана. Завтра снова будет болеть поясница, - успела подумать она, засыпая.

*-*-*

Я проснулся. Утро. Обычное отпускное утро. Тот же неприятный запах изо рта, стояк из-за необходимости отлить и впереди долгий день отпускника. Бреду в туалет, и дальше по откатанной схеме. Стараюсь отыскать в голове среди прочего хлама затасканное ожидание «чего-то…» Да-да, нечто, наверное, есть у всех. Ожидание того, что сегодня что-то произойдет. Ожидание чего-то лучшего и нового. Мы достаем его каждое утро, держим как талисман и свято верим, что вот сейчас, но… День проходит.
Мы уставшие возвращаемся с работы. Мы уже ни на что не надеемся, ни во что не верим. Мы ужинаем, принимаем душ и падаем перед телевизором. У нас нет стремления, и даже то утрешнее ожидание валяется где-то на закоулках нашего затраханного работой мозга. А потом настает следующее утро. И мы снова достаем его, наспех разглаживаем помятости, примеряем перед зеркалом выражение необычного свершения и выходим из квартиры. А вечером все по старой схеме.
И так изо дня в день, из года в год.
- Но ведь у кого-то же что-то свершается, - просыпается романтизм.
- Наверное, - соглашаюсь я.
- Хватит ныть с утра, - цинизм недовольно бурчит из своего угла. – Пей кофе и пошли, купим чего-нибудь пожевать. Пустой холодильник.
Цинизм не любит быть голодным. С одной стороны он находится на пике, когда пуст желудок, а с другой стороны очень не любит голод. Вот так и живем в борьбе с самим собой и собственными желаниями.
Если лень двигатель прогресса, то безделье – исток наших бед. Я бреду в магазин, размышляя о чем-то метафизическом. Хороший термин, сколько испуганно-восхищенных взглядов девушек я ловил на себе, когда произносил это слово. Самое интересное, что настоящего смысла этого слова я не понимаю. Как оказалось этого и не нужно.
- Да и вставь сюда еще абзац про анальный секс и трещины в заднем проходе, которые тоже являются последствием безделья и дурацких экспериментов, - цинизм снова чем-то недоволен. – Книга?! Помнишь? Шедевр мировой литературы! Самый позитивный роман!? Нет? Ничего не припоминаешь?
Он прав! Я снова думаю о чем угодно только не о позитивном романе.
- Ну а что я говорил? Все так и происходит! Написал две страницы и все! – ликует цинизм.
Наверное его слова мне обидны. Почему наверное? Потому что обиды я не чувствую. Он прав в сотый раз, но я свыкся с этой правдой.
Я делаю покупки. Палку колбасы, твердый сыр, хлеб, масло, пропаренный рис, мясо курицы, долго выбираю между двумя видами фасованных конфет, беру оба, лимон, яблоки, банку ноль пять пива, орешки, салфетки, туалетную бумагу. С огромным пакетом выхожу из магазина. Кажется, что я сделал запасы на месяц, но если распаковать все купленное, то окажется, что кроме бутербродов и каши мне нечего будет есть.
Я захожу во двор, предусмотрительно обхожу вчерашнюю лужу. Меня обгоняет «хаммер», останавливается возле подъезда. Из машины вылезает огромный мужчина, на фоне которого «хаммер» кажется «окой». Со стороны пассажира на землю спрыгивает Алена. Они тоже вернулись из магазина, или…
- Или в этих огромных пакетах деньги, - вздыхает цинизм.
Девушка что-то говорит мужу. Тот поворачивается в мою сторону. Нас разделяет два метра.
- Сосед! – громыхает он.
Я вздрагиваю.
- Вздрагиваешь???!!! Ты блин штаны чуть не обделал! Вздрагивает он, - уточняет цинизм.
- Добрый день, - киваю я Алене.
Та делает вид, что не слышит меня.
- И не видит! – снова цинизм. – И ты не существуешь для нее! И так должно оставаться!
- Добрый, - гремит мужчина. – Она вчера говорила мне, что стукнула тебя машиной…
- Чепуха, задела штанину, я тоже виноват, задумался на дороге, - пытаюсь выдавить улыбку.
- Ладно, я тоже знаю, как она водит, баба за рулем – одним словом!
- Это три слова, - бурчит цинизм. – Только ему это не говори, - спохватывается.
- Меня Николаем зовут, а ты Михаил?
Я киваю.
- Ну, будем знакомы сосед.
Он теряет ко мне интерес, и выгружает из машины пакеты. Я бросаю короткий взгляд на Алену, и она мне подмигивает. Это похоже на природную аномалию, когда среди февраля на один день наступает весна, светит солнце, тает снег, и даже чирикают воробьи. Так на ее холодном бесстрастном лице появляется это подмигивание.
- Пошел, пошел! – шипит цинизм.
Я открываю подъезд и захожу.
Стою на кухне, пытаясь решить для себя, что приготовить на обед. Люблю Харуки Мураками, особенно его вставки в романах, когда герои готовят себе поесть. Временами ловишь себя на том, что читаешь кулинарную книгу. Начинаю фантазировать, что я бы смог приготовить и так же вкусно описать. Из всех японских ингредиентов у меня есть только рис и куриное филе. И риса мне не хочется. Жарю яичницу и режу колбасу. Ем.
- Что там с позитивом? – портит аппетит цинизм.
Я жую, игнорирую его вопрос.
- Ау-у-у! – не унимается он.
- Поем и буду писать!
- Художник должен быть голодным! – хохочет он.
- А цинизм более остроумным и не заезженным! – огрызаюсь я.
Он замолкает, а я доедаю яйца. Неспешно мою посуду, и как на эшафот иду за компьютер.
Открываю написанные страницы и снова таращусь на курсор. Позитив не идее в мою голову, вернее в нее ничто не идет. Цинизм тоже устал меня поддергивать и поэтому мы сидим в тишине.
- Ну, пусть на них хулиганы что ли нападут, а он ее защитит, - вздыхает цинизм.
Думаю о его предложении. Банальщина! Скукота!
- Тогда думай сам, - он уходит.
Я киваю головой и начинаю стучать по клавиатуре.
Парень с девушкой, - пишу я. - Они идут по аллее парка. Вечер. Легкий морской бриз. Гомон людей. Музыка из открытых кафе. Стрекот цикад. Романтика. Они идут очень близко, иногда смущаются, когда их руки соприкасаются.

- Удивительно, - говорит Настя.
Никита удивленно смотрит на девушку. Она улыбается.
- Я говорю, удивительные встречи происходят. Вот мы, например. Живем в одном городе, а встретились на пляже за тысячу километров от дома. И я совершенно не могу представить наше знакомство в маршрутке, например.
-  Это курорт, он усыпляет бдительность, - улыбается парень.
- Ну, не знаю даже. Ты здесь надолго? – в ее глазах испуг, то ли оттого что первая показала свой интерес к нему, то ли от того что он может уехать завтра.
- Еще неделю буду, - говорит он.
- Неделю?
Много это или мало? Она не хочет показаться навязчивой, потому что настоящие леди так не ведут, но…
- Ты не против, если я тебе позвоню, когда мы вернемся домой? – выдыхает он.
Она вспыхивает, улыбка появляется на ее лице. Это лучшее, что она могла услышать сейчас.
- Конечно, буду только рада.

- Меня снова мутит!!! – кричит цинизм.
Я снова утыкаюсь в тупик. Хулиганов что ли и вправду вставить? Хотя это было и не одну сотню раз!
-Ага, а морской трах – это новшество! Да?
Я пытаюсь его игнорировать. Мне нужно отвлечься.
- Тебе сюжет как минимум нужен, не считая таланта и умения грамотно писать!
Мне нужен позитив!
Вбиваю в гугле «позитивные истории». Попадаю на какой-то сайт с историями. Читаю. Уныло. Сбоку страницы мигает баннер с грудастой девахой. Кликаю. Попадаю на эротические истории. Снова уныло. Затем еще парку кликов и я читаю «Приветствуем вас на сайте Тематических игр!»
Прокручиваю колесико мыши и понимаю, что меня занесло на сайт любителей доминирования и подчинения, БДСМ, садо-мазо игр и непонятных терминов и увлечений. Почему-то не спешу закрывать страничку, чем очень сильно удивляю самого себя. Смотрю. Повергаю свой разум в ужас, когда начинаю регистрироваться. Вхожу под своим именем. Появляется опция выбора партнеров.
Успокаиваю притихший цинизм и романтизм тем, что мне просто интересно – неужели и в нашей полупровинциальной дыре кто-то этим увлекается в реале. Они мне верят или делают вид, что верят, или же им тоже интересно.
Включаю поиск, фильтрую по полу и месту проживания. Список меня удивляет. Девяносто три девушки из моего города зарегистрированы тут. Девяносто три. Сайт предлагает выбрать следующую фильтрацию. «Низ», «Верх»? Я пытаюсь понять какой низ и какой верх, а потом до меня доходит, что подчинение это – низ, а доминирование – верх.
- Очень интересно и что же ты выберешь? – цинизм отошел от первого шока.
Мне самому интересно в роли кого я бы хотел себя испробовать.
- Простите! – подает голос романтизм. – Разве мы тут не для того, чтобы просто узнать количество людей в нашем городе, которые интересуются этими играми? Зачем нам что-то выбирать?
Я ощущаю тревогу в его голосе.
- Ишь как за задницу беспокоится, - хохочет цинизм. – Мы сделаем правильный выбор!
Я навожу указатель мыши на «Низ», но не спешу кликать. Теперь очередь волноваться цинизма.
- Эй! Дружище! Ты что это задумал! Какие могут быть сомнения? Да! Это весело не спорю, и мне самому интересно попробовать, тем более эти-то на все согласны, но только доминировать.
- Почему? – удивляюсь я.
- Что значит почему? – испуг не дает ему говорить. – Потому что ты мужчина, ты доминируешь! Перед кем ты собрался подчиняться? Ты что собрался подчиняться?!
- Я не знаю, просто…
- Просто что???
- Просто доминирование – это сложно! Это придумывай задания, подчиняй, организовывай, а подчиняться совсем другое дело. Сказали сделал, не нравится выкрикнул кодовое слово и все остановилось.
- Откуда такие познания? – цинизм не находит себе места.
Я пожимаю плечами.
- И если вы такой не любитель распоряжаться собой сам, то почему в армию не пошли служить? – пытается найти разумные доводы он.
- Армия – это другое. Там прыщавые малолетки пытаются казаться генералами, там глупости, а тут…
- А тут сплошные рационализаторские идеи, да? Какая-то малолетка будет тыкать в тебя вибратор! Бррррр, - передергивает его.
- Какой вибратор? Нет! Не хочу. Просто развлечься, и тем более с ней все равно будет секс!
- А-а-а-а-а! – кричит цинизм, закрывая уши. - Так с нижней тоже будет секс, только руки будут свободны у тебя, ты будешь контролировать ситуацию.
Мы говорим о разном. Цинизм сдается, машет рукой и уходит.
- Все равно твоя задница, чего я переживаю, - бормочет он.
Он прав. На счет задницы, я как то даже и не подумал. Глупости! Я где-то читал, что в таких играх все оговаривают сначала и можно остановиться в любой момент.
- А книга? – осторожно спрашивает романтизм.
Мне хочется его послать. Но он тоже прав. Это начинает напрягать. Все вокруг правы, и только я совершаю глупость за глупостью.
Я делаю выбор. Выбираю девушек из категории «Верх»! Сервер сортирует оставшиеся анкеты. Остается пять человек! В общем, что не говорили бы умники про феминизацию общества и наступление матриархата. Все это чушь! И подтверждение тому такие сайты. Из девяноста трех особ повелевать желают только пятеро, остальные хотят найти своего господина.
Я уныло рассматриваю анкеты девушек. Четверо из них ассоциируются у меня с нянечками детских садов. Такие же необъятные с морщинистыми руками и тройными подбородками. Госпожа Тариа написано у одной. Но мой мозг воспринимает ее как бабу Таню из соседнего подъезда, а главное я не ощущаю даже малейших намеков организма на желание подчиняться ей.
- Ты доел манную кашу?! – кричит из глубин памяти голос Светланы Борисовной няни старшей группы детсада номер сто сорок.
Я вздрагиваю. Образ этой дородной тетки в застиранном до серого цвета переднике всплывает перед моими глазами. Я как тогда вижу ее пожелтевшие зрачки на раскрасневшемся от пара лице. Слышу ее голос, который обещает покарать всякого, кто осмелится не съесть манную кашу. С комочками!!!! БРРРР!!! Меня передергивает.
Дохожу до анкеты, где вместо фото стоит картинка из аниме. Да-да, эти японские рисунки людей с неестественно большими глазами и треугольными носами. Вероятность того, что за этой картинкой скрывается такая же баба Таня, стремительно приближается к единице, но попытка – не пытка успокаиваю я себя. Пишу ей приветствие. Девушка отвечает.
Мы начинаем общаться. Ее зовут Вика, она младше меня. Она уклоняется от вопроса о внешности, и говорит, что при реальной встрече я сам все увижу. Я спрашиваю об игре. Она снова выкручивается, и говорит про реал. В целом она понимает мой юмор и сама отвечает забавными фразами. С ней на удивление легко общаться, и мы пару часов стучим по клавиатуре, забыв причину знакомства.
Она учитель русского языка и литературы в средних классах. Я шучу о том, что она властвованием зарабатывает себе на жизнь и зачем ей это еще за пределами школы. Она отвечает, что за пределами школы она зарабатывает на жизнь, а школа – хобби.
Я пытаюсь узнать расценки на игры? Она отвечает, что в принципе это бесплатно, но некоторым клиентам приятно ей платить, а она не возражает. Мы говорим до поздней ночи. Два абсолютно чужих человека говорят несколько часов подряд. Затем она прощается и выходит из чата. Я ложусь спать.
Просыпаюсь рано утром и сажусь за компьютер. У меня появилась идея сюжета, и я пытаюсь ее записать, пока не проснулись романтизм и цинизм.
Пусть Настя будет проституткой. А после встречи с Никитой, она влюбится в него и решит бросить свое ремесло. Сутенер будет против этого. Никита придумает хитроумный план, и, обманув бандита, сбежит с Настей далеко-далеко. У них появится замечательный малыш, и они будут жить долго и счастливо.
- Это утренняя эрекция спровоцировала кислородное голодание мозга, кровь не доходит в некоторые места, поэтому ты выдумываешь такие заезженные сюжеты? – проснулся цинизм. – И чем твой роман будет отличаться от тысячи подобных сюжетов?
Я пожимаю плечами. Цинизм вздыхает.
- Ну а если у нее есть подруга-лесбиянка, они пара! но встретив Никиту, Настя понимает, что влюбилась в этого парня. Она рассказывает все своей подруге, но та не желает отпускать девушку, и всячески мешает им. Она плетет интриги, угрожает, и даже решается нанять киллера, который бы убил парня. Но любящие сердца с мужеством преодолевают трудности и…
- Рожают ребенка, живут долго и счастливо, я помню это, - бурчит цинизм.
- Ну как такой вариант?
- Лесбиянка говоришь? – хмыкает он.
- Да, - приободрено киваю я.
- У меня другая есть стопроцентная позитивная концовка!
Я напрягаюсь.
- Подруга Насти и Никита – враги, но волей случая они оказываются наедине!
- Как?
- Ну не знаю, например, из-за козней подруги Настя попадает в больницу и эти двое сидят в ожидании результатов из операционной. Или застревают в поломанной машине в тридцатиградусный мороз в степи. Не важно, важно то, что за это короткое время подруга узнает Никиту с другой стороны. Она начинает понимать чувства Насти, и почему та сделала такой выбор, а может даже сама влюбляется в парня.
- И теперь начинают бороться за него между собой? – не понимаю я.
- Нет, они живут одной семьей! Ну, то есть они любят Настю и живут втроем. А?
- Очень смахивает на сюжет порнофильма, - напрягаюсь я.
- Вся жизнь – один сплошной порнофильм, то ты кого-то, то тебя кто-то. Классный сюжет! И кажется, такого еще никто не писал. А позитива чувствуешь сколько?
Я задумываюсь.
- А может у нее дома остался богатый муж-бандит, - подает голос романтизм. – И после возвращения с моря Никита ищет встречи с Настей. Его избивают подчиненные мужа, но парень все равно встречается с девушкой. Муж понимает, что у этих двоих настоящая любовь, махает рукой, и даже дает им денег. Муж остается в городе, а двое влюбленных уезжают далеко-далеко.
- А на прощание они трахают ее вдвоем, и уже в поезде Настя понимает, что ей нравится быть шлюхой. И ночью на какой-то забытой богом станции она сбегает от спящего Никиты и возвращается на панель, - дополняет цинизм.
- Стоп-стоп! Она же не шлюха!
- Но позитив-то какой!!! А мораль?! Ведь каждый персонаж находит себя в жизни, все счастливы.
Я не слушаю. Но будет нечестным сказать, что мне категорически не нравится история цинизма. Первая история. Жить втроем конечно весело, но для моего романа это чересчур, но отбить партнершу лесбиянку – это как минимум оригинально.
- Основной инстинкт, Шарон Стоун, Майкл Дуглас, - встревает цинизм. – И это уже было!
- Все было, а я напишу по-другому. Это не плохая идея.
- Пользуйся, - он уходит.
Я иду на кухню. Завтрак.
Звонок в двери. Смотрю на часы. Девять утра. Открываю двери. Передо мной в бирюзовом халатике до колен стоит Алена.
- Сосед кофе угостишь? Только проснулась, а дома только черствый хлеб и маргарин.
- Наверное, можно было бы предположить, что она говорит правду, - возвращается цинизм, - если бы не ее безупречный макияж и те пол тонны продуктов, которые они вчера выгружали из машины.
- А я ей верю, - отвечаю я, поднимая взгляд с пушистых тапочек по стройным ногам  к груди девушки.
Халат гостьи запахнут ровно настолько, чтобы была видна ложбинка и четверть каждой груди.
- Может это треть или половина? – не сдается цинизм.
- Да, конечно, чем богаты, - отвечаю я Алене и пропускаю ее в квартиру.
- А вот мне просто интересно, если бы тут стоял алкаш из восемнадцатой квартиры, ты бы тоже был настолько любезен, что угостил его завтраком? – цинизм пытается бороться до конца.
Мы с Аленой идем на кухню, она садится за стол и внимательно смотрит на меня. Я беру турку и варю кофе, делаю бутерброды с маслом и сыром. Ставлю перед девушкой чашку. Она закидывает ногу на ногу, полы халата распахиваются, и я прилипаю взглядом к идеально загорелому бедру.
Чувствую в штанах шевеление.
- Ау, если ты засунешь в нее свой член, то ее муж засунет в тебя биту.
Шевеление прекращается.
- Какие планы на день? – она кусает бутерброд.
Я пожимаю плечами.
- М-м-м, - закатывает она глаза. – Тысячу лет не ела батон с маслом и сыром, и кофе вкуснейший. Это ты без кофе-машины такой варишь?
- Нет, блин, в кармане кофе-машина и он оттуда достает чашки, - злится цинизм. – Ты посмотри, она же дурра!
- Сиськи! – улыбается романтизм.
- Я тебе десяток с еще большими найду, но только не эту!
- Эта же сама пришла! – не сдается романтизм.
- Ее муж тоже сам придет и сделает из тебя евнуха!
Я отстраняюсь от ссоры и пытаюсь оторвать взгляд от идеального бедра. Ловлю себя на том, что уже приподнял руку и готов тянуться к этой манящей поверхности. Вздрагиваю, краснею и хватаю бутерброд.
- Слушай, поехали со мной! – с набитым ртом говорит она.
- Куда? – напрягаюсь я.
- Да просто покатаемся, мои все подруги заняты, мой свалил куда-то, а мне скучно. Заедем в пару магазинов, поедим где-то…
- В кино можно, - вставляю я.
- Ты блин еще ей семечек купи! – цинизм отвлекается от спора.
- Кино?! – удивляется она. – Ух ты! Сто лет не была в кино! Как в школе на свидании! Можно в кино!
- А твой муж?! Он это… ничего что мы с тобой, может стоит ему сказать, спросить разрешения?
- Ага, - хохочет цинизм. – Мистер шкаф, а можно я попарю свою кочерыжку в вашей жене?
- Да все нормально, не парься, - отвечает она.
Алена доедает бутерброд, допивает кофе.
- В общем, через сорок минут жди меня возле машины.
Она встает, халат распахивается еще сильнее, я вижу, как колышется ее грудь. Она уходит, сама открывает и захлопывает двери, а я остаюсь наедине с эрекцией.
- Мне надоело! – кричит цинизм. – Марш в туалет! Дрочи пока мозоли на члене не появятся, но не смей так на нее смотреть! И запомни, больше я не скажу ни слова! Вляпаешься, будешь сам выкручиваться.
Он умолкает, а мне становится тревожно. Тот страховочный трос, который удерживал меня над пропастью глупостей, оборвался.
Я стою возле ее машины, как… я даже не знаю как кто. Хотел было написать как верный пес, но верности во мне нет. Скорее я похож на тех людей, которые приходят за деньги на митинги политических партий. Да, точно. Именно на такого студента первокурсника я был похож. Человек с растерянностью и непонимание на лице. Он далек от всего происходящего и единственное, что его интересует – это вознаграждение. В моем случае – я получал сексуальное удовлетворение, находясь рядом с этой девушкой. А еще во мне был страх, страх не за то, что со мной могут не рассчитаться, а за то, что про все это может узнать ее муж и тогда…
- Вот-вот, правильно мыслите, батенька, - цинизм подкидывает поленья в разгорающийся страх.
Я не знаю, что ответить.
- Я тебя не отговариваю, - продолжает он. – Ты всегда мыслил логично, так давай сейчас просто проанализируем ситуацию.
Я соглашаюсь, тем более, что Алены нет.
- Ты хочешь ее трахнуть! – начинает он с вывода. – Почему?! Потому что она просто офигительно сексуальна! Да, она наш эталон женской красоты! Это «плюс» в колонке «ЗА ТРАХ», так?
Я снова соглашаюсь.
- Теперь минусы! – продолжает цинизм. – Она дура!
Я пытаюсь возразить, но не могу.
- Она дура – это раз! – снова повторяет он. – Ты всегда избегал таких, тебе скучно с ними, это не твоя весовая категория – это два! У нее муж-бандит с кулаками больше чем твоя голова – это три! Итак, что имеем в сумме? Один плюс против трех минусов! Правильно?
Я киваю.
- Тогда что мы тут делаем? Пошли!
Она выходит! Сегодня на ней другая шубка, но с неизменным вырезом. Я забываю о первом минусе. Она улыбается. Я забываю о втором минусе. Спускается с крыльца. Достает ключи из сумочки, проходит мимо меня, пытается выбрать нужный ключ. Связка выскальзывает из ее тонких пальцев и падает на асфальт. Она наклоняется. Я стою сзади и смотрю на идеальную круглую попку. Я забываю не только про третий минус, но и собственное имя. Сглатывать слюну.
Алена поднимает ключи, открывает двери. Я пытаюсь восстановить слюнопоглощение и вспомнить собственное имя. Она приглашает меня в машину. Так в тот день для меня начались пытки.
Мы посетили несколько магазинов, в которые я раньше боялся даже заходить. Мы ели какие-то ужасно дорогие и в то же время совершенно невкусные, но, несомненно, модные и полезные салаты. Мы смотрели бестолковую комедию на вип-диванах  в кинотеатре. Мы просто катались по городу. И все это время она, то наклонялась, поправляя безукоризненно сидящие штаны, то роняла вещи, словно старушка с церебральным параличом. Все эти наклоны она выполняла с такой резкостью, что иногда я боялся за лямки ее бюстгальтера, которые могли не выдержать таких нагрузок под тяжестью силикона.
В общем, к подъезду мы прикатили вечером. Из машины вылезали с обновками. Я с болью в паху от постоянной эрекции, она – с ворохом глупых покупок.
- Хорошо покатались, - она выглядела, как девушка с рекламы йогурта, которой наконец удалось покакать, и теперь она излучала радость и здоровье.
Я же кроме боли в паху, ощущал себя жертвой маньяка с оттраханным мозгом и панической боязнью людей. Столько ненужной информации я не получал за все годы жизни. Вся эта чушь была вбита в мои уши непрерывным тарахтением без пауз и знаков препинания.
- Ага, - пробурчал изможденный цинизм.
- Надо будет повторить! – не унималась она.
- Только если наш член будет у тебя во рту, - бурчал цинизм.
- Я не против, - выдавил я.
- Нужно сказать, что тебе тоже все понравилось! – выдал романтизм.
- Да пошел ты! – возразил я.
- Умница, мой мальчик! – улыбался цинизм.
- Или ты скажешь или я больше не буду поддерживать с ней разговор и тогда после помощи цинизма, тебе точно свернет шею ее муж.
Я молчал. Молчал и цинизм.
- И еще твой роман! Много же ты напишешь позитива, если тебе будет помогать только цинизм!
- И мне очень понравилось, давно так не отдыхал, - выдавил я.
- Ок, - она расцвела. – Тогда созвонимся. Пока-пока.
Она не стала дожидаться ответа и взбежала по ступенькам, в очередной раз заставляя меня любоваться ее ягодицами.
Я захожу в квартиру. Иду в ванну, долго умываюсь, затем прислоняюсь к зеркалу лбом и смотрю в размытое отображение.
- Ну? – завелся цинизм.
И откуда у него столько энергии?
- Что ну? – я не хотел ввязываться в спор.
- Мы все выяснили? Ты во всем убедился? Она дура! Ты ее не хочешь!
- Я не хочу сейчас ни о чем говорить, и ты обещал больше не возвращаться к этой теме?!
Он обижается и замолкает, а я по-прежнему пытаюсь влезть в зазеркалье. Зеркало недовольно кряхтит, я прекращаю натиск, еще раз умываюсь. Плетусь за компьютер.
Почему от виртуального общения не так устаешь, как от общения реального? Неужели все дело в том, что в реальности нет возможности добавить человека в «черный» список? Да! Одним кликом мыши убрать назойливого собеседника! Так просто! В жизни все гораздо сложнее.
- Зато в жизни все намного приятнее, если человек тебе нравится, - включается романтизм. – Сколько не кликай мышью, а тепла руки любимой не почувствуешь.
- Но и не почувствуешь противный запах изо рта, - веско аргументирует цинизм.
- Вот ты зачем это вставил? Ты ведь сам за реальные сиськи?!
У них начинается перепалка, а я захожу на сайт тематических игр. Та девушка, Вика, она тут. Я пишу приветствие, она отвечает. Снова начинается диалог, который растягивается на несколько часов. Снова я забываю про голоса в голове, про порно в сети и чайник на плите. В квартире воняет гарью, я открываю окна и снова возвращаюсь к монитору. Мы договариваемся о встрече в кафе. Она извиняется и выходит из чата.
Я возвращаюсь к своим героям. Никита и Настя. Я представляю их сидящих на лавке в ожидании хоть какого-то действия. Я пытаюсь придумать позитивный поворот сюжета.
- Пора бы уже, а то те, кто не заснул до этого момента, читая твою книжку, начнут задумываться о суициде, - мешает цинизм.
Я снова вижу парня и девушку, которые зависли во времени и пространстве, ожидая сценария.
- Да пусть потрахаются что ли на лавке, - не выдерживает цинизм. – Сколько можно обувь стаптывать по аллеям? Я тебе в который раз повторяю, позитивный сюжет скушен и сонлив. Никто не станет это читать. Ты даже не наскребешь материала на полноценный рассказ. Если нет никаких трудностей для преодоления, о чем рассказывать?
Я представляю себе их позитивную жизнь.
Они возвращаются домой, три месяца встреч, секс, предложение, свадьба, медовый месяц в Турции, ребенок, у Никиты повышение зарплаты на двадцать процентов, у нее лишних десять килограмм веса и цветущий целюлит, новый холодильник, ребенок идет в первый класс, кредит на зеленый «ланос», ежегодный отдых в Евпатории…
- Затем у него легкий флирт с коллегой по работе перерастает в быстрый перепихон, Алена что-то подозревает, но молчит. Она создает левую анкету в одной из соцсетей, появляется незнакомец из виртуального мира, принц на белом коне. Он так красиво пишет, он говорит то, что реальный муж уже давно не говорил. Он видит в ней женщину и его не пугают лишние десять килограммов. Они встречаются, она дает ему на первом свидании. В постели он хуже, чем виртуальный собеседник, но секс ведь не главное – успокаивает она себя. А с Никитой они начинают раздражать друг друга. И вот она финальная ссора. Он собирает чемодан и съезжает на съемную квартиру, она отвозит сына к бабушке и готовит ужин тому виртуальному. Но… но он тоже женат, и не готов повторить ее поступок, ведь там нажитое добро, дети и все-такое...
- А он, - подхватываю я. – Никита, наш герой, он живет на съемной квартире и понимает, что коллега по работе была хороша только как коллега для быстрого перепихона! И вот они сидят вдвоем, в разных концах города и гипнотизируют мобильники, надеясь что тот второй будет первым кто позвонит. И они готовы сойтись, простить, забыть и жить как прежде, и выплачивать этот непомерный кредит за ужасную машину, но…
- СТОП!!! – кричит романтизм.
Я вздрагиваю, смотрю на мигающий курсор и понимаю, что видел сейчас эту жизнь. Словно я жил нею, словно все это случилось со мной.
Цинизм хохочет, ему весело, а мне страшно. Страшно не за себя, а за то, что неужели все позитивные истории заканчиваются именно так? А если нет счастливых финалов, если они бывают только в кино, если, если, если? Я выключаю компьютер, иду спать.

*-*-*
- Мария Ивановна, я вам сочувствую, но и вы поймите, что все это без толку, - молодой мужчина застегивал сандалии пятилетней дочери.
Девочка в розовом платье с огромным бантом смотрела на тетю врача. Женщина, пряча гримасу от ноющей боли в пояснице, выписывала направление.
- Операция через неделю, грыжа операбельная, все будет хорошо, - ответила врач.
- Спасибо, - мужчина.
Он чувствовал вину перед этой женщиной, которая так помогала его дочери. Пауза затягивалась. Понимаю всю бесполезность, он все же сдался.
- Хорошо, я приеду к трем, мы снова пойдем к ним! Но вы же прекрасно знаете, что это будет напрасно, его брат мой начальник, и у меня связаны руки, - оправдывался мужчина.
- Спасибо, в три я вас жду, - женщина улыбнулась девочке и протянула отцу направление.
Мужчина вздохнул, взял дочь за руку, и они покинули кабинет. Мария Ивановна наморщила лоб и потерла рукой поясницу. На сегодня прием был закончен.
Молодой человек, который несколько часов назад вывел дочь из кабинета врача, стоял перед добротной входной дверью и уверенно жал на звонок. Сейчас мужчина был одет в милицейскую форму с погонами лейтенанта. Рядом стояла женщина врач.
За дверью громко кричала музыка, женский голос пел про кабриолет, а мужское трио пыталось перекричать друг друга. Звонок разрывался, но никто не открывал. Лейтенант убрал руку от звонка, дождался паузы между песнями и снова надавил на кнопку. Через несколько секунд двери открылись.
Невысокий мужчина в грязных штанах и некогда белой рубашке держался за косяк. Он сфокусировал взгляд, и его опухшая небритая физиономия расплылась в довольной улыбке.
- Литеха, дружбан, литеха! – мужчина икнул. - А мы тут спорим, кого бы за пивом отправить, а тут ты! Вот что значит – наша милиция нас бережет! А то бы я ща пошел в таком состоянии, упал бы, тра-а-а-вмировалси!
- Гражданин Габулин, проявляйте уважение при общении с правоохранительными органами, - отчеканил лейтенант.
- Прасстите, гражданин начальник, - мужчина скорчил жалостливую мину.
- На вас снова поступила жалоба, - продолжал лейтенант.
- На меня? – мужчина обеими руками ткнул себя в грудь. – От кохо?
- От соседей!
- Ни кохо не трохал, вот вам истинный хрест, - мужчина замахал рукой пытаясь перекреститься.
- Хватит паясничать! – не выдержала женщина. – На нас начхать, так хотя бы детей пожалел. Ребенок спать боится, орете всю ночь, в стену лупите!
- О-о-о! – мужчина сделал вид, словно только сейчас заметил соседку. – Дамы!
Икнул.
- Габулин! – повысил голос лейтенант.
- А что такое? Имею право! – возмутился мужчина. – Я у себя дома, у меня праздник, - икнул. – А ночью мы спим!
Он снова растянул лицо в противной улыбке.
- Хватит врать! – крикнула женщина. – Детей страшно выпустить на улицу, вся алкашня тут крутится.
- Так, ле-еди, вы забываетесь, - икает. – Только без оскорблений! С мужиком спать надо тогда и шум мешать не будет!
- Габулин! – лейтенант.
- Так, летёха не шуми! Иль ты забыл, с кем разговариваешь, а? Или в сержанты снова хочешь вернуться? За пивом шагом марш! А ты себе тампоны в уши вставь и спи, мымра!
Мужчина сделал шаг назад и захлопнул двери.
Молодой лейтенант виновато посмотрел на женщину и пожал плечами. Она вздохнула и направилась к ступенькам.
Мужчина провел ее взглядом и вышел из подъезда.

*-*-*
Утро начинается как обычно. Я умываюсь, пью чай и с ужасом смотрю на календарь. До выхода на работу остается три недели. Еще три недели, а я уже с ужасом смотрю на календарь. Сегодня день встречи с той девушкой из интернета.
Я пытаюсь представить, как это будет, но у меня ничего не получается. Без толку шатаюсь по квартире до четырех часов вечера. Принимаю душ, одеваю чистые трусы и иду на встречу.
Если свернете с главной улицы нашего города в районе старого рынка, пройдете три дома, то вы попадете в прошлое. Нет, это не временной зигзаг и не проход в параллельный мир. Это всего лишь не перспективная часть города. Здесь нет молодежи, нет места для строительства фешенебельных коттеджей, здесь старые дома, в которых люди ждут смерти.
Свернув за угол третьего дома, вы окажетесь в небольшом дворе, посреди которого стоит одноэтажное здание. Когда-то это была мечта каждого ребенка! Кафе, где продавали кооперативное мороженное всех цветов. Да-да, такие круглые холодные шарики с клубничным сиропом и шоколадной стружкой.
Не знаю, кто и как отмывает деньги через это заведение, и кому продала душу продавщица за бессмертие, но кафе работает до сих пор. Старое кафе с нестареющей теткой в белом фартуке.
Я вхожу через стеклянные двери, трещина на стекле которых старше меня. Осматриваюсь. В кафе есть люди. Две пары. Одна уж очень юные особи, а вторая – почтенный старичок со старушкой.
Я подхожу к витрине. Именно к витрине, а не к стойке бара. Заказываю кофе и выбираю место куда сесть. Тетка делает кофе. То есть это не кофе из кофе машины, это пластиковый стаканчик с одноразовым «якобсом» залитым кипятком из чайника. Я благодарю, кладу деньги в тарелку и сажусь за стол. Пью кофе и жду. Смотрю в окно, хотя любоваться особо нечем. Пустой двор, мокрые скелеты деревьев и поскрипывания уличного фонаря. Оказывается, остались в городе фонари которые умеют поскрипывать.
Я сижу минут десять, и меня начинает раздражать это заведение. Неужели она выбрала его именно за мрачность? Неужели игра началась? Но ведь я не старшеклассница, увлеченная романами о вампирах. Или она думает, что такая обстановка вызовет во мне страх? Или какие чувства должен я испытывать? Больные люди, если они и вправду относятся к такому серьезно.
- Вот-вот, – просыпается цинизм. – Я тебе сразу говорил! Оно тебе надо?
Я не слушаю. Во дворе появляется силуэт. Он спешит к кафе. На мгновение силуэт появляется в пятне фонарного света. Это девушка. Это все что я успеваю разглядеть. Девушка врывается в кафе. Я сижу в самом углу и меня почти не видно. Она среднего роста, полновата, но как говорят люди, полнота ее не портит. У нее нет двойного подбородка, но пухлые щечки, озорной взгляд и большая грудь.
Она осматривает зал и замечает меня. Больше одиноких мужчин в кафе нет, поэтому она шагает ко мне.
- Привет, я Вика, - она улыбается.
Я встаю.
- Ваще джентльмен, - комментирует цинизм.
- Михаил, - улыбаюсь.
Она расстегивает куртку, кладет на свободный стул. Я сажусь, не отводя от нее взгляд. На Вике штаны, которые обтягивают ее широкие бедра и расходятся к низу клешем. Сверху белая блузка. У нее есть талия, а блузка застегивается на животе без тех ромбиков между пуговицами, через которые видно животы толстых людей. И все же она не моей весовой категории, до моего идеала фигуры той же Алены, ее отделяет несколько месяцев диет и изнуряющих тренировок в спортзале.
- Зато сиськи у нее настоящие, а не силикон, - веско добавил цинизм.
Я согласился. Она не была «девушкой с веслом», и до настоящей русской бабищи она не дотягивала, но все же…
- Что пьешь?
Я посмотрел на свой пустой пластиковый стаканчик.
- Называлось кофе, но по вкусу зелье приворотное.
Она хохотнула.
- Тут хорошие травяные чаи с капелькой рома. В такую погоду согревают лучше всего.
- Тут есть чай и ром?
- Ну, не для всех.
Она подмигнула мне и очень ловко как для своей комплекции выскользнула из-за стола, направилась к витрине. О чем-то пошепталась с теткой в фартуке, которая одарила меня недоверчивым взглядом и удалилась в подсобку. Вика вернулась за стол.
- А это что кафе для «тематиков»? – спросил я.
- Что? – она искренне удивилась.
- Ну, я читал вы любители подчинений, называете себя тематиками. Вот я и спрашиваю, тут собираются ваши?
Она рассмеялась. Пожилая пара недовольно глянула в нашу сторону.
- Нет, просто старое кафе, я тут в детстве часто бывала. Почти каждую субботу. А тетка Мария, ну та за витриной, она хорошо знала мою бабку, они подруги были. Вот теперь меня балует эксклюзивными напитками. Ну и сейчас это ближайшее место к школе, где я работаю. Ты извини еще раз, задержали на работе, собрание.
- Проехали, - я улыбнулся. – А как они до сих пор не прогорели, или они поздних клиентов на органы продают?
- Что? – она не знала улыбаться или принимать мои слова всерьез.
- Задержался такой как я одинокий. Ему в кофе пару таблеток клофелина. А под старой витриной холодильника спуск в подвал, где отставной хирург расфасует меня по пластиковым пакетам. И моя печень уже у какого-то бюргера где-то в Мюнхене, фильтрует декалитры темного пива.
Она расхохоталась.
- Нет, наверное, если бы в центре города были, то давно кто-то бы их купил, а так. Концы с концами как-то сводят, а за большими деньгами никто не гонится.
- Ясно.
Нам принесли по большой чашке какой-то мутноватой жидкости. Вика поблагодарила женщину, которая продолжала подозрительно меня разглядывать. Девушка сделала глоток из своей чашки, я не рисковал.
- Пей, это вкусно!
Пахло необычно, я отхлебнул. Из всего букета вкусовых ароматов я уловил только мяту и липу. Чай согревал, а если сюда был добавлен спирт, то именно нужное количество.
- И как все происходит?
- Что? – удивилась она.
- Ну, сеанс подчинения.
- А ты что первый раз?
- Да.
- А-а-а, теперь понятно. Мы сейчас пойдем ко мне, там обговорим детали, что можно, что нельзя, выберем кодовое слово, по которому можно будет остановить сеанс, и начнем.
Она сделала глоток чая, помолчала, а затем спросила.
- А тебе это зачем вообще?
- Подчинение?
Она кивнула. Я пожал плечами.
- Не знаю даже. Просто интересно попробовать, а что это проблема?
Она не ответила.
- А ты? - спросил я.
- Что я? – она вздрагивает.
- Как из девочек с бантиками вырастают госпожи в латексе с плетками и страпонами?
Она пожимает плечами, делает это так легко и непринужденно, что я зачарован. Вообще ее движения очень трудно сочетаются с ее размерами. Она пластична, плавна и очень нежна. Именно, нежна в движениях. Это успокаивает.
- Ты когда-нибудь в ковбоев и индейцев играл?
- Что? – теперь не понимаю я.
- В детстве играл в такие игры, когда одна группа детей ловит другую?
- А! Ты про это! Играл, конечно!
- Ну а за кого больше любил?
- Больше любил убегать, чем догонять.
- И тебе нравилось, когда тебя ловят, связывают, берут в плен?
- Знаешь, да как-то ни разу не ловили, поэтому затрудняюсь ответить.
- Ни разу? – она недоверчиво смотрит на меня.
- Трусы очень быстро бегают, - шучу я.
Она смеется.
- Серьезно, не ловили! – убеждаю ее.
- Верю, - она делает глоток чая. – А я уже тогда любила связывать пленных. Даже иногда дома брала кукол и привязывала к игрушечным стульчикам. Мне это нравилось. А уже потом гораздо позже переключилась на мужчин.
- А как это было в первый раз?
Она усмехается.
- В институте встречалась с одним мужчинкой, который был старше меня. Вот он однажды предложил поиграть в Госпожу и раба, и я увлеклась. Он думал, что придется меня учить, а я устроила ему такой сценарий, что он был на седьмом небе от счастья. Ну и понеслась.
Молчим. Она мысленно вспоминает прошлое. Это видно по ее глазам, я любуюсь ее задумчивым видом.
- Она толстая, - делает неудачную попытку цинизм, но я не обращаю внимания.
- Хочешь еще что-то спросить? – она улыбается.
- Ты говори, если я лезу куда нельзя, а то я любопытный!
Она качает головой.
- Нет, все нормально, но ты первый кто спрашивает об этом. Странно. Никому не было интересно, все очень заняты. Спешат.
- А не хотелось все бросить и завести нормальные отношения, мужа?
- Конечно, хотелось бы. Но пока не было нормальных кандидатов. Я же, понимаешь, вижу вас с другой стороны, и с этой стороны мужья мне не нравятся. Вот и занимаюсь тем, чем занимаюсь.
Я усмехаюсь. Представляю сказанное нею. Вот ее муж, каменная стена днем, добытчик и защитник семьи, но только наступает ночь, он превращается в нечто (не могу подобрать нужное сравнение)…
- С растраханным анусом, - оживляется цинизм.
- Принято, - мысленно киваю ему.
Картина забавляет. Она права, с таким жить трудно.
Мы допиваем чай, я расплачиваюсь. Одеваемся, выходим из кафе под пристальным взглядом тетки Марии.

Шли молча, миновали несколько домов, и остановились возле типовой четырехэтажки. Поднялись на второй этаж, Вика открыла двери и пригласила войти. Не включая свет, провела в дальнюю комнату, закрыв двери, нажала выключатель.
- Там бардак просто, - ответила она на мой удивленный взгляд.
Я кивнул, пытаясь восстановить зрение после темноты. Комната была маленькой. Под дальней стеной от входа стояла софа, рядом с ней низкий журнальный столик с женскими журналами, плеткой и наручниками. На полу ковер с высокой махрой, сразу же при входе кресло с наваленной женской одеждой, тут же прямо на полу небольшой телевизор с двд-проигрывателем.
- Что ищешь? – она улыбнулась.
- Дыбу, латексные одежды, - я усмехнулся.
- Чем богаты, - она пожала плечами. – Продолжаем?
- Да, конечно.
- Тогда начинаем. Обращаться ко мне только Госпожа! Ясно?
- Да, - изучая комнатушку, наткнулся на выжидающий взгляд Виктории, опомнился. – Да, Госпожа!
Она усмехнулась.
- Кодовое слово?
- Рубанок, - выпалил я.
Она засмеялась, так звонко и весело, словно я щекотал ей пятки. А еще в ее смехе было нечто…
- А почему рубанок, - вырвала она меня из мыслей.
- Просто, первое, что пришло в голову, - пожал плечами.
Она засмеялась снова.
- Ну, спасибо, смотришь на меня и первое, что приходит в голову – это рубанок?!
- Извини, - пауза. – Извините, Госпожа.
- Нормально. Главное не забудь это слово, а то бывали такие уникумы.
Она замолчала. Пристально посмотрела на меня.
- Я в ванну. А ты разденешься догола, встанешь на четвереньки по центру ковра и будешь меня ждать! Понял?
- Да, Госпожа! Один вопрос только?!
- Да?!
- Как встать?
- Я же сказала! На четвереньки, по центру ковра, обнаженным!
- Я это понял, Госпожа! Лицом к дверям или тылами?
Она попыталась нахмуриться, но не сдержалась и снова рассмеялась. Так прекращай! А то ничего не выйдет! Лицом к двери!
- Да, Госпожа!
Она спрятала улыбку и вышла из комнаты. Где-то из глубины квартиры послышался шум воды. Я стал раздеваться. Долго думал, куда положить вещи. Два раза перекладывал их с дивана на кресло и обратно. Встал на четвереньки.
- О, какой позор на мои седины, - запричитал цинизм.
Постоял секунд десять и сел. Было холодно.
- А ты представляешь, сколько мужиков с грязными жопами сидело на этом ковре? – ликовал цинизм.
Я вскочил. Наклонился, внимательно посмотрел на ворс. Ковер был чистым, без пятен, слипшихся ворсинок и прочего мусора. Я голый стоял в центре незнакомой квартиры и ждал девушку из душа. Вернулся мыслями к недавнему разговору. Мне понравился ее смех! Это я понял только сейчас.
- Конечно, еще немного в этом холоде и твой член вожмется вовнутрь, как голова черепахи при опасности. Кровь отошла к мозгу, и ты начал нормально мыслить! – не успокаивался цинизм.
Мне действительно понравился ее смех. Чистый, простой, веселый, настоящий. Да-да, настоящий, смех человека, которому понравилась ваша шутка. А не тот смех, в котором слышится только желание угодить вам, чтобы что-то получить взамен.
Шум воды стих. Я снова встал на колени. Она вошла в новом одеянии. Сейчас на ней была строгая прямая юбка до колен, серая на тон светлее юбки блузка с неизменным вырезом, на ногах чулки и туфли на высоком каблуке. Волосы она собрала в тугой хвост. На лице выделялись алые яркие губы и большие очки в черной роговой оправе. В руке Вика держала длинную деревянную указку.
- Ё-маё, Элеонора Карловна, - выдал цинизм.
Я еле сдержал улыбку. Элеонора Карловна была моей учительницей по иностранному языку в средней школе. Вся схожесть с данным образом Виктории заканчивалась на волосах, собранных на затылке и огромных очках, которые та носила на самом краешке носа. Ее английский был безупречен, а легкий костромской акцент только добавлял пикантности ее образу. Она была очень строгой. Самой строгой учительницей в школе. Если твоя фамилия была названа нею и, вставая с места, ты не начал отвечать на вопрос, ты получал двойку еще до того как выпрямишься во весь рост. Она могла стукнуть указкой, могла вытащить за ухо к доске, она была женщиной-вампом советского образца.
Вика обошла вокруг меня. Я вновь почувствовал себя юнцом на осмотре в военкомате.
- Ну, что Михаил прикажешь с тобой делать? – отчеканила она.
Я молчал.
- Как ты объяснишь свое поведение?
Я почувствовал, как холодное лакированное дерево шлепнуло по моей заднице. Я вздрогнул.
- Почему молчишь?
- Я бы дневник дал, но я его вместе с одеждой дома забыл, - пробубнил я.
Она прыснула, сдержала улыбку и зашла сзади.
- Сейчас самое время испортить воздух, затем извиниться и домой! – бубнел цинизм.
- Ты бы не стояла там, в опасной зоне, - начал я. – Понимаешь что-то мне зелье твоей знакомой бабки не пошло.
Она не сдержалась. Засмеялась.
- Так! Если ты не прекратишь, то у нас ничего не получится!
- Извини, - я сел.
Странно, но я совершенно не стеснялся своей наготы перед этой незнакомкой. Правда, и возбуждения не было. Что я ощущал? Мне было холодно, а еще ворс ковра неприятно колол в задницу.
- Сейчас я настроюсь, просто не смог сдержаться! Хотя на счет зелья я не шучу, какое-то оно гремучее, но я контролирую ситуацию!
Она засмеялась.
- Ну, прекращай!!!
- Все-все, - я снова встал на четвереньки.
Она обошла меня и встала перед моим лицом. От нее хорошо пахло, ее туфли на высоких каблуках тонули в ворсе ковра, а голени с широкими щиколотками были в сантиметре от моего носа.
- Ты подумал о своем поведении?
- Мне очень жаль, Госпожа, что я огорчил Вас своим поведением!
- Ты готов понести наказание? – снова указка шлепнула по моей заднице.
- Да, Госпожа.
- Подыми голову!
Поднимая голову, я заметил его.
Спереди на небольшом раструбе юбки слегка разошлись нитки. Всего несколько стежков выбились из ряда. Я бы не увидел этого дефекта, если бы не такая близость перед моими глазами. Я постарался отвлечься от этого, но Вика уже заметила мое внимание.
- Что там?!
- Ничего, Госпожа!
- Говори! Что там?
- Ничего, просто шов начал рваться, потом зашьешь, классная юбка, кстати, тебе очень идет.
Это нужно было видеть. Дама в строгом костюме с указкой в руках, у ее ног на четвереньках голый мужчина, который рассказывает о шве на юбке. Вика молчала. Я видел, как она пытается сдержать какие-то эмоции внутри себя. Что это было я не мог понять. Пауза затянулась уже на пол минуты, и тут она расхохоталась. Расхохоталась своим прежним чистым смехом. Отошла, села на диван, продолжая смеяться.
- Я так понимаю рубанок? – виновато спросил я.
- Полный рубанок, а вместе с ним топор и лопата!
- Лопата лишняя.
Она на миг прекратила смеяться, ожидая пояснений.
- Лопата выпадает из логической цепочки предметов.
Она продолжала все также удивленно ждать пояснений.
- Ну, рубанок, топор – это предметы для обработки дерева, а лопата – это совсем другое.
Секунду она решала, как реагировать на мои слова, а затем снова зашлась в смехе. Я поднялся, начал одеваться, а она продолжала смеяться.
Мы пили чай на крошечной кухне, в которую она провела меня через темную комнату. Обычный чай в пакетиках, без трав, без рома, даже без коньяка.
- Ты извини, что я отнял время, - начал я.
- Брось, было весело, мне даже понравилось. А пока сам не попробуешь – не узнаешь твое это или нет, так что все нормально.
Я кивнул. Затем встал, сказал, что мне пора. Она улыбнулась, пожала плечами. Стояла в коридоре, пока я возился со шнурками и курткой.
- Мне было хорошо, - вдруг выпалила она и смутилась.
Я улыбнулся и сам открыл замок. Уже стоя на площадке, я обернулся.
- Можно еще когда-то позвонить?
Я заметил, что она обрадовалась.
- Конечно, буду рада встретиться еще раз.
Я кивнул, и начал спуск, она закрыла двери.
- Я не понял, - оживился цинизм. – Зачем это ты решил ей звонить? Все выяснили! Ты не мазохист! Что еще?
- Да-да, - вклинился романтизм, чем удивил даже цинизм. – Она толстая, она не наш идеал!
Я усмехнулся, но не ответил.
- Что это за ухмылочки? – настаивал цинизм. – Мы требуем объяснений!
Объяснений у меня не было. У меня не было здравых доводов. У меня была идиотская улыбка, то ли от запоздалого смущения от собственной обнаженности, то ли от комизма вечера. И ни одной мысли.
Я приехал домой, принял душ, залез в кровать и долго смотрел в потолок. Сон почему-то не шел, а мне хотелось, чтобы приснилось детство. Далекое, беспокойное, а главное беспечное. Чтобы снова в школу. Чтобы учить алгебру, заглядывать под юбку Ольке и мечтать о взрослой жизни.
- Алгебру можешь и сейчас учить, - не спится цинизму. – А юбок сейчас стало намного больше, и длина у них стала меньше. Так что все эти твои метания-стенания не стоят и выеденного яйца. Какие у тебя заботы? Рутина на работе и стояк на соседку? Так рутина она и у миллиардеров есть, а про соседку забудь!
Я слушал эту речь самого себя к себе и засыпал. Сколько таких речей было у вас? Сколько раз вы сами наставляли себя на путь истинный? Обещали! Давали зарок! Рассуждали! Выстраивали логические схемы! Я же дошел до той стадии, когда меня диалоги с самим  собой усыпляли.
Мне снился мой роман. Вернее мне снились прелести моего романа. Моего не написанного романа. Я иду по улице, прохожу мимо витрины книжного магазина и вижу там очередь. Очередь в книжном магазине! Невероятно. Вся витрина заставлена книгами с моим романом, бестселлером. Из магазина выходит девушка. Я не могу ее разглядеть, но уверен в том, что передо мной мой идеал. Идеал во всем: в фигуре с точностью до грамма, характере с точностью до правильного намазывания масла на печенье.
- Да-да, у этого придурка даже правила по намазыванию масла есть! – вздыхает цинизм. Мы неразлучны с ним и во сне. – А мне с ним жить, и не сбежать, и не уволиться!
Девушка несет мою книгу – сниться мне. Она так увлечена ею, что налетает на меня, стоящего с раскрытым ртом. Она извиняется, бросает мимолетный взгляд, уходит, затем останавливается. Это Алена. Но Алена другая, улучшенная!
- Вот-вот, прошу занести это в протокол! – оживляется цинизм. – Значит, она тебе не нравится на все сто!
Внешне она один в один Алена из жизни, а тут… Она теплая. Девушка смотрит на обратную сторону обложки книги, затем снова на меня. Она не верит. Я пожимаю плечами. Она улыбается. О, Боже! Как она улыбается!
- Это вы? – она не говорит, она играет музыку.
- Это я, - отвечаю я, и чувствую, как у меня встает.
Она подходит ближе. Она идеал. Она живая. Теплая. Протяни руку и ее можно пощупать. Она улыбается, достает мобильный и… Бьет меня в лоб. От удара у меня звенит в ушах. Она продолжает бить. Звон нарастает. Я просыпаюсь… Лежу в кровати с невероятной эрекцией и смотрю в потолок. В двери звонят. Смотрю на мобильник, половина девятого утра. В двери продолжают звонить. Встаю.
А если написать книгу о писателе, которому не везло, а он, не смотря ни на что, верил в лучшее? Верил. И с ним это случилось. Он встретил ее! Свою самую большую поклонницу. Встретил вот так обычно, проходя мимо книжного магазина. Жду комментария от цинизма, но тот только зевает.
Все это я успеваю обдумать за восемь шагов до двери. Щелкаю замком. Открываю двери. Передо мной стоит Алена, но реальная.
- Ага, спим, значит, - она презрительно осматривает меня.
На миг застывает, глядя на мои оттопыренные трусы. Фыркает. Входит в квартиру, не разуваясь, идет в комнату. Я закрываю двери и плетусь за ней. Она уже сидит в кресле и снова разглядывает комнату.
- И где это ты вчера был?
Я сажусь на кровать и кутаюсь в одеяло.
- Ну?
- Дома я был.
- Какого хрена? – буйствует цинизм. – Она врывается к тебе, не снимает обувь, командует! Да кто она такая? Почему ты должен перед ней отчитываться?
Я зеваю, мне все равно.
- Я приходила к тебе и звонила пол часа! Ты что бы дома и не открывал специально?! – она сдвигает брови.
- Я гулял, - зеваю я, даже не пытаясь прикрыть рот рукой.
Изо рта воняет, я кривлюсь.
- Где ты гулял? С кем?
- Слушай, давай я приведу себя в порядок, а потом поговорим.
Я даже не жду разрешения, чем очень радую цинизм, иду в ванну.
- Она же уйдет!!! – кричит только что проснувшийся романтизм. Он еще не понял, как Алена очутилась в такую рань в моей квартире, и что тут произошло, но сама перспектива оставить ее одну и уйти в ванну, его беспокоит.
Я привожу себя в порядок, полощу рот, возвращаюсь.
- Чай? Кофе? – спрашиваю ее.
Она раздувает ноздри, кусает губу. Раздражена. Видимо я первый кто вот так повернулся к ней спиной.
- Кофе! – фыркает она.
Я ухожу на кухню. Она приходит через минуту.
- Так где ты был?
Это уже начинает меня доставать. Нет, конечно, с одной стороны это даже приятно, такое внимание, а с другой – какого хрена я должен перед ней отчитываться?
- Гулял.
- Где?
- Просто по улице.
- Как? Просто ходил пешком? Под дождем? – она не может свести воедино эти вопросы.
- Да, - я ставлю перед ней кофе.
- Зачем? – она удивлена, она в растерянности.
- Обдумывал сюжет.
- О, давай! – фыркает цинизм. – Расскажи ей, и тогда можно на твоем романе поставить крест, ты тогда точно его не закончишь.
- Сюжет это что?
- Но сиськи у нее все равно классные, - веселится цинизм.
- Я пытаюсь написать роман. Про любовь. И вот обдумывал, что и как напишу.
Она долго смотрит на меня.
- Слышишь шорох? – шепчет цинизм.
Я и в правду слышу какой-то звук, словно где-то в воздуховоде кухни скребутся мыши.
- Это сквозняк гоняет ценники шмоток по ее голове, - радуется шутке цинизм.
- Книги – это скучно. Сериалы и телешоу, вот будущее. А книги уже никто не читает.
Цинизм застывает с открытым ртом, она его уделала. Она уделала нас всех.
- И что ты вот так гулял один?
- Она влюбилась в тебя, - произносит романтизм.
- Ага, бросит мужа и будет жарить тебе оладьи на завтрак, - вторит цинизм.
- Да, - отвечаю я.
- Мда, - она крутит локон. – Мне вчера было скучно, мой в спортзал укатил, а тебя не было.
Я пожимаю плечами.
- Одевайся, покатаемся, - говорит она.
- Ты занят, очень занят, - кричит цинизм.
Меня немного раздражает ее манера командовать, но сюжета у меня по-прежнему нет.
- У тебя его и не будет, если ты будешь с ней по магазинам разъезжать, - нервничает цинизм.
Я не слушаю, ухожу в комнату переодеваться. Она идет за мной. Стоит в дверях и наблюдает. Это второй раз за стуки я обнажаюсь перед незнакомой девушкой. Хвастаться особо нечем, но я не стесняюсь. Заканчиваю с туалетом, выходим из квартиры.
Бесцельно колесим по городу. Она что-то щебечет, а я вставляю «угу» и «ага». Вставляю в ее паузы, не очень заботясь о логичности такого ответа. Проходит час, и я начинаю уставать. Цинизм давно перестал комментировать, он устал больше меня. Останавливаемся возле какого-то спортклуба. Входим, сворачиваем перед спортзалом, идем коридором в кафе при клубе. За столиком сидят клоны Алены.
- Розарий, мля, - просыпается цинизм.
За столиком две девушки. Обе блондинки, с одинаковым макияжем, стрижкой, схожие украшения, позы и выражения лиц. Алена целуется с каждой в щеку и садится рядом. Я продолжаю стоять.
- У них даже пластический хирург один, - цокает цинизм.
У всех троих вырез на груди одежды открыт ровно настолько чтобы было видно одну треть идеально круглых шариков.
 - Это, Михаил, которого я чуть не задавила.
Они как по команде прыскают от смеха. Я сажусь.
- Это Инна, это Мила, - представляет она девушек.
Я даже не пытаюсь запомнить кто из них кто. Если сейчас отвернусь, а они поменяются местами, я не различу их.
Они шепчутся уже полчаса, смотрят на меня и хихикают. Я от скуки выпиваю три апельсиновых фреша и ухожу в туалет. Возвращаюсь к столику за их спинами. Слышу обрывок разговора.
- Ну и как он? – шепчет Инна-Мила.
- Словно в прошлое вернулась, неугомонный, - отвечает Алена. – По три раза на день, одно плохо.
- Что-что? – зашуршали подруги.
- Влюбился в меня глупенький, как бы глупостей не наделал.
- Каких глупостей? – хором.
- Уже ревнует к мужу, настроен крайне решительно, боюсь как бы того-этого…
Одна Инна-Мила замечает меня, и толкает подругу в бок. Меня освещают три улыбки.
- И стоматолог у них один, - вздыхает цинизм. – Грустно.
Теперь меня разглядывают уже с другим интересом. Никогда не покупал петухов, но думаю, птицеводы именно таким взглядом выбирают топтуна для своих несушек.
- Алена, извини, но я совсем забыл. У меня есть дело одно, нужно успеть до обеда, - говорю я.
Мое поведение немного не стыкуется с тем, что она только что рассказала подругам. Она напугана, раздражена и возмущена одновременно. Эти эмоции волнами накатывают на ее лицо. Я не жду ответа, а выхожу из клуба.
Никаких дел у меня нет. Я бессмысленно гуляю, пытаясь свернуть свои мысли в сторону романа.
- Умерли они уже давно, - изрекает цинизм.
- Кто умер?
- Герои твои Настя и Никита.
- Почему умерли? – не понимаю я.
- От старости умерли, - смеется цинизм. – Ждали тебя на лавке и умерли.
Я мысленно отмахиваюсь от шуточек цинизма. Но почему-то думаю не о героях, которые заждались меня с развитием сюжета. Я вспоминаю Вику. Пытаюсь понять почему? Неужели она меня зацепила?
- Она толстая и не в нашем вкусе! – монотонно распевает цинизм.
- Ну, есть в ней, конечно, изюминка, даже какой-то шарм, но это не эротизм, это просто обаяние толстых людей. Они по природе добры и притягивают своей добротой окружающих! – умничает романтизм.
- Законы физики! Чем больше масса тела, тем с большей силой оно притягивает окружающие предметы, - юморит цинизм.
Они правы. Хотя…
- Никаких хотя, - перебивает цинизм. – Толстая! Мы не любим толстых! У нас на толстых не встает! Это аксиома! Это наше кредо! Это наш стиль!
- Да пошли вы, - резюмирую я.

Я сам. В том смысле, что цинизм и романтизм спорят у кого круче сиськи у Джоли или Бони, и мне не мешают. Я пытаюсь сосредоточиться на романе. Они молоды. Значит, у них должны быть интересы молодежи. А чтобы роман был социально-острым, должны быть социально-острые интересы.
Политика отпадает сразу. Это уже давно вышло за разряд социума, как понятия народности и для народа. Политика сейчас – это бизнес, шоу и проституция. Поэтому Настя и Никита аполитичны. Тогда…
Тогда наркотики. Точно! Настя с подругами идут в клуб. Ее подруга, скажем Рита, уговаривает попробовать наркотики. Сначала это екстези, потом кокаин, потом еще что-то. Ее затягивает. Она верит в то, что все под контролем, но скатывается до дешевой «ширки». Но Никита ее не бросает. Он помогает ей избавиться от наркотической зависимости, они проходят вместе все ступени исцеления. Их любовь крепнет с каждым днем.
Я смакую набросанный сюжет. Где-то это уже было и не раз. Ну и что? – перечу я сам себе. Все когда-то да где-то было, а я напишу по-другому. С другой точки зрения. И все будет иначе. Я не заметил, как пришел домой. Сижу за компьютером и смотрю в темный экран.
А есть еще вариант. Например, Никита попадает в аварию. Ломает там себе что-то, и для реабилитации в хорошей клинике нужны деньги. Настя пытается разыскать деньги, но безрезультатно. От них отворачиваются друзья. Банки не рискуют выдать кредит. И тогда девушка совершает поступок. Она становится проституткой и зарабатывает нужную сумму. Никита выздоравливает. Настя все ему рассказывает.
- Но бросать профессию не собирается, ей понравилось. Это ее призвание! – хохочет цинизм, выиграв спор у романтизма.
Я не реагирую. Они остаются вместе. Они преодолели трудности, и впереди их ждет счастливая старость.
Жду критики со стороны цинизма, так как романтизм уже прослезился. Тот зевает.
- Не получится, - говорит он.
- Почему?
- Потому что у тебя получается писать, если ты знаешь, о чем пишешь. А что ты знаешь о проститутках? А? Прочел две книги, и посмотрел две милицейские сводки, все? Ты хоть с одной проституткой был? О чем писать будешь? Заткнешься на середине и все!
Мои герои грустно вздыхают на лавке. У меня снова нет сюжета. Нет долбанного позитивного сюжета. Раздается звонок в двери. По настойчивости и уверенности нажатия кнопки, делаю вывод, что пришла Алена.
Открываю двери и, молча, отхожу в сторону. Она влетает в квартиру, исчезает в комнате. Я закрываю двери, иду за ней.
- Какого хрена? – вещает она с кресла.
- Она уже и место у тебя в квартире застолбила, - хмыкает цинизм. – Смотри так и яйца отложит, будешь высиживать!
Я не совсем понимаю всей глубины шутки, хотя и не слишком стараюсь.
- Что это было? – кудахчет она.
- У меня были дела.
- Какие дела? И что это за поведение? Встал! Ушел!
- Какие у нее сиськи, - вздыхает романтизм.
- Это силикон, - не дремлет цинизм.
- Я помню, но все равно классные сиськи! А фигура какая, ммм, - сопит романтизм.
Мы втроем смотрим на идеальную девушку в кресле, и каждый думает о своем. Она кричит, машет руками, ее груди подрагивают, губы раскрываются и смыкаются.
- Ну чего ты молчишь? – слышу я.
- Дела были, да и достали твои куклы.
- Что не понравились? – она улыбается.
- Знаешь, есть на рынке в игрушках китайский ширпотреб? Там такие куклы с одинаковыми лицами, прическами, штамповка, так вот они такие же.
У нее округляются глаза.
- У них одинаковые прически, макияж, одежда похожа. У них даже сиськи одинаковые.
Алена открывает рот.
- Не превращайся в их клон, - безбожно вру я.
- Мой мальчик, красавец! - хлопает цинизм в ладоши. – Так врать!
- Почему врать, - романтизм обижен. – Она реально другая.
Моя фраза ей льстит. Она тушуется и на миг превращается в обычную девушку. Она прекрасна. Это не может опошлить даже цинизм. Но вот она снова берет себя в руки и передо мной не девушка. Это глянцевая голограмма секс-куклы. То есть по-прежнему я ее хочу, но и только.
- Да, они такие дурры иногда, - выдает Алена.
Цинизм падает в истерике. Не понятно, что его задело или уточнение «иногда», или то, что она реально верит в свою уникальность. Я с трудом сдерживаю улыбку. Она реально верит в свою уникальность и абсолютную непохожесть на подруг. Интересно их мужья замечают, что у них жены как автомобили? Один и тот же кузов, цвет, размер фар, а со временем и износ ходовой почти одинаковый!
- Но больше так не делай, иначе мы перестанем быть друзьями, - договаривает она.
- О, как! – затыкается цинизм. – Вы, оказывается, уже друзья! Ты это запомни и запиши себе, потому как друзья не тыкают друг в друга половыми органами!
Она сбрасывает с себя шубку, на блузке расстегивается еще одна пуговица, и цинизм замолкает.
- У тебя поесть есть че? А то что-то я проголодалась.
Мы идем на кухню. Я грею вчерашний суп, она ест, хвалит.
- Вина бы, - страдает романтизм. – А то что это? Такую девушку супом!
- Ты смотри, как молотит, - хмыкает цинизм. – А у секс машин тоже запоры от рябчиков бывают, так что жидкое самый раз!  Вино ему подавай! Суп, чай и марш домой к мужу!
- Вина бы, - не унимается романтизм. – А предложи ей пирожное или фрукты! Она согласится. Мы сгоняем в магазин и купим вина!
- Пусть ест суп и валит домой! – настаивает цинизм.
Алена отодвигает пустую тарелку.
- Блин, сто лет такого вкусного супа не ела.
Я мою тарелку. Ставлю чайник на огонь. Делаю чай. Мы возвращаемся в комнату. Она снова пускается в изучение скудного интерьера.
- А мы на месте твоей комнаты сделали ванную, - изрекает она.
- Ни хера себе ванная! – вскрикивает цинизм.
- Джакузи, душевая кабинка. Летом хорошо. Откроешь двери на балкон и лежишь в ванной, смотришь на улицу. Там жарко, людишки копошатся, снуют куда то, а ты в ванной! Красота!
Она встает и идет ко мне. Ее рука крутит пуговицу на блузке. Я сижу на стуле и заворожено смотрю на игру ее пальчиков. Я моргаю, а ее пуговица уже расстегнута. Она делает шаг, а ее руки опускаются к следующей застежке. До меня, сидящего на стуле, остается два шага, а у нее всего одна застегнутая пуговица. Моргаю. Ее блузка лежит на полу. На ней фантастический лифчик, модные теплые шорты, и сапоги на высоких каблуках, которые она так и не сняла.
Она стоит возле меня. Поглаживает длинным ноготком свой идеально круглый пупок с белым волосками вокруг и смотрит мне в глаза. Медленно наклоняется. Груди вот-вот выпадут из чашечек лифчика, я жду этого с большей надеждой, чем жители Африки ждут дождь после трехмесячной засухи. Она замечает эту надежду в моих глазах и улыбается. Заводит руки за спину!
- А Бог есть! – ликует романтизм.
Она расстегивает лифчик. Два идеальных шара.
- Ну нахрен вот это врать! – бурчит цинизм. – В лифчике все было красивее. А так смотри, эта левая немного смещена, а правая когда висит, то видно, что кожа натягивается под силиконом.
- Заткнись-заткнись-заткнись!!! – тараторит в раздражении романтизм.
Грудь Алены касается моего носа. Я осторожно, все еще не веря в реальность происходящего, тянусь к ней губами. Целую. Алена опускается на четвереньки передо мной.
- Раком она встает! «Четвереньки» - надо же было слово такое выдумать, - злится цинизм. – И чтобы потом не говорили, что я вас не предупреждал!
Она расстегивает мне брюки.
- О Боже! – романтизм в полуобморочном состоянии. – Неужели это божественное существо сделает это? Неужели она своими ангельскими губами…своим ротиком… она…
- Ты можешь его заткнуть, а?  - психует цинизм. – Достал уже! Ну, телка, ну сосать будет, ну красивая, ну она за свою жизнь не один километр членов насосала!!! Ну, че этот тут бульбы пускает? Достал!
Алена уже держит мой член в руке, наклоняет голову, я чувствую холодные губы на члене.
- Ну, блин, прям в мире животных какое-то! Холодные челюсти ужа смыкаются на жабе, он заглатывает свой ужин, Дроздов, твою мать, - комментирует цинизм.
Алена тем временем, встает, хитро улыбается, делает шаг назад. Поворачивается ко мне попой, поигрывает бедрами. Медленно снимает шорты, под ними стринги и чулки.
- Боже-боже-боже, - романтизм кусает губы.
- Не кончи там раньше времени, а то королеву разочаруешь, - толкает его цинизм.
Алена отходи к креслу, встает на него коленями. Заводит руку за спину. Поглаживает попу. Просовывает палец под стринги, оттягивает полоску ткани в сторону. Затем поворачивает голову ко мне и манит указательным пальчиком.
Я вскакиваю с кресла, чуть не падаю, запутавшись в спущенных штанах. Семеню к ней, болтая высунутым членом. Замираю возле нее, словно передо мной музейный экспонат. На мгновение задерживаю руки над ее попой. Ощущаю исходящее тепло. Опускаю. Сжимаю бархатистую кожу. Вхожу…
Мы сидим на кухне втроем. Я, цинизм и романтизм. Цинизм нервно грызет ногти, романтизм пустым взглядом смотрит в кружку остывшего чая. Мы молчим уже довольно долго. Алена ушла час назад. Поправила стринги. Поцеловала меня в щеку и ушла.
- Ну, и? – нарушает молчание цинизм.
Ему никто не отвечает.
- Ну? – не сдается он.
- Это просто первый раз, - несмело произносит романтизм.
- У нее или у тебя?
Ему снова никто не отвечает. Это было ужасно. Она была бревном.
- Она была скована. В ней боролись желание и совесть! Ведь она изменила мужу! – романтизм.
- Она была бревном с дыркой! – отрезает цинизм.
Цинизм снова прав. Не было в ней борьбы, не было сомнений, ничего не было. Сплошная механика и рутина.
- Идиоты, - продолжает бурчать цинизм.
- Ну, а ты чего завелся? – не выдерживаю я. – Мужу она не расскажет, это у нее не первая измена. Чего ты завелся?
- А ты сам подумай! – огрызается он. – Зачем ей ты? Подругам она уже рассказала, что спит с тобой! То есть, спать с тобой было уже не обязательно! Во время секса она даже не пыталась получить удовольствие! Сам же сказал механика и рутина! Ей ты не интересен! Тогда возвращаемся к началу – зачем это ей?
- Может мы ее разочаровали? Может у нас маленький? – подает голос романтизм.
- Заткнись!!! – хором я и цинизм.
Я отслеживаю логическую цепочку. Зачем я ей? Цинизм рад произведенному эффекту. Все это кажется странным, но особого беспокойства я не ощущаю.
- Она сделала это, чтобы отомстить мужу! – кричит романтизм. – Отомстить этой горе мяса, бездушной скотине! Она искала у нас поддержки и понимания! Она была такой беззащитной и ранимой! А мы! Мы оказались такой же сволочью, как ее муж! Мы… твари! Бездушные твари! Похотливые самцы, которые кроме своего удовлетворения ничего не видят вокруг! Вы видели только сиськи! Вы не заметили под ними настоящее! Живую ранимую девушку с искалеченной судьбой! Девушку, которая поверила вам! Которая искала защиты у вас! Которая…
У романтизма заканчиваются слова, и речь обрывается на пике.
- Придурок, - мы дружны с цинизмом.
Романтизм поджимает ноги и умолкает.
- А вообще красиво это он! – цинизм обдумывает речь. – Слушай ты романтик недоделанный, а че ж ты молчал, когда мы девок клеили? А? А то «драсте Сударыня» и все! Язык в попе! Толкнул бы хоть разок такую речь, и все бы получилось с первого свидания.
- Да пошли вы! – романтизм уходит.
- Ладно, поздно уже и я пойду, - за ним цинизм.
Я остаюсь один. В который раз я остаюсь один.
Я захожу на сайт тематических игр, Вики нет. Серая надпись «не в сети», как приговор. Ко мне пристает какая-то семейная пара с вопросами о том, что я здесь ищу. Я пожимаю плечами, а потом до меня доходит, что они не могут видеть этого жеста. Это клиника, когда теряешь различие между виртуальностью и реальностью.
Смотрю их фото. Меня подташнивает. Они вдвоем, обнаженные. На лицах маски. Он – высокий обрюзгший, с полным отсутствием растительности на теле. Чем-то похож на опарыша. Такое же белесое вытянутое тело с утолщением посредине. Даже черная кожаная маска на его лице дополняет этот образ. Она – среднего роста. Наверное, когда-то была первой красавицей. Когда-то – это очень давно, так бы съязвил цинизм. Сейчас же у нее обвисшая грудь и несколько складок на животе. На ее голове розовая маска с фалоимитатором. Лобок гладко выбрит и выглядит это ужасно. Вертикальная складка, над которой нависает жировой карниз брюха. Кто-то видимо пытался отфотошопить ее ноги, пытаясь убрать целлюлит, но сделал только хуже.
- Ау, - они мне.
- Да?!
- Мы пара ищем молодых людей без комплексов для приятного времяпрепровождения.
- Ну и? – грублю я.
Пауза. Видимо они не могут решить, кто из нас ошибся сайтом.
- Вы не желаете? – пишут они.
- Отвести вас в спортзал и издеваться там над вами пока вы не станете похожими на людей?
Я даже не знаю, что меня задело. Вру. Знаю. Их самоуверенность и реальное отсутствие комплексов. Уверен, что даже мои слова их не обидели.
- Фи, грубиян! Поучитесь манерам, а мы напишем администратору, и вас заблокируют на сайте! И чтобы вы знали, все наши партнеры получили огромное удовольствие…
- А хохляцкий массаж, наслышан.
- Что? –  они были готовы отправить меня в черный список, но я их заинтриговал.
- Ну, тайский массаж – это кокосовое масло, и обнаженная тайка, скользящая по вам грудью, а хохляцкий – натираете клиента салом и трете его своими животами!
«Пользователь «Искусители76» добавил вас в «Черный список»! На вас отправлена жалоба  за нарушение правил сайта!!!» - читаю надпись на экране. Жму «Выход». Сижу. Снова один.

Конец первой части.