Анонс: Изощренная месть униженного и оскорбленного...
Музыкант с ослепшими глазами,
В койке неподвижно он лежал.
Истоптали душу грязными ногами.
Но слабее он от этого не стал...
Когда по внедорожнику защелкали пули, Самойлов вздрогнул и втянул голову в плечи.
«Началось!» – тревожно подумал он, виляя машиной и прибавляя скорость. Выстрелы заставили свернуть на другую лесную дорогу, которая тоже вела к его дому, но была длиннее.
«Успеть бы!» До особняка оставалось километров пять по этому пути.
«И какого черта я послушался этого идиота Матюхина? Строить в таком месте дом - это абсурд и верх неосторожности! Бери да бери место, уговаривал тогда Матюха. Да плевать сейчас на природу эту как в Швейцарии, на простор, на княжеские ощущения от величины владений! Поле, лес, река!..
Матюха тоже вот хапнул пяток гектаров на месте заброшенного колхоза, построил дворец… Да только где сейчас Матюха, уважаемый в области человек, так умело совмещавший многомиллионный бизнес и кресло крупного чиновника в администрации? Где?» - Самойлов, вспомнив старинного товарища, с которым когда-то вместе, ещё в перестроечные времена, начинал первые шаги в бизнесе, ударил ладонью по рулевому колесу. – «А у Матюхи сейчас всего-то: два метра в длину и метр в ширину! Больше мертвецу и не требуется. Вот так-то».
Самойлов мчался по дороге, ожидая очередного обстрела. Что-то вспомнив, нажал кнопку, подключив сотовую связь к динамикам автомобиля. Телефон был заблокирован. Самойлов снова, в который уже раз в течение часа грубо выругался. «Отключили! Ладно, главное, чтобы не успели первыми к дому добраться... Не должны, не должны!» - как он этого хотел! Также надеялся, что охрана в случае чего на некоторое время задержит непрошеных гостей и это даст ему возможность незаметно выскользнуть из особняка.
Алексей Петрович не переставал удивляться тому, что из многих представителей бизнеса органы почему-то заинтересовались только им. Хотя неделю назад, когда он безмятежно сидел в удобном офисном кресле, незнакомый голос по телефону дал понять, что господин Самойлов стоит в числе первых в списке особо опасных для общества коррупционеров-чиновников и нечестных на руку предпринимателей. До остальных очередь, можно сказать, уже на подходе.
«Ха! Удивили! Да нет в стране бизнесменов, кто работая по-крупному, оставался бы при этом чист как ягненок! Нет! И рассказы про честных чиновников – это тоже брехня! Скорее всего – кто-то из завистников подсуетился и решил ментов натравить», - подумал Самойлов и приготовился послать говорившего человека туда, куда он обычно, не стесняясь в выражениях, безнаказанно посылал тех, кто был ему крайне неприятен. Но тон собеседника был очень спокоен, уверен и вполне убедителен, что послужило поводом прислушаться к его советам.
"Да, именно к советам", - не преминул подчеркнуть незнакомец. Он хотя и представился сотрудником аппарата, на который возложили бремя борьбы с коррупцией, но не имел желания усугубить и без того незавидное положение Алексея Петровича Самойлова, а всего лишь хотел помочь. Точнее - предупредить о скором и неминуемом дне, когда к нему придут в офис и наденут наручники. Осталось лишь в подписанном ордере на арест поставить дату. Естественно, вся эта информация требует вознаграждения.
«За взятку? - чуть не вырвалось у Самойлова. – Тоже мне – бескорыстный борец с коррупцией!» - но вовремя прикусил язык. Алексей Петрович хотел было попросить у доброжелателя доказательств его компетентности. И еще. Если арест – дело решенное, какой тогда ему, Самойлову, резон дергаться и суетиться? Да пусть арестовывают! У него хватит и связей и денег, чтобы с честью выпутаться из очередной передряги – ему не привыкать!
Человек в ответ холодно засмеялся, но резко оборвав смех и выдержав небольшую паузу, стал называть фамилии, цифры, даты, конкретные и неприглядные события из жизни бизнесмена. У Самойлова перехватило дух. Он вспотел. А когда собеседник заговорил о прошлых тёмных делах Алексея Петровича, с чего он начинал когда-то, и как достиг высокого положения, нередко идя к нему, откровенно говоря, по трупам (назвав десяток фамилий убиенных), у того пересохло в горле и он, собрав силы, прохрипел, чтобы на том конце провода немедленно заткну… то есть замолчали!
Доброжелатель спокойно выдержал гневную тираду собеседника, а потом подчеркнул, что избежать ареста, в чем-то даже показательного для общественности, никак не удастся – настолько серьезная разворачивается борьба с коррупцией по указанию самого президента страны. Единственное - он даст Самойлову некоторое время, чтобы тот вовремя скрылся и желательно навсегда...
«Легко сказать – навсегда, - размышлял Алексей Петрович, выехав из леса и пересекая поле, в конце которого на возвышенности, откуда открывался потрясающий вид на окрестности, стоял его роскошный особняк. – Хорошо, что успел значительную часть денег перевести в заграничный банк».
Остальные средства, в том числе драгоценности, хранились в укромном месте в особняке. Нужно успеть их взять, уложить в дорожную сумку, затем переодеться, приклеить бородку, усы, наложить грим, чтобы соответствовать фотографии на фальшивом паспорте (фу, как банально и противно!) и уехать, куда глаза глядят. Хорошо, что глаза знают, куда им глядеть – за океан.
Эх, проклятый доброжелатель! Не мог доброе дело сделать месяца за два! Тогда можно было успеть и дом продать, и бизнес, и в Британию сбежать вполне легально под видом россиянина-бизнесмена, нуждающегося в политическом убежище. Там таких любят. А сейчас - что? В условиях мирового финансового кризиса никто не даст за нажитое добро требуемой суммы. С деньгами нынче не очень-то. У кого они еще водятся – стараются перевести в другие страны, скупая, например, подешевевшую там недвижимость. Ладно, хотя бы что-то не пропадет. И этого, грех жаловаться, до конца жизни хватит на всё с избытком»...
К его удивлению охраны в особняке не было. «Почувствовали, что жаренным запахло и сбежали, - Самойлов, выйдя из машины, злобно сплюнул и, оглядываясь, словно укравший что-то вор, пригнувшись, потрусил к дверям. – Ну и пусть, будет легче заметать следы».
В особняке через динамики, встроенные во многих местах в интерьер, громко играла классическая музыка. Видимо, слушал кто-то из прислуги.
- Уберите музыку! – не скрывая раздражения, закричал Самойлов. – И без того тошно!
Его не услышали. Проигрыватель стоял в одной из комнат за прочной дверью, запертой на ключ.
- Эй, вы там! Слышите?! – хозяин особняка забарабанил кулаком по двери. – Вот же твари! Сбежали и даже аппарат забыли выключить.
Он так и собирался под эту классическую музыку: не хотелось тратить время на беготню по дому и отрывать провода от динамиков. Никак не мог вспомнить, кто из его людей был поклонником этого жанра.
Под «Реквием» Моцарта, нагонявшего тоску, Самойлов собрался достаточно быстро. Никто не мешал: ни прислуга, которой на данный момент в доме не было, ни семья - после давнишнего развода он повторно обзаводиться ею не стал.
Деньги, золотые и бриллиантовые побрякушки уложил в неприметную сумку. Наложил грим, оставшись довольным сходством с фотографией личности, которой он вынужден теперь стать.
«Реквием», наконец, закончился. Но сменивший его Эдвард Григ не изменил тягостную атмосферу. Осталось вывести из конюшни Бакса - чистокровного арабского скакуна. Верхом на нём легче всего можно быстро уйти по пересеченной местности. Через пяток километров на берегу реки живёт вовремя «подкормленный» старикашка-рыбачок, которому он не так давно предусмотрительно подарил лодку с японским мотором. Старичок и переправит его на ту сторону. А там рейсовым автобусом до ближайшего городка. А там... Нужно торопиться! Самойлов поднялся, закинул сумку на плечо.
Вдруг за дверью раздался шум: разбилась большая фарфоровая ваза, стоявшая на полу, затем послышались отчетливые приближающиеся шаги. Музыка из оперы Грига «В пещере горного короля» способствовала напряженной обстановке. Самойлов замер, кровь ударила в голову. Дверь медленно открылась...
На пороге стоял Матюхин. Он хотя и отличался от себя самого прежнего, но если приглядеться к нему внимательнее, был всё-таки, узнаваем. Некую несхожесть бывшего товарища к своей личности можно было вполне отнести к процессу разложения плоти. Глаза на неестественно сине-бледном лице смотрели страдальчески и грустно.
- Ма... Матюха?! – Заикаясь, выдавил из себя Алексей Петрович и попятился от покойника. Расшатанные за последние часы нервы напряглись до предела.
- А вот и я, - мрачно сообщил мертвец, расщепив рот.
- Не смей! Слышишь, не смей со мной раз... разговаривать! Я тебя... не боюсь! Слы...Слышишь? – срывающимся голосом запричитал Самойлов и встал так, чтобы их разделяло кресло. Рука с трясущимися пальцами невольно потянулась к вороту рубашки, прикрывавшему солидный нательный золотой крест. - Отче... отче наш.., ежи еси... на небеси... да светится... имя твое - заверещал хозяин особняка.
- Да перестань ты, - Матюха растянул губы в усмешке. - В штаны наложил? С каких это пор ты, Самоха, стал жмуриков бояться? Надо же - и молитвы знаешь. Да живой я, ёлы-палы!
Самойлов, почувствовав таяние льда на сердце, облизнул пересохшие губы и глупо улыбнулся, ощутив, как искусственная бородка неприятно стягивает лицо.
- Живой?! Ну ты и артист, Матюха! А кто тогда там... в могиле?
- А это кто стоит передо мной с глупой мордой? – в тон Самойлову ответил Матюхин, тыча в него пальцем, довольный, однако, что произвел на товарища неизгладимое впечатление. – Следы заметаешь? А я это уже предпринял пару недель назад.
- Тебя тоже предупредили?
- Тоже.
- А кто, всё-таки, в твоей могиле?
- Чучело. Восковой двойник.
- А чего ты сюда припёрся?! Ты уже должен быть где-нибудь в другой стране.
- Не мог я сразу уехать, Самоха. Тот человек, который меня предупредил, посоветовал после фиктивной смерти залечь на пару недель на дно, ни в коем случае не уезжать и ждать его сигнала.
- Почему?
- Откуда я знаю! Он сказал, что ему видней. Попробуй-ка ослушаться!
- Ты ему заплатил? Может, он хотел с тебя денег побольше вытянуть?
- Навряд ли. Я ему, конечно, заплатил. Столько, сколько он запросил. Деньги переслал на указанный счет. Он сказал, что вполне удовлетворен. Я уже готов был уехать. Также вот, как ты: достал документы, поколдовал над физиономией...
- Да уж, поколдовал изрядно. Под вурдалака закосил что ли?
- Он позвонил сегодня утром, - не обратив внимания на усмешку, продолжил Матюхин, - и сказал, чтобы я срочно и безотлагательно ехал сюда к тебе. Что это очень важно для моей же безопасности. Ты, мол, знаешь, что нам делать дальше.
- Я? – удивился Самойлов. – Ничего я не знаю. Насчет тебя он мне вообще ничего не говорил. Странный тип, если честно. Я его пробил через свои каналы. Действительно, такой там работает, и не последний, между прочим, человек в своем ведомстве…
Телефон Самойлова заиграл мелодию.
- О, связь восстановилась, - хозяин особняка встрепенулся, подумал несколько секунд, стоит ли отвечать на звонок, но потом, всё-таки, решился.
- Алексей Петрович, - доброжелатель сразу перешел к делу. - Делайте то, что задумали. Седлайте коня и скачите к реке, лодочник вас уже ждет.
- Откуда вы знаете, что я хотел сделать?
- На вашем месте я поступил бы также. Это самое разумное для вас решение.
- А что делать моему… гостю? - Самойлов на всякий случай не стал называть фамилию товарища.
- Матюхину? Берите его с собой. Обязательно!
- Зачем?
- Делайте, что вам говорю. К вашему дому торопится группа захвата. Дороги перекрыты, кое-где выставлено оцепление. Вы разве не попали под обстрел? Я и так уже задержал коллег, насколько это было возможно. Они скоро к вам подъедут и церемониться не будут - это не в их правилах! У вас остался один путь – через лес и болото. И только так! Там точно никого из наших нет, гарантирую. Надеюсь, через болото вы пройдете, не заблудитесь. И не вздумайте брать с собой оружие! С ним вы, в случае чего, будете обречены на уничтожение. И еще: вас обоих никто не должен видеть во всей округе, понятно?
- У меня только один жеребец. Бакс двоих не выдержит.
- Постарайтесь, чтобы выдержал.
Послышались короткие гудки.
- Я всё слышал, - прошипел Матюхин. – Это он. Нужно торопиться.
Друзья сорвались с места и вскоре Самойлов выводил за ворота под уздцы Бакса.
- Матюха... Слышь?.. Я что хочу тебе сказать... - нехотя начал Самойлов, отводя в сторону взгляд.
- Ну?
– Баксу будет тяжело нести нас двоих. Так его загнать можно. Ты... это, беги рядом, держись за стремя.
- Друзья так не поступают, Самоха! – искренне возмутился Матюхин. - Не по-товарищески это! Тебе коня, видите ли, жалко! На кой чёрт он тебе сдался? Ты куда собрался? В Англию, Швейцарию, Австралию? Там не хуже скотинку купишь!
- Эх, ладно, - Самойлову стало неловко за свои слова. – Полезай. Хорошо хоть вещей у тебя с собой нет.
- Своё бабло я переправлю другим способом, - закряхтел Матюхин, с трудом усаживаясь позади.
Они быстро пересекли по краю поле. Углубились по бездорожью в лесную чащу. Недовольный Бакс хрипел и фыркал. Самойлову было его жаль. Сидевший сзади «покойник» страдальчески постанывал и что-то ворчал по поводу беспокоившего геморроя. Осеннее солнце всего лишь перевалило за полдень, но в лесу было заметно темнее.
Беглецы невольно вздрогнули, когда неожиданно откуда-то из глубины чащи, но, видимо, не очень далеко громко зазвучала музыка. Величественная «Сарабанда» Генделя ударила по ушам, эхом загуляла по лесу. Скакун испугался, встал на дыбы, закружился на месте. Матюхин, вспомнив чью-то маму, скатился на землю. Хозяину удалось удержать коня и не дать ему, обезумев, выйти из-под контроля.
- Что за гадство?! – возмутился вскочивший Матюхин. Из-за неудачного грима он был похож на растерявшегося упыря, который вдруг не успел спрятаться до первых петухов, чем невольно вызвал улыбку у Самойлова. – Я сейчас же пойду и дам по рогам этому любителю нарушать лесную тишину!
- Не вздумай! Нас никто не должен видеть.
- В доме у тебя примерно такая же музыка звучала, заметил? На моих похоронах и то веселее была!
- А я думал – это ты у меня проигрыватель включил и заперся в комнате.
- Нет, не я. Я подъехал вскоре после тебя.
- Ладно. Поехали-поехали! Здесь уже не далеко.
Сообщники продолжили путь.
- Вот и болото, - вымолвил Самойлов.
- Знакомые места, - глухо отозвался Матюхин. – Не забыл?
- Да уж… Такого не забудешь.
Это место было им хорошо знакомо. Именно сюда в кровавых девяностых годах на заре своей лихой предпринимательской деятельности они привозили строптивых коммерсантов и конкурентов, а также тех, кто мешал им сколачивать первоначальный капитал. Здесь же чинили расправу: издевались, калечили, лишали жизни. Следы убийств надежно прятала болотная топь.
- Тропинку не забыл? – спросил Матюхин.
- Я её, родимую, с закрытыми глазами найду, - усмехнулся Самойлов, имея в виду единственную безопасную дорожку, проложенную через болото, по которой можно было пройти весьма опасную трясину и выйти к реке. Бывшие бандиты частенько в то время пользовались этой тропинкой.
Он достал заранее приготовленные высокие сапоги для себя и Матюхина. Обнял голову Бакса, поцеловал в морду, ладонью хлопнул коня по взмыленному крупу.
- Пошёл! Пошёл! Домой, Бакс!
Конь явно обрадовался, что избавился от тяжелой ноши и не спеша удалился. Самойлов посмотрел ему вслед и грустно вздохнул, поймав себя на мысли, что любимому животному совершенно безразлична судьба хозяина.
- Ну, с богом, - сказал он и первым ступил в неглубокую жижу.
Идти было не более километра. Примерно на середине пути они внезапно услышали звуки играющей скрипки, а потом на тропинке в полусотне метрах от себя показалась спина человека, выводящего на инструменте соло из «Времён года» Вивальди.
- Ну и места, просто сказочные! – хрипло засмеялся Матюхин. Он выглянул из-за Самойлова и близоруко прищурившись, посмотрел вперёд. – Это надо же! Кругом музыка: в доме, в лесу, даже в болоте! Давай-ка, подгребай ближе к этому водяному, поглядим на него.
Захлюпали дальше. Но не сделали и десятка шагов, как раздался сильный взрыв. Впереди образовалась большая яма, которая быстро наполнялась черной грязью. Путь был закрыт – единственная безопасная тропинка была разрушена на несколько метров.
- Что такое?! – возмутился пришедший в себя Самойлов, вытирая лицо, запачканное от взметнувшегося столба болотной топи. – Эй, ты! Кто ты там есть?! Не твои ли это шуточки?! - крикнул он человеку, как ни в чём ни бывало играющему на скрипке.
- Бежим, Самоха! Назад, скорее! – возбужденно вскричал Матюхин. Выработанное за долгие годы чуть ли не звериное чутье подсказывало ему, что здесь что-то не так. Против них явно что-то затевается.
В этом момент позади громыхнул другой взрыв, такой же по мощности. Дорога назад тоже была отрезана. От неожиданности они присели, потом медленно поднялись, укрепляясь во мнении, что скрипач имеет к взрывам прямое отношение. Затем в растерянности сделали несколько шагов вперёд и остановились – дальше идти было крайне опасно.
Человек, наконец, оборвал свою игру и медленно повернулся. Пошёл к ним навстречу, двигаясь осторожно и не совсем уверенно. Теперь уже можно было разглядеть его благородное с правильными чертами лицо.
Музыкант был слеп. Выцветшие, отрешённые от мира глаза были направлены вверх и в сторону. Лоб, веки, уголки слегка ухмыляющегося рта избороздили глубокие морщины, что свидетельствовало о перенесённых когда-то больших страданиях. Седые волосы были собраны сзади в пучок и перевязаны ленточкой. Одной рукой он прижимал к груди скрипку. В другой словно посох был зажат смычок, направленный в сторону озадаченных беглецов.
- Узнаёшь его? – вымолвил вполголоса Матюхин, смотря исподлобья на человека, от которого они были разделены трясиной.
- Нет. Хотя… Это же музыкант! Как его? Да! Это Прасолов! Но мы же его того… Тогда еще! Где-то здесь!..
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
… - Разрешите, я закурю? – спросил следователь у человека, пришедшего в РОВД с чистосердечным признанием.
- Конечно, курите. Вы же у себя в кабинете.
Сидевший перед следователем еще не совсем старый, но явно потрепанный жизнью мужчина снял черные очки, достал из кармана курточки носовой платок и начал протирать стекла. Следователь подумал, что слепой, видимо, когда-то носил обычные очки и был слеп не от рождения, если привычка протирать линзы сохранилась. Следователь посмотрел в лицо человека и отвел взгляд, чувствуя неловкость за ущербность собеседника.
- Да, я не всегда был слепым, - подтвердил его догадку Прасолов, водворив очки на место. – Простите, как вас по имени отчеству?
- Сергей Павлович Шевельков. А вас, судя по признанию, зовут Семен Иванович Прасолов?
- Да, именно так, вот мой паспорт… Я, Сергей Павлович, ослеп не сразу, - Прасолов говорил приятным спокойным голосом, казалось, взвешивая и обдумывая каждое слово. - В то время, в девяностых, будучи профессиональным музыкантом меня частенько приглашали дирижировать сводным симфоническим оркестром. И ещё у меня имелся собственный небольшой музыкальный коллектив – «Рапсодия».
Мы гастролировали как у себя по области, так и по соседним регионам. Может, вы и слышали о нас, не знаю. Играли в клубах, на вечеринках. Народу собирали сравнительно немного, но на жизнь более-менее хватало. Главное, несмотря на тяжелые времена, мы продолжали заниматься любимым делом. Строили творческие планы, готовились к столичному конкурсу. Играли, в основном, классическую музыку в современной инструментальной обработке. Мы не умели, как многие, зарабатывать себе на жизнь торговлей на рынках и решили не расставаться с музыкальным творчеством. Всё складывалось относительно неплохо. До тех пор, пока однажды к нам на репетицию не пожаловали с визитом Самойлов Алексей Петрович и Матюхин Олег Николаевич. Вы их должны знать.
- Конечно, - кивнул головой Шевельков. – Кто же не знает этих известных и весьма уважаемых людей: предпринимателей, депутатов областной думы, меценатов, спонсоров?
- Да, кто не знает… - грустно согласился Семен Иванович и продолжил. – В 94-м году их знали совсем по другим заслугам. Нам они тоже тогда предложили свое «спонсорство». Когда мы узнали, в чем оно заключалось, то решительно отказались. Нам предлагалось половину честно заработанных денег отдавать им в обмен на неприкосновенность с их стороны.
Примерно через неделю после этого визита кто-то сильно избил Колю Сабурова, нашего виолончелиста. Потом такая же участь постигла Антона Воробьева – он играл на кларнете. Гастроли были сорваны. Я догадался, чьих это рук дело. Решил искать защиты у государства перед распоясавшимися хулиганами. Пришёл к вам. Ну, то есть не конкретно к вам – здесь в то время работали совсем другие люди. Но тогда дело заводить не стали. Видимо, бандиты имели неплохие связи в органах. Но и меня самого вскоре постигла такая же участь, а может быть, ещё хуже…
В тот день в клубе железнодорожников мы играли «Времена года» Вивальди. Среди немногочисленных зрителей я заметил ухмыляющиеся лица Самойлова и Матюхина. Они, конечно, пришли не из большой любви к творчеству итальянского гения. А после концерта… - голос Прасолова задрожал, но он взял себя в руки.
… - Я очнулся в багажнике автомобиля, куда меня запихали оглушенного. Это был именно багажник: пахло бензином, трясло на кочках. Куда меня везли я не знал, но догадаться было не трудно – иногда я просматривал криминальную хронику. Им хотелось учинить надо мной расправу…
Вдруг, представьте себе, мне очень захотелось жить. Я вспомнил свою семью. Как они будут без меня? Жена не работала по болезни, сын только что пошёл в школу… На смену отчаянию пришло острое желание бороться за жизнь, чего бы это ни стоило. Но как я, слабый музыкант, мог противостоять наглым и озверевшим подонкам? Да, я не обладал внушительной физической силой, но у меня был и есть отличный музыкальный слух... Знаете, у меня врожденный идеальный музыкальный слух! Это заметили ещё мои родители, поэтому я не могу с детства чувствовать себя раздельно от музыки, - Прасолов снова без особой на то необходимости снял и протёр очки. Попросил воды, сделал глоток из стакана. Видимо, воспоминания взволновали его.
– Да, Сергей Павлович, у меня замечательный слух. Весь наш мир состоит из музыки, из звуков и нот. Вот, например, это какая нота? – Прасолов, достав из кармана расчёску, нащупал на столе стакан, и слегка ударил по стеклу. – Это нота СИ, - не дожидаясь ответа, радостно поведал он. - А вот эта? - он потрогал металлическую ножку стола и также ударил по ней расчёской. – Это нота Ля! А вот ноты СОЛЬ, СИ, ДО, - музыкант достал небольшую связку ключей и потряс ими. - Всё что звучит, имеет свое нотное обозначение… - Прасолов грустно вздохнул и, помолчав немного, продолжил:
– Тогда, беспомощно лежа в багажнике автомобиля, я стал прислушиваться к тому, что происходит снаружи. Сначала было мало интересного – сплошная какофония, кластер, как говорим мы, музыканты, то есть неблагозвучные звуки: шум, лязг, сигналы клаксонов… Потом звуков стало меньше. Я догадался, что выехали за город.
Вскоре машина свернула на бездорожье и я несколько раз ударился головой. Но уже спустя несколько минут ясно услышал несколько нот из Бетховена «К Элизе». Ну, вы помните, наверное, самое начало: та-та-та, та-та, та-та, та-та! – Прасолов замахал невидимой дирижёрской палочкой. – Увы, - непосредственно по-детски улыбнулся он. - Рядом никто не играл на музыкальных инструментах. Это скрипнул мостик, по которому мы проезжали. Но для кого-нибудь другого это, вероятно, и был обыкновенный скрип металлических листов, но я услышал в нём музыку. Через некоторое время машина снова повернула, и я услышал потрясающую мелодию из Амадея Моцарта из симфонии «До мажор №21». На этот раз звуки издавало стоящее на ветру дерево. Его тонкий ствол сгибался, а когда разгибался, то получалась музыка: короткий отрывок их этого произведения. Конечно, неискушённый человек, навряд ли что-нибудь бы услышал. Потом моё ухо уловило ещё несколько звуков. Это были уже не отрывки из каких-то произведений, а просто ноты. Шум листвы кустарника – ноты МИ, ЛЯ МИНОР, РЕ; едва услышанный журчащий ручей – ноты ДО МАЖОР, СИ, РЕ МАЖОР…
Машина остановилась. От проникшего в открытый багажник света стало больно глазам. С того дня я уже никогда больше не испытывал ни боли, ни радости от яркого света.
Меня выволокли возле какого-то заболоченного места, на берегу которого был лес и стали избивать. Где-то рядом в вышине деревьев дробно стучал дятел. Мне было больно и обидно. Надо мной никогда так не издевались – били ногами, прижигали горящими сигаретами.
Но упрямство было сильнее боли, и я не согласился иметь какие-либо дела с бандитами, и плясать под их дудку не захотел. Тогда Олег Николаевич Матюхин ударил меня ногой в висок. В глазах потемнело… Я, честно говоря, не знаю, от чего у меня наступила слепота: от этого ли удара, так как божьего света с того момента больше уже никогда не видел, или от пули.
Когда господин Матюхин ударил меня и в глазах потемнело, я был еще в сознании, хотя старался не подавать виду. Потом слышал, как его друг - Алексей Петрович Самойлов, сказал, что со мной надо кончать и уезжать, пока не начался дождь, и что он лично пристрелит эту несговорчивую интеллигентную сволочь, меня то есть. Щёлкнул затвор. Выстрел я ещё слышал. Но потом, как показалось, меня поглотила бездна.
Очнулся в воде. Было тихо, если не считать хор лягушек и дробь того же дятла, добывающего себе корм. Я понял, что меня не убили. Дрогнула, видимо, в последний момент рука у Алексея Петровича.
Ужасно болела голова, вокруг была непроглядная темнота. Тогда я ещё не осознавал, что белый свет для меня отныне будет лишь в снах и в воспоминаниях. Стремление к жизни, а возможно просто удача, помогли мне выбраться из болота на твёрдую землю. Я ориентировался на стук дятла, которого не испугала людская возня где-то там внизу.
Натыкаясь на всевозможные препятствия, бродил очень долго. Падал от головокружения, снова вставал, меня рвало, по щекам текли слёзы от беспомощности и обиды. Потом услышал знакомые ноты: ДО МАЖОР, СИ, РЕ МАЖОР, исходившие от протекавшего где-то рядом ручья. Я двигался, ориентируясь на мелодию. Достигнув ручья, отошёл от него, и почти сразу же моё чуткое ухо уловило знакомый шелест кустарника, издававшего ноты: ЛЯ МИНОР, РЕ, дав понять, что нахожусь на верном пути.
Не могу определить, сколько я ходил, пока не услышал, как ствол дерева издает мелодию из симфонии Моцарта «До мажор №21». Достигнув дерева, немного отдохнул и примерно определил направление своего дальнейшего пути. А когда услышал, как играет «Элизу» мостик, по которому вдруг проехала какая-то машина, понял, что спасение близко. На дороге меня подобрал сердобольный пенсионер и отвез в больницу.
Потом были перенесены несколько операций, затем реанимация, курс лечения. Но… увы – зрение не вернулось. Пуля не убила меня, повредив голову, но ранение и удар по виску в совокупности, вероятно, сделали своё дело.
В больницу приходил оперуполномоченный. Я не стал называть себя, прикидывался бомжем слабо понимающим и ничего не помнящим, даже своего имени, справедливо опасаясь, что если бандиты узнают, что нахожусь в больнице, то убьют. Когда относительно стало легче, дал знать о себе супруге. Она и забрала меня домой. Нам пришлось переехать в соседний город. Там я задумал план мести, хотя и не сразу… Музыкант замолчал и задумался.
- Что было дальше? – осторожно спросил следователь, когда пауза в монологе Прасолова затянулась.
– Несколько лет просто-напросто боялся,- продолжил Прасолов. - Боялся, прежде всего, за свою семью. Потом страх притупился. И я решился на месть: за инвалидность, за нанесённую обиду, оскорбление. А главное, меня возмущало и подстегивало то обстоятельство, что господа Самойлов и Матюхин продолжали чувствовать себя вполне комфортно.
Они вышли невредимыми из того гнусного времени и смогли извлечь из него немалую выгоду, многого добились. Теперь уже мало кто помнит, чем они тогда занимались. Это сейчас они уважаемые люди в своём отечестве. А тогда…
Да, так уж устроен мир на нашей планете – выживает сильнейший, и человек не исключение этому, может и несправедливому, но вечному закону бытия. И тот, чаще всего, добивается многих благ, кто может спрятать свою совесть, а вместе с ней жалость и сочувствие к себе подобным куда подальше. Такой вот печальный вывод я сделал. Но, к счастью, у правил бывают исключения. И это я намеревался доказать, прежде всего самому себе.
Ни одно существо на свете, кроме человека, не способно на чувство осознанной мести. Это как раз и есть исключение из правил, защита для тех, кто не способен дать адекватный отпор врагу в момент его нападения. Без этого исключения, то есть без страха человека перед местью оскорбленного или перед угрозой возмездия, мир людей, скорее всего, перестал бы существовать.
Простите меня за философское отступление. Так вот, ближе к теме… Все эти годы я следил за Самойловым и Матюхиным. Средства информации многократно рассказывали об успехах этих господ. Но была и обратная сторона их деятельности, о которой не афишировали. Именно эта информация интересовала меня в первую очередь. Но где её раздобыть? Естественно там, где о ней знают – в органах правопорядка или из близкого окружения этих людей. Второе сразу отпадало: в близкое окружение Самойлова и Матюхина мне не то, что проникнуть, даже напоминать о себе было опасно. Оставалось искать знакомств среди тех, кто знал о Самойлове и Матюхине в связи со своей профессией. Такой случай мне представился, правда, ждал я его несколько лет.
Чтобы мне, инвалиду, иметь средства к существованию и не сидеть на шее у своей семьи, я занимался и занимаюсь частным репетиторством. Однажды мои знакомые порекомендовали меня одной семье, глава которой – известный и влиятельный чиновник в органах правопорядка. Кто он и в каких именно органах работает я, Сергей Павлович, извините покорнейше, говорить не буду. Поймите меня правильно, пожалуйста… Меня наняли, как репетитора для его сына, весьма способного мальчика.
Ребенок проявлял усидчивость и старание, и мне довольно легко с ним работалось. К тому же его родители прониклись ко мне едва ли не дружескими чувствами. Они привозили меня на занятия и увозили после окончания. Я часто оставался у них обедать. Это очень хлебосольные, приветливые и интеллигентные люди. Нередко приглашали меня на семейные праздники, где мой славный ученик, их сын, демонстрировал свои музыкальные способности.
Между мной и главой семьи завязались хорошие отношения. Мы прониклись друг к другу искренними сердечными человеческими отношениями. У нас нашлось много общих тем для бесед. Иногда он рассказывал о своей службе. Нет, он не позволял себе говорить лишнего, и не раскрывал никаких профессиональных тайн, но в нашем с ним обоюдном и схожем неприятии преступного мира было много общего.
Он много рассказывал о тех, кто сделал себе карьеру, благодаря смутному времени, правда, часто не называя имен и фамилий. Сетовал, что у властей, видимо, никогда не хватит решительности представить их перед судом. Из наших разговоров (надеюсь, это не вызвало у него особых подозрений) я узнал немало интересного о господах Самойлове и Матюхине.
Я, конечно, мог бы раскрыться перед ним, рассказать о своей трагедии, и даже впоследствии выступить свидетелем, дав показания против этих известных особ. Но, даже веря в исключительную порядочность и положение моего нового товарища, я не мог поверить, что суд над мучителями все-таки состоится и они понесут справедливое наказание. Таковы уж реалии нашего времени. Получив чуть ли неприкосновенность, Матюхин и Самойлов вместе с тем приобрели и некую неуязвимость. Тем не менее, от моего знакомого я узнал много нового о Матюхине и Самойлове: где живут, названия фирм, которыми владеют, об их деятельности в областной администрации, а также кое-что ещё, что помогло мне в разработке плана мщения.
Очень кстати и своевременно президент страны издал закон о борьбе с коррупцией. Хотя, Сергей Павлович, если честно, я не уверен в большой эффективности этих мер, но всеобщее обсуждение этой темы и даже возникшая некоторая паника в определенных кругах, сыграли мне на руку. Ну, и конечно финансовый кризис… Поэтому, наверное, мой план все-таки удалось осуществить.
Но еще перед тем, как вышел закон о противодействии коррупции, я приступил к подготовке. Начал с того, что посетил местность, где господин Самойлов построил свой особняк. К моему удовлетворению, это находится сравнительно недалеко от того места, откуда я вернулся, так сказать, воскресшим.
Я потом многократно бывал там, исходил многие километры вокруг, познакомился со стариком, который жил на реке и промышлял ловлей рыбы, наладил с ним неплохие отношения. Он-то и рассказал мне, что в непроходимом болоте, которое примыкает к реке, есть малоизвестная тропинка, и что пройдя по ней, можно сократить очень большое расстояние, отделяющее реку от «цивилизации», как он выразился. И даже подробно объяснил, как ее найти.
Таким образом, как я уже сказал, я неплохо изучил эту местность и ее особенности…
- Но... Как вы... - Шевельков искренне удивился, - Ничего не видя, смогли при этом элементарно не заблудиться? Неужели ориентировались только лишь благодаря своему исключительному слуху?
- Не только благодаря слуху, Сергей Павлович. Хотя и во многом благодаря ему тоже. И всё-таки. Мне помогал мой сын. Но я не хотел вовлекать его в свои дела и делать из него сообщника. Поэтому он ни о чём не догадывался и не подозревал о планах отца свершить возмездие. Он вырос послушным парнем, хорошим и добрым сыном. И если о чём-то когда-то просил его, то он всегда помогал мне.
Я его сразу предупредил, чтобы он не задавал вопросов, и сын выполнил обещание, ни разу его не нарушив. Он терпеливо сопровождал меня в путешествиях. Благодаря ему я неплохо стал ориентироваться на местности, мы много раз прошли через болото по той тропинке.
Я так хорошо изучил округу, что мог без особого риска самостоятельно по ней передвигаться. Также наставил во многих местах нехитрые самодельные звуковые маячки, которые помогали мне не заблудиться. Это были и пустые стеклянные ёмкости, и даже простые колокольчики. Сын помог установить в лесу большие динамики, которые в нужное время зазвучали в лесу, чтобы нагнать ещё большую панику на моих бегущих врагов, неожиданно услышавших классическую музыку. «Сарабанда» Генделя звучала словно гимн победы добра над злом, это был символ приближающейся расплаты! А до этого таким же образом, но через другие динамики я прогнал запись автоматной очереди, когда услышал мотор приближающейся машины Самойлова, который торопился домой, чтобы захватить нужные вещи и скрыться. Когда он был близко, то я, находясь в зарослях кустарника, кинул в сторону машины пригоршню камней, сымитировав пули. Это заставило Самойлова свернуть на более длинную дорогу и помогло мне выиграть время, чтобы я мог спокойно обдумать своё положение и дальнейшие действия...
Но всё это было потом. А до этого дня, примерно за две недели, я по телефону нагнал страху сначала на Матюхина, а затем на Самойлова, сумев воспользоваться всей старательно накопленной информацией, которой владел об этих господах и которую так упорно собирал против них. К тому же, мне пришлось выдать себя за того самого знакомого, работающего в органах. Я настоятельно и убедительно посоветовал Матюхину, чтобы он инсценировал собственную смерть и через некоторое время мог спокойно скрыться, но только после моего разрешения.
В тот день, когда друзья встретились, я утром позвонил в особняк Самойлова и сказал, чтобы вся прислуга убралась оттуда подобру-поздорову, потому что сегодня там будет очень «жарко». Они поверили. Мой расчет был на то, что они всё-таки знают, в доме кого работают: человека, который при определенных обстоятельствах в числе первых непременно попадет в жернова государственной машины, вдруг озаботившейся борьбой с коррупцией. Этому также способствовало и другое весьма удачное обстоятельство. Товарищ моего сына, с которым они вместе вернулись из армии, подрабатывал в числе других сторожей, охраняя дом Самойлова. Кое-что он тоже иногда рассказывал... Ему я сообщил однажды, что узнал важную информацию от своего знакомого, служившего в правоохранительных органах: якобы намечается специальная операция по захвату хозяина особняка.
Я обещал парню похлопотать за него, чтобы его не стали задерживать в связи со скорым арестом работодателя. За это попросил оказать небольшую услугу: постараться сделать так, чтобы прислуга окончательно поверила слуху о захвате их хозяина, а также, чтобы он покинул особняк последним из всех. И перед тем как уйти, поставил в проигрыватель лазерный диск с классической музыкой, сделав так, чтобы музыка играла на весь дом и её нельзя было легко выключить.
Конечно, это было обыкновенной блажью с моей стороны, прихотью, если хотите, романтика-интеллигента: избрать себе в свидетели и соучастники бессмертную музыку великих композиторов. Но мне не хотелось опускаться до банальной уголовщины и караулить своих жертв с топором из-за угла…
Таким образом, я заманил Матюхина и Самойлова на то самое место, где когда-то был ослеплён ими и заставил их спасаться бегством по единственной тропинке, по которой можно было уйти от «погони».
За несколько дней до этого приобрёл два не очень тяжелых баллона, наполнив их самодельной взрывной смесью, небольшой аккумулятор и провода, которые замкнул в нужное время, когда друзья спасались бегством. Я всё правильно рассчитал и, взорвав самодельные бомбы в нужное время, отрезал им путь как вперёд, так и назад. Потом подошёл к ним, изрыгающим в мой адрес проклятия и угрозы, и дал понять, кому они обязаны незавидному положению…
Прасолов замолчал и снова полез в карман за платком, чтобы протереть линзы очков.
- Вы наслаждались победой... Понятно, - сделал заключение следователь. – А что вы сделали дальше? Прикончили их?
- Нет, Сергей Павлович, - музыкант водрузил очки. – Я им сказал, что якобы есть ещё одна бомба, которая находится как раз на том месте, где они стоят. Она должна взорваться с минуты на минуту. Часовой механизм запущен, и взрыва избежать не удастся. И единственное, что могу для них сделать в этой ситуации – так это с музыкой проводить в царство мёртвых. Я отошёл и стал играть на скрипке. Музыкой из «Времён года» хотел напомнить бандитам о том самом дне, когда меня похитили и бросили умирать в этом болоте. Но не уверен, что мерзавцы обратили внимание на музыку. Они, словно две цепные собаки, подняли скулёж, проклинали и оскорбляли меня. Признаться, моё больное сердце вполне могло дрогнуть и склониться в сторону милосердия, если бы они покаялись, в чём я искренне сомневался. И не ошибся в своих предположениях… Вскоре они, задыхаясь от злобы, пытались, как нетрудно было предвидеть, преодолеть опасный участок, рискнув броситься в трясину, не дожидаясь взрыва. А когда на болоте восстановилась тишина, я ушел...
- Почему вы решили раскаяться?
- Я не закоренелый преступник, в известном смысле этого слова, - вымолвил музыкант. – Хотя, безусловно, в уголовном кодексе найдется немало статей, которые могут быть применены в отношении меня. Но я не боюсь ответственности. Мне нечего стыдиться, поэтому готов понести наказание. Да... Вот номера счетов, на которые бандиты, по моей просьбе перечислили деньги.
Когда за Прасоловым закрылась дверь, Шевельков долго сидел в задумчивости, стуча карандашом по столу и почти неслышно отбивая ногой отрывок из классического произведения.
2009 г.