Джин

 Джины.
Иван Михайлович сидел у костерка, на берегу реки, подальше от людского шума. Давно хотелось посидеть так, но всё не получалось. И вдруг всё надоело, и он тут. Конечно, всё сейчас происходит не так, как представлялось, ну да ладно. В своих представлениях мы всё идеализируем, вот и не получается «как хотели». Иван Михайлович давно
размышлял о широте русской души. Кого называть русскими - он не понимал, но точно знал, что измерения уже проводились – от Москвы… до самых до окраин. Окраиной можно было считать всё. Вот и получалось, что русские, по широте душевной, населили все окраины, став многонациональной сутью широкого и размашистого характера.
А ведь сам Иван Михайлович, где только не побывал…  Бывал он и на Онежской губе, где по одноколейному пути ходили три плацкартных вагона, а сырой весенний воздух отдавал древностью. Бывал и на дальнем востоке, где океанский воздух разбавлялся с запахом трав и деревьев, становясь особым и запоминающимся. Возможно, это и были окраины, на которых всё меняло свои ценности и краски. Модные, итальянские женские сапожки становились там местной достопримечательностью, высвечиваясь на фоне накинутой фуфайки и повсеместных луж. Заезжие «Тойоты» вызывали зависть и непомерную радость, когда застревали в разбитых колдобинах сельских дорог. Всему виной – миграция невостребованного населения. Из состарившихся и забытых сёл и деревень уезжал народ в поисках работы, романтики и счастья, образовывая новые селения. Как знать, когда эти новые состарятся и станут такими же ненужными, к этому времени - многие приспособятся выживать, оставив в своём потомстве ту же широту размашистого характера. Земля эта -
станет их землёй по всем понятиям, а брошенные деревни Сибири привлекут к себе других заселенцев. Впрочем, был он там давно, может всё уже и изменилось, явив другую временную реальность. Бывал он и в других окраинах, которые и окраинами назвать сложно – Черноморское побережье, Азовские мелководья… Хотя и там – центры туризма только для
туристов таковыми и являются, а местные жители живут за счёт сезонов отдыхающих. Так и получается, что люди с одних окраин едут зарабатывать в другие окраины, а отдыхать едут в третьи окраины… А может всё не так? Давно он там не был. Осел в большом городе, работал, праздники справлял, да по телевизору передачи «Вокруг Света» смотрел. Пора бы
и вырваться, да зад прикипел. Позагорать можно на крыше или на балконе. Покупаться можно и в своей речке. Столько соли, как в море – в ней конечно нет, но деликатесных лягушек и здесь поесть можно. Только мусор за собой никто убирать не хочет...
Уже и стемнело. Иван Михайлович подошёл к трухлявому пеньку, в отблесках луны и свете костра, выбирая место для ямки с мусором. Чтоб не раскопали – аккурат под пнём закапывать надо. Он уже докапывал ямку, как совочек стукнул по какому-то предмету. «Догадливые… уже кто-то закапывал…» - подумал он, но другого места искать не стал, решив, что для его мусора и тут места хватит. Оказалось, что это был не мусор. Иван Михайлович откопал какой-то антиквариат. Небольшой металлический кувшинчик без ручек был окован сверху подобием крышки. «Может быть это клад?» - мелькнуло в голове. Он встряхнул, в надежде услышать звон содержимого, но внутри лишь хлюпнули остатки какой-то жидкости.
Любопытство заставило Ивана Михайловича целый час ковырять «оковы», чтобы хоть понюхать – что же это за жидкость такая, а вдруг – эликсир какого-нибудь шамана! Запах дёгтя, сохранившегося на заглушке, перебивал все остальные запахи. Попытки отмыть (до того как открыть полностью) ни чем не увенчались. Он положил реликвию в пакет и уже не
мог продолжать свои посиделки – его так и тянуло домой, чтобы там, промыв с мылом и порошком, разглядеть этот предмет и понюхать (а может быть и выпить) содержимое. Дома он обнаружил на кувшинчике выцарапанный наискосок крест, такой же царапиной обведённый. Перед тем как вытащить заглушку Иван Михайлович подумал: «Нет – мочу так
закупоривать и упаковывать не будут. Это что-то интересное…»
 Когда заглушка была удалена, сосуд наполнился эхом.
 Иван Михайлович даже встряхнул для верности – жидкость внутри была. Аккуратно поднося сосуд к носу, он начинал принюхиваться, пытаясь сравнивать со всеми знакомыми запахами. Запах дёгтя всё равно мешал, но за ним улавливался и незнакомый химический состав. Пробовать на вкус – страшновато, а вдруг – яд! «Неужели яд может так пахнуть?
 Смесь озона с дубовой корой и морской солью… и ещё пара каких-то добавок». Нюх у него был отменный, даже спирт на пригодность различал – если пахнет цветами – лучше не пить. А эта жидкость больше напоминала бальзам, только не хватало запаха спирта.
Так нюхал Иван Михайлович содержимое, размышляя, что с ним делать. Нюхал, нюхал, даже голова закружилась. Под лобной костью что-то зашевелилось, словно оттуда струя воздуха выделяется, а потом притягивается обратно. Хотел поварешкой остудить это место, так она прилипла и не падает. Идея сама в голову пришла – надо коту соседскому дать попробовать. Соседский кот уже спал, пришлось уличного заманить. Видать голодный был – и ел в удовольствие и напёрсток с содержимым вылакал. Потом долго смотрел на Ивана Михайловича удивлёнными глазами.
На миг Иван Михайлович увидел свечение вокруг него, местами - голубоватое, а местами - яркая синева пробивала. Затем кот сел и долго смотрел в пустоту открывшегося ему пространства глазами просветлённого кота. Зрачки стали как у факира и из них выплёскивались озорные искорки. Такой шанс упускать нельзя. Налив себе такой же напёрсточек, Иван Михайлович выпил, не смотря на то, что уже успел заметить белую дымку над жидкостью. Эффекта неожиданного просветления он не заметил, хотя и чувствовалось, как что-то, растекаясь по крови, наполняет его особым чувством.
С чем это можно было сравнить – он не знал. Первый выпитый стакан вина или первая выкуренная сигарета – были слабым отблеском в сравнении с новым ощущением. Конечно, он понимал, что химическое просветление чревато неожиданными последствиями, но такие находки не у всякого в жизни и случаются. Он внимательно наблюдал за всеми проплывающими изменениями сознания. Затем, глянув на кота и соизмерив его вес с выпитым напёрстком, он решил увеличить пропорцию потребления. Когда он подносил ко рту уже третий напёрсток – совсем рядом прозвучало: «Ты что делаешь! Больше не
надо…». Он удивлённо покосился на кота – тот молчал в своём счастливом прозрении. Да… время потерялось, как и количество совершённых действий. Он не удивился бы, если бы очнулся позже, когда вся жидкость оказалась бы выпитой.
Так вот они какие, эти перемены… Время теряется и возможно потому, что слишком много происходит событий. А это уже ни как не вписывается в привычные измерения времени и происходящих вокруг действий. За этой сплошной пеленой пространственных событий теряется и вчерашний день, и то, что было неделю назад… Словно кто-то стирает видеоплёнку. Зато события многолетней давности встают перед ним яркими картинами моментов. Ощущая те же состояния, что и тогда – он словно совершал прогулку в далёкое и не замеченное им прошлое, только сейчас оценивая всю прелесть того пребывания. Воздух там был живой, наполненный музыкой радости и самой жизни. Тут он обратил внимание на то, что - погружаясь в эти прекрасные состояния, он не замечал нынешнего момента и такого же живого воздуха сейчас.
Перед ним мелькнул какой-то седой и бородатый дядька, произносящий фразу: ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. Увидев на столе подсохшие кусочки сыра с выступившими капельками масла, он почувствовал, как слюна заполняет его рот, а желудок буквально всасывает то, что находится перед глазами. К трапезе присоединился и кот, как-то не по-кошачьи рассасывая сыр на
языке. Затем опустилась тишина.. Она была на столько тихой, что в ней много чего можно было услышать. Кот слегка толкнул его лапой: «Прислушайся!»
 За тишиной – звучали и проплывали все события, и не только его или кота. Можно было выхватить и разглядывать или погружаться в любое… но, как только ты погрузишься в него и начнёшь пребывать в нём, осознавая и наблюдая – ты пропустишь всё остальное. Внезапно, картина мира изменилась. Иван Михайлович, словно вернувшись в себя, оказался в
насыщенном воздухе своей кухонки, а в этой насыщенности проплывали все сюжеты, и одновременно, и меняя друг друга.
Снова, почти рядом, послышался смешок: «У него одиннадцатый глаз открылся и двадцать седьмое чувство». Странно, что Иван Михайлович не видел произносившего эту шутку, а кот - только улыбнулся в ответ. Вдруг, всё стало ясно и понятно. Он – здесь и сейчас, а все мелькающие события и объёмы – так же здесь и так же сейчас. Просто так получается, что за одним не видно другого. На душе полегчало от такого прозрения, отпали все сомнения, став
глупостью невежества. Видимо, Иван Михайлович сидел с открытым ртом, потому как – во рту всё пересохло. Он встал, двинувшись к холодильнику, и тут обратил внимание, что состояние его на столько необычно и каждое действие меняется тысячью фрагментов. Пока он двигался к холодильнику и открывал его – он шёл несколько дней. По крайней мере, ему так показалось.
 В холодильнике, кроме супа, яиц и банки с малосольными огурцами, стояли ещё две баночки пива «Балтика №7». Иван Михайлович смотрел на содержимое, понимая, что процесс затягивается, и представлял желудком и языком ощущение от каждого продукта, словно это будет всасываться как «сок жизни». Взяв огурец, он прочувствовал растекающийся во рту вкус, но желудку это не очень понравилось. Понималось, что суп разогревать очень долго, а яичный желток, хоть и растечётся по рту приятной истомой, даст ещё большую жажду и сухость. Оставалась свеже наловленная рыба, которую он забыл засунуть в морозилку, и пиво. Рыбу он дал коту, который не просто смаковал, а высасывал сок, улетая в свою невесомость. Себе же он достал пиво. «Не пей…» - послышалось в воздухе. Но желудок и рот уже были настроены на впитывание вкусовых ощущений, и отказаться в последний момент от этого – было сложно.
Иван Михайлович открыл первую банку и содержимое потекло прохладной струёй, охлаждая рот, желудок и лишая жажду главного козыря – сухости. Как только жажда ушла – многие восприятия исчезли, видимо она давала движение ещё к чему-то. Зато появилось туманное облако посреди кухни. Он даже решил вначале, что это эффект от лампочки, но ЭТО меняло свои формы и наконец произнесло тем же неизвестным голосом: «Говорил же - не пей!»
- Ты кто? – спросил Иван Михайлович, глядя на то, как кот, ошалело и удивлённо, в то же время и трусливо смотрел на происходящее.
- Джин я. Кумаром меня зовут.
- Я думал – вы другую форму принимаете.
- Сколько форм - столько и джинов, но формы мы можем принимать разные.
- А как ты сюда попал?
-Шаман закупорил... Зря он это сделал...
- Почему?
- Нет ничего, во что можно было бы нас закупорить – всё так прозрачно. Я всё равно присутствовал во многом. В кувшине лишь концентрация больше. Шаман не знал, что изгонять и закупоривать бессмысленно. Чем сильнее нас пытаются сжать – тем мощнее мы становимся, а можем и просто ускользнуть в другое… В другую реальность по-вашему.
- Так ты из кувшина и я тебя не спас?
- Ты себя спас. Так и спал бы всю свою жизнь в одной реальности. А вот пиво к эликсиру ты зря добавил. Этот дух, на моём фоне, смотрится слабо, но очень от меня усиливается.
- Точно, даже голова замутилась. Так ты исполняешь желания или нет?
- Я пополняю желания, могу двигать к ним, могу передать желания другим, тем кто их принимает… Но за исполнение желаний мы не отвечаем. Да и где ты такое видел, чтобы джины желания исполняли?
- Нигде. Слышал много.
- Слышать можно любые желаемые фантазии. Ты же знаешь, как красиво рассказывают те, кто мало что знает и мало что видел. Коту твоему никто сказки не рассказывал – он и не мечтает, пребывает и доволен этим. А его легко пролетевшее и не настойчивое желание – я сейчас реализую.
- Это не мой кот.
- Уже твой. Вы теперь во многом близки. Он такая же живность, как и ты. Среди соплеменников ты редко можешь встретить такое взаимопонимание, какое сложилось у вас.
   Кот поднялся, внимательно посмотрев на свои лапы, подошёл к джину и ласково лизнул эту расплывающуюся форму. А Иван Михайлович, в это время, видел людей, которые с ним о чём-то спорили. Действительно – коты так яростно и самоуверенно не спорят.
- Так ты его желание выполнил?
- Не важно – я проявляюсь в разных течениях.
- Так ты мне-то помоги! Отправь меня к морю отдохнуть - давно я там не был.
- Завтра же и поедешь.
- Как это – завтра! Мне завтра на работу идти надо! – очнулся Иван Михайлович.
- Вот и пойдёшь на работу, а вечером сядешь на поезд и поедешь.
- А деньги я где возьму?
- На работе получишь. Только не удивляйся ни чему…
- Попробую. Не проспать бы… - подумал Иван Михайлович и начал погружаться в мелькающее пространство снов. Мелькали какие-то лица, связанные с работой, проводница, приносящая чай по мысленному вызову. Много чего мелькало. Даже кот какие-то новости сообщал, почему-то находясь в квартире соседки.На следующий день, действительно, было чему удивляться. На работу он опоздал из-за пробки на дороге. Начальство было не в духе, и до обеда он находился в угнетаемом состоянии. Затем, словно по наводке, его несколько раз
обвинили в небрежной и неграмотной работе, дав последнее предупреждение. Видимо звёзды так стояли. Во время обеда он встретил старого знакомого, который распределял путёвки, как раз к морю. Услышав от приятеля историю «о не сложившихся отношениях с начальством», знакомый предложил:
- Так ты съезди, отдохни! Путёвка дешёвая, почти вся оплачена предприятием.
- Да пойми же – нет у меня денег, ехать куда-то!
- Ну я придержу тебе, на всякий случай.
 Деньги появились неожиданно. После обеда Ивану Михайловичу предложили уволиться. Не то слово – предложили. Просто сказали: «Пошёл вон!». Так что начальство само велело выдать расчёт и отпускные, не зная о лежавшей наготове путёвке.
Уже в поезде Иван Михайлович очнулся в очередной раз, вспомнив, что кота он оставил соседям, билет ему взяла какая-то мило улыбающаяся женщина, а карманы наполнены честно заработанными купюрами. Часть эликсира он захватил с собой, хоть и забыл осведомиться у джина – какими дозами употреблять?
По приезду к морю, Иван Михайлович ещё томился некоторое время, вспоминая о рабочих неурядицах, о том, что он теперь безработный, но атмосфера другого воздуха и народной эйфории – быстро погрузила его в свои невидимые течения. Не сказать, что он увлёкся, просто он брал от этой известной и не известной жизни то, что она могла предложить. Ныряние в поднявшуюся волну и поджаривание свежевыловленных крабов, скольжение на доске, привязанной к катеру, присутствие на шумных дискотеках – всё давало ему глоток чего-то нового, утоляя его внутреннюю жажду. На общие экскурсии, где экскурсовод произносит заученный текст, ему не хотелось, а вот один он путешествовал, где хотел, совершая свои экскурсии по побережью. Не обходилось и без женского общества, чьё пребывание рядом обоюдно скрашивало, давая моменты соития души. Иногда ему казалось, что он попал в мечты, но вокруг было столько толкающихся людей, заявляющих о своём праве на отдых, что иллюзии быстро растворялись.
В один из дней, он проснулся в десять часов утра и, выпив пива, вспомнил об эликсире. Он уже употреблял его по приезду, но потом спрятал и забыл, вовлечённый в течения курортного человека. Налив себе отмеренную порцию, он выпил и лёг на тахту. В памяти всплывали далёкие домашние события, Кумар, превратившийся в грозящий пальчик. А ещё
он видел скучающего кота. Лежать и наблюдать за всем этим – тоже хорошо, но так можно долго пролежать, а потом вспоминать, что другая реальность была упущена. Он встал. В голове было так ясно, что даже игривые лучики солнца вызывали радостную улыбку. Слегка поджарившись на пляже, он ложился на берегу, где остатки долетающих волн вымывали
из-под него песчаный слой. Игривое прикосновение одной женщины чуть не вызвало оргазм и наградило его долгим ощущением ласкающих нимф. Увидев палатку с прохладительными напитками, Иван Михайлович, не жалея денег, взял бутылку шампанского. Какую-то часть он выпил, а остальное вылил себе на голову. Ощущение не передаваемое, тем более на жаре. Он смотрел на мужчину, который что-то бурно и уверенно рассказывал улыбающемуся собеседнику. Да, такой мужик даже зарычал бы от подобного ощущения, но такие не могут ощущать нимф, пока они в своём. Обедать он зашёл к уже знакомой местной тётушке, живущей неподалёку и подрабатывающей своими обедами. А еда у неё действительно
вкусная.
- Может тебе бальзамчику своего на травах дать? – спросила тётушка.
- Нет, спасибо, у меня свой есть… - ответил он, вспомнив про чудодейственный напиток.
«Ты же пил!» - прозвучал голос из-за плеча женщины. Там ни кого не было, только мошки вились стайкой, путаясь в её седых волосах.
- Я большой… мне много надо… - произнёс он вслух и выпил ещё одну дозу. Когда он уходил – обратил внимание, что у женщины был яркий нимб над головой, а руки отсвечивали зелёным светом. Может это оттого, что деревья рядом были…
  Он вспомнил, что видел интересное название «Шоп-Топ-Шлёп к Морю». Оказалось, что это было открытое кафе в котором было и несколько закрытых дверей. Там он и расположился.
напился, с пива он начинал свою утреннюю разминку, а местного винца он выпил дважды – перед обедом и после него.
Лёгкий бриз морской свежести рассеивался, не успев долететь до летнего кафе, и тёплый воздух постоянно пополнял и без того нагретое солнцем заведение. Голова плакала ручьями пота, а над головой уже слышалось щебетание мифических птичек и писк заморских жучков. Подойдя к стойке, он заказал виски со льдом. Причём – виски отдельно, лёд отдельно.
 Внезапно появившаяся Виски обдала его ароматом индейских нравов и эстонской нежности. Он почувствовал себя на коне…
  Когда его седалище окончательно онемело, он обратил внимание, что это не конь, а ишак… Ледяной ишак стоял как вкопанный, не собираясь ни куда двигаться. А он прыгал сверху, как мальчишка играющий в рыцаря. Виски разогревала его изнутри и раззадоривала, а Ишак по кличке Лёд так охладил его нижнюю часть, что там ни чего не реагировало.
Он попытался вспомнить - что же он хотел сделать и зачем нужен Лёд? Увидев мелькнувшего официанта, он спросил:
«Где у вас тут самый короткий выход к морю?». Тот ответил не задумываясь: «Только через дорогу ужасов. Зайдёте вон в ту комнату, купите билет, сядете в карету… И заметить не успеете, как окажетесь у моря… Не забудьте только резиновый пояс купить – все ваши документы и деньги останутся сухими...»вручил ехидно улыбающейся тётушке, которая и усадила его в «карету», пристегнув его сразу тремя ремнями безопасности.
 Куда понеслась «карета» и с какой скоростью – он не понял. Было темно, зато прохладно… Вырвавшийся из-под него Лёд, превратился здоровенного мужика, который сплющивал грудную клетку Ивана Михайловича и хохотал лицом тётушки, но смехом Виски. «Карета» дребезжала, всё сильней и сильней, ей трясло, словно она вот-вот развалится. Слышался шум камнепада. Когда резко появился свет – он увидел впереди огромный камень, загораживающий дорогу. Послышался вой сирен и мелькнула картинка открытого космического пространства… Этого хватило для того, чтобы он не заметил, как плюхнулся в море на своей не тонущей «карете». В руках был жетон на обратную дорогу. Простой пластиковый жетон. Таких жетонов во множестве было видно на дне. То ли теряли, то ли больше не решались ехать. И ведь ни кто не догадался собрать их и использовать как средство для быстрого и бесплатного подъёма. Придя в себя после прохладных
брызг, он отстегнул ремни и нырнул в почти прозрачную синеву. Наконец, слегка протрезвев, как ему казалось, он сел в такую же «карету», вручив жетон удивлённому пенсионеру.
- Вы ещё ни разу не поднимались? – спросил пенсионер, давая почувствовать лёгкий холодок в нижней части тела. Этот вопрос объяснял всё, даже то – почему пенсионер сидит со скучным лицом.
- Поехали… - произнёс Иван Михайлович, пристёгиваясь ремнями.
- Как скажете… - ответил пенсионер, нажимая на кнопку пуска.
Мчащиеся вверх ноги быстро остывали, моча пыталась вырваться наружу, а попозвоночнику вилась холодная змейка ужаса…
 Над головой что-то пролетало с гудящим свистом… Затем раздался скрежет, словно что-то сломалось, «карета» остановилась и, по нарастающей крутясь вокруг своей оси, понеслась вниз. Когда «карету» дёрнуло – он снова находился ногами кверху. Медленно, со скрежетом и слегка подёргиваясь, она начала двигаться вверх. Восхождение затянулось.  Он вспомнил, что в том месте, где «карета» начинала обратное падение, пахло мочой. Так вот почему
рядом с местом посадки находился туалет!  Что-то сверкнуло, потом заискрило, и «карета», подпрыгивая как падающий конь, понеслась низ. Лопатками он невольно ощутил опасность, и в этот момент «карета» помчалась вверх, словно движимая эффектом оттянутой пружины. Где-то впереди раздался истошный женский крик и звук мощного удара. Было слышно как куски чего-то разбившегося летят вниз, на него. Об «карету» что-то стукнулось и скорость немного сбавилась, словно какая-то куча тормозила процесс движения. Затем он услышал стук колёс приближающегося электровоза и гудок. Тут он увидел впереди лампочку, мелькнувшую надпись «РЕМОНТ»… Из-под «кареты» выскользнула помеха, и она снова набирала скорость, летя на бронированные двери с огромным замком. Каково же было его удивление, когда он проехал по этой двери и остановился в нескольких метрах от настоящей стены. Нужно было прийти в себя. Немного подташнивало и слегка кружилась голова. Он отстегнул ремни, но всё ещё продолжал сидеть. Минуты через три, когда всю карету окатило водой, он очнулся и, покачиваясь, пошёл к тому же столику и той же стойке. На себе он ловил удивлённые взгляды персонала и непонимающее высокомерие клиентов, ещё не пробовавших ни спуска, ни подъёма, а потому и судящие по его одёжке. На нём был тот же резиновый пояс – теперь уже сувенир «на память о дороге ужасов». Кто-то потянул его за мокрую одежду: «Вам приз от нашего заведения!»
Приз оказался небольшим – бутылка крепкого, но дешёвого пива, которое отдавало на вкус дрожжами. После такой прогулки и приза – ему снова захотелось разнообразия.
- Рому бы мне… - сказал он бармену.
- Ромы сегодня нет, могу предложить Гения.
- А шнапс?
- Шнапс уволился – в Германию уехал. Может всё же – Гения?
Ивана Михайловича передёрнуло, но оставаться непонятым он не хотел.
- Тогда спросим по-другому – курица у вас есть?
- Вон же три курицы стоят! – воскликнул бармен, показывая на слегка не выспавшихся девушек.
- Да нет же! Мне окорочок нужен.
Бармен посмотрел не него с небольшим удивлением и предложил обратить внимание на помощницу повара. Пришлось показать ему пальцем на курицу в морозильной камере. Курица пахла вагоном-рестораном. Видимо варили её давно, и она долго
ждала, когда ее, наконец, разогреют и съедят.
- А пять звёздочек у тебя есть?
- Так вы ещё и коллекционер! Сейчас, минуточку…Бармен куда-то выскочил, а через пять минут, перед удивлённым Иваном Михайловичем, лежало пять октябрятских звёздочек.
- Ты что – издеваешься?
- Извините… Я думал - вам на сувенир.
Иван Михайлович уже представил себе сувенир - стойко пахнущая курица и на её груди – пять геройских звёздочек.
- Водица у тебя есть?
- Сию минуту…
Иван Михайлович залпом выпил содержимое стакана, на выдохе ощутив, что это была водочка, слегка разбавленная водой.
Угрюмо глядя на курицу, и не желая делать из неё эстафетную палочку для следующего посетителя, он дал новый заказ.
- Тогда мне нужен джин с тоником… Вон, к тому столику.

     Джин с Тоником появились так же неожиданно, как и Виски со Льдом. Тоник был немного расслаблен, но ритм соблюдал. Зато Джин вибрировал так, что с ближайших столов посыпалась посуда, а углы скатертей загнулись кверху. Было видно, что он неотрывно занимался какой-то работой, потому как: был не брит, от него пахло курицей,  у него
«зудилось в голове», и  вкус жареного каштана (стоявшего неподалёку) забивал носы всех присутствующих.
- Чего ты снова хочешь? Тебе мало было меня, так ты и Тоника позвал.
Иван Михайлович присмотрелся повнимательней.
Тоник только с виду был расслаблен. На самом же деле, от него исходила двигающая сила, она-то и побуждала всё действовать и проявлять активность. Мало того – он определённо кого-то напоминал. Точно – его брат Тонус, неоднократно посещавший Ивана Михайловича и не дававший покоя (как в физиологическом, так и в энергетическом виде) - имел схожие черты. Один типаж. Тут вспомнилось то, что казалось давно забытым. Он давно различал людей и существ по типажам. В этом наблюдении было что-то интересное. Всё взаимосвязывалось, и становилось понятно – кто философ, а кто болтун (где корень – болт). Болтун не мог стать философом – резьба мешала, а философам для постижения сути не
требовались гайки, ключи, и прочие морфо-логические приспособления. Типажи были, как внутренними, так и внешними. Типажи сопровождали его по жизни, повторяя ситуации и людей, словно кто-то незримый давно предусмотрел все расклады в их неповторимом разнообразии. От Тоника исходил усиливающий ритм барабана. Вдруг резко потемнело.
резко озарилось и возникла картинка, как разряд мощного электричества несётся по невидимым нервным окончаниям неба.
 Возможно, у кого-то и возникали сравнения с разрывающимся экраном неба, но он чётко видел нервные окончания. Кроме того, в момент вспышки, он видел различие между людьми и множеством других существ, как заныривающих в людей, так и находящихся обособленно... Вспышка молнии показала прозрачность одних и свободную проникаемость других. Те, прозрачные, являлись основным геномом характера, ощущаемыми чувствами и принципами мировидения. Часть из них хохотала над глупостью сложившейся ситуации жизнедеятельности людей, а другая часть пыталась любым способом добиться жизненных проявлений своих составных принципов. Когда существо «яростной правды» двигало обезумевшим человеком, рядом увеличивалось количество других – страдания, обиды, мести, несправедливости и удобной обвиновачености.
Затем был звук, словно кто-то со скрипом подвинул тяжёлый стол, прошелестели разрывающиеся мысли, Тоник ударил уже в большой барабан, и эхо раскатилось по всему побережью.Джин заплакал. Его слёзы лились огромными каплями, меняя направление. Вибрации барабана создавали воздушные вихри, хлеща слёзами джина всех, кто не успел спрятаться.
- Что ты меня всё штормишь по жизни?!
- Я просто пла-а-ачу…
- Нет, чтобы праздники мне устраивать…, - с упрёком выразил Иван Михайлович, и без того мокрый.
Внезапно возникшее торнадо нарастало, вовлекая в свои природные вихри всё, что могло в них попасть. Оно оказалось уже в нём, и его закружило внутри самого себя, понесло куда-то…кем-то неизвестным и неизвестно по какому поводу. Для людей там присутствующих были устроены гуляния, какая-то экскурсия и вечера встреч. Двигаясь по знакомому, но давно забытому городу, он встречал множество знакомых ему людей, среди которых он всегда был душой кампании. Впервые за многолетний перерыв, он ощутил всем собой, что ему не просто рады – он нужен и ему очень рады. И это звучало в пространстве того воздуха постоянно – он был нужен. И нужен не для кого-либо дела или выгоды, а для общения, для пребывания рядом, и как приятно это было ощущать.
Возможно, для кого-то это и может стать иллюзией, но он дышал всем этим в данный момент. Все звали его в гости, и не хотелось ни кого обидеть. Он не обратил внимания, что тело его ощущалось молодым, а зазывалами были девушки, и с некоторыми из них он был не знаком. Немного пообщавшись в искреннем, мягком и весёлом тоне – он становился им
внутренне близок. То он провожал незнакомку, беседуя о чём-то близком, то его провожали, а он чувствовал себя таким счастливым, что не хотелось даже выбирать – к кому идти в гости и с кем общаться. Так, из одной экскурсии он попадал в другую, всё менялось приятной сменой тонов. Его сознание светилось всё ярче и ярче, отчего у окружающих
возникало ощущение праздника. Те, кто не танцевал по причине своей полноты – устраивали такие танцы на ходу, что это вызывало восторг и удивление. Всё это можно было бы назвать сном, но всё происходило и чувствовалось на столько наяву, что сомнения в реальности исчезали.Просто реальность была другая… одновременная.
     Так, в счастливом неведении о своей кончине, Иван Михайлович попал на свой главный праздник – праздник пребывания.
А что было в том кувшинчике – знал только шаман и джины живущие в своей реальности.
                Анупадака – брат Кумара
2004г