Голем

Светлана Бараней
Йозеф Голем появился на свет в новолуние месяца Адар. «У него зеленые глаза, - шептала служанка рабби Эсфирь своей подружке Мириам под пологом ночи, - он смугл и приятен лицом». «Ах, - закатывала глаза Мириам, - глянуть бы на него». «Нельзя, рабби скрывает его от людей, говорит, что нашел на улице и, если  его обнаружат, все будет плохо.» «Ай, ай» - сокрушалась в ночи Мириам, которой минуло уже тридцать, но она знала в своей жизни только одного мужа, а  хотелось чего-то нового. «Приходи к нам завтра, я тебя познакомлю с ним», - обещала подруге Эсфирь.

- Запомни, тебя зовут Йозеф, - говорил рабби Лев своему собеседнику. – Ты прибыл к нам издалека, и попался мне на глаза. – Я увидел, что ты достаточно сильный, чтобы помогать мне по хозяйству и взял тебя к себе жить. Не  слушай, о чем говорят люди, и не заговаривай с ними. Это придержит твой язык».  Рабби достал из стола тонкую золотую пластину и сунул меж зубов собеседнику, который внимательно слушал его, склонив набок голову. Йозеф крепко стиснул металл зубами, как ломовая лошадь трензель. В его глазах появилось осмысленное выражение, как будто реченная до сего времени истина, запертая теперь внутри, зажгла в гладком широком черепе  свечу.

- Днем твоего рождения будет сегодняшний день, - продолжал рабби. – Забудь, кем ты был.  Господь повелел ввести тебя в храм премудрости, превыше которой только  Истина. Слушаешь ты меня?
Йозеф кивнул.

- Ну, вот хорошо. Теперь ступай на половину слуг, да не вздумай болтать…

- Ты не бойся его, - говорила Эсфирь Мириам. – Он не говорит ничего, похоже, глухой. – Только смотрит глазищами зелеными. Но красивый, и ни к кому из нас не подходит, как только мы не стараемся… Эй, это мы, - постучала она в дверь черного хода, и она открылась, выхватив из лазоревого заката и тут же проглотив две костлявые фигурки. Эсфирь держала Мириам за руку, чтобы та не боялась петлять в темных коридорах дома рабби. Внутри у Мириам все дрожало, но она робела сказать об этом Эсфири: в конце концов, ничего же не произойдет, если она всего разочек глянет на зеленоглазого Йозефа Голема.

…и влюбится в него.
Удар его необычного разреза тусклых глаз, сковал сердце Мириам и наполнил его благоговением и страстью.

Была суббота.

Йозеф собирался  на молитву. Из дверей домов торопливо выходили люди и спешили в синагогу. Прошел слух, что по кварталу бродит убийца. Он бесчинствует в субботу, когда люди беспомощны и близки к Богу. Убийце ничего не стоит забрать душу простолюдина и ростовщика, раввина и его слуги. Ходили слухи о десяти трупах, которые находили рано поутру в воскресенье в самых неожиданных местах – на берегу Влтавы, повещенных за шею на фонаре Староместской ратуши, разрубленных на куски прямо на Каменном мосту.

Мириам поджидала Йозефа из синагоги. Она сказала мужу, что отправится к Эсфири, дабы взять у нее урок рукоделия, к которому сама Мириам не была склонна, а также попросит дрожжей для хлебов. Йозеф не появлялся, и Мириам, отчаявшись, решила уходить, как вдруг дверь синагоги скрипнула, и Голем нырнул в отверзтую пасть ночи. Мириам хотела позвать его, но смутилась, и вместо этого пошла за Големом по темным улицам – назад от дома раввина, одновременно пугаясь и радуясь тому, что была с ним наедине.

Он пробирался, как показалось Мириам, крадучись. Издали гигантская фигура производила впечатление ожившего камня, осторожно передвигающегося в узких проходах, чтобы не зацепить вывеску, не горевший фонарь, либо окно. Хотя, скорее всего, Йозеф старался не вступить в нечистоты, в обилии лежавшие близ домов.

На мгновение Мириам потеряла Йозефа. Наверняка свернул в подворотню. Ей было жалко потраченного времени, тем более, что любопытство уже давно заглушило в ней желание поговорить с Големом. Мириам заметалась по улице, заглядывая в каждый темный проем в надежде увидеть там грузную неловкую фигуру, как вдруг кто-то схватил ее сзади за шею и жадно притянул к себе…

По утрам в воскресение Йозеф Голем был, как обычно, хмур и усерден. Он охотно помогал рабби, выполнял положенные задания по дому, чинил крышу, если шел дождь, подметал пол, если было грязно. Он не гнушался никакой работы, не спорил и не ссорился со слугами, но, когда наступало время обеда, он неизменно оставался один в своем углу с миской гороховой похлебки.

Вечера они всегда проводили вместе с рабби Левом. Только он мог слышать голос Йозефа. Звуки речи Голема мало напоминали человеческие. Они были похожи на стрекот соловья и жужжание жужелицы. Перед началом общения рабби вынимал изо рта Голема золотую пластину и вкладывал другую, на которой были написаны слова из Торы. Только тогда Голем мог дать ответ на все интересующие рабби вопросы.

Вопросы нелегкие. Рабби имел в королевстве славу прорицателя и чародея, и мог советовать, что делать, даже королю, поэтому всегда четко формулировал то, что хотел узнать, внимательно выслушивал ответы, которые Голем давал, согласуясь с Нотариконом, (этого никто не должен был знать, ибо Нотарикон дьявольская книга, а разве рабби Лев хотел снискать славу приспешника Сатаны)  а после толковал их с точки зрения Торы.

- Сегодня мы будем говорить с тобой о преступнике, - начал рабби разговор. Король просит выяснить, кто вносит страх в сердце старой Праги. Горожане начинают опасаться, что вскоре сами станут жертвой «жидовского уморителя».

- Что тебе нужно знать о нем? – проскрипел Голем, и рабби уточнил:
- Имя
Голем поскрипел зубами.
- Я не могу назвать имя.
- Почему?
- Это будет ударом для тебя.
- Ударом?
- Да. А первая заповедь: не причиняй зла ближнему.
- Но что мне сказать королю?
-Скажи, что это сделал тот, кто более всего на свете ненавидит людей, и хочет извести весь род до последнего колена.
- Это правда?

Голем промолчал.

- Хорошо, - продолжил рабби. – Если ты не хочешь сказать имя, назови хотя бы причину, по которой этот человек ненавидит людей. Нас не любят многие в этом городе, и готовы обвинить во всех грехах, поэтому подозрение сейчас на евреях, но люди  вынуждены считаться с нами, потому что мы – это деньги и отчасти власть. Если мы уйдем из Праги, городу конец. Даже Каменный мост, на починку которого мы ежегодно даем деньги, рухнет во Влтаву.

- Причина – в ненависти. Ничем не подкрепленная ненависть.
- Этот человек – еврей?
- По одним сведениям – да, по другим – нет.
- Откуда он взялся?
- Он не взялся, он был.
- Был? Где?
- Здесь. Всегда.
-Йозеф, ты морочишь мне голову. Что с тобой? Рабби потрогал лоб Голема – прохладный. – Не  может человек не иметь начала и конца пути, и тем более к любому живому существу нельзя применить термин «всегда». Ну, давай не так общо. Когда родился этот человек?

Нет ответа.
- Сколько ему лет? Когда он умрет.
Тишина.

«Проклятье», - выругался раввин. Хорошо, что никто не слышал. Что же сказать королю?..

- Мой король, этот человек ненавидит людей лютой ненавистью, и желает истребить весь их род.
- Это мудрый ответ. Но мне нужно имя.
- Мне не хотелось бы произносить его здесь и сейчас.

Король махнул рукой. Стража вышла. В зале, далеко у двери, остался единственный охранник. Король наклонился близко к рабби. Рабби что-то прошептал в подставленное ухо. Монарх кивнул.

- Дайте ему денег, - приказал он вошедшим казначеям. – И огласите на площади весть, что можно больше не бояться – преступник будет уничтожен сегодня же вечером.

Через три часа у главной городской ратуши был публично казнен ткач Ян. Люди плевали ему в лицо и кидали гнилой картошкой. В момент, когда тело дернулось на виселице в последний раз, склизкий ком попал прямо в лицо повешенному, отчего его вид сделался еще более безобразным, а изошедшие из тела посмертные соки позволили толпе вдоволь поглумиться над сделавшимся неопасным преступником…

- Я сразу понял, что это сделал ты. - Рабби стоял совсем близко от Голема.-  Ведь ты пришел ниоткуда и уйдешь в никуда, ты был здесь всегда. Это я создал тебя, долгими ночами произнося заклятия Каббалы, чтобы твой Ацилут соединился с Бриах. Долго я лепил тебя из грязной глины, прежде чем ты стал моим помощником для прорицаний. Это нужно мне было лишь в целях политических, дабы укрепить власть иудеев в этом городе, заставить себя уважать, но я просчитался – ты стал убийцей. Я повелел тебе молчать – ты стал действовать. Я слишком поздно понял, кто ты таков. Пойдем, сегодня ты переночуешь под крышей, я не хочу, чтобы ты располагался с нами в одном доме.

Тихо настигла ночь Старую Прагу, схватила в цепкие обьятия, задушила поцелуями. Рабби Лев уже стар, и он не хочет, чтобы его жизнь, после столь долгих поисков оборвалась, так и не достигнув призрачной рассветной звезды – своей главной цели. После того, как Йозеф с золотой пластиной во рту, грубым одеялом и подушкой, набитой прелой соломой, отправился на чердак, он не спеша достал из тайника древние книги. Сегодняшняя ночь будет долгой.

Несколько часов рабби что-то торопливо писал на пергаменте. Перечеркивал, снова писал, заглядывая в манускрипты, запускал руки в клочковатую седую бороду, тихо шептал проклятья. Наконец он откинулся на высоком стуле, закрыл глаза и вознес молитву Богу.

Было два часа до рассвета. В комнату постучали и сразу же, без приглашения вошли зять рабби Ицхак и его помощник Якоб. Рабби решительно встал из-за стола, взял тяжелый посох и махнул рукой.

Йозеф Голем мирно спал на гнилом тюфяке. Во рту у него поблескивала золотая пластина. Рабби с мужчинами  встали с трех сторон от его ложа – востока, запада  и юга и  начали молитву. От звуков Голем проснулся и попытался вскочить, но племянник рабби,  прыгнул на могучие плечи и повалил великана обратно на солому. Голем зарычал, выплюнул пластину и бросился на рабби, но тот лишь отступил на шаг   и продолжал возносить хвалы Господу. Голем задрожал и упал на колени, и Якоб ударил его по голове посохом. Голоса молящихся зазвенели туго натянутой струной под сводом одевающихся в лазурь небес и растаяли вместе с последней звездой.

Йозеф Голем, появившийся из ниоткуда, ушел в никуда. Вместо него на соломенном тюфяке лежала горсть праха, из которой торчал край золотой пластины. Рабби нагнулся и подобрал безделушку.

В узкое окно комнаты старого рабби заглядывал тонкий луч нового рассвета. Он стоял у окна и смотрел, как  рождается город – смутные силуэты обретают детали и краски, все сочнее делаются тени на мокрых от подтаявшей наледи камнях. Где-то запела птица, снизу ей вторили  голоса рыночных торговок, раскладывающих на прилавках зелень и рыбу. 

Его служанка Эсфирь, подружка Мириам рассказала рабби, что, наконец, свела Мириам с Йозефом. Только одна она была посвящена в тайну появления Голема. Мужчинам нужна была сообщница. Несколько дней назад Эсфирь рассказала рабби Леву о том, что Мириам беременна – в ее чреве шевелится тот, которого она называет «плодом любви», ребенок, чьим отцом стал угрюмый и неповоротливый великан.

Для того, кто во чреве, сегодня ночью был приготовлен новый свиток Торы. Йозеф был только началом он, как алмаз, груб и необработан, и что толку от его слепящего блеска, если он мало отличим от блеска бутылочного стекла в сточной канаве. Он не создавал Голема убийцей, но всего одна лишняя буква в свитке - и он стал таковым. Значит, не лжет древняя наука – буквы могут казнить и миловать, сводить с ума и разрушать. Ну что ж, путь проторен. С каждым новым поколением, потомки Йозефа должны становиться все более совершенными, а их разрушительная сила будет возрастать до тех пор, пока один из Големов не сможет раз и навсегда покончить с этим проклятым миром. Сегодня ночью рабби лишь незначительно исправил текст свитка, который через девять месяцев вложит в рот маленького сына Мириам, но в посмертном завещании потомкам он расскажет, что нужно делать, чтобы всего через несколько веков магический текст свитка принял свой окончательный вид. Люди алчны, глупы и злы. Они заслуживают этого.

Рабби повертел в руках тонкую золотую пластину и швырнул из окна прямо в брызнувший из ниоткуда луч солнца. Металл сверкнул и, прочертив в воздухе кривую линию, упал, никем не замеченный, в грязь.