Жуткая история

Лауреаты Фонда Всм
УЛАНОВА ЛЮДМИЛА - ЧЕТВЕРТОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ "МИСТИКА" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

-Бабушка, ну расскажи сказку! Страшную...

-Глупая ты...Страшную сказку ей подавай! Правда-то, небось,пострашнее любой сказки...

-Правду  тогда расскажи, только пострашнее,ладно?

-А не забоишься? Как завтра по воду-то пойдёшь? Одна, я на базар уеду картошкой торговать.

-Ага,- устроилась поудобнее Алёнка, распахнув голубые чистые глазки.И бабушка, утерев краешки губ кончиками платочка, начала свой рассказ.

             Видела ты на краю села хату заброшенную? У ней ещё крыша соломой крытая,да разворошённая около трубы. Это потому, что потолок разобран был, когда ведьмину душу из старухи-оборотнихи выпускали. Да... Жила там когда-то самая настоящая оборотниха! Я тогда ещё, почитай, сопливой сигушкой была.Как ты теперича.

-Я не сигушка, бабушка,-обиделась Алёнка.

-Сигушка-сигушка, рыбка такая маленькая, да юркая очень. Ну, не перебивай. Давным давно приехала к нам на село одна семья: мать с отцом да трое деток малолетних. Отец у них дюже страшенный был : огромного роста, весь волосами заросший, глазки малюсенькие, чёрные,да словно иглы швейные, острые, злые. А баба-то вроде ничего, попроще, но рыжая - аж жуть! Даже губы у неё все в веснушках были. И пятно кровавое во всю щеку... Но, навроде, не злая такая, смешливая. Сошлась быстро с нашими бабёнками, у колодца как почнёт байки разные судачить - живот от хохоту понадорвёшь!

                Одно всех изумляло: деток своих они никому не показывали. И в дом никого не пущали. Да и сами ни к кому не хаживали.На улице балакали, а чуть за ворота взойдут - всё, баста!

                И тут однажды горе-горюшко страшное свалилось на их семью: заела чья-то свинья вдруг у них младенчика! Как, что - никто ни сказать, ни пересказать не мог. А только вызвали полицию, те тельце осмотрели и депешу в Москву отправили. В гробике закрытом мальца и схоронили. А Анфиса - так рыжую звали - ходит, как ни в чём не бывало, и байки свои весёлые трындит у колодца. Стали наши бабёнки опосля того случая Анфиску сторониться... Что-то заподозрили они не то....

                Месяца через два - снова проишествие, доселе небывалое. Кабаны лесные будто бы могилку младенчика вскопали да тельце вырыли... Даже косточек от его не осталось! Слухи разные поползли по селу, родители стали ребетят своих оберегать пуще глаза. Идёшь по улице - а вокруг тишина, все детки по хатам взаперти сидят. Да...

                Раз как-то средь ночи, аккурат в полнолуние, такой ужасный собачий визг поднялся! Мужики ружья свои похватали  да из хат кто в чём повыскакивали. Стрелять начали. И увидели при ясном-то лунном свете, как кабанище огромный, волосатый, по улице побёг от одного дома, в зубах собаку таща. Побёг да прямо в Анфискин двор и свернул. И - под крыльцо. Народ до хаты-то доскочил, кричат, Анфиску кликая, а за ворота никто взойти не может, будто-ть не пущает кто. И сон всех смаривать начал... Какая-то истома непонятная. Весело вдруг всем стало, позабыли даже, чего из домов-то выскочили середь ночи. Хохочут себе, да назад разбредаются, кабыть ничего и не было.

                На утро у колодца стали Анфиске сказывать, что кабанище под их крыльцо собаку уволок. А рыжая как захохочет да как руками замашет:"Привиделось всё вам!-верещит.- Не под крыльцо, а в лес зверюка дикая умчала! А иначе бы мой Шарик услыхал да загавкал бы".- "И впрямь, привиделось",- решили бабы. С тем и разошлись.

                Только с того дня, то бишь, ночи, стали пропадать у сельчан собаки. Видно, кабану понравилась собачатинка. А как на селе без охраны? Вот и надумал один наш мужик волков для охраны взять! Нашёл логово волчье да разорил, забрав волчат. Да всем желающим за самогон и продал. А чем волк не охрана? Та же собака! И привыкает хорошо, и служит верно. Одно плохо - воет уж больно гнусно. Так гадко, аж мурашки по коже песком речным скребут... Но с тех пор кабан, вроде, перестал в деревню наведываться.

                А тут по весне приключилась "волчья свадьба". Одна волчица загуляла, по-нашему, замуж захотела. И три самых матёрых волка -у Прошки, Ивана Кузьмича да у Василия- с привязи ночью сорвались, к волчице той в женихи стали метиться. И надо было в ту ночь кабану появиться! Волки-то на него и набросились. В клочья разодрали, изгрызли зверюку. Поутру люди нашли останки обглоданные кабана того страшного. Побалагурили, посудачили да с тем и занялись, кто чем знает.

                Только ни Анфиска, ни мужик ейный в тот день ни к колодцу, ни на двор ни разу не вышла... И ещё три дня их никто нигде не видал... А опосля вышла она, только вся посеревшая, седая даже. И в платке по самые брови. Будто траур по кому-то близкому справляет.  И не хохочет даже. Спрасила одна самая бойкая бабёнка, где, мол, мужик-то твой. А Анфиса так заркнула на любопытную буркалами своими, что у ей и язык отнялся. Целый день слова вымолвить не могла.

                Сильно тогда страдала баба. Похоже, мужик её навсегда оставил.О сыне так не печалилась, как в те дни.Удивились все её такой перемене, но спросить уж больше так никто и не решился.

                Вот ходит так седая Анфиса по селу, будто не в себе, под ноги смотрит и всё что- то шепчет себе под нос. А тут возле хаты Прошки вдруг схватила горсть песку с дороги да и бросила в окно! В ту ночь загорелась у Прошки хата. Никто спастись не успел, так заживо и погорели все: и бабка-мать старая, и жена на сносях, и пятеро детишек ихних.

                Иван Кузьмич в реке затонул, рыбу ловя, а у Василия дочь в колодец свалилась... Колодец тот закопали потом, никто не захотел из него воду брать. Да и рыбу удить стали по трое да по четверо.

                А Анфиса всё ходит да ходит, да ворожит... Вся деревня в страхе живёт. Все дурочки боятся. А как там детишки-то её, с матерью полоумной? Вот и сообщили ту мысль властям, мол, мать с ума сошла, а дети одни в хате сидят. Приехали тут и люди важные, не знамши ничего про рыжую в дом взошли... и обомлели! Нет детишек-то!

-Куда, баба-дура, детей подевала?-спрашивают.

-Каких детей? У меня и детей-то никаких никогда не было. Хоть в церковной книге поглядите, коль не верите,- дура им отвечает.

                Поехали по названному ею адресу в село Подьячевское, подняли документы: и впрямь, муж Анфиски записан, сама она - тож. А про детей - нет нигде ни слова. Но ведь были же дети! Чьи они и куда подевались - так и осталось загадкой. Сожрали, я думаю, оборотни малышей безвинных...

                Покрутились-повертелись люди важные у Анфиски да и уехали восвояси. А думку-то про детей, видно, в голове задержали. Только мужики терпеть дальше не захотели, а взяли да дом ведьмачий подожги. Горит крыша у хаты, будто костёр пылает до самого неба, а баба внутри пришипилась и молчит себе, голоса не подаёт. Будто и нет её вовсе. Крыша прогорела вся да и потухла. Вот тебе и хлеб с маслом! М вышла на порог Анфиса в шубняке, наизнанку надетом. Встала на крыльце, сверкнула зенками рыжими и кулаком погрозила.

                Ещё хуже жизнь на селе стала. Что ни день, то смерть чья-нибудь. Что ни ночь, то вой горестный из какой-никакой хаты доносится. А Анфиса с каждой человеческой потерей молодеет да жиреет, будто сыр в масле катается. А тут вдруг ни с того ни с сего полнеть начала, будто дитём под сердцем обзавелась. И разродилась ведь! Девочка у ней появилась, тож с пятнищем родимым во всю щёку. Бабки старые сказывали, что это метки дьявольские на лице у них такие.

               Девочка тихая народилась и глупенькая. Слабенькая да тощенькая. Уж не знай, кормила её чем мать иль нет, только померла она вскоростях. Похоронили на нашем кладбище. А через месяц опять могила разрыта! Тут уж всё село взбунтовалось! Взяли мужики водицы святой, обрызгали ворота ведьмачьи и без разговоров ворвались к Анфисе в дом. А там кольями её забили до смерти.Да и оставили так, а сами ущли.

              Только через пару дней вдруг стоны из хаты послышались страшные да вой дикий. Стоит тот вой над деревней и не смолкает день да другой...Терпели-терпели сельчане, не выдержали. Снова вошли в хату поганую. Валяется на полу ведьма вся чёрная, в струпьях кровавых, и орёт:"Возьми! Возьми!" Это, значит, умение колдовское передать хочет. А все стоят и молчат. Потом кто-то предложил крышу разобрать - так с ведьмами перед смертью всегда раньше поступали. Разобрали тогда потолок, солому отодвинули и выпустили дух её на волю. Померла ведьма. Уж не ведаю, кто и где её закопал, но поговаривали, что наутро вместо Анфискиного трупа дохлая свинья на полу в горнице валялась, тухлая вся да червями поеденная.

             А тут опять из городу комиссия нагрянула. Дознались они всё ж таки, какие дети у ведьмаков жили да неизвестно куда подевались. За рекой, оказывается, в соседней губернии, несколько лет назад пропало трое ребятишек. Навроде как проезжали по тому селу на телеге баба с мужиком, гостинца малышам предлагали. Прокатиться звали задаром. Эти-то и обрадовались, залезли к злыдням бессердечным. А батьки их с маманьками об ту пору на сенокосах были, далёко от дома. Явились покуда - а уже никого и нет. Так-то вот водиться с людьми чужими да незнакомыми!

             Ну, что, Алёнушка, страшная история?

-Страшная, бабушка, я теперь и спать-то боюсь...-Алёнка распахнула огромные глаза.

-А ты за меня держись. Это я тебе зачем рассказала, знаешь? Видела я вчера, как ты с прохожим чужим останавливалась, что-то ему говорила.

-Всё, бабушка! Прости меня! Больше не буду.

- То-то же!Тебе страшно? А мне за тебя, как думаешь, не страшно?