Часть Вторая.
Проводник Алексея оказался крепким мужчиной, лет сорока. Жесткие смоляные волосы были собраны в хвост, а лицо было покрыто толстым слоем пыли и множеством царапин.
- Меня зовут Мирт. – представился он, когда отец Антоний захлопнул за путниками дверь.
- Мое имя Вы знаете – Алексей Ветров. Но я предпочитаю, чтобы меня этим именем не называли. Отец Антоний научил ценить меня истинную природу имен. Она весьма важна для меня, чтобы мое имя затаскивали просто так. Лучше называйте меня просто – Художник. За несколько лет я уже смирился с этим прозвищем.
Мирт удивленно посмотрел на Алексея.
- Вы рисуете?
Художник покачал головой.
- Увы, нет. Это просто мое прозвище. Хотя, все чаще я задумываюсь о том, что дано оно было не просто так. Откуда Вы знаете Ри, Мирт?
Мужчина пожал плечами.
- Раньше, когда Ри жил еще у отца Антония, мы часто виделись в деревне, что в нескольких километрах от его дома. Там одно время жила моя семья, но вскоре я уехал, а полгода назад я отыскал Ри и погостил у него некоторое время. Он рассказывал мне о Вас, Алексей. Только в его рассказах он описывал Вас как маленького неопытного мальчишку, а теперь я вижу взрослого и достаточно умного юношу.
Алексей улыбнулся.
- Долго ли нам идти?
- Я думаю, день и еще немного. Сложность состоит не в том, что добираться далеко, а в том, что дорогу найдет не каждый.
Мирт шел вперед, пробираясь сквозь кустарники, карабкаясь по отвесным скалам, увлекая за собой юного Художника.
***
Рассвет раскрасил небо розовой зарей. Ласточки носились совсем высоко, предвещая хороший и ясный день. Мирт и Художник поднялись чуть ли не на самую вершину высокой горы, с которой открывался удивительный вид: на синие озера, бесконечные горные хребты, ослепляющее солнце в утреннем небе.
Мирт остановился на небольшой каменистой площадке и, улыбнувшись, сказал:
- Ну вот мы и пришли.
Художник удивился.
- Пришли? А где дом Ри?
Мирт заулыбался еще сильнее и протянул Алексею руку.
- Иди за мной.
Мужчина сделал шаг и словно растворился в небытие. Алексей шагнул за ним, и удивлению его не было предела, когда он очутился в прекрасном цветущем вишневом саду, без какого-либо намека на горы. Вокруг был лишь лиственный лес и небольшая синяя речушка. Посредине сада стояла ветхая хижина, у порога которой сидела хрупкая девушка, с длинными пепельными, почти седыми, волосами, в простом льняном платье и книгой в руках.
- Соль… - нерешительно позвал Алексей, а девушка подняла на него взгляд. Художник сразу узнал ее и сжал в кармане легкой куртки серебряный медальон.
- Да. Это я. А ты, стало быть, Алешка?
- Да. Так и есть. Алексей Ветров, но многие называют меня Художником.
- Мой Ри рассказывал мне о тебе. Он послал за тобой Мирта. Кстати, вот и он! – улыбнулась девушка и поднялась с порога навстречу путникам.
Мирт крепко обнял Соль и поинтересовался, дома ли Ри. Соль лишь покачала головой.
- Сейчас его нет, но он обещал быть к вечеру.
- Что, опять на своей горе монашествует?
Соль слегка поморщилась. Сказанные слова ей были неприятны.
- Монашество – это совсем другое, Мирт. Ри молится, но он не монах и не отшельник. Господь дал ему мудрость и знания. Если Ри забудет про Бога, он вряд ли сможет использовать свои возможности во благо. Он просто собьется с пути.
Мирт ничего не сказал, лишь пошел к дому, и, поравнявшись с ним, решительно вошел внутрь, поманив Художника за собой.
Следом за ними в хижину зашла Соль.
Удивительно, как обманчива бывает внешняя видимость. Если снаружи дом был похож на старую покосившуюся хижину, то внутри все было совсем по-другому. Огромная комната, выложенные кирпичом стены, паркетный пол, покрытый свежим лаком. Камин в дальнем углу, мягкие удобные кресла, огромное светлое окно. Бросались в глаза длинные полки у стен, забитые книгами, пробирками и химическими растворами. Были здесь образцы растений и горных пород. Посредине комнаты стоял огромный стол со скругленными углами, укрытый белоснежной кружевной скатертью.
На подоконнике у окна росли всех цветов фиалки.
Алексей невольно залюбовался цветами и подошел ближе к окну. Первые несколько минут он разглядывал многочисленные фиалки, красные, синие, белые, а затем вид из окна. Но лишь через какое-то время Художник понял, что там, за окном. Горы! Высоченные темные горы, плотно закутанные снежным покрывалом. Но Алексей видел, что когда они подходили к дому, никаких гор там не было, лишь цветущий сад и кромка леса вдалеке.
Алексей посмотрел на смеющегося над ним Мирта, удобно устроившегося в кресле, на Соль, суетящуюся у стола, на горы за окном , и не выдержал.
- Да что все это значит, в конце концов?!
Мирт уже засмеялся в голос, утирая от смеха слезы, и откидывая со лба длинную смоляную прядь, лезущую ему в глаза. Соль лишь непонимающе посмотрела на гостей.
- О чем ты, Художник? Думаю, будет хорошо, если мы перейдем на “Ты”.
Художник кивнул.
- О чем?! Мы шли все время через горы, я помню это точно! Но когда мы подошли к дому, горы исчезли, а вместо них появились цветущий сад и хижина. Войдя же в ваше с Ри жилище, я увидел абсолютно крепкие кирпичные стены и вид из окна на заснеженные горные вершины. Мне просто интересно, это я сошел с ума или мир вокруг?
Соль улыбнулась и принялась объяснять.
- Еще до встречи со мной, Ри, как ты знаешь, долго жил у отца Антония, обучаясь смирению и впитывая в себя новейшие знания. Проведя несколько лет у старика, Ри понял, что отец Антоний не такой простой, как кажется и вся его чудоковатость – лишь отголоски бесконечной мудрости и света знаний. В какой-то момент Ри умолил старика раскрыть одну из главнейших тайн вселенной, тайну человеческой души, сумев увидеть ее во всем величии и великолепии.
- Отец Антоний тоже показывал мне душу, но ничего “такого” я не увидел. Только смазанные образы, – перебил Алексей.
Соль продолжила рассказ.
- Ри буквально заразился идеей души. Он решил, что раз живо все, а человеческая душа воспринимается как образ, то он сможет все это отразить не только в собственном сознании, но и отразить на реальности, воплотив в жизнь. Но, к сожалению, дальше “сада и хижины” он не продвинулся, а мог бы. Все, что видел ты – реальность, просто она измененная. Это даже не иллюзия, а нечто большее, не подвластное разуму тех, кто не столкнулся с этим напрямую.
Алексей внимательно слушал Соль, и в голове у него зарождалась одна очень важная мысль. Мысль, которая разъедала разум и сердце, не давая покоя. Мысль, ставшая впоследствии идеей всей его жизни. Но Художник не стал озвучивать ее Соль, решив дождаться Ри.
- Ясно. А все это творения Ри или твои тоже?
Соль пожала плечами.
- Разрабатывает идею он, а я лишь немного помогаю ему. Да, кстати, знай, что распространяться о том, что ты видел здесь, не стоит. Это тайна, существующая лишь среди определенного круга людей. Если об исследованиях Ри узнают люди, живущие в миру в городах и мегаполисах, то идею тут же отнимут, испортят и направят на зло. Нам с Ри не хотелось бы, чтобы все случилось именно так.
Алексей пообещал, что ничего никому не расскажет и по приглашению Соль сел за стол. Девушка села напротив, а Мирт устроился рядом с Художником.
Они немного поговорили о всяких мелочах, о погоде и прочитанных книгах, Соль много расспрашивала Художника о том, как он жил у отца Антония, о его судьбе. Смеялась, когда слушала про то, как старик заставлял Алешку обливаться водой из колодца и как он бегал вокруг дома, согреваясь. Затем разговор зашел о подземном озере в пещере. Тогда Алексей Ветров порылся в карманах и вытащил оттуда серебряный медальон и передал Соль.
- Это же мой медальон… Я отдала его Ри, как только мы с ним впервые встретились. Он еще жил тогда у отца Антония!
Тонкими пальцами Соль открыла кулон и долго разглядывала маленькую фотографию совсем юной девочки.
- Ты почти не изменилась, Соль, - заметил Художник, но девушка, кажется, не заметила его слов и прижала медальон к щеке.
- Ри… Мой милый Ри, когда же ты вернешься? Даже несколько часов разлуки мучают меня, словно яд, попавший в сердце! - Еле слышно прошептала она, и в этот же миг на пороге, собственной персоной, появился он.
- Что? Не ждали меня, да? – с улыбкой проговорил Ри и, заметив Художника, кинулся к нему и, с легкостью вытащив того из-за стола, стиснул в стальных объятиях.
- Сколько лет прошло, Алешка! Прости, что так долго не звал в гости, каюсь, я тут немного заработался в этой глуши. Если бы не моя Соль, я бы с ума сошел!
Алексей только что-то мычал, уткнувшись носом в плечо друга и напрасно пытаясь высвободиться.
Когда же, наконец, юноша смог вырваться, Ри уже расцеловывал Соль и сжимал ладонь Мирта. Тот слегка морщился, пытаясь освободить ее, однако, руки у Ри были крепкие.
- В этом доме есть вино?! – возопил он, оглядывая полки, заставленные книгами. Соль невинно посмотрела в распахнутое настежь окно.
- Ты что-то сказал?
Ри остолбенел.
- Нет, только не говори, что ты его…
Соль вздохнула и будто бы стала еще хрупче и тоньше, а лицо ее не могло не вызвать жалость и какое-то странное чувство вины.
- Ри, милый, я его вылила. Мне показалось, что оно испортилось.
На Ри было жалко смотреть.
- Вино? Ты вылила мое вино? Но там же весь погреб был заставлен!
Соль лишь пожала плечами.
- Теперь там в крынках хранится молоко. К нам забегал старый фермер, что живет у подножия горы. Часть вина я отдала ему. Кстати, хочешь молочка? – заулыбалась девушка.
Мирт засмеялся, а Ри обессилено рухнул в кресло.
- Полное уединение, работа над собой, молитва! Такая сложная дорога домой, а уставшему путнику не налили рюмочку вина.
- Какая же это работа над собой, если ты после молитвы всю дорогу мечтал о том, чтобы выпить вина? Смысл тогда всего?
Ри ничего не ответил и лишь стыдливо посмотрел в пол. Видимо, этот вопрос его особенно тревожил.
Время близилось к обеду. Друзья еще немного посидели за накрытым столом, а затем разошлись кто куда. Соль убежала в сад что-то читать, Мирт дремал в кресле, а Алексей, наконец, смог спокойно поговорить с Ри.
- Соль рассказала мне о том, как приблизительно работает твой “чудо-сад с хижиной”. Я немного поразмышлял над этим, и у меня появилась одна занятная идея, только я не знаю, с чего начать.
Друг пожал плечами и ободряюще улыбнулся.
- Начни с самого главного. Скажем так, основная часть твоей идеи.
Алексей поудобнее устроился на деревянном стуле за столом напротив Ри.
- Скажи, на основе твоей теории о воплощении души и чувств в реальность, а так же некоторых опытов, можно ли создать отдельный, свой небольшой мир? Ну, или хотя бы жалкое подобие на него. Ведь человеческая душа – это тоже определенный мир, сотканный из чувств и эмоций. Скажем так, мир в мире?
Ри задумчиво посмотрел на Художника.
- Я не думал настолько масштабно над этим. Вообще, раз искажать мир получается, то, думаю, исказив какую-нибудь вещь или еще как-нибудь, можно создать что-то вроде маленького мирка. Вопрос в том, как это сделать, как туда попасть и как выбраться.
- Но теоретически это возможно?
- Теоретически – да. Если хочешь, можем подумать над этим. Ты ведь к нам надолго? К старику не вернешься?
Художник поежился.
- К отцу Антонию? Нет уж, уволь. Хватит с меня его “смирения”! Если ты не против, некоторое время я останусь у вас с Соль, а потом поселюсь в каком-нибудь небольшом городке у моря.
- Твое решение. Слушай, если ты так загорелся идеей создания мира, давай немного поразмышляем над этим.
Алексей кивнул.
- Вот смотри, - продолжил Ри, устроившись на деревянном стуле и закинув ногу на ногу, - для того, чтобы исказить мир, нужно как минимум точно знать чего ты хочешь. Все зависит от нас. Люди видят вишневый сад и хижину, вместо каменных глыб, только потому, что я так хочу. Это место контролируется моим разумом. Но как только я перестану думать о нем, все тут же пропадет.
Алексей удивился.
- Но как можно научиться держать в голове постоянно один и тот же образ?
- Смотря, насколько ты привязан к чему-либо. Насколько хочешь, чтобы было именно так, как хочется тебе. Во многом мне помогает молитва и моя вера. Во многом смирение, которое привил отец Антоний. Зря, кстати, ты его так не любишь. Он очень мудр и ему многое открыто. Я думаю, если бы ты рассказал об идее мира ему, а не мне, то он бы решил эту проблему за час, не больше.
Ветров пожал плечами.
- Может быть. Однако, я надеюсь, что у нас все получится и без него. Ты искажаешь реальность своим разумом и держишь ее все время в своей голове. А что, если сделать это как-то проще…
- Как именно? Чтобы искаженная реальность не пропала, нужно все время о ней думать. Представлять до малейших деталей. Если на миг забыть о ней, то все пропадет. А то, что ты построишь в своем сознании заново, будет уже другим. А для отдельного мира должна быть характерна хоть какая-то стабильность, иначе ничего не получится.
Художник задумался. Одно дело держать в голове цветущий сад с хижиной, а другое целый отдельный мир. С каждым деревцем, небом, с каждой новой зарей.
Ри долго сидел за столом, что-то чертил на бумаге, думал. Но, видимо, в голову ничего не приходило.
Алексей сидел рядом и тоже размышлял на тему мира. Как сделать так, чтобы удержать в голове колоссальное количество информации? Что делают люди, когда обычно им нужно что-либо запомнить и не забыть? Они записывают… Можно ли записать на бумаге его идею? Получится как минимум томов двадцать, если со всеми описаниями. К тому же, для того, чтобы попасть в мир, придется каждый раз все перечитывать, и то, не факт, что все останется в голове.
Внезапно Ри оторвался от своего листа с корявыми записями и как-то странно посмотрел на Алексея.
- А почему старик прозвал тебя Художником?
Алексей пожал плечами.
- Сам не знаю, я очень долго ворчал, говорил, что не умею рисовать, но отец Антоний не обращал на мои слова никакого внимания. А затем я просто привык.
- То есть, он просто вот так начал называть и все?
- Да.
Ри вскочил со стула, исчерченный лист упал на пол.
- Ты хоть догадываешься, что это ответ на твой вопрос?
Художник продолжал непонимающе смотреть на Ри.
- Даже не догадываюсь, о чем ты.
- Все предельно просто! Даже легче, чем казалось! Мир, который ты создашь, вовсе не обязательно все время держать в голове. Нужно лишь, чтобы он был перед глазами тогда, когда ты захочешь в него попасть. А для этого его всего лишь нужно нарисовать.
- Неплохая идея. Но чем этот рисованный мир будет отличаться от миллионов других картин?
Ри тяжело вздохнул.
- Ну как же ты не понимаешь?! Они рисуют красками, а твоя картина будет нарисована душой и чувствами! Каждый штрих.
- Но…
- Что, “Но”?
- Но я не умею рисовать!
На этот раз Ри отчасти повторил слова отца Антония.
- Для того, чтобы рисовать чувствами, вовсе не нужно иметь образование и особый навык. Для этого нужно всего лишь родиться Художником.
Кто-то коснулся плеча Алексея.
- А Ри прав, Художник. Кстати, по поводу твоего мира у меня есть несколько идей! – рядом с Алексеем стоял Мирт, видимо, слышавший весь разговор.
Ветров посмотрел на Ри. Друг ободряюще улыбнулся, посмотрев на Мирта, что не укрылось от его глаз.
- Не беспокойся, Алексей. Думаю, мне можно доверять. Мы с Ри давние знакомые и хорошо знаем друг друга. Я посвящен в его работы и готов вам помочь.
- Да. Но все же мне не понятно, каким образом я смогу нарисовать целый мир, если ни разу не делал ничего подобного. Я действительно не умею рисовать, и, поверьте, художник из меня прескверный!
Ри и Мирт переглянулись.
- Давай проверим?
Алексей пожал плечами. Отчего-то его не покидало странное чувство, что вся его затея – полнейшая ерунда и ничего у него не получится. Это Ри – великий мыслитель. Создать то, о чем человечество только мечтает! Исказить реальность! Для этого ему потребовались годы работы и беспредельное количество времени. А он, Алексей, решил за раз его переплюнуть. Нет, затея определенно обречена на провал!
Ри подошел к длинному шкафу с книгами, что-то долго там искал, а затем вытащил чистые листы, кисти и краски.
- Думаю, лучше выйти в сад.- сказал он и вывел друга из дома. Мирт, посмеиваясь, вышел за ними.
***
В саду под одним из цветущих деревьев расположилась Соль с книгой в руках. Ее пепельные волосы разметались по плечам, а во взгляде чувствовалось что-то необычное, что-то живое. Именно этого чаще всего не хватает людям. Они разучились жить. Они разучились чувствовать, продав себя своему собственному разуму и разуму тех, кто значит чуточку больше в обществе, чем они сами.
- Мы не помешаем? – подошел к девушке Ри и крепко обнял, вдыхая запах ее волос, пытаясь уловить каждое мгновение, проведенное с ней.
Мирт прошел немного дальше по саду и устроился, так же как и Соль, в тени одного из деревьев, а Алексей невольно подумал, глядя на Ри и Соль, что любовь – это для избранных. Не все достойны получить ее. Ведь любовь нужно выстрадать, выплакать… Бывает так, что у людей просто не хватает духа все это выдержать и они ломаются, упускают свой один единственный шанс, который, может, больше никогда не представится. Но для тех, кто вытерпел, любовь станет особой наградой, слаще которой нет в мире ничего, и не будет.
- Художник! Что ты там замешкался? – окликнул его Мирт, а Алексей, оторвавшись от своих мыслей, подошел к нему и сел рядом.
- Мирт. А ты когда-нибудь любил? – спросил Художник, выкладывая перед собой на траву чистые листы и краски с кистями.
Мужчина как-то странно улыбнулся и мечтательно возвел глаза к небу.
- Видишь то облако? – он указал рукой на самый краешек неба, где затесалось одно маленькое рваное облачко, готовое уже растаять.
- Ну. Вижу.
- Моя любовь была этим облаком. Прекрасным, нежным, словно утренняя заря. Но я, увы, не создан для любви.
- Она умерла?
Мирт горько усмехнулся.
- Девушка? Нет. Ушла от меня. Она решила, что я слишком холоден с ней, решила, что я ее не люблю. И сейчас она, спустя много лет, так и не знает, что глубокая рана в моем сердце не зажила и не заживет никогда. Моя душа принадлежит ей и только, пусть ее даже и нет со мной.
Алексей больше не задавал вопросов, они немного посидели молча, а через некоторое время к ним подошел Ри.
- Ну что, друзья мои, начнем наш эксперимент?
Алексей вздохнул.
- Что рисовать?
- Нарисуй чайку. Одну из тех, о которых ты мне рассказывал тогда, из твоего детства у моря, – попросил Ри.
Алексей Ветров обмакнул кисть в краску и задумчиво вывел странный расплывающийся силуэт. Прошло несколько секунд, краска растеклась окончательно, и на месте мутного силуэта оказалось достаточно неровное пятно.
- Ну как? – спросил Художник, недоверчиво поглядывая то на друзей, то на рисунок.
- Скверно, – заметил Мирт, а Ри попросил повторить попытку еще раз.
Алексей нарисовал чайку заново, но ничего путного из этого не вышло. Он рисовал еще и еще, одну и ту же птицу, но она будто не желала оставаться на бумаге.
- Я понял, в чем твоя проблема! – внезапно воскликнул Ри.
Алексей и Мирт вопросительно уставились на него.
- Когда ты рисуешь, ты просто рисуешь и только. Для этого нужен опыт, которого у тебя нет. И образование, которого, увы, тоже нет. Но у нас-то задача другая! Нам всего лишь нужно исказить реальность. Чайку ты должен нарисовать в собственном воображении, а на листе она появится сама собой. Просто представь птицу, всю до мелочей. Держи ее в своей голове, а затем словно перемести на лист бумаги!
Алексей представил чайку. Гибкое тело ее раскрылось в полете, каждое перышко сверкало и переливалось в солнечных лучах, а крылья служили неопровержимым доказательством свободы.
Затем перенес в своем воображении ее на бумагу. Но в реальности же лист оказался пуст.
Художник пожал плечами.
- Видимо, я не настолько гениален, как ты, Ри. Может, попробуешь то же самое?
Но друг отрицательно покачал головой.
- Это не мой крест, а твой. Не получилось – пытайся заново! Кстати, попробуй закрыть глаза, представить птицу и с закрытыми глазами и нарисовать ее. Может, выйдет что-нибудь путное.
- Я и с открытыми то не могу! – заметил Художник, но Ри его не слушал, а Мирт молча передал ему кисть.
Алексей Ветров послушно закрыл глаза и представил чайку. Затем с закрытыми глазами нерешительно сделал пару мазков по бумаге. Потом еще несколько.
Открыв глаза, он был крайне удивлен – на бумаге красовалась серебряная чайка, точь-в-точь как в его воображении.
- Но как?! – удивился он, а друзья лишь пожали плечами и поднялись с земли.
- Не знаю, – ответил Ри. – Послушай, мы с Миртом пойдем в дом, а ты, если хочешь, попробуй нарисовать хоть что-нибудь отдаленно напоминающее твой мир, хорошо?
Алексей кивнул. Странные чувства смешались в нем. Были здесь и удивление и восторг, страх, недоверие и желание творить, желание исполнить собственную мечту. Вот только получится ли у него?
Вновь закрыв глаза, Художник представил первое, что пришло ему в голову – полноводная широкая река с обрывистыми берегами и слишком чистой водой.
- Река Тьма… - еле слышно прошептал он, а в следующий миг слепая рука его вывела на листе тонкую синюю ленту.
- Тьма… - повторил он, глядя на алое закатное солнце и вдыхая удивительные вечерние ароматы цветущего сада. Он потянулся, бережно взял лист с нарисованной рекой и краски, а затем отправился в дом. Алексей хотел побыстрее уснуть. Ведь завтра наступит удивительный день!
***
На следующий день Ри с утра отправился в горы с легкой сумкой за плечом. Когда Алексей проснулся, его уже не было. Солнце заливало своим сияющим светом всю комнату. Как приятно было просыпаться самому, когда тебя никто не будит, а не по команде отца Антония, непривычна была теплая ванна с утра вместо ледяной воды из колодца. С кухни доносился запах пончиков и пряных трав, слышны были голоса Мирта и Соль, они о чем-то спорили, смеялись.
Алексей Ветров наскоро оделся и прошел на кухню.
- Доброе утро! – громко поздоровался он.
Мирт, вальяжно развалившись в кресле, с наслаждением грыз зеленое яблоко, а Соль, удивительно худенькая, в легком весеннем платьице стояла у плиты. На столе, укрытом фиалковой скатертью, находился графин с яблочным соком и тарелка с пончиками и блинами.
- Доброе. - Ответила она, а Мирт лишь слегка улыбнулся и качнул головой.
- Такой запах во всем доме стоит! Это замечательно, когда девушка умеет готовить, вот у отца Антония я ничего кроме жидких каш да рыбы не видел, а здесь просто праздник какой-то! Такие блины! – заметил Художник, а Соль рассмеялась и пригласила его за стол.
- Ри ушел ведь, верно?
- Ушел! Только время на свои молитвы тратит! Выдумал ерунду себе, думает, что она ему помогает! Чудак! – зло сказал Мирт, поднявшись, наконец, со своего кресла и присоединившись к трапезе Алексея.
Соль промолчала, лишь худые плечи ее слегка заметно дрогнули, и она вышла из комнаты.
- Мирт, почему ты так негативно относишься к тому, что Ри молится? Соль, насколько я понимаю, тоже не чужда религии, но это их личное дело.
Мирт, поправил выбившуюся угольную прядь и, отхлебнув ароматного чая из чашки, усмехнулся.
- К вере Ри пришел недавно. Где-то полтора года назад, и с этих пор я словно не узнаю своего друга. Стал другой, замкнутый, молится по утрам, какие-то поступки ему кажутся неправильными, истязает себя долгими постами, верит во всю эту чушь! Единственное, что не стыкуется с его представлениями о вере, так это то, что она запрещает пить много вина, которое он очень любит. Я не против веры как таковой, мне безразлично, есть Бог или нет, но за друга я переживаю достаточно, порой мне кажется, что он просто свихнулся на этой почве. Доведет он себя!
- Ри говорил, что молитва помогает ему работать.
- Работать ему помогают его мозги и Соль, а вот по поводу молитвы ничего не знаю. Где доказательства, факты?
Художник задумался.
- А может, они и не нужны, эти доказательства? Вера это нечто большее. Ее не нужно доказывать, нужно просто верить и молиться.
- Не разделяю этого мнения. Все должно быть доказано. – отрезал Мирт. – Лучше скажи мне, вышло у тебя вчера что-нибудь нарисовать кроме чайки?
Художник пожал плечами.
- Я нарисовал лишь реку. Имя ей Тьма.
- Странное название. Почему именно так?
Алексей и сам не знал почему. Но отчего-то он точно чувствовал, что эта река должна быть там, в его мире, а Тьма… Почему он назвал реку Тьма?
- Река Тьма – это та черта, на которую ни в коем случае нельзя наступать. Это край. Граница благоразумия. Тьма может быть спокойной и ровной, быть ограниченной, обузданной в человеческой душе силой воли, либо же бурной и неистовой, граничащей с безрассудством.
Захотелось выразить это там. Да, кстати, возник небольшой вопрос. Смогу ли я все нарисовать на одном листе, то, что хочу? Боюсь, что мне просто не хватит места.
- Думаю, не будет ничего страшного, если ты нарисуешь свои замыслы на нескольких листах. Ведь это не важно. Главное, чтобы попасть туда, твой мир должен быть единым целым в твоем сердце, а как ты выразишь его на бумаге, не столь важно.
- Что ж, тогда я, пожалуй, отправлюсь в сад и попробую нарисовать еще что-нибудь. – Сказал Художник и, вышел в сад, захватив с собой краски и лист с нарисованной рекой.
Алексей расположился в тени старой яблони. Сначала он долго смотрел на лист, словно прикидывая, чего на нем не хватает, затем нерешительно сделал несколько мазков по холсту, но лишь посадил лишние пятна.
- Ну вот, все ты испортил, Алешка! – сам себе сказал художник и рукавом рубашки принялся затирать краску, но лишь все размазал. Лист с рекой можно было выбрасывать.
Сердце юноши защемила обида и боль. Вот почему вчера у него все получилось, а сейчас он словно все за ночь забыл! Тоже, нашли Художника!
Кто-то коснулся его плеча прохладной рукой.
- Никогда не пытайся исправить то, что уже сделано. Все равно не выведешь, не вырежешь. Можно лишь нарисовать что-нибудь поверх. Не только с картиной, но и в жизни. Прошлого не воротишь. Можно лишь загладить неудачный опыт чем-то более хорошим и светлым.
Художник оглянулся. Рядом с ним стояла Соль. Он хотел было что-то ответить, но Соль увидела возвращающегося Ри и кинулась к нему.
“Так, Художник, расслабься… Вспомни чему тебя вчера учил Ри, вспомни особую науку отца Антония. Нужно закрыть глаза, сделать вдох…” – думал Алешка и незаметно для себя выводил на холсте над рекой узоры беспечного голубого неба с облаками, солнечные лучи, заливающие прозрачную воду. Прорисовывал тонкие стебельки полевого ковыля, каких-то мелких цветов, лес вдалеке, темное пятнышко вороны на высокой сосне…
- Смотрю дело пошло хорошо! Лист ты заполнил весь! – отвлек Художника подошедший Ри.
Алексей лишь кивнул и продолжил увлеченно дорисовывать картину.
- Прости, что отвлекаю тебя, Алексей, но ты должен не только нарисовать свой мир, но и умудриться попасть туда. Поэтому, думаю, будет не лишним попытаться это сделать. Скажи мне, когда дорисуешь, попробуем что-нибудь придумать.
Но Художник словно не слышал друга, его сердце переполняло странное чувство, он рисовал с закрытыми глазами и видел его, видел до каждой маленькой черточки, до каждого штриха свой мир. Ему казалось, что если он не выскажет все это на жалком листе бумаги, то вновь уже не увидит его. Нужно лишь еще немного времени, и он закончит эту картину, закончит рисовать часть себя.
Время шло, солнце уже опускалось за линию горизонта, начал дуть прохладный ветер, а небо над головой покрылось тучами. Наконец Художник сделал несколько последних мазков кистью и открыл глаза, увидев свое творение.
Картина словно была живой, а если подумать, то она и была таковой. Ведь все, что было на ней, было нарисовано душой. Но как? Алексей никогда прежде не держал в руках кисти, ничему подобному не учился.
На сумрачном небе начинал разгораться алым пожаром закат, а Художник все смотрел на свою картину, не смея отвести взгляд хоть на мгновение. Он всматривался в бесконечно синее небо, он утопал в беспечности полевых трав, желал ощутить запах хвои и шум леса… И река эта, Тьма… Вода ее безмерно прозрачная, но пугающая, слишком спокойная и слишком тихая, чтобы быть чем-то светлым.
Алексей смотрел и смотрел, а затем, сердце его словно вспыхнуло, а сознание стало смутным и рассеянным. Секунда, и цветущий сад пропал…
***
Ветер с реки… И запах цветочный, луговой, играет с облаками, гоняя их по синему небу с места на место. Посреди высокой травы, в поле, лежал человек, широко раскинув руки, в темных брюках и легкой рубашке, с закрытыми глазами и, вероятно, спал. Над хмурым напряженным лицом его склонились травы, а по шее лениво ползла божья коровка. Человек поморщился, затем шевельнул рукой и с трудом раскрыл глаза.
Алексей, а это был он, огляделся вокруг: поле, кромка хвойного леса, небольшая березовая роща на севере и темная широкая река.
- Неужели… Тьма… Нет, это сон… Это просто сон! Этого не могло быть! – бормотал себе под нос Художник, поднявшись с земли и бредя по высокой траве в сторону берега.
Еще немного и воздух отчетливо запах рыбой и тиной, а вскоре Художник оказался на самом краю обрыва, за которым плескалась чистая синяя вода.
Алексей немного посидел у реки, пожевывая травинку и глядя на мелкую рябь по воде, затем поднял взгляд в небо и, глядя на безумные облака, задумался о том, что с ним происходит.
- Ах, небо, небо… -шептал Художник, - только лишь ты вечно, ты, да белоснежные облака, которые ветер перегоняет с места на место. А они кружатся, словно в невиданном вальсе, ежесекундно преображаясь, принимая все новые фигуры и роли… А я… Вечен ли я? Есть ли у меня душа, о которой говорит Ри?
- Вечен. Я точно знаю, – сказал кто-то, а Художник резко обернулся. Рядом с ним стояла маленькая девочка, в пестром платье, с удивительно печальными зелеными глазами.
- Кто ты? – спросил Художник, недоумевая, откуда в его картине появился еще кто-то.
Девочка пожала плечами.
- Тебе так важно мое имя?
Художник поднялся с земли и оглядел удивительную девочку с ног до головы. Ничего особенного. Просто девочка, с посеченными и выгоревшими на солнце некогда темными волосами, худенькая…
- И все-таки, мне бы хотелось знать. Кто ты?
Но девочка лишь еще раз печально на него взглянула и пошла вдаль, цепляясь подолом пестрого платья за стебельки тонких трав.
- Куда ты? Постой! Как тебя зовут?
Но ему не ответили, а в следующий миг окружающий мир будто смазался, смялся, и через мгновение перед Алексеем уже были Ри и Мирт, а где-то рядом был слышен голос Соль.
Художник лежал в комнате в старом кресле, укрытый теплым шерстяным пледом, рядом с ним у его ног лежала та самая картина, с рекой Тьмой. И все было по-прежнему, будто и не было того чудесного поля, леса, реки. Будто и не он минуту назад разговаривал с маленькой девочкой, которая так и не сказала ему свое имя…
- Почему так долго?! – зачем-то спросил его Ри, а Художник непонимающе уставился на друга.
- Ты о чем?
- Как это о чем? Я думал, ты попал в картину осознанно! Ты хоть знаешь, что провалялся в этом кресле два дня?
Алексей перевел взгляд на Мирта, пытаясь уловить в его взгляде хоть нотки юмора или издевки, но он был совершенно серьезен.
- Да я пробыл в картине всего-то несколько минут. От силы полчаса!
Ри вздохнул.
- Художник! Ты должен понимать, что никакой картины в самом деле нет! Это всего лишь искажение реальности! И никакого мира нет! Это твое сознание! И время там, как во сне, не может соответствовать настоящему! Еще хорошо, что ты очнулся, а мог вообще не проснуться! Я же просил позвать меня, когда дорисуешь картину, ты же сам туда полез! Зачем?
- Но, Ри! Я не лез туда… Она сама… Я просто смотрел на нее, а затем будто провалился… Это странно, но это так!
Мирт нахмурился.
- То есть, ты хочешь сказать, что ничего такого, для того, чтобы попасть в картину не делал. Ничего не представлял, не закрывал глаз, не пытался проникнуть внутрь нее?
Алексей покачал головой.
- Нет. Я просто смотрел на нее.
Ри ничего не сказал, он просто куда-то ушел, а Мирт остался рядом с ним.
- Можно вопрос? – сказал Мирт, по старой привычке откидывая черную прядь со лба.
- Да.
- Ты видел в картине что-нибудь, кроме того, что нарисовал?
- Да. Там была девочка. Очень маленькая. Ты что-то знаешь о ней?
- Не думаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что в искаженной реальности не может ничего появиться нового. Лишь то, что уже есть, что продумано до мельчайших деталей.
Алексей попробовал приподняться в кресле, но отчего-то очень сильно закружилась голова.
- Дурак! Ты только что очнулся! Лежи и не дергайся, я позову Соль, она принесет что-нибудь, чтобы тебе стало легче.
Алексей закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.
“ Значит, я пролежал два дня вот в этом кресле. В картине в это время прошло от силы полчаса. Ри говорит, что это просто искажение реальности. Просто она воспринимается именно так. Вопрос в том, что воспринимается не определенное место, а картина. Просто обычный рисунок, в сотни раз меньший по размеру. Каким образом я туда попал? И как в картине могла появиться эта девочка? Ведь Мирт говорит, что в искаженной реальности не может появиться ничего нового. Выходит, он врет? Или же моя картина вовсе не то, чем ее считают мои друзья. Важно лишь одно, мне необходимо попасть туда еще раз”. – размышлял Художник. Через какое-то время возле него села Соль, передав стакан с каким-то сладковатым отваром.
- Пей. Это восстановит твои силы. – сказала она.
***
***
Заря. Безумная, прекрасная! Новая заря…
В саду с утра было прохладно, ветер качал верхушки цветущих деревьев, играясь с листвой, сбивая цветочные лепестки на землю. На старой корявой яблоне примостился соловей.
“Странно… Эта птица имеет такой красивый голос, его можно слушать до бесконечности, пытаясь впитать в свою душу его пение до последней ноты, но как невзрачен соловей внешне! То же самое получается и с людьми… Чем ярче и напыщенней ведет себя человек, тем большая гниль у него внутри. А вот посмотришь на какого-нибудь старика вроде отца Антония, живет себе в своей горной глуши, никто его не видит, а какая душа… “
Алексей невольно с тоской вспомнил старика. Не ценил он, ох как не ценил… А его совета, его ворчливых указаний сейчас как раз и не хватает!
Художник задумался, затем что-то вспомнил и, будто загоревшись какой-то идеей, быстрым шагом направился в дом. Когда он распахнул дверь, все еще спали.
- Ри! – как можно громче позвал Алексей. Из соседней комнаты послышалась возня и ворчание.
- Ну что еще?
- У тебя есть колодец?
В доме на мгновение воцарилась девственная тишина.
- Колодец за садом, чуть левее каменной площадки, где ты был, там где искажение реальности заканчивается.
Алексей, даже не дослушав друга выбежал из дома.
Пробежав весь сад, Алексей вновь ощутил чувство, будто проваливается в какую-то бездну, после чего увидел ту самую каменную плиту, о которой говорил друг.
Немного запутавшись, Художник побродил минут двадцать в округе, пока не наткнулся на заброшенный и поросший мхом грот в скале, с которого тонкими ручейками стекала вода.
Набрав ледяной воды в широкие ладони, Алексей сначала умыл ей лицо, а затем вылил ее себе на шею и голову. Сознание сразу стало чище, мысли прояснились.
Алексей присел на камни и задумался.
“Нужно еще раз попасть в картину. Но, как я понял, для этого обязательно видеть ее… А если… Если мне попробовать по примеру отца Антония. Просто закрыть глаза, сделать вдох…”
Алексей лег на прохладную каменную плиту у родника, который Ри почему-то посчитал колодцем, и закрыл глаза, представив широкую реку Тьму, с крутыми обрывистыми берегами, как наяву услышав шелест трав, почувствовав запах речной воды.
***
- Алееееексееей!
Художник слегка поморщился и открыл глаза.
“Река Тьма! Вот она, моя картина! Получилось! Получилось, но как…Ри говорил, что это невозможно… Ведь для того, чтобы попасть в мир нужно его нарисовать… Увидеть…”
- Алееееексеееей! – послышалось вдали, уже более отчетливей.
“Странный голос… Тонкий, женский, почти детский. Где-то я его уже слышал… Точно! Девочка… “. – вихрем пронеслись мысли в голове у Художника, после чего он резко поднялся с земли и огляделся. Крик доносился со стороны леса, оттуда бежала, задыхаясь и падая, та самая девочка, которую Алексей видел в прошлый раз. Вначале Художник не понял, что такое, но через мгновение из леса показалась еле заметная черная тень, странная, угловатая… Тень, которая не имела отражений, ничто не могло породить ее, она была сама по себе. И от этого казалась еще более пугающей.
Художник молча стоял и смотрел, как девочка бежит и тень ее догоняет, его тело больше не подчинялось ему, скованное даже не страхом, но ужасом, сердце то бешено колотилось в груди, то замирало, чеканя гулкие удары, будто проваливаясь куда-то.
- Алееексеееей! Ну пожаааалуууйста!
Последний крик словно заставил Художника очнуться. Еще секунда и он сделал шаг навстречу. А тень, испугавшись какого-то жалкого шага, дрогнула и исчезла, растворяясь у кромки леса.
Девочка оглянулась и, заметив, что опасности больше нет, упала в луговую траву.
Через пару минут Художник очутился рядом с ней.
- Что это было? – спросил он, опустившись рядом с девочкой.
Та лишь немигающим взглядом зеленых глаз смотрела в небо и еле слышно что-то прошептала.
- Что? – переспросил Алексей Ветров.
- Страх! – повторила девочка уже громче, приподнимаясь на локтях и вглядываясь в лицо Художника. – Ты вовремя пришел, оно тебя испугалось.
Алексей ничего не понял.
- Стоп, погоди… Ты сказала, что это был страх? И отчего оно меня испугалось?
- Да, страх, самый обычный ночной кошмар, только здесь эти кошмары весьма реальны. Но кошмар – это для одного человека, когда их двое, подобные тени уже не смеют приближаться.
- Странное, однако, место… - протянул Художник.
- Да. Мое.
- Как это? Я же его нарисовал! Тебя вообще не должно было здесь быть, и эта тень….
- А вот так! – улыбнулась девочка. – Ты нарисовал мою душу. Неосознанно, случайно, но не ты придумал этот мир. Ты лишь в праве его изменить немного, ты вправе воплотить его в жизнь. Но на то, что происходит внутри, ты повлиять не в силах, разве что только….
- Что, только? – нахмурился Художник.
- Да так, ничего…
И в этот миг мир словно потух и вот опять Художник очнулся в доме у Ри, где-то на кухне тикали часы, а за окошком пел соловей.
- Очнулся! – ехидно сказал Мирт, помогая Алексею подняться с мягкой постели.
Художник, опершись на руку друга, поднялся и попытался вспомнить минувшие события.
- Девочка… - прошептал он, вспоминая ее крик и ту зловещую тень…
- Девочка? – переспросил Мирт. – Насколько я понял, ты опять был там, в картине. Но мы с Ри нашли тебя у заброшенного ручья, до колодца ты не дошел. И картины рядом с тобой не было, ибо она здесь, в этой комнате. Каким образом, Художник?
Алексей покачал головой.
- Я не знаю. И вообще, она сказала, что не я придумал этот мир. Я лишь нарисовал ее душу. И ничего, что происходит внутри, я изменить не могу. Могу лишь изменить что-то внешне.
Из кухни послышались шаги, и вскоре в комнату вошел Ри.
- А вот это уже интересно. Выходит, ты нарисовал уже существующий мир. Но как? – сказал он, внимательно заглянув Алексею в глаза.
Художник пожал плечами.
- Не знаю. Я и сам, не меньше вашего, хочу в этом всем разобраться. Но на мои вопросы может ответить только эта девочка.
- Ты не говорил мне про нее, - заметил Ри.
- Я сказал Мирту… Девочка, очень юная… И она была там и сейчас. За ней гналась какая-то тень, но, увидев меня, испугалась.
Мирт и Ри переглянулись.
- Ничего не понимаю… Этого не должно было быть! Просто не должно! Невероятно! Это противоречит всей моей теории! Ты просто не мог нарисовать уже существующий мир, ты ничего не знал про него! Тем более, чью-то душу… - воскликнул Ри, а Мирт его поддержал.
- Художник, я понятия не имею, как ты сделал это, но теоретически это невозможно. И чем скорее ты в этом разберешься, тем лучше. А еще неплохо будет, если мы с Ри туда тоже попадем.
- Да пожалуйста! Хоть сейчас! - сказал Алексей и уже направился к картине, но друзья его остановили.
- Не сейчас. Давай хотя бы к вечеру, тебе нужно набраться сил. – сказал Ри и, нахмурившись, вышел из комнаты. Следом за ним ушел Мирт, а Художник остался наедине со своими мыслями.
***
“Какое странное ощущение. Кажется, что все это уже было. И цветочный запах в саду, и Ри с Миртом, и Соль. Картина эта и такие привычные уже кисти. За стеклом поет весна, и дом пахнет деревом и смолой. И эта девочка… Из другого мира, его мира. Если эта ее душа, то она прекрасна… Ей нет границ, пусть даже она и помещается всего-то в лесу и реке Тьме. Лесу… Стоп. Ведь если бы я не успел тогда к ней, то тень бы напала на нее… А раз девочка кричала, значит тень представляла опасность. А если меня в следующий раз не окажется рядом? Если я ничего не смогу сделать?” – размышлял Художник, глядя в окно на цветущие яблони и вишни.
Внезапно он стал очень серьезным, о чем-то задумался, а затем улыбнулся и достал еще один чистый холст бумаги и краски.
- Что ж. Раз у тебя есть враги, должно быть и укрытие. Я нарисую тебе дом, в нем ты сможешь спрятаться от всех напастей и угроз, от всех своих страхов. Это будет особенный дом, волшебный… - сказал Художник неизвестно кому и взяв в руки кисть принялся за работу.
Прошел час, два… Руки его были по локоть заляпаны краской, за окном солнце уже клонилось к закату, а он все рисовал… Все новые штрихи делали еще одну картину настоящей, живой, словно обладающей неистовой таинственной силой. Пару раз в комнату наведывались Мирт и Ри, но, увидев, что Художник работает, спешили покинуть комнату.
А Алексей все рисовал, и рука его не знала усталости. Он писал свой, особенный мир…
Закончив, он лишь мельком взглянул на картину, и сознание его снова угасло, а мир будто съежился до одного единственного холста с еще невысохшей краской.
***
- Художник!
Молчание.
- Художник, спасибо!
Алексей уже привычно поморщился, разлепляя глаза.
Он лежал у порога небольшого лесного дома, а рядом с ним на крыльце сидела та самая девочка.
- Это ты? Я нарисовал тебе дом, чтобы ты могла спрятаться в нем от этих…теней.
- Страхов, - поправила его девочка.
- Пусть так. Хороший дом получился.
- Да. Хороший, – согласилась девочка. – Только ты забыл ключи. А так этот дом не откроешь.
Художник хлопнул себя рукой по лбу.
- Вот я дурак! Дом нарисовал, а ключи забыл. Ничего, вернусь когда, сразу нарисую.
Девочка улыбнулась.
- Оставь их где-нибудь на крыльце, я поищу потом.
- Ладно. Кстати, скажи мне все-таки, как твое имя. А то я даже не знаю, как тебя называть.
Девочка задумалась.
- Имя… Имя долгое и сложное, путанное. А вот как называть… Называй меня просто – Кан.
- Кан? Как-то грубо звучит. Может, что-нибудь другое?
- Не нравится, никак не называй! – обиделась она, а Художник взял ее за руку.
- Не обижайся. Слушай, можно я тебя просто Катей буду звать? Вроде бы похоже…
Кан задумалась на мгновение, о чем-то вздохнула.
- Ладно. Так и быть. Кстати, хочешь лесной земляники? Я знаю большущий земляничник здесь недалеко. Она уже спелая.
Алексей пожал плечами, рассматривая цветные, словно стеклышки, пуговицы на платье Кан.
- Я не любитель, но я не против прогуляться по лесу, а ты расскажешь мне поподробнее, что это за место.
Девочка пошла вперед по лесной тропинке, увлекая за собой Художника.
Мимо проплывали деревья, птицы пролетали над головой, солнце светило сквозь тоненькие ветки кустарников, а высокая крапива жгла руки. Катя сначала молчала, а потом начала что-то говорить.
- Я зову это место Лунным Городом. На самом деле его нет. Он есть лишь в сознании двух людей, к которым он имеет отношение. Сюда могут попасть посторонние люди, только если их впустишь ты либо я. Так получилось, что Лунный Город – отражение моей души. Изначально, это река Тьма, которую ты нарисовал и воплотил в жизнь, в результате чего я сюда и попала. Потом ты начал добавлять что-то свое, оно смешалось с моим и получилось вот такое место. Но с недавних пор Лунный Город начал изменяться. Пару дней назад сюда пришли мои страхи, надежды, иллюзии. Здесь даже есть некоторые мои вещи. Например, у меня есть удивительная шкатулка… Но о ней потом. Ты скоро опять исчезнешь. Я бы хотела попросить тебя, чтобы помимо ключей от дома ты нарисовал мне еще одну вещь. Нарисуй мне друга или подругу. Кого-нибудь. Пожалуйста. Если тебе не сложно.
Художник пожал плечами.
- Как хочешь. А со мной ты не хочешь дружить?
Девочка удивилась.
- А ты бы хотел? Со мной?
Но в этот миг мир снова завертелся и Художник очнулся лишь в своей комнате в доме Ри.
***
На этот раз рядом с ним никого не оказалось. Видимо, была ночь. На подоконнике у мутного окна калачиком свернулся серый кот. Луна светила еле видимым светом, а на небе были видны яркие звездочки.
Художник очнулся на полу возле своей картины. Дом, нарисованный на ней, отчего-то показался Алексею Ветрову слишком мрачным и холодным.
“Где же ты сейчас, интересно, бродишь… Кан… Катя…” – подумал с теплом Художник, затем вздохнул, смочил кисть в воде и, осторожно обмакнув в краску, нарисовал на крыльце у дома миниатюрные ключи, а так же, задумавшись, кота, отчего-то всего зеленого с длиннющими усами.
- Вот тебе и ключи, и друг. Спокойной ночи. – неизвестно кому бросил в воздух Художник и отправился спать.
Но утро не принесло Художнику ничего хорошего.
Как только первые лучи солнца осветили миниатюрную комнатку Художника, дверь с противным скрежетом распахнулась, и на пороге оказался встревоженный Ри. Увидев, что Художник спит, он, не мешкая ни минуты, подошел к нему и безжалостно стянул с друга одеяло.
- Вставай, Алексей.
Художник сжался калачиком и посильнее зажмурил глаза.
- Вставай! Это важно!
Но Алексей Ветров лишь сладко обнял подушку и пробурчал себе под нос, чтобы ему не мешали спать.
- Алексей! Отец Антоний при смерти! Он хочет видеть тебя. Я только что от него. Если ты поторопишься, то Мирт проводит тебя до его дома и ты… Ты может быть еще успеешь.
Эти слова подействовали на Художника и он резко сел на кровати.
- Повтори, что ты сказал?! – не поверил он, но Ри лишь перебросил на кровать Алексея с кресла его одежду.
- Одевайся! – велел он и вышел из комнаты.