Он плакал талыми слезами позапрошлогоднего апреля. Он шептал опавшими осенними листьями. Я смотрел на него, и мне хотелось кричать, кричать весенними ночными грозами. В моих глазах бушевала душа, как песчаная буря, норовившая выскользнуть из затуманенного созерцанием взгляда.
Его лицо было безликим. Он столько раз примерял на себя чье-то чувство, чью-то эмоцию, чью-то веру и чью-то пошлую низость, что себя настоящего видел лишь он сам. Ему было страшно показывать себя, истину своего разума, легкую прохладу своей страстной души. Ему было страшно, но не так, как нам всем. Ему было страшно за нас. И за себя. Он тоже когда-то боялся неизвестности, пока она не отступила, отступила из-за невозможности покорить его сердце
В легких, чуть нервных движениях начинающегося ливня таилась грация. Грация скованного, до поры до времени, зверя. И этого зверя хотелось бояться. Уважать, молчаливо уважать, как уважают давно ушедших, но всегда живых.
Это и был мой кумир.
16,03,11