Непостоянное место жительства

Она пыталась смотреть вверх, чтобы подавить навернувшиеся слезы. Уже ничего не повернешь вспять: паспортный контроль позади, чемоданы на пути к брюху самолета, а там за чертой остались самые дорогие ей люди: в одночасье ставшие маленькими родители и  Димка... Появилась бегущая строка о посадке в самолет, а в  глазах стояли они, нерешительно махавшие руками, как будто тоже не веря, вот уехали...
Вспомнилась въедливая дама из паспортного стола, которая упорно пыталась втолковать Галине: « Вы уезжаете на ПМЖ, понимаете?!» Как будто она лучше знала  ее планы.
- Да нет же! Я еду к мужу, еду сначала попробовать там жить, а если не понравится, - вернусь. Я не хочу выписываться и не хочу выписывать сына, - мы оба, возможно, вернемся! И не нужна мне ваша печать «Выехал на ПМЖ»!
Дама в букольках на голове смотрела сквозь модные очочки, мол, знаю я вас таких, сотни, если не тысячи прошло вас через мои руки, все твердят одно и тоже, а потом – никогда не возвращаются. Но ничего не сказала, только мотнула головой, ладно уж, дело ваше.
Сколько решений было принято и поменяно с тех пор, как мысли о нормальной семейной жизни со Стивом пересилили желание остаться в своей стране. Не на разных континентах с многочасовыми изнуряющими перелетами, со встречами и горестными расставаниями, с мейлами и телефонными разговорами, а настоящей семейной жизнью в ее привычном понимании, под одной крышей, на один бюджет, с супами, стирками и возможностью видеть друг друга каждый день. Возможность эта, однако, неминуемо предполагала то, от чего сейчас трясутся руки, пересечение той разделяющей черты, за которой осталась часть ее души. 
А Сашка светился радостью и возбуждением. Для него это только начало давно предвкушаемой и непременно волшебной жизни в Америке. Он летит туда навсегда! Позади постылая школа, биологичка, классная и школьная форма. Он едет в Америку, где все так по-другому, все так по-голливудски классно, и игры там всякие, и тачки, и школы другие, и все-все!  Что включалось в это «все-все» было не совсем ясно, но понятно было одно – жизнь в Америке как один чудесный сон, который никогда не кончается.
Саша заглянул Галине в глаза и начал дергать ее за рукав:
  - Мама, мама! Ну чего ты, ну не плачь! Ну пойдем в дьюти фри! Купим тебе духи, пошли, не плачь, пожалуйста.
Он так искренне просил, так гладил руку. Галина смахнула слезы, сделала глубокий вдох и шагнула в сверкающий мир гламурного шопинга. Тот, кто придумал дьюти фри, просчитал правильно, можно трансформировать горестные мысли о расставании в приличные прибыли. Главное – отвлечь! А Саша, хитрец, степенно и намеренно неторопливо шел к уже заранее намеченной цели – к стойке с компьютерными играми. Ребенок, он даже не подозревает, сколько его всего ждет впереди, разочарований, открытий, притирки к другой жизни и другим правилам игры...
Она выбрала подарок Стиву, одеколон с терпким запахом степной травы, и, конечно же, купила очередной диск Cаше; после долгих препирательств, как всегда, она пошла на поводу у манипулирующего ею сына, и теперь он впился глазами в надписи на вожделенной упаковке компьютерной игры, стрелялки, стратегии, кровь с экрана... Было так легко разрешить ему играть, глядишь и на свои дела больше времени, и не заметила, как это стало зависимостью, которая могла превратить его в зомби. Проблема отучить его от этого виртуального мира неумолимо и грозно маячила в обозримом будущем, но пока думать об этом не хотелось.
Она смотрела на людей, расслабленно ждущих своих посадок. Наверное, у каждого из них своя история, свое путешествие в жизни. Некоторые из них  тоже уезжают на ПМЖ, как и Галина. Куда? Почему? Вернутся ли? Думают ли об этом?
Что вообще люди ищут, когда уезжают из своей страны? Едут в другую страну, на языке которой едва говорят. Не зная ни обычаев, ни правил, они начинают жизнь заново, с  чистого листа. В любом возрасте. И ничего не дается даром. Часто – труднее, чем у себя на родине…
События последних дней были сотканы в частую сетку, у Галины не было времени подумать ни о чем. Да и о чем тут думать, если решение было принято давно, было ощущение предопределенности, просто плывешь по течению, тебя несет. Куда-то вынесет?

  *****

- Ну и что ты тут одна-одинешенька делаешь?
Это была Валюша. Слава богу, пришла!
Галина быстро поднялась с полки, так что даже голова немножко закружилась, пересидела в сауне, много думать вредно! Голова женщины должна быть свободна от забот, чтобы быть красивой.
- Приветик, дорогая! Я уж подумала, что вы не придете. Опять какой-нибудь аврал на работе?
- Ой, давай не будем о грустном.  Потом расскажу. Так рада тебя видеть!
- А где Стас?
- Где-где? А то ты не знаешь. Чакушку ищет.
- Он же клялся!
- Да, какой раз в этом месяце? Сейчас придет...
Валя закуталась в простыню и нахлобучив шапку, которую ей привезли с Кавказа, направилась в парилку.
- Я только согреюсь - и к тебе. Начинай накрывать на стол. Там у меня рыбка вкусненькая трех сортов. Ребята передали из Кременчуга.
С рыбкой ребята явно не ошиблись. Слюнки-выжимающий запах! Галина нарезала рыбу миниатюрным швейцарским ножиком. Достала хлеб, заледеневшие бутылки любимого «Славутич Айс», воду, стаканчики. Все было готово к началу их ежемесячной девчачьей посиделки. Стас не в счет, он – подружка. Он накрывает на стол, веселит, балагурит, шутит, потеет со всеми вместе в парилке, а потом развозит девчонок по домам. Классный он мужик, да вот беда, любит он «это» дело. Проклятие всего постсоветского пространства – водку.
А вот и он, легок на помине!
- Привет миледи! – Стас вывалил на стол мандарины, виноград и хурму. – Витаминчики вам принес!
- Мы не леди! Мы зарабатываем себе на жизнь! – буркнула, выходя из сауны Валя, и увидев фрукты сменила гнев на милость, - Ой, какая хурма роскошная! Спасибо, Стас!
Стас продолжал, раздеваясь:
- Ну, как ты поживаешь, Галина? Все также тихо спускаем деньги спонсоров без малейшей заначки для себя?
Стасу не давали покоя эти спонсорские деньги. Как же так, ворочая сотнями тысяч долларов в месяц, ничего не класть себе в карман. Ну, где такой коммунизм увидишь?!
- Стас, миленький, мне хорошую зарплату платят. Мне хватает. Я перед баней чакушку не ищу, а потом по-пьяни казенные деньги не теряю, так что все тип-топ.
- Ой да ладно! Ну, когда это было-то... Слушай, там че на улице творится! Народ все прибывает и прибывает. Разносит наш город вширь и вглубь!
- Да уж, траур пора носить… Не верю, что сейчас может что-то измениться. Они так нагло все провели, так неприкрыто тасовали голоса, теперь ничто не поможет. Результаты выборов оглашены, да здравствует президент-пахан! Меняем шило на мыло!
- Знаешь, а я думаю рано заупокойную петь. Народ молчать не будет.
- Ну что, что может сделать народ? Моя хата с краю – ничего не знаю. И потом власти в  руках вся избирательная машина, все схвачено!.. Я никогда в жизни так не хотела, чтобы мой голос победил, но вот ведь все впустую. Наплевать им на народ. Вон и Россия-матушка прет, как танк!
- Ты мне Россию не трожь! Я за Россию грудью на амбразуру лягу! Это – Родина моя!
- Ой Стас, ну кому твоя грудь шестого размера нужна?!
- О чем это вы таком беседуете? У кого это такая прелесть выросла – шестого-то размеру? - вошла розовощекая с мороза Света.
Подруги привычно расцеловались, шутки, смех, комплименты. Света выгрузила на стол бананы и апельсины: она неизменно пыталась придать стопроцентный здоровый уклон нашим застольям в сауне, но тщетно. Пиво пили все.
Засуетились, вспомнили, зачем собрались и отправились в парилку. Валя возлежала на средней полке, манерно и живописно укутавшись в простыню. Температура была что надо, не засидишься. Стас, как всегда, забрался на верхнюю полку и уселся нахохлившись, стирая пот с лица большой, узловатой рукой. Галина устроилась рядом с ним, положив голову на его бедро.
Лежишь и чувствуешь, как тепло пропитывает тебя насквозь, как в месте с потом выходят все тревоги накопленные за неделю, как расслабляется  тело, становится почти неосязаемым, почти не твоим...
Когда они начали эти регулярные встречи в сауне? Лет пять-шесть назад? Да, когда Петр Васильевич любезно предложил ежемесячное посещение своего заведения, бесплатно и на неограниченное время. Костяк компании был всегда одним и тем же, дружили годами. Все они были очень разные, но удивительно сошлись, и им всегда было весело и интересно. Веруня, которая засыпает после посещения сауны, как минимум на полчаса, всегда приезжает в карете скорой помощи, во врачебных штанах, заправленных в сапоги, выжатый лимон после двух смен нечеловечески напряженной работы в сепсисном центре. Это она каждый раз вырывает Стаса из горячки очередного запоя. Света, самая молодая, не по годам зрелая, неукротимо двигающаяся вперед по карьерной лестнице в  инвестиционном фонде, почти каждую баню они поднимали бокал за ее очередное повышение, или полученный диплом. С Валей пути Галины пересеклись кучу лет назад... на больничной койке. Так бывает разговорились, и через пару часов знали о друг друге все, ну, или почти все. И никогда не разочаровывались друг в друге.
- Там такое творится на площади Независимости! Я проезжала на такси – глазам своим не поверила!
Света рассказывала про то, чего эта площадь никогда не видела, чего никто не ожидал. Слово «никогда» в сочетании с «раньше» вошло прочно в новостной лексикон. Народ массово выходил на улицы,  автобусы, оплаченные неизвестно кем, привозили людей тысячами, протестовать против чего-то. Точно ли знали люди, против чего или за что бастуют? Были ли уверены, что тот, за кого бастуют, выполнит свою миссию лучше, справится с коррумпированной насквозь страной? Стоило ли вообще подвергать себя риску и выходить на улицу? За кого? Или это просто был глоток все еще в новизну демократии. Хватит мол, и мы тоже можем сказать свое слово, наше время решать. И вот – бесконечные многотысячные митинги, палатки, лозунги, костры прямо на брусчатке главных площадей…
- Там автобусов понаехало, видимо не видимо. – продолжала Света. - Все с западно-украинскими номерами. Народ веселый, улыбчивый, говорят на таком необычном украинском языке. Мне предложили присоединяться, идти с ними на площадь.
- Началось все вчера, Юля выступала, призывала стоять до победного. – добавила Валя.
- Ну да, конечно, давайте за Юлины миллионы стоять. Она как раз та, что горит желанием восстановить социальную справедливость.
Тут послышались шаги и в дверном проеме появилась Люся, а за ней и Веруня.
- Привет, политбойцам невидимого банного подполья! Как дышите?
- Глубоко! Давай по-скорее к нам, рыбка такая, что спасу нет.
- Кременчугская?
- Да, и качества отменного. Вам пива-то наливать или вы в сауну сперва? – Стас вспомнил о своих обязанностях тамады.
- Мы в баньку, замерзли очень.
- Веруня, ты ж на «скорой», чего ж замерзла-то?
- Ой, в больнице такой колотун, что зуб на зуб не попадает. Это в добавок к тому, что медсестры стали уходить просто пачками, говорят «хватит жить впроголодь!». Да еще комиссия по надзору за использованием наркотиков травит нас, как грызунов, ни за что ни про что, всю кровь выжимают, дела уголовные заводят... Я вам говорю, у меня не жизнь, а хождение по лезвию ножа в адреналиновом поту!
- Ничего, вот сейчас новая власть придет, лучше будет.
- Да, держи карман шире, мы уж готовы! Ладно, я в парилке, устала до чертиков.
Валя и Стас двинулись за ней.
В комнату отдыха вошла Люся с картинно завернутым на голове чурбане и сразу затараторила:
- У меня есть, что праздновать кроме наступающего на нас Нового года! Я только что закончила проект. Сейчас покажу фотки.
Она вытащила целую пачку фотографий, Галина и Света с удовольствием погрузились в мир грез, который для кого-то был обыденной жизнью в загородном доме. Трудно себе представить, что люди вот так запросто приходят в роскошный мини-замок, раздеваясь,  идут в ванную в виде небольшого бассейна с водопадом и искусственными волнами, с подсветкой, передающей глубинное движение океана.
Люсина работа была бесспорно достойна всяческих похвал. Все было неизбито, ново, с изыском, с изюминкой.
- Люсь, это просто здорово! Ну как вы расстались, они оценили, что ты для них сделала?
- Заплатили по контракту, сказали спасибо и любезно разрешили сделать вот эти фотки, правда, я подписала бумагу, что не буду их опубликовывать или использовать в коммерческих целях без их особого на то разрешения.
- Круто!
- В общем, нормально. У них бизнес по всему миру, так что в этом доме они будут возможно не более месяца из года, остальное время – по всему миру. Как говорится, непостоянное место жительства.
Помолчали. Слышно было, как девчонки хохотали в комнате для отдыха, Стас, после чекушки был в ударе, мастак на анекдоты.
- Девочки, а я ведь скоро уеду, - тихо сказала Галина.
- Как скоро?
- Где-то в феврале, все должно быть готово. Диму оставляю.
- Ой, даже не представляю, как мы тут без тебя, но я очень рада за тебя – главное, чтобы любимый человек был рядом. А он – любимый и любит тебя. Тебе с ним будет хорошо. И Сашу там на ноги поставишь, а если он захочет, то всегда сможет сюда вернуться.
- Да, но трудно все это. Никогда не знаешь, как оно будет, ведь все придется начинать с нуля.
- Ничего! Ты сильная. С языком у тебя проблем не будет. Дипломов куча, опыт работы ого-го – там тебя с руками и ногами оторвут.
- Ой, да хотелось бы... Да только дипломы наши ничего там не стоят, опыт работы мой сугубо специфический, а язык – рихтовать и рихтовать еще! Но – прорвемся, иначе чего огород городить? Вас мне будет жутко не хватать. И бань таких мне уже не видать, это- факт.
- Мы к тебе в гости приедем, а ты к нам. Не горюй, Галина, мир стал таким маленьким, что такое несколько часов на самолете?! Какие проблемы…Пошли в парилку! Нет  грусти!
В сумраке парилки картинно заполняя все пространство верхней полки сидел Стас, девчонки сидели внизу.
Стас подвинулся, уступая место и продолжая говорить.
- Валюш, там ребята деньгами скинулись и Геша добавил круглую сумму, так что завтра надо будет смотаться на базар, купить продуктов, приготовить борщ, еще чего там, на твой выбор и отвезти на Майдан, людям.
 - Вот как! – с удивлением воскликнула Люся.- Ваш бизнес же загнется, если Ющенко к власти придет. Ты же сам сказал, что Геша за Януковича голосовал и вам наказывал, а теперь он бастующим помогает?!
- Для такого бизнеса, как у нас - лучше бандюган у власти, а для цивилизованного – финансист. Геша быстро перестроится, у него голова варит будь здоров! Он при любых раскладах деньги для себя делать будет, и нам даст заработать на хлеб с икрой.
- Ой, ну как я за вас рада! Надо же какой заботливый мафиози! Да, а я вчера зашла в ЦУМ, женщины носки покупают, десятками пар и выносят их на Майдан, раздают ребятам. Никогда еще не видела такой солидарности в людях. Может, и правда, что-то еще можно изменить?
- Поживем-увидим. Но поддержать их надо, представьте, бросить все, примчаться в Киев, стоять днями на площади – это не просто так.
Стас нежно поглаживал Валюшины плечи, которая, казалось, уснула...


****
Мысли роились и наслаивались одна на другую, и все происходящее вокруг было чередой кадров из фильма, который не про нее, не про Галину. Она сидела в самолете, втиснутая между Сашкой, прилипшим к окну, и мужчиной, который, казалось, крепко спал. Самолет был забит до отказа, пассажиры бродили, пили, жевали, щелкали орешки, хрустели чипсами и газетами;экраны светились новомодной комедией.
 - У вас какое-то горе? – вдруг неожиданно спросил мужчина, открывая глаза и выравниваясь в кресле. Он был примерно Галининого возраста, с легкой сединой на висках, какой-то немножко восточной внешности, с голубыми глазами и располагающим взглядом.
 - Горе? Нет, нет…я просто боюсь, уезжаю из своей страны, а как все сложится на новом месте... - грустно улыбнулась и пожала плечами Галина.
Слова вылились сами собой, Галина даже удивилась. Зачем же выворачиваться перед первым встречным, перед попутчиком в самолете. Но было по-человечески приятно, что он спросил.
- А… -  обронил сосед и замолчал.
Стюардесса принесла напитки, Сашка взял колу и вернулся к своему окну. На что он там смотрит? Там же одни облака, механически отметила Галина.
  - А почему вы со слезами туда, на новое место жительства, вы это делаете против своего желания?
  - Да нет, почему же. Совсем нет… Но я … все оставила в Украине: работу, друзей, родителей. Я разделяю братьев границами стран и океаном...Мы женщины, иногда, знаете, принимаем решение, а потом все равно плачем - смягчает ощущение утраты.
     Сосед молчал, потягивая воду, смотрел в никуда, или в себя. Молчание рядом с другими людьми иногда приятно. Галина вдруг почувствовала облегчение, от того, что она очертила круг своей неприкаянности:  ей плохо, томит неизвестность, сомнения, неопределенность.
  Мужчина повернулся к ней и тихо заговорил:
  - Вы боитесь новизны, а что есть постоянного в нашей жизни? Вот мой отец был беженцем из Кашмира, а мать беженкой из Ирландии. Я родился в Шотландии, меня нарекли ирландской фамилией, материнской. Кочевая жизнь была в нашей крови, генетически. Мы были детьми, когда родители иммигрировали во Францию. Мы жили довольно хорошо, у отца был свой бизнес, а мать работала на международную организацию по делам беженцев. Эта организация помогала таким, как мои отец и мать, найти новое место для жительства, безопасное и, по возможности, "хлебное". Мы все трое закончили хорошие школы, институты. И - тут же разъехались, кто куда. Я уехал работать в соседнюю Швейцарию. У отца моего лучшего друга по университету была крупная частная инвестиционная компания в Цюрихе, они подыскивали нового специалиста по компьютерной безопасности, уж не знаю как, но я им подошел… Мой средний брат - инженер, работает и живет в Аргентине, а младший – пилот и его дом – самолеты и гостиницы между ними.   
Галина даже не думала, почему он все это рассказывает ей, стало вдруг хорошо и спокойно просто слушать. А мужчина рассказывал легко, без напряжения, говорил, говорил…
- Мы редко собираемся все вместе, раз в год, не более того. Моя мать часто спрашивает нас, как так получилось, что никто из нас не живет на своей родине, что мы мотаемся по миру и никогда не думаем о выборе места для постоянного проживания. Я ей всегда отвечаю: что есть постоянное место для жизни? Это место, где ты живешь сейчас, где у тебя работа, друзья, установившиеся отношения, где тебе хорошо (хотя бы относительно хорошо). Когда люди спрашивают меня, откуда я родом, я чувствую разрыв идентичности: биологически родившись в Шотландии, выросши во Франции, я всем естеством своим ощущаю себя швейцарцем, но более всего человеком мира. Для меня главное в жизни - интересная работа, общение с достойными и профессиональными людьми, уровень жизни, который я могу себе обеспечить своим трудом и знаниями. Если эти константы присутствуют, то к чему искать, откуда ты родом и где твое постоянное место жительства? Планета Земля наше постоянное место жительства, а мир - он так мал! Вот мы с вами вылетели из Лондона, а через незаметных несколько часов вас уже будут встречать в Сан-Франциско. Ведь да?
Галина махнула головой, улыбнулась.
- Ну вот и чудно, вы уже улыбаетесь. Право же, не стоит грустить. Держитесь оптимистичнее. Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом, пока не завернешь туда, ведь так? А постоянство – оно придет, вы найдете его в новой стране, а потом, может, и снова вас потянет, посмотреть, а что там, вон за тем углом….

****

Удивительный город – Вашингтон. Совсем не тем, что столица. Не тем, что в нем почти все так или иначе работают на правительство или какое-нибудь государственное агенство. В нем нет поколений, которые там рождаются и умирают, где живут бабушки, родители, дети, все вместе в одном городе. В Вашингтоне живут ровно столько, сколько работают, а потом – разъезжаются, кто куда, страна большая, а мир - и того больше. Непостоянное место жительства для сотен тысяч людей со всех пяти континентов.
Когда Лор с мужем приехали сюда на работу двадцать восемь лет назад, город поразил ощущением центра вселенной. На улицах постоянно слышалась иностранная речь, не какой-нибудь французский или итальянский(кого этим удивишь?), а десятки других языков, о существовании которых Лор никогда и не догадывалась. В метро, автобусах, люди читали газеты на иероглифах, арабской вязи, еще каких-то почти космических знаках. Редко кто говорил без акцента. Поэтому Мишель со своим довольно неплохим академическим словарным запасом, но с сильным французским акцентом, почувствовал себя как рыба в воде. Все было легко в то время. Страна была на подъеме, дети маленькими, работа хорошей, и впереди – еще много лет молодости. Они планировали поработать пару-тройку, от силы пять лет, и вернуться во Францию. Мишель работал политическим аналитиком для престижной французской конторы, которая, как говорили, снабжала информацией о развитии ситуации в Америке и в остальном мире, не только президента Франции. Лор занималась детьми, но недолго. Когда Элизе исполнилось четыре года, она вышла на работу, и все – джин свободы был выпущен на свободу. Детьми отныне занималась мексиканка, потом они наняли гувернантку, молоденькую француженку, которая приехала по о-пэр, и была не по годам серьезна и ответственна. Мишель и Лор хотели, чтобы их дети не забыли свой родной язык, чтобы они дома говорили по-французски. Все шло замечательно, но время от времени тянуло домой, вспоминался родной Фрежюс, залитые солнцем платановые аллеи, брусчатые улицы все без исключения ведущие к набережной, многочисленные ресторанчики и кафе с видом на море.
Однажды утром, потягивая кофе из французской чашки, которую американцы смеясь называли тарелкой, Лор сказала мужу:
- Послушай, у меня куча отпускного времени накопилось, у тебя тоже. Что ты собираешься с этим делать?
Вопрос явно застал Мишеля врасплох, он нашел прелюбопытную статью в этой бостонской газете, и как собака, взявшая след, уже прикидывал в уме, как он подаст эту информацию в своем отчете. Просматривалась неплохая перспектива. Только бы кто-то другой не подхватил идею раньше.
- Что ты имеешь ввиду, дорогая? – ответил он вопросом, все еще пытаясь не отвлечься.
Лор решительно закрыла рукой газету.
- Я имею в виду, что нам надо подумать, куда поехать отдыхать. Вернее не куда, а на что. Мы едем на отдых назад, во Францию.
- Господи, да ты что, почему туда-то? Что в Америке мало мест, где мы еще не были. Аргентина на худой конец!
 - Дело не в этом. Дело в том, что наши дети перестают ощущать себя французами, они слились с этим обществом. Они ходят в американскую школу, они практически все время говорят по- английски. Лили сказала мне, что Элиза уже отказывается читать по-французски и демонстративно отвечает ей только по-английски. А ты заметил, в каком они восторге от Макдональдса и ненавидят ходить в нормальные рестораны.
- И что тут плохого, они просто как все дети!
 - Именно – как все дети, тут, в Америке!
«И, между прочим, по всему миру!», хотел вставить Мишель, но промолчал. Лор была на взводе, эвон как ее понесло, какая муха ее укусила?
- Я хочу, чтобы они помнили свою родину, - продолжала Лора. Чтобы они знали, что там едят по –другому, думают, живут в конце концов…
- Эй, Лор, постой-ка, во-первых, я не пойму, чего это ты так взъерепенилась, вдруг не с того ни с сего… нам тут хорошо, детям – тоже, даже очень… От добра добра не ищут. Они подрастут – пусть тогда сами решают, где им жить, на каком языке говорить, какую страну считать своей родиной. 
Лор раскрыла рот – и не сразу нашлась, что сказать.
- Так, Мишель, давай по полочкам. Дети родились во Франции – она и только она их родина! А французский – родной язык!
Она почти кричала. Благо дети были наверху, субботнее утро, они все, наверное, сидели у компьютеров, жестокий век.
 - Дорогая, ты будешь удивлена, но ты утратила чувство реальности. Наши дети уже потеряли ту идентичность, которая привязывает людей к одному месту проживания. У них нет чувства родины, есть чувство места, где живешь в данный момент. И кстати, будущее у них тоже другое…Мир так велик, а жизнь так коротка, надо успеть везде пожить, поработать, чего-то в жизни добиться… и совсем не обязательно там, где ты родился!
Он отложил газету в сторону.
- Как бы тебе это объяснить, в их будущем нет ограничений свободы передвижения. Они свободно говорят на трех языках уже сейчас, выучить парочку еще – дело нетрудное. С таким багажом им обеспечена работа где угодно в мире. Конечно, в дополнение к диплому, который они получат здесь, в Америке. Кстати, я думаю, нам всем надо получить американское гражданство.
Лор не поверила своим ушам. Она была возмущена: какое гражданство, они тут временно! Они вернутся во Францию!.. мысль о том, что она покинет свой офис, любимые отчеты, финансовые сводки,  бюджеты, программы, - все ради того, чтобы вернуться – к чему, куда? Годы пролетели, как мгновения, все было уже завязано на этой стране, обучение детей, работа, она и не заметила, как это произошло. Боже мой, возвращаться-то теперь пожалуй поздно! И как так получилось, что она, сама того не желая, навсегда изменила судьбу своих детей, они уже не французы, надо быть реалисткой, Мишель прав, они растут в этой стране, где понятие иммигрант рано или поздно равняется гражданину.
Тоска по своей стране, желание хоть ненадолго вернуться в свою прежнюю жизнь, заглянуть в зазеркалье, сверить ориентиры, возникла после разговора с новой сотрудницей из их офиса, с Галиной. Они вышли на улицу, дыхнуть свежим воздухом, отвлечься от офисной суеты. Улица была многолюдна, как всегда в этот час, народ возвращался или еще только выходил на обед. Галстуки и запонки, вытянутые джинсы и стоптанные кроссовки, каблуки и строгие  костюмы, - противоречивая смесь, так характерная стеклянно-бетонному центру Вашингтона. Лор спросила Галину о ее семье, о том, как она попала в Америку. Рассказ Галины был так сродни ее истории, она почувствовала дружескую близость и даже какую-то солидарность. Сколько лет прошло, а новости из той части света, газеты, журналы, фильмы на том языке и из того общества до сих пор составляют добрую половину их информационного пространства. Это как пуповина, которую нельзя отрезать. Нельзя – или не хочешь. Мишелю легче, он прагматист, над этим, Лор была уверена, он и не задумывается.
- Галина, а как ваш сын, его тянет назад, в Украину?
- Теперь нет. Он каждое лето летал в Украину, общение с братом, отцом, дедушкой и бабушками, - я не могла его этого лишить. Но время идет, оно все меняет, и нас в первую очередь. Теперь у Саши студенческая жизнь, летние классы, чтобы успеть получить бакалавра за четыре года, так что поездки на родину отменяются добровольно… Круг уже замкнулся. Мне кажется, эта страна стала для него своей.
Круг замкнулся. Именно это Лор и поняла, когда говорила с Мишелем. Он и дети остались в одном кругу, а она, с чувством родины и иллюзией непременного возвращения туда, осталась в другом. Было ли это только послевкусие, как мягкая терпкость на языке после хорошего вина, воспоминания о несбыточном, нереальном, или это один из вопросов, длинною в жизнь?