Полдень, третий этаж у сада, в ожидании секретарши, чтобы
Результат субботника сдать...
Темнеет обстановка от туч изменчивых, на Солнышко накатывающихся,
Или эмоциональных колебаний неустойчивых, разуму неподвластных.
Но спасла особа прекрасная из параллельной группы, её видел я не раз,
Но сейчас, одним своим шипованым взглядом навсегда, быть может,
Сердце изранила, наполняя живот, как говорят, бабочками или жуками.
Хоть и временно опьянение, но приятно, незабываемо, отчего и пишу эти строки,
Как женственности высокосортной памятник.
И голосок её писклявый как у котёнка, о помощи мяукала,
вылить грязную воду из ведра. Согласился, зная о запахе в туалете, раздражающего.
И ладно, вода с мусором и жвачкой ульётся в унитаз, а судьба зато наградила
Не бесплатно, но окрыляя как в «редбула» рекламе.
Занял денег у старосты и купил шоколадку, без денег на билет оставшись,
Это заметил поздно, как всегда, но ради улыбки её за сладость,
И готов раздеться догола, не смотря на неприличную крайность.
Сапожки, каблуки блестящие, курточка, волосы шелковистые, тёмные,
Вьются в представлениях об идеале, мелкие детали – цепочки, кольца, серьги,
Всё что необходимо бедующей аристократке.
О характере знаю недостаточно, но убеждён, её тепло, доброту заметит каждый.
И вернувшись с пустым ведром, взволновавшись, перед вручением ей за красоту
«Сударушку», заметил, в неловкости оказавшись, в ладонях её
Умилительно запоминающихся, коробочку леденцов брусника-можевика,
И как написано; с экстрактами целебных трав, а на обратной стороне
Картинка с живописным лугом, лес, горы, трава, голубое
С белыми разводами небо, всё как обычно.
Ломаясь, моя дорогая «барби» решилась обменяться сердечными дарами,
в моих впечатлениях казалось...
Разошлись спустя миллионы ошибок и сожалений, далеко не романтичных
Движений, а скорее истеричных; я в деканат скрылся, а она просто исчезла в памяти
лучиком чудесным, угасающим.
Но подсолнухи на подоконнике и свет, рождающийся в лепестках искусственных,
Впитывающихся в них, ложащийся на пол, фантазию раздевая,
И далее коридоры золотые, кровавые, ковры лиственные на дорожках,
Ведущих в явное фотонами залитое уныние, разрывающиеся на куски
Величественные, уходить не хотящие, небеса и отражение домов, людей,
Облаков в лужах грязных напоминают о том дырявом ведре, наивной просьбе,
И идеале женственности, грации, запахе усыпляющем.
Мне и правда казалось, что злоупотребил сонными таблетками,
о ней, которой слова вечные посвящая.
Вечер, играю с песочными часами на две минуты. Время уходит,
А я мечтаю тебя увидеть, увидеть, так много неизведанную в секретах.
Темнеет, а я коробочку пустую рассматриваю, в твоих руках её ещё воображаю,
Улыбку не на камеру вспоминаю, вспоминаю, слова из романов вечные, люблю.
И не отрываться от лица как моргания божественного огнём внутренним
и не отпускающим, греющим, кровоточит сердце, укусила и выбросила.
А клычки её теперь заметнее, и особенность глаз отметна,
Расширяющихся всеми оттенками, если присмотреться, и каждый раз
Она смотрит на меня по-новому, как впервые, удивляясь,
Что говорит о редкой способности перерождаться.
Ей бы нарисовал в воздухе худыми пальцами я настоящее сердце,
Но боюсь, энергия любви далее развивающаяся сотрёт в порошок
Моё тело от духа отрывающееся, безответно.
Мечтаю увидеть её вновь, стал зависимым как от наркотика:
Выгрызи сердце, искровоточи, мне всё равно!
Вильни хвостиком безразлично напоследок.
Но ладно, я страдаю, как и ожидалось, но что делает она сейчас?
Как же стыдно, не знаю.
Дарую ей надломанную шоколадку и слоника на прощанье,
В условии что ни на шаг к ней впредь не буду приближаться,
Расстанемся на лестнице, она вниз, а я как статуя,
Одолённая десятком лет наркоза, медленно отхожу от сказки,
И не поддаётся логике тот факт, что области ответственные за творчество
Заблокировались внезапно, заживо кричащего романтика хороня.
Прости меня за чувства корявые, непоследовательные,
Не побоюсь этого слова – дорогая,
а себе выколю глаза.