Эх, Лукомская!

Екатерина Лукомская
    Память бабочкой бьется по стеклу, найдя нужный кадр немного затихает, обречено опускает крылья в темном углу и не найдя ответов на вечные вопросы хаотично продолжает трепетать и вспархивать в поисках выхода.
    Иногда реальность путается с ночными разговорами, и ответ кажется таким же знакомым, как этот сад за стеклом, и сладкие капельки росы, и легкий ветер, нежно целующий клейкие листочки тополиного счастья.


    В прошлое отступали яблоневые сады, которые мы дружной компанией выносили дочиста, не давая насытиться южным солнцем зеленоватым и  неизменно кислым мелким плодам. Я уже не рвалась с такой радостью висеть вверх тормашками на большой плакучей иве около нашей пятиэтажки, и все реже мы играли в войну или казаков-разбойников. Отчего-то я не просто радовалась возможности озорничать вместе с другом по играм, но его появление заставляло как-то слишком громко стучать мое сердце, и волнение было каким-то особенным, совсем мне не знакомым, исходящим откуда-то из глубины веков,- все эти перемены пугали и завораживали меня одновременно.
 
   Несмотря на то, что в школе отменили форму и ученики всеми доступными способами взялись подчеркивать свою взрослость, я до конца школы носила длинное синее платье с юбкой в складку и белые кружевные воротнички, связанные бабушкой. Волосы я не состригала, и были они очень длинные, немного золотистые от солнца, и мягкими локонами спадали по плечам. Иногда еще был тонкий вязанный берет, сияющие детские глаза делали образ окончательно порхающим и далеким от всех реальностей жизни.Тогда у меня была маленькая собачка, которую я дрессировала и выгуливала, все чаще она и новый роман о любви сопровождали меня в прогулках.

   Сегодня нашему уединению нашелся ранний спутник. Колька- хулиган из соседнего дома. Черные потертые брюки, голубая рубашка и старый поношенный школьный пиджак, - выдавали владельца с головой. Семья его жила очень скромно, отец жестоко наказывал его за проделки, но хулиганская его душа стремилась к взрослой жизни, он курил, дрался и говорят, таскал у знакомых мелочь. Чтобы получить обычные блага жизни: новые тетради, одежду или вкусности, ему приходилось изрядно стараться. Он вставал в пять утра и расчищал снег, убирал листву, красил качели в детском саду где подрабатывал его отец-инвалид.

   Чуб у Кольки всегда был задран вверх, жесткие непослушные волосы смешно торчали. Веснушки на открытом озорном лице весело плясали, делая его разбойничью породу ужасно привлекательной.  Я его всегда откровенно побаивалась,правда до этого момента жизнь нас не сталкивала столь откровенно. Он шагнул навстречу и улыбнулся- отступать было некуда.

   «Собаку выгуливаешь?», - начал он нейтрально-соседскую беседу. «Да вот перед школой пошла прогуляться, скоро на занятия...», - тихо ответила я.
«Что-то тебя не видно во дворе в последнее время, зазналась, отличница?», - начал он наступление, похоже решил развлечься. «Я, ну ... не знаю, просто дел много было...»

   Солнце ярко выкатилось на небосвод образовав над моей головой свечение, теплый весенний ветер заиграл волосами, и Колька, подняв на меня глаза, смущенно замолчал. Я была легкой добычей, но отчего- то в этот ранний час ему совсем не хотелось потешаться над моей рафинированностью, и последнее что он выдохнул: «Эх, Лукомская, Лукомская!», - задержав посерьезневший взгляд на моем лице. Смутившись неожиданно для самого себя, он отступил и неопределенно махнув рукой, скрылся в тишине кленовых деревьев.