Предыдущая глава http://www.proza.ru/2011/03/15/1104
Первый выпуск.
В эти годы в нашей стране обязательным образованием было семилетнее. Таким образом, седьмой класс был выпускным. По окончании 7-го класса сдавали значительное количество экзаменов. Судя по табелю, я сдавал 9 экзаменов.
В 7 классе выросло и количество изучаемых предметов.
Я с интересом ждал начала изучения новых предметов естественного цикла, что имело свои корни в начальных классах при изучении предмета со странным названием «Неживая ? природа» (почему же – «неживая»?).
Но разочарование наступило довольно быстро. Химия, например, была построена, я бы сказал, по старинной методике «Линнея»: голая систематизация химических элементов и механическая «зубрежка» при изучении их свойств. Логики и настоящей системы построения программы и содержания этой интересной науки не было. С такой ситуацией я столкнулся во все периоды изучения химии всех «видов», включая университетский период. Так учат, к сожалению, и сейчас.
Итак, на первой же неделе учебного года на урок химии вошла преподаватель Мария Федоровна Марюшкина, и начался четырехлетний период зубрежки по настоящему «неживой» химии.
Под значительным названием «естествознание» нам преподавали зоологию. Самым запоминающим «впечатлением» было от изучения скелетов кролика и лягушки.
Остался позади «детский» курс арифметики. Нам начали преподавать алгебру и геометрию. В 7 классе настал мой «звездный час»: успехи в изучении математики и физики. Математику нам читала Мария Ивановна Вахнина, которая в дальнейшем стала завучем нашей школы – второе лицо после директора. Физику интересно и увлекательно доносил нам Даниил Моисеевич – наш директор.
Руководила нашим классом, по-прежнему, Зинаида Васильевна, которая продолжала цикл истории. Мы изучали историю средних веков, состоявшего из «мешанины» удельных княжеств, раздробленных графств, королевств, царств, ханств и пр., которые составляли пеструю карту евроазиатского континента. «Циклы» тридцати-, пятидесяти-, столетних войн, чередовались один за другим. Можно только представить, что творилось в наших детских неокрепших головах от этой пестроты стран, имен и калейдоскопа событий над которыми в западной и частично восточной Европе простерлась мантия католической инквизиции.
Впечатленные картинами аутодафе, описанными в хорошо изданном учебнике, в твердом зеленого цвета переплете, мы после экзаменов сложили их в кучу и подожгли. Кому влетело больше всех от З.В.? Правильно: конечно мне.
От нее мне влетело крепко в конце второй четверти, когда за все мои грехи: смешные затеи и проказы во время уроков, особенно на уроках химии, когда я своими шуточками заводил смешливую Марию Федоровну. Смеяться она смеялась, поощряя меня этим на новые выдумки, но все потом донесла З.В.
За вторую четверть я в результате по поведению получил «4». В те годы в школе это было «криминальным» случаем. Состоялось собрание класса. Осудили. Рукой, как теперь бы сказали «мисс красавицы» 7 «Б» класса, Тони Гусевой пятерку в табеле переправили на «4». Такой ценой я рассчитался в те годы за попытку самореализации. Видение мира в «юмористическо-сатерическом» ключе осталось до сих пор.
Зинаида Васильевна преподавала нам, вызвавший у меня интерес, курс со строгим названием «Конституция СССР и УССР». Здесь мы изучили первые основы законодательства и права. Позже этот предмет назвали «Правоведение».
Интерес к этому направлению знаний у меня остался на всю жизнь. В зрелые годы я расширял круг правовых знаний, используя их в своей практической дея-тельности, особенно на государственной службе при подготовке ряда правовых норм и документов государственного уровня.
Следует сказать, что в эти школьные годы был заложен определенный фундамент знаний и интерес к познанию в широком плане. В том возрасте это происходило больше на эмоциональном уровне, появились «узлы кристаллизации» знаний и тяга к ним. В старших классах учеба из обязательного труда превратилась в потребность. Все это появлялось в 7-ом классе в виде несмелых ростков «поумнения» на фоне «бурелома» в голове, свойственного переходному возрасту. Я говорю теперь: «Закладывалась первая извилина».
В тот учебный год мы занимали классную комнату над центральным входом в школу, который ранее был с боковых – «южных» дверей.
Еще с начала учебного года состав учеников нашего класса несколько изменился. Ушли переростки, пришло несколько новых учеников и несколько человек перешло из других классов. Из «В» класса перешел и Эдик Романов, с которым мы просидели за одной партой до злополучной четверки по поведению. Затем меня пересадили к Борису Овсиенко – нашему отличнику. В это время я еще не сходился ни с кем достаточно близко, не было у меня друзей. Общался со всеми ровно и по-компанейски.
В этом году в классе несколько человек, кто был старше нас, поступили в комсомол: Боря Овсиенко, Тоня Гусева и еще кто-то: не помню. Это были лучшие ученики. Политическое воспитание в школе было главной задачей. Молодежное движение было организовано в лице октябрят, пионеров, комсомольцев. «Думай только о Родине, а потом – о себе!» – вот главный лозунг тех времен.
Вступление в комсомол было обставлено высокими требованиями в личном поведении, участием в общественной жизни, знанием истории комсомола, текущей политики в мире и в стране. Мое желание стать комсомольцем было искренним.
В 6 и 7 классах я был пионервожатым одного из младших классов. Я пытался проводить воспитательную работу, насколько мог понимать об этом 13-ти летний мальчуган, который сам еще был «несовершенным строением». Помню, как проводил нудные сборы пионерской организации своих третьеклашек, а в седьмом пытался им привить свое увлечение межпланетными путешествиями, как тогда называлась космонавтика. В нашей школе практиковали выполнение классных работ по любому предмету (подобие курсовой). Я выбрал по физике тему «Межпланетные путешествия». Это был мой первый шаг на космическом поприще. В основу была положена популярная работа А. Перельмана. Автор книги был в те годы известным научным популяризатором довольно широкого круга научных проблем.
В декабре 1950 года меня приняли в комсомол. Не обошлось без неожиданностей. Одна из функционерок школьного комитета ВЛКСМ вдруг заявила, что якобы она слышала, как я сквернословил.
Никогда не злоупотреблял лексикой поволжского населения. Для меня было необычно, во время эвакуации услышать в Саратове «неуставную» лексику из уст людей всех полов и возрастов. Ко мне это не пристало. Вот в армии пришлось добавлять к командам в сложных ситуациях «крепкое» словцо, когда обычный язык не имел воздействия. Поэтому в тот день для меня было странным слышать такое обвинение в мой адрес. Я сказал, что это ошибка, по-видимому, меня с кем-то перепутали. Обошлось.
Как бы то ни было, но в декабре мне в райкоме комсомола Октябрьского района в здании на Брест-Литовском проспекте, которое находилось визави к теперешнему входу в метро «Политехнический», и в котором райком размещался с 20-х годов (там бывал тогда мой отец), мне вручили комсомольский билет. Запомнил я секретаря вручавшего мне билет – Марюшкина. Она потом подписывала мне характеристику для поступления в киевский аэроклуб в 1953 г.
Что ж, этот год, богатый на разные события в моей жизни и жизни нашей семьи, благополучно закончился: все пришло в равновесие.
Второе школьное полугодие, начавшееся в 1951 году, проходило в напряженной подготовке к выпускным экзаменам за семилетку. Именно седьмой класс пробудил интерес к учебе. Свидетельством этому была успешная сдача экзаменов. Впервые их было больше , чем в предыдущих классах. Возросло и требование, как к выпускному классу. Сдавали мы до девяти экзаменов, а планировалось больше: должны были еще сдавать украинский, химию, зоологию, но их отменили.
В этом году в классе начала складываться некая общность, исчезал индивидуализм, присущий школярам младших классов. Это было инициировано как работой комсомольской организации, так и повышением требований к нам. Рефреном этому, как я уже писал, было воспитание граждан-товарищей, строящих новое общество. Эти требования закаляли нас как в преодолении себя, так и преодолении тех испытаний, которые нам устраивала школьная жизнь и жизнь в нашей сложной, строгой, а подчас, жестокой стране.
Все это время, с дня отъезда из Винницы, я не терял связи со своими винницкими друзьями. Шла переписка с Юрой Голевым и Элей Баранкиной. В письмах обменивались новостями из своей школьной жизни.
Запомнилось письмо, с налетом легкого хвастовства, которое я послал в Винницу в 1951 году, с повествованием, из которого вытекает, какой я «умница и знаток» математики. Дело в том, что на уроке геометрии нужно было решить задачу, связанную с теоремой, о равенстве сторон лежащих против равных углов и наоборот. У меня обычным приемом эта задача, что-то не решалась. Мария Ивановна сказала, что нужно решить быстро. «А можно я решу ее по своему?» – спросил я, поняв, что попал в цейтнот, и совершенно не зная, как решить задачу. «Решай» – последовал ответ. В такие моменты меня иногда «осеняет».
Я пошел на искусственный прием, предложив убрать высоту, делящую треугольник на две части и «мешавшую» свести задачу к простому решению. М.И. это выходка-находка, по-видимому, понравилась.
В дальнейшем меня привлекали к участию в городских олимпиадах, которые проходили в красном корпусе университета. Но конкурсные задания были гораздо сложнее и подобные «выкрутасы» не помогали. Правда, приходилось несколько раз прибегать к методу-приему «а можно я по своему» во время вступительных экзаменов по математике в университет в 1960 году. Так, что иногда это выручало.
В эти годы вышло много литературных произведений о недавней войне. Это были разные по мастерству и, не все оставшиеся в памяти нашего поколения, произведения. Запомнились «Кавалер Золотой Звезды», «Белая береза» Семена Бубеннова, повесть Э. Казакевича «Звезда», которую позже прекрасно экранизировали. Стали бестселлерами тех лет «Буря» И. Эренбурга, «Знаменосцы» О. Гончара, роман Э. Казакевича «Весна на Одере». Жизни и работе в далеком тылу был посвящен известный роман В. Ажаева «Далеко от Москвы».
О мирной долгожданной жизни написали Г. Николаева «Жатва», В. Кочетов «Журбины», Д. Гранин «Искатели», В. Лацис «К новому берегу», П. Павленко «Счастье».
Вышли исторические произведения: запомнился С. Злобин «Степан Разин». Началась публикация, сначала в «Огоньке», прекрасной работы Л. Леонова «Русский лес». Многие литературные произведения были, потом, экранизированы. Иногда они мелькают сегодня на экране телевидения.
В 1951 г. я более серьезно начал интересоваться возможностью заниматься летным делом. Читал книги по истории авиации. Когда в феврале в школе создавали первичную организацию добровольного содействия авиации (ДОСАВ), я первым вступил в нее. Тогда еще не было единой организации ДОСААФ. Ее создали в 1955 году, объединив все виды «содействия» – армии, авиации и флоту.
Летом 1951 г. я пытался поступить в аэроклуб. Но из-за «незрелого» возраста мне предложили авиамодельный кружок. Это было не интересно, хотя попытки строить модели планера и самолета с резиновым мотором я делал. Меня привлекала настоящая авиация. Посоветовали «подрасти», что я и начал делать, занимаясь спортом.
Главным развлечением зимой оставались лыжи. Я уходил на лыжах, прокладывая лыжню далеко в лес на запад от Пятой просеки.
Но особое любопытство вызывала стоянка самолетов ПО-2, которая располагалась к ЮВ от выхода Третей просеки на большую безлесную территорию ограниченную железной дорогой. Однажды в выходной я провел дальнюю вылазку на лыжах к этой стоянке. Эти машины принадлежали аэроклубу. Летом с этих машин прыгали парашютисты на эту «просторку» за святошинским жилым и лесным массивом. Я летом часами мог стоять в районе приземления спортсменов, в те дни, когда были прыжки. Иногда вытяжные чехлы с парашютиками заносило ветром в жилую зону. Ребятам приходилось после приземления бродить по святошинским улицам в поисках пропажи.
Медленно ползла самая длинная третяя четверть учебного года. По-прежнему не угасал интерес к физике и математике. Тяготился всеми языками. Не запомнились скучные диктанты и пересказы по русскому языку, и кто преподавал его. А вот интересная фигура учителя украинского языка Ивана Федоровича запомнилась на всю жизнь.
Мы с ним не дружили. Он постоянно ворчал на нас, корил за ошибки. Чем-то напоминал учителей из рассказов Антона Павловича Чехова. Средний учитель, средних лет и среднего роста, в очках с круглой оправой, за которыми прятались грустные глаза. Худощавый. Одет в старенький костюм, но при галстуке. Редкие волосы на голове, зачесанные на бок. Читал свой предмет пунктуально, но не интересно.
Запомнился случай, когда на одном из его уроков изучались правила сокращения и написания аббревиатур. Тихоня, у себя на уме наш Виля – Велькицкий (?) спокойно задал учителю вопрос: «А, что такое «автомотовелофотобронетачка»?». Все покатились со смеху, кроме И.Ф.
Виля никогда не верховодил и чаще всего молчал, но его острый ум выдавали глаза – всегда смеющиеся, как говориться: с чертиками во взгляде. Он редко, но метко вставлял острое словцо и всегда к месту. Виля был единственным сыном одной из сотрудниц нашей школы. Отец, кажется, погиб на фронте. Виля после семи классов, если мне не изменяет память, поступил в военную подготовительную школу артиллеристов – «бананов», как их называли киевляне. Значительно позже я видел его из окна трамвая на остановке «КПИ», где теперь вход в метро, в форме офицера с капитанскими погонами.
Его же «бронетачку» запомнил потому, что Виля рассказал как, пришло это слово к нему. Это он собрал в одно слово надписи на вывесках магазинов и мастерских на старом «Евбазе», который в те годы занимал место, где теперь расположен универмаг «Украина». Конечно, Виля что-то добавил и свое.
Интересные занятия по физике, которые проводил наш директор Даниил Моисеевич, подкреплялись экскурсиями на предприятия и институты, которые проходили затем и в старших классах. В седьмом была интересная экскурсия в Институт механики, который в те годы занимал здание, в котором сейчас находится Институт геологических наук НАНУ. Тогда нам продемонстрировали испытания на специальных стендах прочность металлов на разрыв, твердость металлов методом вдавливания шарика и еще что-то интересное. Так нам были проиллюстрированы эксперименты по разделу «Механика». У меня долго хранился металлический брусочек со следом от вдавливания шарика. Потом его использовали как грузик или подкладку для выравнивания гвоздей.
В 1951 году в Юстинграде скончалась бабушка Параска. Отец уехал на похороны. По возвращению рассказал, что она умерла от приступа астмы, которая ее преследовала всю жизнь, с молодых лет. Заболела она после того, как в далёкой молодости полежала на сырой земле, отдыхая после работы.
Отец привез от деда Якова интересную «Памятку партизана», которая у него хранилась с войны. Сейчас она представляет историческую ценность и до сих пор храниться у меня. Привез несколько листовок, которые попали в Юстинград на воздушном шаре, которые запускали с территории Западной Германии. Листовки были антисоветского, примитивного содержания. Отец их сжег.
Это были годы холодной войны, отголоски которой вот в такой форме достигли Украины. Не обошлось и без самолетов-разведчиков. Один из них на большой высоте однажды ночью пролетел и над Киевом. Нас разбудила зенитная канонада. Зенитные батареи стояли кольцом вокруг Киева. Внутреннее кольцо составляли батареи установленные на Печерские в районе высот, где теперь памятник Матери-Родине. В районе ботсада, вблизи от дома д.Гриши, они стояли со времен войны. Эти 100мм орудия прикрывали мосты через Днепр. Такой вид противовоздушной обороны был уже не эффективным. Последовало, вскоре, создание новых высотных МИГов, а 50-е годы – и ракетных зенитных комплексов. А «сотки», после неудачного «отражения налета» вскоре были сняты с киевских высот.
Тогда эти события напугали киевлян. Подумали, что началась война. Это уже последний раз Киев пережил в 1941 году.
Вернемся в школьную жизнь. Мелькнула четвертая четверть и началась экза-менационная страда выпускного класса семилетки. Экзамены я сдал хорошо, семилетку закончил с одной тройкою, конечно, по немецкому языку.
С началом летних каникул я задумал поступать в авиационную подготовительную школу («вентиляторов» – прозвище учеников школы), которая занимала здание обычной школы в проходном дворе между ул. Ленина и ул. Свердлова. Так назывались тогда улицы Б. Хмельницкого и Прорезная. Это здание находиться слева, на возвышенном месте по ходу проходного двора, если идти со стороны ул. Б. Хмельницкого к выходу у Молодежного театра, где раньше был кинотеатр «Комсомолец Украины». Родителям о своем походе в эту школу я не сказал. Зашел к начальнику школы и расспросил о правилах поступления и перспективе. Понял, что попав в эту славное заведение, я уже себе не принадлежу, и вопрос, где буду учиться после ее окончания мне не решать. За меня будут решать другие.
Дома рассказал о своем походе. Отец посоветовал завершить полный курс средней школы, поступив в восьмой класс своей родной девяносто шестой. Я подал заявление. Особого восторга от моего желания учиться дальше в 96 школе со стороны дирекции я не увидел.
Д. М. с радостью меня выпускал из семилетки, надеясь , что такой нарушитель порядка будет подвергнут военной муштре вне его благополучного и благопристойного заведения. Но пришлось смириться. Думаю, что на это повлияла беседа моего отца с Д.М. Не смог Д.М. отказать внештатному инструктору Октябрьского РП. Итак, летние каникулы я начал в качестве учащегося полной средней школы.
Начиная с лета этого года, в нашем доме стали жить дачники из центральной части города. Так была восстановлена многолетняя традиция, берущая начало с дореволюционных времен. Это были обычно еврейские семьи в составе пап, мам, бабушек, детей и животных. В это лето наши соседи Дымуры сдали комнату с верандой семье руководящего работника украинского аэрофлота. Сам глава семьи бывал только по воскресеньям, а жена и их сын, примерно моего возраста, проводили все летние каникулы в Святошино. У Тотмениновых сняла комнату семья торгового работника. Они в городе жили на Шота Руставели. Я осенью побывал у них в гостях по приглашению дочери. Чем-то я ей приглянулся. (Ха!).
Такая команда в нашем дворе провела все лето вместе, придумывая различные развлечения и игры, включая и шалости на грани хулиганства. Мы освоили ничейную комнату в мезонине дома над квартирой Тотмениновых. Туда можно было попасть, взобравшись на крышу по стволу и веткам клена, растущего рядом с домом. Забирались туда только я и мой новый приятель-дачник.
С ним же мы придумали вечернее развлечение, пугая одиноких прохожих, идущих вдоль нашего забора по улице. Однажды в вечерней темноте раздался дикий вопль, идущий одновременно с ветки дерева, выступавшей над тропой и снизу из-под забора.
Тогда наша улица не была асфальтирована и плохо освещалась. Прохожий, а точнее прохожая, естественно, издала в ответ крик ужаса, уронив из поднятых рук сумку.
Мы сами испугались и поэтому заменили «это» на «роняние» створки ворот нашего забора, большое полотно которой не было закреплено на навесах, а стояло прислоненное к столбам. В темноте ворота бесшумно падали перед подходившей юной особой прекрасного пола, что заставляло ее немедленно перебегать на противоположную сторону улицы. Наконец, довольно быстро, два оболтуса поняли тупость своих приколов и прекратили это безобразие.
Но отзвуки этих «чудес» были представлены как проделки нечистой силы. Об этом я слышал рассказ одной девицы, которая делилась своими страхами с Валей Максютой, когда мы ехали с ним на трофейную выставку, что была, а Пушкинском парке. Я «скромно» опустил глаза и рассказал всю правду. В тот день на выставке я раскрыл свои снайперские способности в тире, что было отмечено Валентином. Сначала он предположил случайность события, а после контрольной перестрелки признал мой новый «талант».
В те годы, когда не были сооружены огромные водохранилища на Днепре, изменившие местный климат в худшую сторону, Киев называли городом-курортом. Летом было много гостей и отдыхающих с северных городов страны. Самыми привлекательными были тогда еще чистые водоемы города, и мы днями пропадали либо на прудах пятой просеки, либо на обустроенных пляжах Труханового острова.
Малыши нашего двора «выпасались» во дворе под бдительным наблюдением мам. Наш Володя и его сверстники: Арик Козаченко, Тала Дымура, осваивали трехколесные велосипеды, а родившаяся не так давно Ирина Козаченко «осваивала» езду в коляске под управлением своей мамы. Это запечатлено на фотографии, снятой фотографом – «заробитчанином», во дворе нашего дома, на «просторке» у выезда на улицу.
По-прежнему, одним из любимых развлечений оставалось кино. В эти годы на экранах появились новые фильмы советского производства и из запасников трофейных лент. Большой успех имел фильм «Смелые люди» с главным героем, которого сыграл Гурзо, уже известный киноактер по фильму Герасимова «Молодая гвардия», в котором он играл Сережку Тюленина. На наших экранах появилась новая итальянская кинозвезда – Джина Лоллобриджида в хорошем музыкальном фильме «Молодой Карузо» на Западе фильм шел под названием «Энрико Карузо». Прекрасная музыка, замечательный голос певца и красота Джины Л. произвели на меня неизгладимое впечатление.
Летом этого года произошла встреча с нашими белоцерковскими соседями – семьей Суховых. С т. Нюсе и Ирой мы были в эвакуации в Саратове. Расстались в 1942 г. После войны Суховы построили дом в районе Караваевых дач, ближе к месту, где потом возвели корпуса Института гражданской авиации. Я помню, как добирался до них пешком от остановки трамвая на ул. Полевой до территории застроек т.н. частного сектора.
К нам приезжала их дочь Ирина. Она познакомилась с Валентином. Мы ездили вместе провожать Иру домой. Я был без обуви, как это было принято тогда у святошинских «босяков» и это меня смущало.
Эта связь долго не продержалась, но память детских лет, которые прошли в Белой Церкви, где мы жили дружно все вместе в одной квартире, оставила добрый след.
Еще одно памятное событие: после учебы в Львове приехал Володя Кислов (д. Гриша изменил фамилию с «Кислого» на более благозвучную с «имперским» окончанием). Я зачастил на ул. Мичурина – на Зверинец, где я жил некоторое время в 1944г. С Володей и его школьным товарищем – соседом по улице ходили купаться на Выдубецкое озеро, которое тогда только начали осваивать владельцы моторных лодок.
Красивый молодой человек, Володя пользовался неизменным успехом у женщин. В то время он встречался с барышнями из соседнего «поместья». Одна из них, которую уменьшительно называли Пуся, была дочерью сослуживца Григория Кондратьевича. Он недавно, вернулся из ссылки. Я, к сожалению, забыл его имя-отчество, но с ним мы встречались часто, когда были в гостях у Г.К.
Незабываемые походы с Володей и Пусей на вечерние концерты симфонического оркестра Киевского театра оперы и балета, проходившие по воскресным дням на открытой эстраде городского днепровского парка, раскрыли красоту и привили вкус к классической музыке.
Тогда это были традиционные концерты, возобновленные в послевоенные годы. Чудесными погожими летними субботними и воскресными вечерами, в блестящем исполнении известного симфонического оркестра, над высокими зелеными склонами Днепра звучали музыкальные шедевры мировой классики. Это были волшебные мгновенья гармоничного слияния великолепия природы окружающих киевских парков, ночного чистого звездного неба и звуков бессмертной музыки. К прекрасному раскрывались душа, ум и сердце даже у такого своенравного «мальчиша», которым был тогда я.
Событием этого лета было также развертывание строительства Г.К. своего «дворца». Дядюшка показал проект этого сооружения, созданного им на бумаге. Все было сделано профессионально и нестандартно. В интерьере каждого помещения нашли бы место, годами собираемые картины, бронзовые и мраморные скульптуры, книги, посуда и столовое серебро. Часть этой коллекции стояла в его небольшом домике, построенного задолго до войны как времянка на самом верху гористого участка у обрыва, отделявшего территорию усадьбы от ботсада. Я, Валя и все молодые силы, бывавшие в гостях, как правило, привлекались к работам по нулевому циклу: копке траншей и ям для подвальных помещений под фундамент. К сожалению, этот проект так и не был реализован .
Драматическим событием закончилось лето. Жарким днем 13 августа в воскресенье, когда у нас в гостях были родственники со Зверинца, из Лубен и уже накрывался стол для воскресного обеда, вспыхнул пожар на дворовых постройках-сараях за домом. Это был результат осмолки крыши своего сарая Беликовым Сергеем. Вероятнее всего к низу ведра со смолой прилип горячий уголь или тлеющая веточка с костра, на котором топили смолу. От огня погибли все сараи и туалет. Сгорел забор, отделявший наш двор от соседних дворов: школы машинистов локомотивов и жилых домов. Начал гореть угол дома со стороны Дунаевых и передняя стенка нашего сарая, стоявшего отдельно от остальных построек. Пожар опасен был тем, что вокруг были высокие сосны и деревянные дома. Приехало много пожарных машин.
Все наши гости дружно выносили домашний скарб, но мебель вся оставалась в квартире. Только благодаря тому, что не было ветра, и пожарные оперативно прибыли по вызову удалось отстоять от огня дом и наш сарай, не дать огню распространиться по округе. На фотоснимках, которые сделал упомянутый мною коллега д. Гриши, вся кампания изображена до пожара и после. Все закончилось возвращением вынесенного скарба в дом и обедом-тризной на веранде по сгоревшему.
Свои увлечения спортом и авиацией мне захотелось дополнить и реализацией своей давней мечты – игры на музыкальном инструменте. В Виннице это мне не удалось из-за отсутствия пианино в доме. На этот раз меня привлекла… бандура. Великолепная капелла бандуристов Украины под управлением Миньковского была очень популярна в те годы. С этим коллективом давали сольные концерты все ведущие певцы и певицы Украины или русские исполнители – родом с Украины, например И.Козловский.
И вот однажды погожим летним днем отец и я поехали на Евбаз в комиссионный магазин, который тогда располагался в угловом здании возле кинотеатра «Победа». Сейчас этого здания давно уже нет. На его месте стоит что-то «современное». Мы поехали туда, потому что я ранее в этом магазине среди интересного антиквариата, включавшего картины и эскизы известных художников, приметил бандуру. Да какую! С инкрустацией по дереву, великолепной сохранности. Мы зашли в магазин. Я первым быстро подошел к прилавку в надежде стать владельцем красивого инструмента. Отец подошел к продавцу и уточнил цену. Назвали 10 000 рублей. А я был уверен, что 1000. Я не увидел за день до этого в несколько темноватом помещении магазина четвертого нуля. Пришлось расстаться с этой мечтой.
Отец предложил поехать на Крещатик в магазин музыкальных инструментов и посмотреть там. Сердце мое успокоилось покупкой семиструнной гитары. Для Володи купили счеты. Чтобы учился считать. Эта гитара и счеты «живут» и сейчас в нашем садовом домике в Ровжах, превращенным в дом-музей предметов прошлого и позапрошлого веков.
Первым учителем игры на гитаре была наша соседка – глава семьи Тотмениновых: мама двух сыновей. Один из них служил в армии в Ворошиловграде, а второй учился в радиолокационном училище в Харькове.
Я получил несколько уроков аккомпонимента (несколько аккордов) и выучил пару музыкальных произведения: классических вальсов для сольного «исполнения». Дополнил я «школу» покупкой и кропотливым изучением «Самоучителя игры на семиструнной гитаре».
Свои новые музыкальные «достижения» я затем продемонстрировал на школьных вечерах, аккомпанируя трогательное сольное исполнение Лилей Мельниковой – одноклассницей «Словно замерло все до рассвета…». На мне был серый костюм, сиреневого цвета рубаха с модной тогда выкладкой ее воротника поверх ворота пиджака и…, честное слово, случайно на гитаре был мамой завязан точно такого же цвета бант.
Это было по - святошински! «Первый парень»! В зале раздался смешок, когда я торжественно уселся с видом эстрадной звезды на стул и приготовился. Реакция была мгновенной: из-под гитары показался мой кулак, чем я окончательно «покорил» зрительный зал. Мои глаза встретились с недоуменным взглядом расширившихся глаз директора школы, сидевшего на первом ряду. Премьера песни в моей «аранжировке» была принята на «бис». Но это был позже, в ходе учебного года в восьмом классе на одном из праздничных вечером. А до этого оставалось еще несколько недель теплого августа и «золотого» сентября 1951 года. Завершение каникул было отмечено запоминающейся поездкой на мою первую охоту.
Фото: А мне 13-ый минуло...
Продолжение следует в http://www.proza.ru/2011/03/16/995