Юрка, самый обычный паренёк с Урала, знал, кем станет: только моряком и никем другим! В душе он радовался, что вовремя ему на глаза попались рассказы Джека Лондона и морские романы Фенимора Купера. Ведь именно истории о мореходах, полные тайн и приключений, помогли Юрке определиться со своим будущем. Поэтому, не долго думая, по окончании школы, между прочим, с медалью, он собрал маленький чемоданчик и рванул в Питер: поступать в знаменитую «Макаровку».
Приехал «романтик-медалист» в пятницу вечером, когда приёмная комиссия уже была закрыта. Ночевать пришлось на скамейках в Александровском саду, откуда его гоняли бдительные милиционеры. Тем не менее, Юрка своего добился и стал-таки курсантом «Макаровки». Потом была работа на судах Балтийского морского пароходства, а с середины 90-х – компании «Совкомфлот». Капитан Юрий Александрович Резепин работает и сейчас – в «SCF Unicom SPb», но уже как офисный работник. И он нисколько не жалеет о сделанном когда-то выборе, поскольку именно благодаря морю его жизнь была столь ярка и насыщенна. А, самое главное, оно дарило немало интересных встреч. Знакомство с Виктором Конецким, о котором мечтал каждый моряк в то время, капитан Резепин считает самой настоящей удачей.
ШАПОЧНОЕ ЗНАКОМСТВО
Первая встреча Юрия Алексанровича с уже ставшим известным писателем произошла в 1979 году в Антарктиде. Она была очень короткой, но первое впечатление друг о друге моряки получили.
Ю.Резепин: «Мы тогда сгружали оборудование на станцию Молодежная, а Виктор Викторович был на борту «Эстонии». Конецкий написал тогда роман «Третий лишний». «Эстония» куда-то пришвартовалась и через нас они осуществляли смену полярников на станции и грузились. Капитан сорвал меня с выгрузки – я еще старпомом был – и сказал: «Давай, иди, с Конецким познакомишься, поговорите». Но тогда мы лишь поздоровались друг с другом и всё: нам надо было продолжать выгрузку, потому что Антарктида есть Антарктида».
Ни тот, ни другой и не думали, что несколько лет спустя встретятся снова. Причём опять же совершенно неожиданно. Для Резепина это будет очередной рейс, а для Конецкого – последний.
«И ПОСЛЕ ЭТОГО ОКОНЧАТЕЛЬНО УЙДУ С МОРЕЙ»
В 1986 году Юрия Резепина назначили капитаном на т/х «Кингисепп» Балтийского морского пароходства. Причём его буквально «выдернули» из отпуска. Тот капитан, что был на лесовозе, списался по семейным обстоятельствам, пришлось выручать. На «Кингисепп» определили и Конецкого в качестве дублера капитана. Пароход попал в аренду в Северо-Восточное Управление Морского Флота и работал «челноком» между Колымой и Чукоткой. Тогда в Арктике сложилась неблагоприятная ледовая обстановка, и стоял вопрос о том, чтобы «малышей» вообще не посылать на Север. К тому же один из таких пароходов уже раздавило во льдах. Тем не менее, во время северного завоза обойтись без маленьких судов, которые могли бы пойти на ту же Колыму и Хатангу, не представлялось возможным.
Ю.Резепин: «Экипаж с нетерпением ждал встречи с Виктором Викторовичем. Конечно, нельзя сказать, что все поголовно его читали, тем не менее, он был очень популярен. Клименченко, Конецкий и «Три минуты молчания» Вадимова, вот, пожалуй, и вся литература о море, которая была в то время. Поэтому естественно экипажу тоже было интересно встретиться с маэстро литературы, ведь для нас он был уже готовый классик, состоявшийся, не требующий никаких доказательств и подтверждений».
Конецкий сел на судно в Мурманске. И, как водится, прибыл не один, а вместе с боевой подругой «Эрикой»: печатной машинкой. Собственно говоря, именно на «Кингисеппе» Конецкий начал работу над «Последним рейсом».
Ю.Резепин: «Он чувствовал, что уже больше никогда не пойдет в море. Говорил, что писать не будет: только если для души. Потом, если вы читали «Последний рейс», то его можно четко напополам разделить. Первую часть он писал сразу по горячим следам. Это Виктор Викторович сделал здорово, мастерски. И есть ещё вторая половина, я бы сказал, она написана в телеграфном стиле. Начало у него очень хорошее, а окончание романа дописывалось несколько позднее, буквально перед смертью. Я даже свои какие-то дневники с того рейса передал».
«ТЕЛЕГРАММА БЕЗ СЛЕДА»
К тому времени Конецкий издавался уже довольно часто. Практически, на каждом судне БМП имелись библиотечки, в которых можно было отыскать две-три книжки писателя. Надо ли говорить, что встречи с Виктором Викторовичем ждали не только на «Кингисеппе», но и на ледоколах, осуществлявших проводку парохода, а также во всех портах захода.
Ю.Резепин: «Во время рейса у него была очень большая переписка со всеми капитанами атомоходов, многие из которых были его знакомыми. Конецкого наперегонки приглашали на ледоколы, тащившие «Кингисепп», и, по возможности, нам делали «зеленую улицу». Он переписывался также с Виктором Астафьевым, автором романа «Прокляты и убиты», и с Данелия, который на тот момент как раз закончил съемки «Кин-дза-дза!». В общем, на «Кингисепп» «летели, как юные связные, телеграммы без следа». Представляете, сколько разговоров ходило среди членов экипажа, когда узнавали, что Данелия прислал телеграмму: в кои-то веки известный режиссер пишет на пароход!»
Встречи с моряками всегда получались живыми и интересными. Они выпытывали у писателя, кто есть кто в его романах, поскольку хорошо известно, что Конецкий брал героев из реальной жизни. За каждым из них стоял конкретный человек. Причём некоторые герои волею сюжета выглядели, мягко говоря, по-разному. Однако эти самые прототипы никогда не обижались на Конецкого. Тот же самый прототип Фомы Фомича из «Вчерашних забот», который недолюбливал тридцатилетних «за самомнение, граничащее с наглостью», тоже проникся рассказами Виктора Конецкого до самой глубины души. Он даже как-то поинтересовался при встрече с автором, который искренне полагал, что тот сейчас ему «все пуговицы откусит» за художества: «И где ж ты, значить, такого идиота Фому выкопал?» Как бы то ни было, но прототип Фомича дружил с Виктором Викторовичем и всегда радостно встречал писателя у себя на даче.
ЗВЕЗДНОЙ БОЛЕЗНЬЮ НЕ СТРАДАЛ,
ФОТОГРАФИРОВАТЬСЯ НЕ ЛЮБИЛ
Конецкий не любил пользоваться своим, уже громким, именем, но в том последнем рейсе на «Кингисеппе» без этого не обошлось. Надо сказать, тогда в западном секторе Арктики проводку судов обеспечивали ледоколы Мурманского морского пароходства, а в восточном – Дальневосточного, и дальневосточники с «чужаками» не очень-то церемонились, что приводило порой к совершенно нелепым ситуациям. У острова Айон один из ледоколов ДВМП без всяких объяснений отказался брать «Кингисепп» и ещё несколько судов на буксир, хотя лёд был очень тяжелый. Капитан ледокола считал, что они и так пройдут эту, шириной в милю, перемычку. За четыре часа работы караван из пяти судов продвинулся лишь на два кабельтова, мучая машины, ломая винты и прочее. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалась свистопляска, если бы не Конецкий.
Ю.Резепин: «Виктор Викторович «звездностью» не страдал, «распальцованности» по нынешним понятиям у него в помине не было. Вспылить мог. Но всегда по делу. Здесь он просто взорвался и разругался с этим ледоколом в пух и прах. Конецкий умнику-капитану пригрозил, что напишет про его самодурство министру, во все газеты и в книгу заодно. Да так, что он всю жизнь отмываться будет. В результате, дальневосточники не на шутку струхнули и быстренько протащили «на усах» все суда через перемычку».
МИЛЛИОН ОТТЕНКОВ
На «Кингисеппе» Конецкий и Резепин договорились, что капитан-дублер будет стоять на мостике с нуля до шести часов, потому что Конецкий любил общаться с океаном по ночам. «Бывало, стоишь на вахте, глядишь в эту бездонность, и с души уходит вся муть…», – писал он.
Ю.Резепин: «Мы шли по Енисею, Виктор Викторович должен был списываться в Игарке. Вышли вместе на крыло. Идем с лоцманом – кругом сплошная серость. На Енисее во второй половине октября все серо: небо, берег, вода. Конецкий задает мне неожиданный вопрос: «Сколько цветов видите?». Я сначала очень удивился, говорю, что все серое вокруг. Он говорит: «И все же, сколько?» Я пригляделся и увидел миллионы оттенков серого».
ХУДОЖНИК ДУШИ
У Резепина нет сомнений в том, что Конецкий был по духу больше моряк, чем те, кто отплавал по сорок лет. А талант писателя, который у него открылся, Виктор Викторович связывал с «живым морем», с которым он «иногда даже разговаривал».
Ю.Резепин: «Я бы сказал, что Виктор Викторович не только моряк, но еще и художник души. Все время сравниваю его с импрессионистами: какие-то яркие цветовые пятна, которые создают общую картину. Его стиль описания Арктики в последних романах именно такой – у него буквально несколько строчек идет описание природы, льда, потом тут же внедряется какой-то диалог, говоря современным языком, «экшен», потом опять идет описание».
Действительно, трудно не согласиться с этим утверждением, если вы читали «Последний рейс»: «Все время льдины кажутся живыми существами, которые думают-думают-думают какие-то тягостные думы и способны, не моргая, глядеть на закатное светило. А можно и так решить, что они опустили белые веки и просто бездумно ловят последний солнечный привет».
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Конецкий списался в Игарке и сразу же улетел в Красноярск на встречу с Астафьевым. После того рейса Виктор Викторович уже окончательно ушёл с морей. Своё решение он объяснил довольно просто: «Плохо стареть. Никто не может уйти сам, а уходить надо вовремя, как балерине». Резепин и Конецкий продолжали поддерживать связь и старались не терять друг друга из виду. Они оставались друзьями и даже переписывались по электронной почте вплоть до самой смерти писателя. Моряки тяжело восприняли известие о кончине Виктора Конецкого. Ведь из жизни ушел не только писатель, учивший лучше понимать океан и людей, но их товарищ, живший той же морской жизнью, что и они.
«Никуда не просись, ни от чего не отказывайся», – правило, которого придерживался Конецкий. Возможно, оно и определило его судьбу? Как бы то ни было, имя этого человека не оказалось забыто: в честь Виктора Конецкого назван танкер нового поколения компании «Совкомфлот». Это ли не лучшее признание заслуг морехода с душой художника?