Пояснение для читателей: Иса Фрост как всегда в своем репертуаре. Выкладывает отрывки без начала и конца.
Но, в ходе работы над романом, этот небольшой набросок оказался не у дел.
В конце шестидесятых - начале семидесятых слишком часто стали появляется на свет дети, как модно сейчас говорить, с отклонениями в психике. Сейчас их снисходительно называют иными. Тогда попросту – дурачками. Это потомки тех, кто отдал свои лучшие годы и здоровье работе «на химии».
Местный фольклор изобиловал шутками о местных предприятиях. «Гамма» и БК выпускают дурака». Или «Наша гамма до-мажор – идиотов полон двор!»
Была тут и невероятная толстуха Хрюша с вечно сопливым и чумазым лицом. Неряшливость эта, однако, не мешала ей постоянно быть беременной. Почуяв приближение родов, Хрюша уходила на заброшенную стройку, пряталась в укромный уголок и производила на свет очередного мертвого младенца. Потом строители, бродяги или попросту мальчишки-сорванцы обнаруживали страшную находку и сообщали в милицию. Однажды Хрюшу увезли в больницу и там перевязали маточные трубы. Попросту стерилизовали, как кошку.
Еще Хрюша очень любила кататься на качелях и жутко горевала, когда не могла протиснуть свой обширный зад в узкое металлическое сиденье.
Был и Валера с морщинистым, будто измятым личиком и трясущейся головой. Он целый день собирал бутылки и сдавал их в пункт стеклотары. А порой нанимался туда же в качестве грузчика. За добросовестную работу Валере платили хлебом, молоком, пивом и мелкими монетками. Пиво он выпивал сам, а хлеб, молоко и деньги относил больным родителям, сгубившим здоровье на химии.
Никто и никогда Валеру не трогал. Обидеть Валеру считалось тяжким грехом. Все прекрасно помнили тот случай, когда отобравший у дурачка деньги уголовник Сеня Борзый спустя час попал под грузовик, увозивший стеклотару.
- Еня! Еня! Мафына! Низзя! – в оскалившееся синее лицо Сени кричал Валера.
Но самой выдающейся и трагической фигурой среди скорбных разумом горожан была, несомненно, Матушка. Настоящего ее имени никто, кроме старенькой матери на чьем иждивении она жила, и психиатров не знал. Это была высокая очень худая женщина лет тридцати трех-тридцати пяти с тонким иконописным лицом. Была она тиха и безобидна, и почти ежедневно ее можно было видеть в небольшом скверике у фонтана, где она прогуливалась под руку с низенькой и полной старушкой-матерью.
Но отчего-то Матушку все боялись.
Целыми днями она могла шагать по красным дорожкам сквера, тихо улыбаясь и что-то мурлыча под нос. Но стоило ущербной заметить в конце аллеи девочку с куклой, как она напрягалась и срывалась с места.
- Матушка! Матушка! – хриплым злым басом кричала она и вырывала у ошарашенного ребенка куклу. – Матушка! Матушка! – и принималась топтать пластикового человечка.
Так происходило не раз. Сквер приобрел дурную славу. Женщины с детьми стали обходили этот сквер стороной, а своим малолетним дочерям настрого запрещали и приближаться к нему. Мальчиков Матушка не трогала.
Где-то раз в полгода, обычно после очередного инцидента Матушку забирали на лечение в психиатрическую клинику. Вела она там себя смирно, хорошо ела и покорно принимала все процедуры. Буйной и социально опасной не слыла, и поэтому ее отпускали домой, где спустя несколько недель все повторялось.
Наташа, юная студентка медакадемии, мечтала стать психиатром и цель имела благородную - помогать таким как Хрюша и Матушка адаптироваться в обществе.
Как вдруг из последней в коридоре двери выскочила высокая прямая фигура, в два прыжка настигла девушку и с криками « Матушка! Матушка!» набросилась на нее и повалила. С внутренним кровотечением и сотрясением мозга юного психиатра увезли в областную клинику.
Как потом выяснилось, за месяц до происшествия, Наташа сделала аборт от своего преподавателя.