(Редактируемая версия)
"Леийя...Леийя..." Мыслеобразы Свериодда крутились хороводом вокруг этого имени уже несколько часов с самого момента пробуждения. Старый ярг распорядился придвинуть свою оттоманку поближе к распахнутой двери балкона. Свериодд с самого утра, а вернее со вчерашнего вечера чувствовал прилив сил и пробуждение желания наслаждаться жизнью. Из всех наслаждений мира он не много мог себе позволить. Свериодд Роккеники, богатый и могущественный ярг, полу-лёжа на подушках перед открытым настеж балконом позволил себе вдыхать свежий, слегка прохладный ветерок в надежде, что это не станет причиной для простуды.
Он бы с радостью оседлал жеребца и помчался бы вдаль, или поплыл бы на большом паруснике туда, куда улетают на зиму птицы. Но к его великому сожалению, он мог позволить себе всё это и многое другое лишь в воспоминаниях. О, в памяти старого ярга имеется огромное множество ярких эпизодов. Но из всех он выбрал сейчас только те, что связывали его с прекрасной эльфийской королевой. Память Свериодда бережно хранила картины тех дней, когда она ещё не была и даже не собиралась становиться королевой, а он был молод и жаден до приключений, но уже тогда был обременён обязанностями наследника главы клана. И всё-таки молодость и влюблённость брали в нём верх и под их влиянием свериод угонялся за своей возлюбленной по всему свету. Тогда они были счастливы вместе и могли без всяких ограничений радоваться каждому прожитому мгновению.
Свериодд с детства воспитывался очень серьёзно, в его сознание постоянно впаивалась мысль о том, что он является прежде всего наследником своего великого отца, а уж затем всё остальное. Он с колыбели привык носить на своих плечах груз великого будущего, сросся с этим величием и в конце концов стал частью величия всего своего клана. Всё это стало фундаментом его личности, отшлифовало его характер, как драгоценный кристал и было источником обычной человеческой удовлетворённости жизннью.
Однако это стало непреодолимым препятствием тогда, когда от него потребовалось принятие окончательного решения: стать счастливым или стать яргом. Свериодд конечно же выбрал последнее, потому что до того памятного события именно его положение и было, в основном, источником его отличного самочувствия. Но в определённый момент он научился отличать отличное самочувствие от счастья и был удручён своим выбором. Ощущение счастья стало эпизодом в памяти и больше уже не возвращалось в его реальную действительность. Могущественному и независимому яргу трудно было смириться с такой масштабной ошибкой. Но это был его собственный выбор и ему оставалось лишь укрывать свою внутреннюю боль от постороннего внимания.
Стараясь укрыться от мучившей его душевной дисгармонии, Свериодд уходил с головой в изучение литературы, истории, философии, натуральных наук, состоялся как популярный преподаватель в Берглавикском университете и как знаменитый поэт. Но иногда желание счастья магнитом втягивало его в воронку воспоминаний. Вот тогда-то и наступала расплата! Ярг не находил себе места среди той роскоши, которой он себя окружал, начинал люто ненавидеть всех вокруг, проклинал богов, в которых верил. Он осознавал силу западни, в которую вогнал себя сам и поэтому даже не пытался её разрушить. Никто даже и не подозревал об этих душевных страданиях ярга. Вот только сердце, вынужденное стеречь за семью замками все эти бури и печали, ослабло, отяжелело, буд-то от слёз и заставляло могучего ярга сидеть на одном месте и не рыпаться.
"Леийя...Леийя...." Свериодд вспомнил гладкие маленкие ладошки с длинными пальцами, которые когда-то держал в своих руках, целовал, прижимал к груди. "Вы, женщины, все одинаковы - хоть человеческие, хоть эльфийские! Этот посланец, прибывший сюда по поручению твоего правительства не иначе, как лекарь. До тебя дошли известия о том, что я уже стою одной ногой в могиле и ты поспешила облегчить мои страдания. Сколько раз прежде я уже мог попросить у тебя помощи! Я мог бы даже навестить тебя, но не сделал этого. А теперь я рад, как малое дитя, из-за того, что ты выслала ко мне лекаря и мои страдания будут уменьшены заботливой рукой эльфа. Мне осталось пожить уже совсем недолго и, вот на тебе, такая радость под конец! Леийя, как же мне удалось прожить такую долгую жизнь, будучи беспросветным глупцом?"
В комнату вошла Ингисван. Она только что освободилась от своих недавно приобретённых обязанностей и примчалась к деду за свежими новостями.
Во дворце уже давно не происходило ничего примечательного. Монарх почти всю зиму провёл вдали от столицы. Только два раза навещал своих подданых - первый раз в сопровождении своей семьи и всех своих придворных во время праздников встречи зимы, а второй раз во время праздников проводов зимы и лишь в сопровождении небольшой горсти придворных особо устойчивых к простуде.
Серая метелистая, изобилующая свирепыми бурями, северная зима вгоняла в уныние всех, даже самых жизнерадостных здоровяков, и вслед за нею слякотная и промозглая весна отнимала остатки сил. А что же говорить об изнеженных и худосочных обитателях столичного дворца, зависящих от скупых королевских подачек настолько, что иногда даже падают в голодный обморок из-за недостатка полноценной еды и свежего воздуха.
Но с приходом весны, не смотря ни на что, регулярно оживает всё вокруг. Природа, город, а даже обитатели дворца - всё инстинктивно приходит в движение, тянется к солнцу, синему небу и свежему воздуху.
Ингисван в этом смысле не исключение, хоть её жизнь резко отличается от жизни большинства окружающих её людей. Нельзя сказать, что она купается в роскоши, как сыр в масле, однако дед, богатый ярг, относится к ней с огромной заботой, как к равноправному кровному потомку, а возможно и лучше. Поэтому тяжёлые северные зимы почти никак не отражались на здоровой, жизнелюбивой натуре девушки. Ярг посреди зимы баловал её дорогущими экзотическими фруктами, овощами и свежим мясом. Даже в лютые морозы ей не приходилось мёрзнуть из-за экономии топлива, а спать ей позволялось столько, сколько душа пожелает.
Иногда Ингисван думала, что если бы ей не пришлось остаться сиротой, то и не пришлось бы никогда познать богатства. Всётаки её родителям было далеко до такой обеспеченности. Ингисван из чувства благодарности, а так же чтобы оправдать свой уровень жизни, окружала деда заботой и опекой настолько, насколько только хватало у неё сил.
Однако молодость и жизнелюбие девушки требовали своего. Ей, как и другим молодым девушкам хотелось праздников, романтических приключений и разнообразия. Вчера вечером увидав у дверей покоев своего деда посыльного из престижной гостиницы, торжественно нёсшего большой конверт с красивой надписью Ингисван подумала: "Гости пожаловали! Эх, дед молодец! Такой старый, а к нему всё ещё гости наезжают! Будем готовиться к приёму. Я постараюсь, Ваше сиятельство, не оплошать и выставиться хорошей внучкой. Добро пожаловать, развлечения!.. Но если только это окажется толпа столетних старцев - надо придумать, куда от них удирать." С этой мыслью девушка обежала коридоры и залы дворца в поисках развлечений на вечер. Заёрзанные игры в прятки или в карты нагнали на неё тоску. Присмотревшись к любителям распевать песни под аккомпанемент гитар и флейт, она решила, что красивый большой конверт от посыльного таит в себе гораздо более заманчивые радости и поспешила назад, в апартаменты деда.
Свериодд, распечатавший к тому времени конверт и ознакомившийся с его содержимым, стоял возле большого окна, уткнувшись лбом в стекло и всматривался в густую синеву вечера. Увидев деда за этим занятием, Ингисван немного оторопела. сначала она подумала, что он опёрся о стекло из-за недостатка сил и тихонько позвала его по имени, но старик не ответил. Осторожно, но производя немного шума, чтобы случайно не перепугать деда, девушка подошла к нему и попробовала зглянуть ему через плечо. Спросила:
- Ваше Сиятельство, дедушка, что с тобой?
- Хорошо, всё хорошо. Лучше не придумаешь. - Едва прошелестел хриплым и взволнованным голосом Свериодд.
- Присядь. Не видно, что всё хорошо.
- Тихо, не мешай мне. Я так постою немножко.
Ингисван повиновалась. Отошла вглубь комнаты и присела на край кресла у стола. Посидела так немного, глядя на силуэт деда в тёмном окне. Увидела распечатанный конверт на столе и лист с несколькими строками текста. Ингисван взяла в руки этот лист и отошла с ним ближе к свету, падающему в дверной проём, чтобы прочитать написанное.
"Терелей Атуар рад приветствовать Его Сиятельство Свериодда Роккеники от имени Леийи, королевы эльфов Клана Берёзовой Рощи. Повинуясь её личной просьбе, а так же по распряжению форума старейшин клана, я прибыл в Берглавик для встречи с Вашим Сиятельством с целью передать Вам послания от самой королевы и от форума старейшин. Прошу Ваше Сиятельство принять меня в удобные для Вас день и время. С почтением, Терелей Атуар."
Ингисван окатило тёплой волной возбуждения, когда она дочитала до конца это короткое послание - "Вот это да, вот это событие! Сама королева... Ой, это она, кажется! Леийя..." Девушка закрыла дверь в комнату, на ципочках вернулась к креслу и тихонько втулилась в его объятья. "Ничего удивительно, что дед подскочил с оттоманки и прилип к стеклу. Я бы тоже, наверно, прилипла бы к чему-нибудь от такого известия. Бедный дед, он всё ещё так сильно переживает из-за эльфицы. Надо вернуть его к действительности, пока приступ не начался." Но что-то останавливало Ингисван и она продолжала сидеть, глядя на силуэт деда. Она вдруг почувствовала щемящую тоску по чувствам, о которых ей не было известно абсолютно ничего. Что же это за чувство такое, что расшевелило старика спустя добрых полсотни лет после расставания?
Ингисван давно подметила, что не все эмоции уснули в дедовой душе, иначе с чего бы это он писал свои сонеты небывалой красоты, когда ему уже перевалило за 90 лет. Вот и сегодня Свериодд вдруг расчувствовался над собственной поэзией, да так, что слеза на ресницах заблестела. Вряд ли на него произвело такое впечатление уважение к собственному таланту. Что же за история кроется за всеми этими переживаниями? Ингисван стало вдруг обидно из-за того, что у неё не было ничего такого в жизни. "Это, наверно, была самая красивая история, какую только можно себе вообразить. Дед сам говорил, что человеку свойственно выбрасывать из памяти то, что ужасно и болезненно, зато оставлять навсегда то, что сделало его хоть сколько нибудь счастливым. И что мудрые люди живут именно счастливыми воспоминаниями." Ингисван с необыкновенной силой захотелось встретить такую любовь, какую встретил в своей жизни её дед. Или даже ещё прекраснее. Она тут же в мыслях решила, что если ей будет суждено встретить такое чувство, то сделает всё возможное, чтобы её любовь жила вечно, а по крайней мере столько, сколько будет жить сама Ингисван.
Спустя некоторое время Свериодд тяжко вздохнул, начиная возвращаться к действительности. Наконец он отвернулся от окна, за которым опускалась плотная завеса ночи.
- Ингисван, девочка, ты ещё здесь? - Позвал ярг почти шёпотом.
- Да дедушка. Сейчас открою лампу - встрепенулась девушка.
- Не надо. - Слабо запротестовал Свериодд. - Ты только помоги мне добраться до оттоманки. О, вот так, попробуем не упасть. - Старик схватился за подставленную внучкой руку, опёрся на неё и они потихонечку двинулись туда, где должна стоять оттоманка. Натыкаясь на мебель и обходя её, пробирались в потёмках, развеселились от этого приключения и, когда наконец дошли до нужного объекта, плюхнулись на него со смехом. Свериодд начал усаживаться поудобнее, а Ингисван подложила ему под плечи подушки.
- Деда, - Пзвала Ингисван голосом, полным таинственности, - а когда тебя навестит эльф?
- Завтра. Я позвал его завтра перед полуднем. А ты уже прочитала его послание? Какая же ты у меня шустрая! Уже все мои тайны знаешь. - Свериодд начал было недовольно кряхтеть. - Впрочем, я сам виноват. Я собственноручно раскрываю тебе все свои секреты. Зато ты вытираешь мне сопли, когда я плакать начинаю.
- Будет тебе, дедушка. Я делаю только то, что надо и ничего больше. А ты ещё и не плакал понастоящему! Я не видела.
- Ага, ну да. Значит могу плакать?
- Зачем тебе плакать?
Старик и его внучка немного посидели молча. Затем Ингисван осторожно спросила:
- Деда, а кто такая Леийя?
Свериодд, очевидно, ждал этот вопрос. Он кашлянул, вздохнул и замолчал ненедолго.
- Леийя... Это королева, прежде всего.
- В записке так написано. - Согласилась Ингисван. - Но я не об этом.
- А о чём же?
Ингисван подумала, что может быть это не лучший момент для распросов, но всё же продолжила:
- Она не просто королева. Просто королева выслала бы посланника к нашему королю. А посланник в записке указал, что прибыл к тебе по её личной просьбе.
- И что же? Разве это так странно?
- А разве нет?
- Для меня это не странно. Не забывай, девочка, что я учёный.
- Ваше Сиятельство, прошу Вас не прикрываться титулами. - С напускным негодованием взбунтовалась девушка. Она взяла в руки широкую и всё ещё крепкую ладонь своего деда, обтянутую сморщенной сухой кожей и, прикидываясь ребёнком, начала просить - Деда, пожалуйста, ну пожалуйста! Очень тебя прошу, расскажи мне что-нибудь про неё! Я ведь ничего не знаю про эльфийскую королеву! Она такая таинственная, мне обязательно надо узнать про неё хоть что-нибудь!
- Что ты хочешь узнать про эльфийскую королеву?
- Это ведь про неё ты написал свою поэму?
- Какую такую поэму?
- Ой, не отпирайся пожалуйста! Ту, что я тебе сегодня читала. Я ведь понимаю, что про неё.
- Ну ладно, про неё, про неё. Но мне тогда ничего не надо рассказывать. Там в поэме написано про эльфийскую королеву всё, что мне известно.
- Поэма - это поэма. Расскажи мне что-нибудь, чего в поэме нет. Ты ведь любил её, правда?!
- Я и сейчас её люблю, надо полагать. - Задумчиво признёс Свериодд.
- Вот видишь!
- Только давай договоримся наперёд - сурово предостерёг старик, - ты никогда и никому не будешь пересказывать того, о чём мы с тобой будем говорить.
- Хорошо, обещаю!
- Ладно. - Наконец согласился Свериодд и почувствовал наконец огромное облегчение от того, что теперь ему есть с кем поговорить о своих самых сокровенных тайнах. - Леийя это девушка, эльфица, самая красивая на всём свете! Я прожил очень долгую жизнь по человеческим меркам и многие события, даже очень важные, стёрлись из моей памяти начисто и если бы не всякие документы, я бы о многом не смог бы уже никогда вспомнить. Но лицо Леийи хранится в моей памяти, как живое. Так сильно я её всегда любил. Мне даже иногда кажется, что мои воспоминания о тех счастливых временах, которые мы с нею прожили вместе, являются единственной причиной для моей такой долгой жизни. Хоть в нашем роду всегда было много долгожителей, всё же мой столь долгий жизненный путь показателен, а я не нахожу другой причины для этого, кроме моей вечной любви к Леийи.
Ингисван сидела подле деда затаив дыхание и нежно поглаживала его руку. Она не услышала ничего нового или особенного про эльфийскую королеву, зато ей представилась уникальная возможность познать ту часть души своего знаменитого предка, о которой не знал, пожалуй, ни кто, даже его собственные дети. Старый ярг как-то расслабился, открылся, то-ли под воздействием темноты, то-ли от неожиданности прибытия эльфийского посланника. Он долго и очень живописно раскрывал перед своей внучатой племянницей все самые сокровенные тайники своей памяти. Ещё никто и никогда не слышал всего того, что довелось услышать молоденькой Ингисван. Она была потрясена до глубины души трогательной чувствительностью и нежностью, наполнявшими душу её сурового деда. Этот мужественный и жёсткий мужчина, переживший уйму труднейших и опаснейших событий, непреклонный и неумолимый, оказался сосудом, хранящим в себе множество прекраснейших переживаний, чувствительным утончённым романтиком, пламенным влюблённым юношей в теле почтенного старца. В конце концов Свериодд начал шмыгать носом, как пацан и незаметно утирать накатывавшие слёзы. Ингисван подсела к нему поближе, обхватила его голову своими руками и начали просить успокоиться. На что Свериод ответил:
- Не хочу успокаиваться. Веришь ли, от слёз мне становится легче. Уже давно надо было отплакаться как следует... Мужская натура, видишь ли, не даёт. Только ты никому не рассказывай.
- Никому не расскажу, деда, обещаю.
Затем Ингисван напоила ярга сердечными лекарствами, предписанными местным лекарем, позвала его камердинера и поручила приготовить Его Сиятельство ко сну. Ночью она долго не могла заснуть, всё вспоминала тексты из дедовой поэмы, его вечерние душеизлияния и думала о том, что хорошо бы было встретить мужчину с такой же чувствительной душой, как и у её деда, но только чтобы он не укрывал от неё ни своей чувствительности, ни силы своих переживаний. Ей хотелось встретить и познать полноту любви, счастья и верности. Ей хотелось любить и быть любимой. А кому же этого не хочется? Если бы кому-нибудь посчастливилось увидеть в темноте мечтательную и мягкую улыбку юной девушки, наверно обязательно одарил бы это чудное существо самой чистой и пламенной любовью, которую только возможно вообразить.