"Ален Делон не пьёт одеколон" ©
Рецепт коктейля "Ошибка резидента"
О том гнусном времени «безвременья» столько уже писано-переписано, что повторяться вовсе не хочется. Скажу только, что это был один из годов «эры сухого закона», когда пилось все, что доставалось — по талонам или по блату. А при невозможности достать — пилось все остальное.
В воспоминаниях друзей этот период фигурирует, как «отъезд жены Петровича, неделя третья», других календарных подробностей не сохранилось.
Пропустить такой праздник души друзья не могли и вовсю радовались, уже третью неделю. Нет, разумеется, запоем это не было — были дежурства, были вагоны на базе общепита… Но масштабные поиски и хитроумное добывание спиртного —тоже были.
Если их спросить — а что они пили? — вряд ли они вспомнят. Что пили — конечно, помнят, не могли ведь они совсем не пить — не верблюды же! Значит, чего-то пили, а что именно — какая разница?
Ан нет — есть разница! Потому что наступил такой день, когда выпить было уже совсем нечего и не на что — уже и талоны на питание были обналичены, и долги карточные взысканы, и свои новые долги образованы. И даже «этилацетатная смесь»* была выпита.
А состояние организмов было таким взыскующим, что непременно требовалась добавка! И надо-то было немного, ибо давненько уж «пребывали они в сумраке». Да вот как раз этой малости и не было.
И тут хищный взгляд Палыча упал на тумбочку под зеркалом, где стояли и лежали разных видов и наименований парфюмерные и косметические принадлежности супруги Петровича.
«Э-э-э…вот, я тут думаю» — начал он, водя рукой над всем этим богатством, но Петрович на корню пресек попытки Гадины высказать предположения.
— Даже и не думай, Гадина. Смерти моей хочешь? Не сдохнем от твоих опытов — так жена убьет.
И все же, все же, все же…Сомнения были посеяны.
Но ангелы господни не пели им осанну, и голоса свыше не предлагали «красненького»…
Безуспешно перебрав еще с десяток заведомо бесплодных вариантов в поисках способов улучшения финансового состояния, мысли друзей вернулись к невысказанному предложению Палыча.
А томление духа уже передавалось телам, и начинала уже охватывать их тягомотность, ломота в членах и уныние в чреслах.
Палыч болтался, как цветок в проруби, от окна к двери и обратно, выходил курить, возвращался и снова принимался ходить. Перемещение его тела в пространстве не было наполнено каким-либо смыслом.
Петрович лежал, уставившись в потолок и пытался ухватить кончик мысли, которая все время ускользала от него.
Буль бессмысленно таращился в телевизор и крутил в руках бутылку из-под вчерашней водки, извлеченную им из-под дивана.
— Там вроде еще немного осталось,— неуверенно сообщил Паша.
— И что — пипеткой будем в глаза закапывать? — не открывая глаз, полюбопытствовал Серега.
Невесело посмеялись, но это простенькое действие вселило в них новые силы. Петрович решительно встал и подошел к тумбочке. Перебрав несколько аэрозольных баллонов, он выбрал один, еще раз перечитал надписи на нем «Деодорант – Болгарфармахим».
Поставил на край тумбочки, отодвинул остальные подальше:
— Палыч, готовь этот, я за водой, — и Петрович вышел в коридор.
Вернувшись, он застал Гадского с гвоздем и баллоном в одной руке, и граненым стаканом в другой.
Налив воды чуть больше половины стакана, Палыч пробил маленькое отверстие у самого дна баллона и моментально сунул его в воду. Та забурлила, закручиваясь винтом от вырывающейся под давлением химической смеси.
Палыч внимательно наблюдал за разделением фракций и, когда, по его мнению, химическая реакция достигла нужной фазы — выхватил баллон из стакана, заткнув отверстие пальцем.
— Ну, что, Петрович, пробовать будешь? — закосил одним глазом в стакан, другим на Серегу, Палыч.
Прикинув, что промедление теперь уж вовсе неуместно, Петрович долил в стакан воды и, выдохнув, мощным глотком всосал полстакана.
Передернувшись всем телом, сморщился. Пробурчав — «бр-р-р, ну и гадость» —протянул стакан Палычу.
Тот без разговоров опять запустил процесс, в этот раз до полного выхода продукта в воду. Но в этот раз жидкость как-то подозрительно сразу стала разделяться на разноцветные фракции — желтую, оранжевую, зеленую… да на дно еще выпадал белый осадок.
— Фигня какая-то — недоверчиво пробормотал Палыч — осадок-то откуда? И колор уж больно ядовитый. Но, все же, дождавшись осаждения, долил воды и аккуратно отпил до фракций. Так же морщась и передергиваясь, протянул остаток зелья Паше.
Но тот, хмурясь и подозрительно втягивая носом резкий, бьющий в нос, запах, отрицательно замотал головой:
— Не-е-е, я ЭТО пить не буду! Оно вон уже все расслоилось, теперь слоями осаживаться начинает.
Петрович выдохнул, прислушался к своим ощущениям, и какие-то смутные подозрения зашевелились у него в душе. Больно уж знакомый запах шел с выхлопом. Нагнувшись, Серега подобрал брошенный Палычем баллон и, повертев в руках, прочитал на его боку — «Освежитель воздуха «Пихтовый». Казаньбытхим».
Возможно, после этого за ним и утвердилось прозвище Минотавр — орал и ревел Серега так, что едва не лопались стекла, а уши уж точно позакладывало у всех. «И долго еще ревел в своем лабиринте некормленый Минотавр».
Оказывается, Гадина уронил выбранный баллон «Болгарфармахима» в кучу остальных, и ухитрился выбрать оттуда прямую его противоположность.
Наутро Петрович потерял голос. Вместе с ним потерялся и вкус — вкус к жизни… Перестали услаждать его душу все известные вкусы — он не отличал кислого от соленого, а сладкого от горького… Пришлось бросить заодно и курить. Заодно — потому что пить они бросили сразу, все вместе.
А запах пихты Серега не выносил еще года два.
* этилацетатная смесь — неудавшаяся водка, изготовленная по рецепту Палыча (см. миниатюру «Святая вода»).