Эротическое - юмористическое
Сидит муха на потолке с тоски мается – выходной, а скукотища хоть под мухобойку лезь. Мух то мухин с утра как на помойку с дружками ушёл, так там до вечера и прокувыркается. Мухе и блуд-то потешить охота, да не с кем, ни комарика рядом. Ни светлячка, ни сороконожки, хотела по-соседски таракану отдаться, да у него не стоит после дихлофоса. К клопу за обои полезла, сморчок вонючий старикашка схватил за лапку, предупредил сразу:
– Ты не артачься, от меня коньяком пахнет, смирно лежи!
Муха сначала думала – уступлю. Нос зажала, но ведь с вечно зажатым носом не проживёшь. Захотела воздуху глотнуть, глотнула и в обморок. Пришла в себя, а клоп уже на ней расположился, приноравливается.… Всякое желание у мухи пропало, сбросила с себя клопа, и с криком: «Уйди, Вонючка!» прочь в окно вылетела.
Но только малое время прошло, а ведь что муха, что баба, известное дело – сосуд скудельный, пуще прежнего распирает девку, увидела, кузнечик на сухом одуванчики один посиживает, своё достоинство поглаживает. У мухи от этого зрелища аж во рту пересохло и в голове помутилось. Закрылки убрала, и кувырк жесткокрылому в объятья:
– Кузя, я ваша на век!
Только Кузя от неё отстранился и прострекотал противно:
– Вы мадам, из какой клоаки вылезли, от вас дух дюже ядовитый!?
– Да я к клопу в гости зашла, – оправдывается муха. – Там видать и пропахла…
А кузнечик опять стрекочет:
– Клоп – это не эстетично, – и от цокотухи всё дальше отодвигается.
– Куда же вы, мой зелёный рыцарь, – наседает на него муха.
А кузнец прыг на соседний одуванчик, и заявляет оттуда:
– Вы мадам, не в моём вкусе, я длинноногих красоток люблю.… Вот вы в пример, сможете положить мне ноги на плечи? Нет! Потому что у вас не ноги, а срамота одна. И фигуры тоже нет, вот где у вас грудь, ах это головогрудь, простите, не рассмотрел за густой вашей растительностью, вам право стоит потратится на эпиляцию, вы же на грузина похожи, это просто не прилично, хотя впрочем, повернитесь-ка, наклонитесь, ноги раздвиньте, ну, покажите товар лицом, ах это и есть лицо. Нет! Категорически отказываюсь – не в моём вкусе…
Муха от обиды и унижения назвала его парнокопытным гомосексуалистом и сконфужено прочь полетела. На лопух села, и стала себя пристально в капельке росы разглядывать: животик толстенький, упругий, зелёным неоном отливает, на лапках нежный чёрный пушок, а глаза, ну до чего выразительные глаза, огромные. У этого кузнечика. Явно не все дома. Извращённый вкус, да и сам он зелёный как блевотина. «Блевотина!» – в сердцах закричала муха, кулачки сжимая. И вдруг…
– Вас тошнит, мадам? – услыхала она над самым ухом и едва с лопуха не упала.
Галантный кавалер, жук майский – усищи огромные, глаза выразительные – прям Марлон Брандо в молодости, рядышком на лопухе примостился, заботливо за крылышки обнял, лапой по-запазухе пошарил, живот помял и пониже спины ущипнул, ещё раз взглянул оценевающе:
– Чудесно, губки красивые, ротик рабочий, а языком, наверное, можешь шнурки завязывать, возьми за щёчку!
– Как так сразу? Без ухаживания? – Обиделась муха. – Мы с вами не знакомы почти.
– А зачем, мадам, я уха-ж-ж-живать не собираюсь, просто это дело до уж-ж-ж-жаса люблю, – майский жук жужжит, а сам муху к своему животу тянет, подталкивает.
Та насилу вырвалась и загудела недовольно:
– Вот вы наглец, какой! Поухаживайте сначала, угостите гнилушками или навозом свежим, а уж потом и видно будет, может я и сама возьму.
– Ж-ж-жаль, мадам, – прогудел жук, усы распушил, – не слож-ж-жилась наша беседа, – закрылки поднял, только его и видели…
С тоски у мухи причинное место так заболело, что стала она с горя подходящую сухую былинку искать – очень зуд унять хочется, душа разрядки требует. А рядом, глядь, колокольчик цветёт, и пестик у него наружу торчит, да такой пестик, что медведка позавидует, торчит палица огромная, а у неё на конце капля росы сверкает. От счастья у мухи в глазах помутилось. Голова закружилась. Восторг мучительный, пьянящий. Вот оно ощущение мощного упругого тела. Рвётся наружу крик, а в нём вся боль и отчаяние мушиное. И сливается этот крик и всхлипы её сладострастные с вознёй и гулом в тысячах других колокольчиков растущих по соседству.