Начинался третий месяц нашего вынужденного отпуска.
Вернуться домой внук не мог.
Со стороны это выглядело так – маленький иностранец задерживается в России, как опасный преступник. Интересно, что же такое мог натворить этот юный криминал?
Как нарочно, в тот день собираясь растапливать печку в деревне, я по привычке развернула старую газету и, прежде чем положить ее под березовую кору, пробежала глазами. Газета была старая, а заметка, которая бросилась в глаза, касалась нас почти лично в -Шереметьево «обнаружено безвизовое окно в Европу». Около года группа товарищей, сотрудников аэропорта, не из последних, нелегально переправляла за границу разыскиваемых лиц. Им давали паспорта, вклеивали нужные визы серьезных стран и сопровождали через государственную границу до самого самолета. Везет же людям, подумали мы тогда. Вот только одна мелочь – услуга эта стоит от 3-х до 10-тысяч у.е., естественно. Для нас это неподъемная сумма, еще вопрос, кому ее дать, чтобы не сесть…
Я привыкла всегда и во всем винить себя, это мое жизненное кредо. Как показали прожитые годы, это не такая уж бессмысленная позиция, это гораздо конструктивнее, чем искать врагов и виноватых вокруг, а себя ощущать несчастной жертвой. Мне казалось, я такая осторожная и умная, такая ученая своим и чужим опытом, что меня просто невозможно застать врасплох. Неизбалованная легкой жизнью, я привыкла к ее неожиданным виражам, я знаю точно – если сегодня все хорошо и беспричинная радость переполняет тебя, будь осторожна, черная полоса для тебя неизбежна, не теряй бдительности.
Как же на этот раз ослепленная ярким светом белой полосы этого лета, я не заметила, что одной ногой уже стою на черной, надо только открыть глаза. Как могла я так расслабиться? Это я-то? Никогда не имевшая снисхождения от судьбы? Как могли мы поверить на слово, что наши документы в порядке? Надо было съездить хотя бы в аэропорт, узнать, время было. О чем я теперь говорю?..
В тот злополучный вечер, возвращаясь из Шереметьева, я не думала ни о каких полосках, ни о каких поворотах судьбы, я была счастлива. Такое замечательное лето мы провели вместе – умница-внук, любимая дочь, живут в маленькой ослепительно-красивой стране, пусть не так как показывают в кино, без особого богатства, но могут жить как люди, как все там живут – просто радоваться каждому дню как подарку. Мы же всю жизнь, уже несколько поколений, боремся за счастье всего человечества и даже не представляем, что можно жить совсем иначе.
Начинался третий месяц нашего затянувшегося отдыха. Глухая тишина. Я уже подумывала, в какую бы школу определить нашего парня, чтобы общался с ребятами. И вдруг…
В тот вечер дочь возвращалась из города поздно, темнело, мы, как всегда, ждали ее у калитки. Когда среди деревьев мелькнула знакомая желтая майка, внук бросился навстречу. Еще издали, увидев в руках дочери белые листы бумаги, я поняла – нас ждет хорошая новость. Наконец.
Председатель сельсовета маленькой заграничной деревни пробил отверстие в ,казалось, непробиваемой стене молчания. Он просто сам обзвонил наших высоких чиновников, причастных к нашей запутанной истории, и выразил свое недоумение.
Мы никогда не узнаем, ни как складывался этот разговор, ни почему все другие разговоры оставались без последствий, не узнаем мы и в чем все-таки провинился мой внук перед моей страной. В тот вечер все- все казалось неважным, только несколько факсов, где огромными буквами нас просили срочно позвонить туда или туда, или туда, только скорее! Срочно! Чуть больше двух месяцев гробового молчания и вдруг такая суета. С чего бы это? Да какая разница?! Скорее бы все это закончилось
Билеты зарезервированы, вещи в Москве, у родственников, послезавтра наш рейс, только получить в ВИЗовой службе, куда нас наконец-то пригласили, долгожданное разрешение на вылет.
Ни объяснения, ни извинения…
На этот раз я не спешу уезжать из аэропорта, я не тороплюсь, останусь ночевать в Москве. С табло уже исчез номер нашего рейса, значит, все нормально, улетели. Я вышла из здания, посмотрела как один за другим разлетаются самолеты из Москвы, снова вернулась внутрь, поискала своих и, к счастью, не нашла.
У меня было такое ощущение, словно после смертельного диагноза мне сказали – произошла ошибка, все нормально, будете жить. Хочется забыть и о диагнозе, и о переживаниях вокруг него.
Я снова еду в автобусе из аэропорта, смотрю в окно. Моя любимая Москва хорошеет с каждым днем, но почему-то я не мечтаю теперь ни о лучшем в мире российском образовании для своего внука, ни о бесплатном медицинском обслуживании для дочери.
События последних месяцев что-то надломили во мне…
"За этот ад, за этот бред, пошли мне сад на склоне лет..."