Валерий Берзин.
Пётр что-то мастерил под навесом в саду, когда Ирина, неслышно приблизившись, обняла его за плечи. Её всегда сводил с ума его запах, когда разгорячённый работой Пётр покрывался бисеринками пота. Нестерпимо хотелось прикоснуться к нему, вдохнуть крепкий мужской запах, ощутить солоноватую влагу на губах. Вот и сейчас она прижалась к мужу и нежно поцеловала в сильное мускулистое плечо.
- Ирка, не своди с ума! – срывающимся от волнения голосом произнёс он, поворачиваясь и сжимая в объятиях свою суженую.
- А что делать мне, если ты уже сделал из меня сумасшедшую? – Проворковала Ирина, охватывая ногу мужа бёдрами. Бредовая, шальная улыбка появилась на её милом загорелом лице. Глаза её медленно закрылись, когда она почувствовала тугие мышцы.
- Ты понимаешь, что я так не дотерплю до вечера? – хриплым шёпотом спросил Пётр.
- Угу – то ли промычала, то ли простонала Ирина.
- Всё, я не могу больше идём! – прорычал Пётр, и сильно схватив жену за руку, потащил к недостроенному летнему домику.
Пахло свежеструганными досками, летом и … любовью. Пётр был уверен, что любовь имеет свой собственный, особенный запах. Ирина, прислонившись к стене, замерла, забросив руки за голову. Полуприкрыв глаза она наблюдала, как Пётр, очень медленно, одну за другой расстёгивает бесконечные пуговицы её сарафана. Ну, почему он медлит, почему не сорвёт его, чтобы эти проклятые пуговицы разлетелись по полу?! Всё тело уже трепетало в нетерпении, а Пётр всё так же неторопливо, последовательно расстёгивал одну за другой крошечные пуговицы.
Ирина сделала, было, нетерпеливое движения, чтобы ускорить, прервать это томительное ожидание, но муж решительно отвёл её руку. Вот уже последняя, мягко подалась под уверенными пальцами Петра. Осторожно сдвигая лёгкую ткань, его руки легли на обнажённые плечи. Сарафан распахнулся, тело Ирины непроизвольно подалось вперёд. Но Пётр, будто играя, чуть сдвинулся, и прикоснуться к нему не удалось. Медленно словно во сне, кончиками пальцев он скользнул по напряжённой груди. Ладони бережно погладили разом набухшие соски. Его губы коснулись ложбинки меж высоких грудей. Ирина чувствовала его дыхание, что опускалось всё ниже. Осторожные, лёгкие прикосновения рук мужа, заставляли трепетать каждую клеточку её тела. Вот его ладони легли на бёдра. Ну, скорей же! Ирина попыталась сама сорвать с себя трусики, но Пётр властно вернул её руки на место. Постанывающая, дрожащая от нетерпения Ирина уже не могла сдерживать себя в этой нескончаемой сладкой пытке.
А чуткие руки Петра всё ещё играли на бёдрах. Наконец, просунув большие пальцы под резинку трусиков, муж ласкающим, несказанно нежным движением, спустил их. Ирина нетерпеливо переступила, избавляясь от ненавистного в этот момент детали туалета. Мозг уже взрывался сверкающим фейерверком, едва Ирина ощутила горячее дыхание мужа внизу живота. А когда его губы чуть взъерошили волосики, Ирина не выдержав, прижала его голову к себе.
У неё не осталось сил, чтобы наслаждаться, не было их, чтобы терпеть. Порывисто она рвала с мужа шорты, едва не визжа от нестерпимого, испепеляющего желания.
Это настигло их одновременно, как сокрушительная лавина, как тот самый девятый вал, накрыв с головой, закрутив в тугие спирали. Позже, они сидели, обнявшись, ещё до конца не пришедшие в себя, трогали, ласкали друг друга, словно извиняясь за свою страсть, за порывистость, за неудержимость.
- Петь, неужели у нас всегда будет так? - спросила Ирина, потёршись носом о его шершавую щёку.
- Мне, кажется, по-другому быть не должно, – растягивая слова в приятной истоме, ответил Пётр.