Полковник Подсвинарев боялся. Чего бы казалось бояться кадровому офицеру с тридцатилетним стажем. Заслуженному работнику уголовно-исполнительной системы.
Получившему не одну награду. Прошедшему, что называется и Крым, и Рым…
Но Подсвинарев боялся. Боялся Начальника. И не то чтобы Начальника. Подумаешь, генерал-майор. Видали мы генералов, перевидали за свою многолетнюю службу. Генералы приходят и уходят… Служба остается.
Не то чтобы генерала боялся полковник, а за место своё переживал. Вроде уже и на пенсию пора. Заслужил. С почётом.
Но кому ты нужен на этой самой пенсии? Кто ты есть такой? Без должности своей? Без погон?
Старый, с подорванным за годы службы здоровьем, неприспособленный к жизни нормальной человеческой тюремщик в отставке? Без «тюрьмы» своей кто ты есть? Обычный пенсионер. Много таких. Вымирают себе потихоньку.
А при должности. И почёт. И уважение. И подчинение. И строятся пред твои светлые очи, стоят навытяжку, и в них же тебе заглядывают, и заискивают, каждое слово твоё ловят…
Да, и не в этом даже дело. Тридцать лет в одном ритме отпахать - ночи бессонные, подъёмы по тревоге, ни выходных, ни праздников. Всю жизнь свою в работу вложил. Как без неё? Куда себя приложить? Ведь другого–то ничего не умеешь. А переучиваться поздно. Сопьешься от безделья на пенсии-то. Точно, сопьешься.
Вот и терпи капризы генеральские. Понятное дело, начальник – самодур, каких мало. А ты ни пикни, ни возрази, во время сориентируйся – настучи на кого надо. Раньше, чем этот кто надо на тебя настучит. Тут уж, кто первым успеет, тот и прав.
Вот и сегодняшнее совещание. Пришлось сдать ближайших соратников. Зама своего. С ним десять лет в одной упряжке отработали, плечо к плечу, что называется. Но зарываться стал зам, опасен стал для Подсвинарева. Нет, не сдавал, не предавал, вроде честный трудяга. Да вот молод, моложе полковника на 12 лет. Звание за заслуги перед системой досрочно месяц назад присвоили. Тоже теперь полковник. Участник боевых действий, опять же. Одним словом, достойная Подсвинареву замена. Подсидит запросто. Вот и сдал его Подсвинарев, подставил по полной программе. Все свои недоработки, все недочеты в работе подразделения списал на конкурента, выставил перед начальником разгильдяем и тунеядцем, да ещё и коллектив распустившим за время нахождения его, Подсвинарева, в отпуске.
А раз такое дело, надо и из коллектива пару-тройку человек сдать. Тунеядцеми же и выставить. И все недостатки в работе на этих тунеядцев свалить.
А без них, без тунеядцев, заживем, все показатели перевыполним. Это всё они нас назад тянули, бездари.
Хотел вот так, малой кровью от зама своего - конкурента избавиться. Но не вышло.
Закусил удила Начальник, замахал шашкой направо и налево. Почти всё подразделение разогнал, кого на пенсию, кого на улицу, кого на понижение в должности. Раз уж распустились, решил состав подразделения обновить, чтоб никому не повадно было…. Всех крыл, перекрыл на совещании, всех под одну гребенку причесал.
И молчал Подсвинарев. И не возразил ни разу. Ни слова не сказал, пока генерал его личный состав – соратников его и боевых друзей словами расстреливал, взглядами испепелял. Не заступился ни за кого.
Вот идет он себе домой, по лестнице понимается, а на сердце тяжесть непонятная, давит сердце-то, да и на душе не лучше. Лапками когтистыми поскребывает что-то по душе. Совесть, наверное?
Не каждый день ближайших соратников сдаешь. Капитан с корабля последним уходит, после команды своей. Но вместе с командой. На то и командир. А тут команды нет, а он остался. Будет у него теперь новая команда. Не та, не его…. Другая. Не бывает незаменимых.
На войне бы тоже так поступил, полковник?
Нет, не поступал так Подсвинарев на войне. Имеются у него армейские награды. И он в боевых-то действиях участвовал. И дружба мужская и честь офицерская не были для него пустыми звуками.
Но ведь не война же здесь. Не боевые действия. Другое совсем. Да, и не молод он уже, далеко не молод. Не место романтическим идеалам сейчас. Время другое. Каждый сам за себя выживает. Место себе под солнцем достойное и хлебное отвоёвывает.
Но как сердце давит, окаянное, как давит.
Дома сразу лег на диван полковник. Задремал.
И умер во сне.
И вот душа его отделилась от тела. И видит похороны свои.
Надо же, и все соратники пришли. И те, которых он сдал тоже. И все слова говорят замечательные.
Вот только зачем все это теперь? И все предшествующее этому тоже зачем? Служба, служба, служба – что ещё видел он в своей жизни?
Сколько времени уделил выросшим и повзрослевшим практически без его участия детям?
Сколько выходных провел вместе с раньше срока постаревшей женой?
Когда в театре последний раз был, на выставке? В гостях без того, чтобы без конца не ожидать телефонного звонка – вызова срочно явиться.
Когда бродил по лесу, никуда не спеша, любовался закатом солнца, слушал пение птиц по утру?
Всё поглощала, всё заменяла работа. Нет, не работа - Служба.
Ну, и зачем все это теперь? Теперь, когда душа его парит над его собственным гробом, видит его собственные похороны.
Жил ли ты, полковник? Не жил ли?
Эх, сказать бы хоть раз самодуру Начальнику в глаза всё, что думаешь, хлопнуть дверью и уйти. Уйти от службы в Жизнь. Да ведь, поздно уже.
И зачем соратников своих не защитил, команду свою не отстоял. Затем, чтобы сейчас лежать вот так в гробике, ручки сложив, о карьере и положении не думая, о наградах не мечтая?
Эх, ты командир…
Зачем тебе теперь твоя должность?
Начать бы жизнь всю заново. Всё сначала. Разве же так бы прожил?
- Иди ужинать – кричит жена с кухни – Остынет всё.
Проснулся Подсвинарев. Головой из стороны в сторону потряс. Надо же, чертовщина какая приснилась - похороны собственные!
На следующее утро, собираясь на работу, полковник проворачивал в уме варианты того, как и что лучше донести генералу, чтобы закрепить вчерашнее. Чтоб зам его, выскочка, не успел, чего передернуть, переубедить начальника.
Не дождетесь, господа, чтобы я – Подсвинарев на пенсию ушёл.
Не дождётесь! Я вас всех переживу и пересижу!