Мы встретились с ним достаточно неожиданно. Как и тогда, янтарно-огненный парк был полон тумана. Я бродил один, воспоминания кружили вокруг меня и с лиственным шорохом падали мне под ноги. Я переступал через них, но, к сожалению, не мог и не смог бы никогда забыть их. Призраками они витали вокруг меня. Кого-то из них я спас, а кто-то по собственной глупости принял смерть. Будто в смерти они нашли покой, который так жег их мятежные сердца.
Здравствуй, Сократ.
Его бюст белел в глубине газона, огороженного низким кованым заборчиком. Его вновь отгородили от народа, к которому он так стремился, от того греческого неуправляемого демоса.
Скульптор удачно изобразил его курносость, широкий лоб, который всегда морщился, когда великий муж пытался со мной спорить.
Кто я такой? Уместней всего будет представиться как – демон Сократа или «божественный голос», что на греческом звучит как daimonion. Такова моя двойственная природа. Дальнейшие рассуждения о своей сущности считаю неуместными и очень трудоемкими. Даже ОН не смог разобраться, то ли я голос Демона, то ли Бога. А иногда и голосом совести быть приходилось.
Я не претендую на особую любовь к моей особе. Я говорил Сократу, что не стоит всем и каждому говорить, откуда и кто именно сказал тебе, как нужно поступить в тот или иной момент. Тебе сказали – ты просто предупреди друга, а спросит друг – «Откуда сведения?», так отшутись. Нет же, ему истина дороже!
Ни Платон, ни Ксенофонт не смогли разобраться в моей двойственной натуре. И писал каждый про меня все, что только вздумается. Платон решил, что я являюсь Сократу лишь для отвращения его от неверного действия. Ксенофонт пошел дальше и решил, что я появляюсь не только ради защиты Сократа от принятия неверных решений, но и для советования ему наилучших действий. Зато как единодушно они оба сошлись во мнении, почему на суде Философ отказался даже от составления обычной речи в свою защиту! Почему не воспользовался своей обычной уловкой, направленной на смягчение судей!
Читаем у Платона: «Так ему велел его демоний». Да неужели? И дружным хором оба продолжают: «Такая позиция демония истолковывается в том смысле, что для Сократа, стало быть, в той ситуации смерть была большим благом, чем сохранение жизни во что бы то ни стало, ради сомнительного счастья дожить до глубокой старости». Оказывается, сомнительно оно, это счастье, дожить до глубокой старости!
Я явился Философу с самого раннего детства, и уже тогда жизнь для него была великим событием. Вот не задача, что не спросил я Сократа сразу, хотел ли он тогда дожить до глубокой старости или нет. Все не до того было.
Только однажды я принял твердую позицию, координально отличавшуюся от позиции Философа. «Ну, не женись ты на этой Ксантиппе, не женись», - говорил я ему. Более сварливой, истеричной бабы мне повидать не удалось. И пусть впредь не удастся. А он говорил в ответ, что искусному наезднику нужна самая горячая лошадь, и, если он смог ужиться с Ксантиппой, то выдержит столкновение и с другими людьми. И он выдерживал их, когда пышно разодетые софисты смотрели на него, бедно одетого, с презрением. Босой Философ странствовал по улицам Афин, и часами мог стоять неподвижно, занятый своими мыслями. Уродливый, грязный, оборванный и тем не менее высокомерный, насмешливый, с гонором – один его «демон» чего стоит! – ходил этот человек по улицам родного города, задевая, оскорбляя и раздражая своих сограждан, пока те, не выдержав, не приговорили его к смерти.
На суде вина Сократа была признана незначительной частью судей. А вот смертный приговор был вынесен чуть ли не единогласно. Что же получается? За смерть Философа голосовали и те судьи, которые признали его невиновным?
Говорят, он сам вызвал раздражение расположенных к нему судей. Говорят, опять же, что это я подтолкнул его к этому. В период суда все происходило настолько быстро, что понять ситуацию я, сколько не пытался, так и не смог. И сейчас, вспоминая, чувствую себя в этом виновным. Почему я не мог выпить этого растительного яда вместе с ним? Почему я должен гулять по осеннему парку вместе со своими призраками и натыкаться на памятники, которые ни чем, в общем-то, не могут помочь нынешнему населению. Но которые жгут мне сердце.
Вторая речь Сократа на суде произвела и вовсе странное впечатление. С его-то аргументацией он легко мог убедить своих сограждан приговорить его к тюремному заключению, изгнанию, а то и просто к штрафу, который Платон с друзьями, скинувшись, внесли бы за него. Но он выбрал иной путь и говорил со своими судьями не как подсудимый, но как обвинитель с подсудимыми. Было от чего придти в ярость афинянам – с такой наглостью они еще никогда не сталкивались.
Философа должны были казнить сразу. Но накануне суда на остров Делос из Афин вышел корабль с ежегодной религиозной миссией. И до возвращения корабля казни запрещались обычаем.
В ожидании смертной казни, к выбору которой он сам подтолкнул судей своими оскорбительными речами, Сократ тридцать дней провел в тюрьме. Сколько мы спорили за эти 30-ть дней… Наши споры проходили молча, в недрах души Философа. Платон и Ксенофонт отдали бы все на свете за возможность описать наши диалоги – философа с божественным голосом.
Ранним утром накануне казни к Философу, подкупив тюремщика, пробрался его друг –Критон, который сообщил, что стражи подкуплены и можно бежать. Но Сократ отказался, считая, что надо повиноваться установленным законам, иначе он уже эмигрировал бы из Афин. И хотя теперь его осудили несправедливо, закон нужно было чтить, ведь он – закон.
Философ утверждал, что духовный мир человека познать до конца нельзя. И даже я, проведя с ним не много, не мало – 70 лет – так этого человека и не понял.
Истину я поведал ему только перед самым концом Сократ, когда пустая склянка из-под яда упала на пол. Только тогда Философ узнал, что был избран Богом и был приставлен Им к афинскому народу, как овод к коню, дабы не давать своим согражданам впадать в духовную спячку и заботиться о своих душах больше, чем о самих себе.
Афинский демос этого так и не понял.
Как и в день его смерти, мир был полон тумана. Уже многие годы я брожу в этом тумане в одиночестве, пока очередная статуя или бюст не появляются на моем пути. И встречи с ними всегда неожиданны.
Некоторое время я стою рядом с ними. Кого-то из них я спас, кто-то, благодаря мне, увековечил в веках свое имя, а кто-то по глупой случайности принял смерть раньше положенного срока, так и не успев совершить ничего стоящего. Потом я ухожу.
В этом туманном мире нет никого, кроме каменных героев прошлого. Бессчетные годы я брожу в этом мире, не теряя надежды, что мой голос кто-нибудь вновь услышит.
2008-2011