Конструкция шестая
В полупустом вагоне Вероника выбрала место возле обогревателя, – она знала чисто инстинктивно, что ей нельзя простужаться, болеть, мерзнуть. Тепло постепенно прогревала озябшие ноги, но не затрагивало душу. Внезапное падение Ангела вернуло ее в цепко держащий мир воспоминаний. Она шептала пор себя: «Прости, родной, прости. И я опять не знаю, что происходит. Я вижу твою тень, твою заботу. Мне кажется, что дух бесплотный твой мне явится, и прикоснется. Но нет тебя. И только тень твоя меня оберегает. Я подсказки жду, совета. Но ты молчишь и ждешь меня». И ей чудилось, что Ангел отвечал: «Я буду ждать, но не спеши. Живи, ведь каждому отмерен лишь путь его. Не торопись». – «А как же здесь? Погибли страсти, желаний нет, лишь пустота. Но знаю я – в моей надежде соединение с тобой. Душа моя пуста, бесплодна. Но зреет плод, так почему?» – «Увы, Всевышнему угодно, и только он дает сигнал. Оставить землю. В наслажденье, что я с тобою испытал, не откажи…». И глас печальный, сокрытый мраком, замолчал.
Веронике стало жутко, – она не могла расшифровать послание Ангела, но он хранил ее, и повелевал жить.
Дома, возбужденная свиданием с Ангелом, разгоряченная, несмотря на мороз, Вероника села в кресло, закрыла глаза, и попыталась представить себе…. Но ее преследовали только жуткие видения. Казалось, изо всех углов вылезает нечисть, тянет к ней жуткие черные руки. В отчаянии она закричала. Но никто не мог прийти ей на помощь. Превозмогая себя, девушка встала, зажгла весь свет, имеющийся в доме. Поставила чайник, включила телевизор на первом попавшемся канале, чтобы не быть в одиночестве. Шла заурядная поп-программа, не задевающая и не затрагивающая. Она тупо уставилась в телевизор, но звуки все же успокаивали ее, пока…. Пока не вышла группа «Воскресение» с «Лучшей песней о любви». Первые же слова привлекли ее внимание, она невольно вслушалась, но, когда песня дошла до середины, ее начала бить истерика. Ничто не могло остановить ее. Слова и звуки были прямо в сердце, разрушая и так не восстановившуюся нервную систему. И никого не было рядом. «Скажи, на каком ты облаке, чтобы я могла позвать тебя», – вопрошала Вероника, подходя к окну и глядя в непроглядную мглу. Еще недавно звездное небо заволокли сплошные тучи, поглощающие свет уставшего города. И не было ответа. Ей стало страшно. Она съежилась, и снова вернулась в спасительное кресло. Телевизор она выключила, и теперь ее окружали только ночные шорохи.
Внезапно зазвонил телефон. Она долго не брала трубку, но звонивший был настойчив. Вероника ничуть не удивилась, что это был Валерка.
– Привет, как доехала? – ее опускали с небес, на которые она так и не вознеслась, на бытовую и весьма грешную землю.
– Хорошо, – машинально ответила она, – и по дороге никто не напал.
– А что у тебя голос такой? – не унимался Валерка.
– Обычный, – утирая слезы рукавом халата, ответила девушка.
– Да, а мне показалось. Давай, я сейчас приеду…
– Нет-нет, не надо, – поспешила Вероника, – тебе завтра на работу, а я – вольная пташка и буду отдыхать.
– А-а, – не поверил он, – ну ладно, знаешь, тут звонил Толик, приглашал на Рождество. Пойдем?
– А что, он не знает, что… ну, в общем, что мы…
– Нет, – Валерка никому ничего не говорил, разве что пришлось сказать дома. Было стыдно, что именно его оставили, но в данном контексте слова и факты не имели значения.
– Хорошо, я подумаю. А как ты ему объяснишь, ведь будут спрашивать, – она намекала на свою не от него беременность.
– Никак. Вряд ли он удивится. Все же естественно. Да. Кроме одного, самого главного, – он не знает, что ребенок не Валеркин. И, скорей всего, даже не задумается по этому поводу. Но она-то знала, что маленькая ложь, или недомолвки, неизбежно повлекут за собой другую, несоизмеримо большую, но промолчала.
Что-то пробежало в мозгу Вероники, неправильное, но единственно логичное. Она разозлилась на себя. И только обещала подумать. Ибо такое приглашение, как следствие, влекло за собой и еще ряд последующих ситуаций, вопросов, опять-таки, требующих решения и ответа. И действий. Пока она не была готова. Хотя, в принципе, ничего особенного в таком приглашении не видела…
Позвонила домой, похвасталась подарками, пообещала ну непременно заехать тридцать первого, еще не зная, останется ли, затем позвонила подружкам, с которыми не встречалась довольно-таки давно, была весела, разговорчива, – но на отвлеченные темы. Да, непременно, встретимся. Но весьма неопределенно во времени. Закончила звонки далеко за полночь, и поняла, что ее необычная разговорчивость была вызвана боязнью остаться наедине с собой. Заставила себя лечь, но свет погасить так и не решилась. И всю ночь парила на облаке в погоне за исчезающим призраком.
Проснулась поздно, как всегда теперь по выходным. Что-то надо было делать. Позавтракала, позвонила родителям, потрепалась с братом, старалась занять себя как можно больше, чтобы совсем не оставалось времени на мысли. Далеко, и вообще ехать ей не хотелось, и она решила пройтись по проспекту Славы – купить подарки. Она надеялась, что в оставшихся магазинах, и в «Спорттоварах» сумеет подобрать то, что подойдет каждому. И вспомнила, что так и не открыла маленькую коробочку. При всех неудобно, а потом – и вовсе не до того.
В коробочке лежал маленький прозрачный пакетик, внутри него поблескивала тоненькая золотая цепочка. Она достала почти невесомую ажурную нить, и обнаружила маленький кулончик, – золотую лошаку – символ предстоящего года. Подержала его на руке, и расплакалась. Ведь это каким-то образом обязывало ее. Но все же примерила перед зеркалом, – выглядело скромно и элегантно. Если бы не состояние С.П., она непременно вернула бы подарок. Хотя коняга ей очень нравилась. Что же делать? Жизнь опять загадывала ей загадку – впрочем, о том, что она ждет ребенка, С.П. не подозревал, – она приходила в халате, сидела рядом, что-то говорила, и ее приход мог расценивать… Да брось ты, – приказала себе Вероника, – до того ли ему сейчас? И, вроде, все вопросы сняты. И завтра она выяснять ничего не будет. И постарается придумать что-либо адекватное.
Накинула непромокаемую куртку, закуталась в шарф, и вышла на полупустой проспект. Заметно потеплело – столбик термометра поднялся чуть ли не до нуля, на проезжей части и на тротуаре снег начал подтаивать.
Час покупок еще не наступил, поэтому она могла свободно рассматривать товар и пользоваться вниманием продавцов. Несмотря на то, что ей приходилось откладывать деньги, Новый год был особенным праздником. Отцу, как и решила заранее, Вероника купила галстук, – темно-синий, с тоненькой белой оживляющей полосочкой посередине. Перед этим она пересмотрела чуть ли не пару десятков. Брату – очередную футболку с логотипом «Барселоны», зная, какой он ярый болельщик. Сложнее было с мамой и бабушкой – и здесь пришлось пойти по тривиальному пути, но упаковка шампуней и расписные коробочки должны были удовлетворить каждую. Вспомнила про Валерку – ведь обязательно придет. Подумала, что сотовый телефон ему бы не повредил, и ужаснулась одной мысли – такие подарки возможны, если….
Нет, даже намекать нельзя, надо что-нибудь попроще. Она стала вспоминать, какой вкус у Валерки, что могло бы ему понравиться. Или – она опять вернулась в отдел спорттоваров. Там, почти на самом видном месте, висела футболка. Белая, зато с мчащейся вперед тройкой. Ею правил розовощекий молодец, одной рукой держащий поводья, а другой обнимающий не менее розовощекую красавицу. Это было в тему, но со слишком откровенным намеком. Вероника покрутила футболку в руках и с сожалением протянула обратно продавщице. Зато в соседнем отделе купила настоящие кожаные перчатки. Вот они были достаточно нейтральны, и наверняка подойдут. Хотя.… Но Вероника не стала больше заморачиваться, иначе можно истратить на это занятие весь день.
Зашла в ювелирный, благо он находился рядом. Да, цены кусались, но она ничего покупать не собиралась. Все же с интересом осмотрела витрины. В цветочный магазин – просто посмотреть, да заодно купить удобрений, бабушка наказывала. Сама-то она не занималась цветами, но с точностью выполняла поручения. Выбрала двухкилограммовый пакет, и пошла домой, сожалея, что не смогла присмотреть ничего подобающего для С.П.. Может, в сувенирном?
А там уже толпился народ, – все, что хоть отдаленно напоминало лошадь, сметалось подчистую. Вероника постояла возле витрин, и вдруг заметила маленькую фарфоровую статуэтку, изображающую Нику, персонификацию победы. Каким образом она затерялась среди прочих, Веронику не интересовало, и она купила фигурку для С.П.. А потом уже подумала, что и эта покупка может ассоциироваться с ней – так уж ее звали. Но сколько же можно! Тщательно упаковала, чтобы хрупкая вещица не разбилась.
Вернулась усталая, но довольная, так как, против обыкновенного, справилась со столь сложным делом всего за пару часов. Поставила пакет, разделась, выудила из стоящего в прохладном месте возле окна ящика парочку мандаринов – Валерка привез с базы, чему она не удивилась, а приняла как должное, очистила и съела, а потом начала раскладывать покупки. Все – в отдельные пакеты или пакетики. Она всегда делала такие вещи тщательно, и, говорили, что у нее неплохой вкус. Теперь можно и отдохнуть. Она прилегла на диван и задремала.
Ближе к вечеру Вероника вспомнила, что у нее кончились хлеб и масло, и еще бы купить горошка и кукурузы в банке, и крабовые палочки закончились. Она позвонила на квартиру родителям, трубку взяла бабушка, и сказала, что придет завтра в три, а сейчас – в магазин, вечером еще позвонит, и пусть они не беспокоятся. Нехотя оделась, и пошла в универсам. Не стала долго ходила между рядами, сразу же заполнила корзинку, добавив к списку мороженое, и пошла. Остановилась возле киоска – забыла купить календарь, но те были аляповатые и безвкусные. Она было собиралась отойти, как вдруг заметила висящего в пакете, прищепленном к веревочке, розовенького ангелочка. Из тех, что обычно суют наряду с другими безделушками в подарочные наборы. У нее екнуло сердце, Вероника заплатила два пятьдесят, и пошла, не выпуская его из руки.
Дома поставила ангелочка на телевизор, прислонив к вазочке, и смотрела. Смотрела так, как будто он был ее ангелом, и обращалась к нему, прося совета и прощения. Да, именно так. Она не знала, но чувствовала, что он – как посредник между ней миром теней, в котором безмолвно прибывал Он. Ангелочек щурил свои глазки-бусинки и улыбался нарисованной улыбкой. Но Вероника этого не замечалась, обращаясь к нему: «Скажи, ты там, один, во вселенском холоде. Но слышит ли меня душа твоя, ил носится во мраке неприкаянно? Скажи, подаривший мне любовь и оставивший меня. Здесь?» Она подождала. Но что мог игрушечный ангелочек? «И есть ли там другие души, оставившие своих возлюбленных в тоске и несчастье? Иль одинок ты? Жестокий старик отнял твою жизнь, чтобы заполучить душу. Но почему? Ему все не хватало, да? Ответь, и …».
Она растерялась, потому что, то, что хотела спросить, внезапно показалось кощунственным. Встала, совершенно разбитая. И принялась за уборку. Проза заставляла ее делать необходимое, быт требовал своего. Но чистоту – ни соринки, ни пылинки – навела.
Поставила варить овощи для салата, так полагается, хотя знала, что вряд ли прикоснется к ним…
Домашняя работа не только отвлекла Веронику, но и утомила. Она отзвонилась домой, и, удостоверившись, что все в порядке, легла спать. «Странно, – думала она, прислушиваясь к себе, – когда же ребенок начнет поворачиваться?» Она беспокоилась за новую жизнь, хотя на прошлой неделе ходила к врачу, и тот сказал, что нормально. А после праздников – на УЗИ. Наверное, скажут, кто будет – мальчик или девочка? Она была уверена в последнем, но все-таки хотелось подтверждения. С этими мыслями она уснула и, странное дело – ей вообще ничего не снилось. Наверное, слишком много сил было отдано. Встала рано, отдохнувшая, и даже немного обновленная. Сегодня предстояло много дел, но, как будет проводить новогоднюю ночь, Вероника не представляла. Нет, лучше не думать.
Быстро настругала салатов, но не заправляла сметаной или майонезом стандартные оливье и с крабовыми палочками, отбила филе, посыпала специями и положила на подносик, чтобы быстро засунуть в духовку. Кукурузу и горошек открывать и вовсе не стала. Украсила мишурой комнатный кипарис – не елка, зато хвойная и очень похожа. Осталась довольна работой, и к половине десятого, удивляясь своей шустрости, покончила с приготовлениями. Положила под елку пакет с перчатками, если бывший муж придет. Она, конечно, не просчитывала варианты, но…
Теперь надо было приниматься за себя. Веронике этого не очень хотелось, однако предстоящие визиты требовали, чтобы она предстала во всей красе. К тому же ей не хотелось выпячивать свою беременность. Вероника постояла под душем, тщательно промыла голову, расчесалась и встала перед зеркалом. «Да, девушка, Вы даете! – сказала она сама себе, – талия уже, можно сказать, закончилась. Животик, мягко говоря, выпирает. Хотя, если особо не присматриваться. Грудь, правда, – сейчас она не могла сделать себе и это замечание, – немного побаливает». Она придирчиво рассматривала себя.
Она рассмеялась про себя: «Как в консультации!» Губы немного припухли, и дальше. Она представила себя через несколько недель. «Брр. Ну ладно, перетерпим». И в глазах пока нет того отрешенного взгляда, – она знала, что это неизбежно в конце срока, и видела таких женщин. Неужели и она? Думать об этом не хотелось. Взяла фен, аккуратно подсушила волосы. Они распушились, и плавно ниспадали на плечи. Немного туши, прозрачной помады – только чтобы не заболели губы на морозе.
Выбор одежды невелик – белая блузка к новым брюкам, и толстый рыжий свитер. И прилично, и помогает скрыть. Ей иногда казалось, что люди рассматривают ее, пытаясь определить, – действительно ли она в положении, или? Возможно, это было одним из проявлений мнительности, но Вероника относилась к этому весьма чувствительно, пока сама не перейдет рубеж, когда можно будет сказать: «Да, в конце апреля – начале мая. Сказали, что будет девочка, но еще пройду УЗИ», и не слышать безмолвного вопроса: «А кто же отец?» Собственно, какое им дело? Вероника почувствовала, что может разнервничаться, и заставила себя сосредоточиться на предстоящих визитах. К С.П. она попадет примерно к двенадцати. Там час, потом на метро к родителям. К двум-трем приедет точно, там пару часов – и домой. Так что успеет отдохнуть до двенадцати. Пробьют куранты, откроет шампанское и обязательно часик перед телевизором. И все, больше никаких ночных бдений. Только отдыхать. Первого – никуда, а второго, пожалуй, можно навестить подружек. Все зовут, а она отнекивается. Ну что ж, там-то можно не распространяться, но все равно начнут расспрашивать. Она подумала: «Что ж ты, мать, решила завести ребенка, и скрываешь от общественности? Нехорошо». Однако имени Дмитрия она не произнесет. Пусть это останется только с ней. Да и его никто, кроме бабушки, не видел.
Вероника надела белую вязаную шапочку, башмаки на толстой подошве, беленький шарфик, накинула дубленку, взяла заранее приготовленные пакеты с подарками, бросила грустный взгляд на примостившегося на телевизоре ангелочка, посмотрелась в зеркало и пошла. Ей повезло – на остановке затормозила прямая, до Витебского, маршрутка. Кто-то вышел, и она села на освободившееся местечко. И по дороге не было пробок – многие машины, наверное, предусмотрительно отдыхали на стоянках, кто-то вообще уехал за границу или хотя бы за город. Как и они в прошлом году. Тогда, действительно, было здорово. И в этом ее звали с собой, но она под разными предлогами отказывалась. Потом придется наносить визиты. И стараться не переедать, на всякий случай, или же признаваться сразу.
Цветы продавались, как всегда. Вероника не представляла, какие нужно для мужчины, и выбрала хризантемы. Пушистые, и, как уверяли продавцы, совсем – совсем свежие и не подмороженные. Она тщательно завернула их в бумагу, несмотря на то, что потеплело, и идти всего каких-то триста метров. А к ночи обещали похолодание, и к этому шло. На голубом небе проплывали редкие облачка, освещенные неярким зимним солнцем. «Ангел мой, может, ты сейчас пролетаешь мимо, скажи мне…. Что делать мне, как жить?» Вероника несла в себе боль, и то, что она делала ежедневно, проходило каким-то фоном. Но беспокойство за будущего ребенка, и за людей, что были рядом с нею, и сама жизнь неизбежно отдаляли ее. А сам фон выходил на передний план. Возможно, она этого не понимала, или не хотела понять. Ангел же, бесплотный, не мог ничего сказать ей, лишь пролететь мимо, в ее другом измерении, да иногда приоткрыть завесу подсознания. «Иди, – сказал он, если бы мог, – иди, живи, но я буду хранить тебя, пока не кончится твой путь. Душе нужна не жизнь, но память».
И ей показалось, что он прощально махнул рукой. Всевышнего же не было в принципе, она была уверена, что это тоже созданный отчаянием образ, и только чей-то «дух носился над водами», давая успокоение отошедшим в мир иной, надежду живым. Так считалось, но Вероника не верила.
И это поняла Вероника, надев халат, держа в руках подарок, когда зашла во все так же бдительно охраняемую палату. С.П. сидел, облокотившись на подушках, а возле него, на крутящемся стуле, такой же крутой, в идеальном костюме и небрежно накинутом халате, посетитель. Вероника остановилась в дверях, не желая прерывать конфиденциальную беседу, но С.П. приветливо улыбнулся, и махнул рукой, – к нему частично вернулась способность двигаться. Вероника несмело шагнула вперед и пожала протянутую руку, – в ней еще не было прежней силы, но пожатие чувствовалось.
– Здравствуйте, С.П., я вижу, уже идете на поправку. А Вы говорили… – ничего такого он, конечно, не говорил, в смысле, – что… она больше ничего не добавила, – а он понимающе улыбнулся.
– Вот, дожил, – девушки цветы приносят. Вероника поставила букетик в вазочку.
– Семен, – обратился он к незнакомцу, – разреши тебе представить Веронику Владимировну (как же, он помнил ее отчество!), моего ангела-хранителя и вообще, замечательную девушку, неподкупную и неприступную.
– Семен, – представился тот, приподнимаясь и подвигая Веронике свободное кресло. Садитесь. А я не предполагал, что бывают такие ангелы-хранители, – улыбнулся он, – С.П., тебе крупно повезло, что такая девушка находит для тебя, старого хрыча, свободное время. – Он был, как и С.П., мастер говорить комплименты, но Вероника не смутилась, единственное, ее немного покоробило новое упоминание ангела, ибо она считала это только своей тайной и даже собственностью. Но сказала только:
– Спасибо, но, может быть, я помешала? А С.П. еще даже очень ничего, – она тоже могла пошутить, чувствуя атмосферу.
– Нет, официальную часть, мы, как говорится, закончили. Так что Вы вовремя. Григорий! – позвал С.П. прежним, повелительным голосом, – организуй по-быстрому, ты знаешь!
На столике рядом с постелью тут же появились шампанское, коньяк, тарталетки с икрой и взбитыми сливками, бутерброды с белой рыбой, названия которой Вероника и не могла припомнить, конфеты, еще что-то вкусное. Семен быстро и умело откупорил шампанское, разлил по фужерам:
– Ну, давайте, с наступающим, и пусть нам будет хорошо, а им – пусто!
Тост был несколько необычным, но возражений не последовало. Однако Вероника была уверена, что тем, кому должно быть пусто, мало не придется. А шампанское было великолепным, в меру охлажденным, с остренькими пузырьками, освежающее и очень вкусное. Девушка с наслаждением сделала несколько глотков, и закусила тарталеткой, тоже легко растаявшей во рту. Она внезапно почувствовала аппетит, и, пока мужчины пили следующую рюмку коньяка, от которой она отказалась, с удовольствием съела кусочек белой рыбы. А потом еще один.
– С.П., – сказала она, распахивая халатик сверху, большое спасибо. Очень понравилось, и … мне идет. Правда? Она взяла в ладошку кулончик, демонстрируя лошадку. – Я тронута Вашей заботой.
– Не стоит, – добродушно улыбнулся С.П., – мне самому приятно.
– А у меня для Вас тоже кое-что есть, – она достала маленький пакетик с новогодним рисунком, – и, обернувшись к Семену, сказала: – Извините, я не знала, что Вы тоже будете здесь, и виновато пожала плечами, а тот понимающе кивнул.… И протянула его С.П., предоставив возможность разворачивать самому.
С.П. раскрыл пакетик, вынул оттуда маленькую коробочку, и, аккуратно распечатав, извлек хрупкую фарфоровую статуэтку. Он поднес ее поближе. Афина была нетрадиционно изображена с опущенной вниз рукой с мечом, в ниспадающих одеждах, в лавровом венке победительницы. Другой, поднятой рукой она изображала символ победы.
– Ну, спасибо. – С.П. Был явно растроган, но не удержался, чтобы не пошутить, – Богиня победы, Ника. Это значит, что даришь мне себя? – А Семен едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
– Да, но только дружбу и признательность. И уважение, – нашлась Вероника, а С.П. обратился к другу:
– Вот видишь, как бывает! Я, как ты говоришь, еще.… А она вот как, – и отшила, и не обидела. Но намек, намек.… И оба дружно рассмеялись. И вполне серьезно сказал:
– Конечно, разборки предстоят большие, и останется только побеждать. Они еще некоторое время посидели, а потом стали прощаться.
– С наступающим, – еще раз сказала Вероника, – второго мы снова зайдем.
– Мы, – это кто? – между С.П. и Вероникой слоились такие отношения, что он мог подтрунивать над девушкой, да и она не оставалась в долгу.
– Ну, – смутилась Вероника, и внезапно подумала – а почему она так сказала?
– Ладно, ладно. Счастливо отметить.
Вероника вышла первой, а Семен задержался на пару фраз:
– Стас, я тут распорядился, чтобы охрану усилили. И ребят пришлю дополнительно. Понадежнее будет, – он опасался, что их, так сказать, недруги могут пойти на все даже в такую ночь. А наши – и в милиции рядом сегодня дежурят. Не беспокойся. На днях зайду.
– Спасибо, – а девчонку-то довези, мало ли что. – С.П. вдруг подумал, что все приходящие к нему могут быть отслежены. С соответствующими выводами. – А у меня еще сегодня делегации ожидаются, так что покоя не будет. Он сознательно назначил другие визиты на более позднее время, чтобы они не пересеклись.
– Ясно, – и они пожали друг другу руки.
Внизу Семен предложил сесть не в один из двух бронированных джипов, а в скромную девятку, объяснив, что там охрана, которая их будет сопровождать, и выехал через услужливо открытые главные ворота. Он сам сидел за рулем, несмотря на выпитые шампанское и коньяк – специальный номер гарантировал он наездов ГИБДД. Они повернули на Загородный, и поехали вперед.
– Мне далеко, – сказала Вероника, – на Гражданку.
– Адрес… – сказал Семен, – приказано доставить. А потом внезапно спросил:
– А Вы откуда знаете Стаса?
– Он клиент нашей фирмы, – неопределенно ответила девушка, – и еще я делала для него кое-какую работу.
– Ну и? – тон Семена явно требовал ответа.
– По пластиковым картам, и еще – экономические обоснования, расчеты. Это моя специальность. И мне неплохо платят именно за это. – Она как бы перечеркнула все возможные намеки.
– И поэтому он Вас скрывает?
– Нет, почему же?
– Ну, такую девушку.
Вероника рассмеялась:
– Нечего скрывать. Я работаю и стараюсь. – Она говорила сущую правду. Просто С.П. очень интересный человек… – она не собиралась обсуждать свои довольно-таки сложные отношения с С.П. с кем-либо. Даже с его компаньоном….
– Он Вам ничего не рассказывал? – Семен недоверчиво посмотрел на Веронику, как будто она могла знать нечто, тщательно от него скрываемое.
Она покачала головой.
– Нет, он…
Семен задумался. Не все знать ей надо, да и незачем. Так спокойнее. Он же не мог рассказать, что в прошлом году от такого же покушения погибли сын и жена Стаса?
В молчании проехали почти все оставшуюся часть пути, и тут Семен снова спросил:
– А мне не могли бы поработать на меня, например? Не безвозмездно.
– Если только касается моей специальности, то, конечно. Но разве нет специалистов лучше и опытней?
– Есть, то есть, но иногда нужен именно свежий, посторонний взгляд. – Он практически ничем не рисковал, но вдруг девчушка обнаружит некоторые подвохи. Те, которые не смогут найти другие, или же найдут, но постараются использовать в своих целях? Да заодно и ее лишний раз не мешает проверить. Хотя чутью Стаса он доверял.
– Вот моя карточка, – Вероника протянула скромную визитку, вспомнив и удивившись, что сам С.П. говорил точно такие же слова. – Если понадоблюсь, то постараюсь выполнить Ваше поручение. В действительности, Вероника потихоньку откладывала деньги, – кто знает, сколько времени ей придется не работать, а она наивно рассчитывала справиться совсем сама. И замолчала, так как от долгого пути в машине слегка замутило. И она с трудом сдерживалась.
Наконец, они приехали к точечной двенадцатиэтажке. Вероника распрощалась с Семеном, поблагодарила, тот дежурно наказал звонить, если что потребуется, и только тут почувствовала, как устала. Постояла несколько минут, подышала. Небо прояснялось все больше, последние облачка разбежались, только к линии заката розовели, – это и впрямь предвещало холодную ночь.
Поднялась на лифте на седьмой этаж, и оказалась в дружеских объятиях родных. Конечно же, она не рассказывала о своем визите, зато с большой охотой говорила о работе, о семинарах в институте, как будто это составляло всю ее жизнь.
Ее тут же усадили за стол, начали потчевать, хотя до Нового года оставалось восемь часов. Она заставила себя попробовать холодец, съела солененький огурчик и розетку оливок – она знала, что это не вызовет никаких последствий. А потом достала подарки. Каждому в отдельном мешочке, с рисуночком. Вовка так обнял ее, что она вынуждена была оттолкнуть его, – раздавишь! Они говорили, а потом бабушка, улучив момент, когда все вышли по делам, сказала: «Ты как, Ника, делать что будешь?» – «Домой поеду, – отшутилась она, – посмотрю телевизор, и все». – «Одна?» – бабушка спрашивала, но ненастойчиво, и, в принципе, Вероника могла не отвечать. Но, почему-то покраснела, сказав «Не совсем», и потом запоздало провела рукой по животу. Все было очевидно, так как в доме было жарко, и ей пришлось снять свитер. «Валерка, что ли?» – недоверчиво спросила бабушка и покачала головой, но тут вошел отец, и вопрос повис в воздухе. Папа вообще проявлял деликатность. Она обняла его и чмокнула в щеку.
В шесть она стала собираться, и ее уже не стали уговаривать, зная строптивый характер. Нагрузили, хотя она отнекивалась. Холодец, пироги, и вручили подарок, – навороченный CD-плеер, с цифровым радио, а брат вручил парочку компакт-дисков. Новеньких, в упаковке. Мама пыталась сказать, “Куда ж ты, доченька, в такую поздноту”, но Вероника только мило улыбнулась: “Не волнуйся, мамочка”. Брат хотел проводить ее, но отец оделся сам. Он уже немного принял, и потому не сел за руль. Они шли молча, и только при подходе к метро он обнял ее и сказал: “Береги себя, доченька, ты знаешь, как мы за тебя переживаем”. Вероника расплакалась и бросилась к отцу на шею.
Вероника не очень любила возвращаться через «Московскую» – там всегда на остановке было не протолкнуться, а сейчас особенно много народу, – все спешили, кто домой, кто – в гости. Но это был почти единственный и привычный маршрут. До Нового года оставались считанные часы. Люди были радостно возбуждены предстоящим праздником и соответствующим застольем – еще бы, празднование католического рождества, отмечание на работе, Новый год, а перед этим – проводить Старый, и так – до тринадцатого. Но сейчас не было ни автобусов, троллейбусов, а на маршрутку выстроилась большая очередь. Да и частные машины пролетали мимо. Вероника простояла минут двадцать. Ей пришлось пропустить пару троллейбусов, она просто не решилась втиснуться. Наконец, прямо перед ней остановилась маршрутное такси, и она примостилась на сиденье прямо у входа. Немного поддувало сквозь щели, ползло по ногам, и она поджала ноги и отвернулась в сторону. Зато через пять минут выходила, довольная своей предприимчивостью. Никуда по дороге заходить не надо, и около восьми она вошла в квартиру. Памятуя о том, что родители будут волноваться, сразу же, едва успев раздеться, позвонила. А потом положила холодец в холодильник, очистила яблоко, и с полчаса сидела в кресле. Да, скоро уже девять, а у нее ничего не готово. Но, собственно, разве ей не будет достаточно бокала шампанского и фруктов? Ну, разве съест еще шоколадку. Чтобы снять усталость, она снова пошла под душ, после чего надела простую белую футболку, белые же трусики и домашние брюки. Тоже прикупленные в соответствии с ее увеличившимся размером. И вдруг почувствовала, как сегодня днем, приступ зверского аппетита. Вероника быстро заправила салат из крабовых палочек майонезом, отложила себе в тарелку, высыпала из открытой банки остатки кукурузы, и стала расправляться с маленькой порцией – она все же ограничивала себя. Но в дверь позвонили.
Она, не успев прожевать, пошла открывать, и ничуть не удивилась, увидев Валерку с большим пакетом. Он внес запах мороза, – на шапочке собрался иней, и лицо раскраснелось.
– Проходи, – сказала она, – я тут пока ем. Хочешь? И, не дожидаясь ответа, оставив его в прихожей, девушка вернулась на кухню, подчистила тарелку.
– Все, – теперь я – человек, – сказала она, возвращаясь в комнату, где Валерка уже распаковал маленькую искусственную елочку и украшал ее гирляндой – такой же игрушечной.
– Ой, какая прелесть, – искренне воскликнула Вероника, как здорово? Большую не поставишь, а эта в самый раз. И символ.
Он подключил гирлянду, выключил люстру и зажег лампочки. Комната озарилась разноцветными огоньками, и, довольный, отошел в сторону.
– Спасибо, дай я тебя поцелую! – и Вероника чмокнула его в щеку, и тоже постояла пару минут, любуясь елочкой.
– А это тебе – несколько смущенно сказал он, протягивая Веронике пакет. С Новым годом.
Она развернула его, и увидела кремовую футболку с разбросанными по ткани черными лошадками. Футболка была просторной, свободной, и она благодарно посмотрела на своего бывшего мужа. И сказала, в свою очередь:
– А это тебе, возьми под кипарисом.
Они немного посмеялись, и отправились готовиться к проводам старого нового года. Все должно быть чин по чину. Валера принес мороженное, пирожные, еще мандаринов, и шампанское. Они весело переговаривались, зараженные предновогодней суетой, перемешивая и раскладывая салаты, холодец, расставляя посуду, рюмки, фужеры, и без пяти одиннадцать смогли перевести дух.
– Ну что, проводим Старый? – сказал Валерка, глядя на часы.
– А как же! Наливай тогда. Золотистая жидкость забулькала, наполняя бокалы, они чокнулись, но Вероника сделала только несколько глотков «Души монаха» – придется пить шампанское в двенадцать, этот уж обязательно, а больше не следовало.
Вероника тщетно убеждала себя, что не очень-то рада приходу Валеры, – по крайней мере, могла бы встретить Новый год и одна, но все же ей было приятно. Она мельком подумала, что он вполне мог найти компанию поинтересней, но раз пришел, то пусть так и будет. До двенадцати еще оставалось время, они посмотрели шоу, а потом Вероника пошла в ванную, надела подаренную футболку, и сказала:
– Все, теперь я лошадь по полной схеме. Мне идет? Можно начинать.
– Разрешаешь?
– Сейчас президент выступит, и начнем, – милостиво согласилась она.
Валера аккуратно, без хлопка, открыл бутылку, шампанское зашипело, они чокнулись, пожелав, друг другу, что полагается в соответствующем случае, а Вероника про себя прошептала: «И за тебя, мой ангел», и грустно вздохнула.
– Ты что? – удивился Валерка, – но разве она могла объяснить?
Они принялись поглощать салаты, холодец. Валерки всегда отличался завидным аппетитом, Вероника же удивлялась себе, – сейчас она ни в чем не отставала от него. И еда приживалась.
– Давно так не ела, – призналась она, – и, кажется, действительно вкусно.
– Ну, тебе нужно за двоих, – сморозил Валерка и осекся, – не расценит ли она это как намек…
– Да, конечно, – согласилась Вероника, восприняв его слова совершенно спокойно, – постараюсь. И буду толстой, как …
– И красивой, – добавил тот, закончив фразу. А Вероника внезапно рассмеялась:
– Беленькой и пушистой. – В свое время это было любимой присказкой молодых и симпатичных девушек.
– Да, а как же. Они одновременно рассмеялись. И стали болтать ни о чем – как-никак, праздник.
Попытались смотреть телевизор, но новогодняя программа наводила скуку, они приглушили звук, и Валерка сказал:
– А помнишь, как в прошлом году? И они начали говорить, перебивая друг друга, как будто не было нескольких месяцев, да, что говорить, почти года непонимания, и даже разрушения, и вдруг подумали, что, в общем, не так уж и плохо им было вместе. Наверное, первым это осознал Валера, и замолчал. Вероника, однако, расценила это по-своему, сказав:
– Ну, тебе никто не мешал. Сейчас бы катался с горки, играл в снежки. А потом кого-нибудь полапал, помял, и, наверное, и…. – Она не произнесла в слух подразумеваемое, но добавила, – какую-нибудь смазливую девчонку. Сидел в большой компании. – Вероника отнюдь не собиралась злить Валерку, это просто вырвалось у нее. Как он понял ее эскападу, Веронику почему-то не заинтересовало. Веселое настроение куда-то пропало само собой, и то, что ответил Валерка, почувствовавший это, ее не задело:
– Ну, есть еще и Рождество, нас приглашали. Будет большая компания, за городом. Если хочешь.
– А, – протянула Вероника, – и разговор сам собой затих. Они опять стали переключать скучные телеканалы, и Вероника спросила:
– Может, горячее поставить? – имея в виду подготовленное мясо.
– Нет, рановато, – отказался Валера, – еще то не улеглось. И вдруг: – Слушай, а пойдем на улицу, растрясем? Сейчас почти два, и скоро должен быть фейерверк!
И, правда, с улицы уже доносились выстрелы, крики, – это высыпавший народ, поглотивший первые порции еды и выпивки, отрывался – палил из петард, ракетниц, запуская в воздух разноцветные огоньки. Вероника была не против, – молчание становилось тягостным, спать еще не хотелось, и, на самом деле, прогуляться совсем не мешало.
– Хорошо, только подожди, я переоденусь. Она натянула теплые колготки, свитер, надела башмаки на теплой подошве, и варежки. – Подай дубленку.
Морозец прихватывал. Было не меньше десяти – двенадцати ниже нуля. Они прошли через дворы на необычайно запруженный проспект Славы. Большинство компаний, пар двигалось в сторону казино, – как раз напротив установили пушечку, которая и должна была производить фейерверк. Но разгоряченный народ не дожидался официального начала, и сам палил в воздух. То там, то здесь раздавались выстрелы, небо расцвечивалось разлетающимися искрами. Веронике пришлось снова взять Валерку под руку, – иначе могли растеряться в толпе. И внешне, если кому-нибудь пришла в голову идея их рассматривать, они выглядели вполне благополучной молодой парой – Высокий, крепкий молодой человек, и зябко кутающаяся в шубку девушка, вздрагивающая, когда выстрелы раздавались уж слишком быстро. Наиболее нетерпеливые вели стрельбу чуть ли не на ходу. Однако все были поглощены предстоящим действием и праздником, возбужденные обильной едой и алкоголем. Сквозь толпу проносились, как броуновские частички, вездесущие пацаны, вырвавшиеся из-под родительской опеки. Но, поди, поймай их!
Они не дошли до казино, как в небо взмыл первый залп. Казалось, небо расцвечено мириадами огней, взлетающих ввысь и распускающихся диковинными цветками. «Ура!» – закричал народ, запрудивший всю проезжую часть, некоторые пытались протиснуться ближе, но все же останавливались на безопасном расстоянии. Один выстрел следовал за другим, легкий дымок стелился в морозном воздухе.
Полчаса, которые длился фейерверк, пролетели мгновенно. Стало холодать. Столбик термометра опустился еще градуса на три, и Вероника уже, казалось, не замечала, что Валера обнимает ее за плечи, – так было уютно и тепло. «Как хорошо», – подумала она, и тут же устыдилась внезапной крамольной мысли. Народ постепенно начал расходиться – продолжать празднование уже за столом, допивать и доедать. И они тоже свернули во двор, и буквально через пять минут уже были дома.
Но город, казалось, вообще не спал, всюду горели окна, продолжали взрываться петарды, оставляя в воздухе россыпи огней и дымчатые следы. Несмотря на мороз, пели песни, и, что удивительно, совсем не было пьяных. Вероника раскраснелась, и, что удивительное, ей самой совсем не хотелось спать. Может, Новый год принесет и новые надежды? Она об этом не думала. И не осознавала, что внезапно ожила, и тормоз, на который решительно поставила себя... начал давать слабину.
Валерка побежал ставить чайник, – после подобной прогулки не мешало согреться, она потянулась и включила телевизор. Увы, там шел очередной клон старых песен, лишь по MTV крутили незаезженные клипы. Кто-то несся на лыжах по бесконечной горе, а в небо взлетали разноцветные шары, сливаясь с неповторимой лазурью. Вероника откинулась на спинку и внезапно ощутила какую-то непонятную легкость и испугалась. “Ангел, что со мной? Воспаряя в небесах, объясни мне? Что я чувствую, и почему это происходит? То ли морозный воздух закружил мне голову, и я уже не я, а другая, и мысль моя бежит и пугает. Я не должна, но границы размываются, и темнота отступает перед мраком”. Но Ангел безмолвствовал, и она ощутила только его неслышный пролет, как будто он снова коснулся ее своим крылом, но уже не иссиня-черным, а серебристым. И голос не прозвучал, лишь подсознанием она уловила: “Деточка, ты становишься взрослой. И неважно, что это произошло слишком поздно. Ты чувствуешь себя женщиной? Но это естественно”. Казалось, последнее было навеяно грустью. “И?” – вопросила Вероника, вставая и подходя к окну, как будто надеялась увидеть там невидимый след”. Но только звезды проявлялись на небе, и таяли в морозном воздухе, мерцали, подмигивая ей.
Прикоснулась лбом к холодному стеклу, и стала шептать, уже не зная, к кому обращается: “Спаси, сохрани, убереги от...” – она боялась даже прошептать – “искушения”, но необъяснимо задрожали ноги и кровь прилила к голове. Ей стало душно. Вероника открыла форточку, пропуская в комнату морозный воздух. Но это не помогало... И морозные узоры на окнах, которые она так любила рассматривать, молчали.
Пришел Валера с подносом – ароматизированный чай для нее и кофе для себя, и поставил на сервировочный столик.
– Мне жарко, помоги снять свитер, – сказала она, не оборачиваясь, но, зная, что будет услышана.
Валера подошел сзади, она приподняла руки, а он, захватив свитер внизу, стал тянуть его вверх. Еще недавно чуть свободный, теперь он почти полностью прилегал к телу. Снимая с нее свитер, он ненамеренно коснулся ее груди, и, как бы в шутку, – а их отношения пока не подразумевали большего, сказал:
– Ого, а у тебя грудь подросла!
– Так всегда бывает, – отшутилась она, – а скоро еще больше будет. И, совсем тихо и неожиданно для себя, произнесла, – можешь потрогать... И это было настолько откровенно, что она ужаснулась, еще надеясь, что он не расслышал. Но сама непроизвольно отшатнулась назад и прижалась к нему спиной. Было ли для него это неожиданностью? – она не знала. Он провел руками по ее тоненьким предплечьям, обнял, не говоря ни слова. Под свитером на ней была только тоненькая футболка с черными лошадками, которую он подарил ей на Новый год, и все. Грудь действительно налилась, и к безупречным формам добавилось прекрасное наполнение. Он не решился мять их, а только заключил полушария в ладони, чувствуя упругие соски, пробивающиеся сквозь тонкий слой материи. Вероника покраснела, дыхание ее стало сбиваться, и она подумала, что хорошо, что сейчас он не видит ее лица. А что изменилось, если бы и увидел? И, когда Валера отвел рукой ее отросшие волосы, чтобы поцеловать в шею, она сама наклонила ее вбок и замерла, чувствуя прикосновение его губ. Они были не такими, страстными, чем когда она была его законной женой, а более нежными и бережными, как будто он не решался. «Ангел, что со мной?» – опять вопрошала Вероника, но серебристые крылья лишь мелькали среди бездонного неба.
Вероника выдохнула:
– Чай ... остынет. Давай пить чай. – Валера с неохотой – так ей показалось, – разомкнул объятия.
– Садись, – я только что заварил. И налил настоящий чай из чайника.
Вероника пила ароматный чай мелкими глоточками, откусывая маленькие кусочки от шоколадной плитки, и избегала смотреть на Валеру. Вдруг подумает невесть что. И удивилась, потому что ей опять была небезынтересна его реакция. Постепенно щеки ее приобрели свой обычный цвет, она успокоилась, и даже попыталась комментировать показываемые клипы. Валера, тоже испытывавший неловкость, охотно присоединился к ней, и они увлеклись разговором, обсуждая увиденное и услышанное.
– А шампанского? – Валера кивнул на недопитую бутылку. Весь вечер он практически не прикасался к спиртному, и Вероника была ему за это благодарна.
Они чокнулись и выпили за все хорошее. Но о чем думал каждый?
Зазвонил телефон.
– Вероника, это ты?
– Да, я, мама. С наступившим.
– Слава богу, а то я звонила, а ты трубку не брала.
– Да, мы гуляли, недавно пришли, – машинально ответила Вероника, и прикусила язык, – за этим должен был последовать вопрос, с кем, и как, и одна ли она, и что они делают или собираются делать, и посему, предупредив, она сказала быстро:
– Ну, пока, мамочка, целую всех. Я еще перезвоню. Повесила трубку, рассмеялась и посмотрела на Валеру.
– Тебе тоже привет, – слегка приврала она.
– Ты что, сказала?
– Да нет. К чему. – Вероника грустно задумалась. Все у нее перепуталось в голове. А пузырьки шампанского бессовестно и нагло разносили истому по организму. Она сделала еще несколько глотков.
Рэп на экране сменился медленным блюзом, и, совершенно неожиданно, а может, совсем наоборот, Валерка предложил:
– Что, может, потанцуем?
Она сказала «Да», прежде, чем успела сообразить, что этим словом почти определяет все, что может быть еще более нелепым, нежели все, происходившее с ней. Да бог с ним.… А он уже подал ей руку, они обошли столик, и Вероника положила ему руки на плечи. Он обнял ее за талию:
– Скажи-ка, а ты действительно поправилась! – без всякого намека, просто констатируя факт, – мягенькая. И вкусная.
– Да ну тебя, – Вероника рассмеялась, уже не смущаясь, – а чего ты хотел! – опять-таки делая ошибку, и не сообразив вовремя. Пока между ними было еще какое-то расстояние, можно было бы – теоретически – притормозить, и просто посмеяться, как и положено в Новогоднюю ночь. Но расстояние это катастрофически сокращалось, и неоднозначность фраз приняла вполне законченный характер. Они кружились, освещенные светом работающего телевизора и мерцающими разноцветными огоньками лампочек на маленькой искусственной елочке, за окном еще слышались взрывы петард, не перекрывающие стука сердец.
Внезапно Валерка поцеловал ее в губы, и она – так ли неожиданно для себя – ответила, что было бы совсем невозможно, если бы тем, кто был с ней, не был Валерка. Но другого не могло быть в принципе, и она услышала, нет, скорее почувствовала его шепот:
– … тебя.
– Прямо сейчас? – она могла не отвечать, вырвалось само собой, но. И ее бросило в жар, потому что она почувствовала подкрепление его слов.
– Да.
Не осознавая, что она делает, Вероника произнесла едва слышно:
– Тогда погаси свет и не спеши. Ей было безумно стыдно и страшно, и не пришла в голову мысль о том, чтобы использовать последний шанс и попробовать обратить все в шутку. Более того, она сама почувствовала безумное желание.
Валерка протянул руку и выключил телевизор. Теперь лишь тонкий луч пробивался сквозь приоткрытую дверь в кухню. Он провел рукой по ее округлившемуся животу, намереваясь расстегнуть пуговку на брюках, но она выскользнула:
– Не надо, я сама….
Она заснула, и не помнила, как она разобрал постель и уложил ее, а сам лег рядом.
Как всегда, Валерка проснулся поздно. Не обнаружив рядом с собой Вероники, он накинул на себя рубашку, и вышел в кухню. Было накурено. Свежий воздух смешивался с медленно опускающимся слоями дымом. Девушка сидела, отвернувшись к окну и прижавшись к батарее под открытой форточкой на низенькой табуретке, укутавшись в старый бабушкин плед, и курила. Рядом стояла пепельница с несколькими окурками.
– Привет, а что ты куришь? – естественно спросил он, – вредно же – подразумевая ее состояние.
– Не тебе, – резко ответила Вероника, не оборачиваясь, – ишь, забеспокоился!
Он повернул ее голову, – глаза были красные, по невысохшим следам непрерывно текли новые слезы. Казалось, девушка с трудом сдерживает рыдания.
– Милая, что с тобой? – у Валерки от неожиданности затряслись ноги.
– Что со мной? А ты что, не видишь? Все одно на уме. Думаешь, если я…. Если я жду ребенка, то со мной можно все? И не твое дело, слышишь? И вообще, проваливай. Чтобы я.… Что я тебе навязываюсь, и не одна. Чтобы потом всю жизнь была тебе благодарна? Обязана. И вообще, я скоро расползусь, и буду толсто и безобразной. А ты тогда…– Она бросала слова ему в лицо, как камни, не осознавая их несправедливости. Он стоял, ошарашенный.
– Ты считаешь, что я хочу тебя к себе привязать, да? И легла с тобой в постель, чтобы, чтобы… – она не могла подобрать слов. Но не долго. – И сам, ты сам. До чего дошел….
Вероника выругалась впервые в жизни, от охватившего ее отчаяния и безысходности, но не хотела и не могла признать этого. Попользовался, утерся и … – слова лились из нее непрерывным потоком, не останавливаясь, как слезы.
– Все вы, только одного, – и опять была не права. Думаешь, я тебе на шею вешаюсь, да? Чтобы, чтобы … – она больше не находила слов. Я тут страдаю, а ты, ты.… Ей стало жалко себя, беспричинно, по крайней мере, сейчас, и она не знала, чтобы сделала, если…
Наверное, бывают поступки, скорее порывы, определяющие несоразмерные действию результаты, и превращающие юношу в мужчину. Возможно, за эти месяцы Валерка тоже вырос, потому что, не слушая гневных филиппик Вероники, просто сгреб ее в охапку. Она рвалась, пыталась царапаться, но он терпел, не выпуская ее. И ему хватило несколько осторожных шагов, чтобы опустить девушку на еще теплую постель. Он не размыкал объятий, слизывал ее слезы, гладил как маленькую, шептал нежные слова, на которые, казалось, еще недавно совсем не был способен. Вероника тихо плакала, но не отбивалась. Потому что так поступать мог лишь мужчина, который хотел быть с ней, и больше никто. И Вероника, подсознанием почувствовав это, постепенно затихла….
И ангел, прощаясь, пролетел над ней. Миссия его была исполнена, и ему оставалось только наблюдать, паря в эмпиреях.…
Через некоторое время, убедившись, что его возлюбленная спит, и на лице ее блуждает блаженная улыбка, Валерка встал, оделся, собрал и вымыл посуду. Налил себе крепчайшего кофе, и внезапно, что руки у него дрожат, а сердце сжимается, как будто его пронзают миллионы тоненьких иголочек. Открыл форточку целиком и высунул голову наружу. Холодный ветер охладил, но не проветрил мозги, и не упорядочил мысли. Убей бог, он не представлял, что делать. И незаслуженно резкие слова Вероники, и ее внезапная страсть поставили его в тупик. Он сел на ту самую табуреточку, что и Вероника, и заплакал – неизвестно от чего – отчаяния, безысходности или от надежды. Никто не видел его слабости, но она была вполне объяснима.
И опять зазвонил телефон, – опять кто-то рвался поговорить, и он, чтобы не будить Веронику, сам взял трубку:
– Алло!
– Здравствуй, Валера! С Новым годом! – бывшая теща узнала его по голосу, – Вероника точно ничего не говорила ей, но та наверняка догадалась. – А Вероника здесь?
– Спасибо, и Вас тоже. Да, но она спит, не хочу будить...
Теща немного помолчала, – вероятно, она прокручивала в голове возможно предшествующие события, но тут же нашлась:
– Хорошо, как проснется, пусть позвонит.
– Обязательно. И он хотел распрощаться, однако вопрос все же последовал:
– Ну, как, у вас все нормально? – что она могла подразумевать этим всеобъемлющим вопросом – да все, что угодно.
– Конечно. – Он не стал распространяться, да и незачем.
– Ты поосторожней, пожалуйста. Знаешь, она ведь.... – теща не могла подобрать слово – вернее, не подобрать, а произнести.
– Знаю, не беспокойтесь.
Каково ей было говорить об этом с бывшем зятем? Неудобно, как будто она сама была в чем-то виновата.
– До свидания, – и он повесил трубку, дабы избавить себя от дальнейших расспросов. Он и так старался быть очень осторожным, что не помешало, а совсем наоборот. Потом вспомнил, что нужно бы позвонить и родителям, чтобы те не волновались. Он не собирался рассказывать им, где, как, с кем, тем более что упоминание имени его бывшей жены могло вызвать неоднозначную реакцию. Но на прямой вопрос ответил, что да, с ней, и ни с кем советоваться не собирается. А знать о ее беременности никому не нужно. Сами не маленькие. Так представлял он, массируя излишне разволновавшееся сердце. Потом усмехнулся – надо же, пошел, налил себе стакан из все той же бутылки, выпил, закусил остатками салата, и, потихоньку вползая в блаженство, сел в уголке, удивляясь превратностям жизни...
...
Серебряный ангел летел, роняя грустные перья, с трудом удерживая равновесие. Силы его были на исходе, – он боялся опоздать, чтобы успеть предотвратить неизбежное. Но темный настигал, стегая его острыми когтями по крыльям. И он терял высоту, ему было больно, но все же рвался вперед. Землю застилала огромная тень, а на спасителя было мало надежды. Еще один удар – и ангел пикирует вниз, обессиленный и униженный. А темный набирает силу, и он гасит солнце, он гасит звезды, он несет мрак. И вот он уже здесь, и все в его власти – и жизнь, и смерть, и надежды, и любовь.
Вот он взмахнул крылом, и все остановилось.
...
Все тот же старый доктор, глядя на остывающее тело, произнес риторическую фразу:
– Как жизнь хрупка! Сел за кухонный стол, достал из портфеля бланк и стал заполнять старой шариковой авторучкой. Теперь в его голосе не было ни сочувствия, ни вопросов – он словно подписывал уже приведенный в исполнение приговор... – А Вы – убийца, девушка. Серийный…
Что-то толкнуло Веронику, и она закричала и очнулась. Место рядом с ней было абсолютно пустым. Смятая подушка вдавилась в стенку. Уже стемнело, и, преодолевая страх, она сделала несколько шагов, и вдруг услышала, как будто изнутри идет голос: «Не бойся, мама, все будет в порядке». Она сначала не поняла, и лишь почувствовала, что это говорит новая жизнь. Вероника положила руку на живот, прислушиваясь, распахнула дверь, готовая увидеть нечто страшное. В углу неподвижно застыл темный силуэт. Она нерешительно замерла на месте. Сердце уже не стучало, а замерло в ожидании. Неужели все? Вероника с трудом нащупала выключатель. Свет больно резанул глаза….
Неподвижный силуэт обратился в Валерку, мутно продирающего глаза, и расплывающегося в дурацкой улыбке:
– Вероника... голая... дай я тебя...
Она бросилась на него, колотя кулачками по взъерошенной макушке:
– Дурак, кретин... живой. И заплакала снова.
Он не уворачивался, а только смеялся, приложил ухо к ее располневшему животу и слушал.
ВСЕ!