Новый год

Василий Поликарпов


Снег пошёл ещё на вокзале. Подувал холодный промозглый ветер. Он, ветер, всегда бывает таким в городе. Когда выехали за город, на прямую трассу, ветра не стало – дорога шла лесом. И тут снег повалил огромными хлопьями – стеной.
Свет пробивал сплошной поток белой пелены, казалось, вверху кроны деревьев сомкнулись, и автобус шёл тоннелем. Маленькие ёлочки стояли торжественно, как пушистые сказочные "снежинки" на новогоднем балу.
Потом дорога шла берегом горной реки, повторяя её извивы, то уходила в тайгу, на перевалы. И везде – пух снега.
Водитель гнал автобус нещадно – до Нового года оставались часы.
Снег прекратился перед селом, когда среди деревьев замелькали огоньки. Вновь задёргал слабый ветерок, несло низом. Похолодало.
На площади автобус резко развернулся в свете окон  магазинов и с рёвом, треском, оглашающим горы, понёсся в гараж.
Село замерло: редко тявкнет пёс, мелькнёт ли вдали, под уличным фонарём, редкий прохожий, не слышно пьяных распевов. Их давно не слышно.
Костя шёл по чужому селу знакомой дорогой, Костя часто бывал здесь. Предстояла баня. "Ещё одна радость в жизни", - подумал Костя. В детстве, в субботу, с теплотою в душе бежал домой с пацанами из школы: через перевал, сосновый бор - в свою деревню - дома ждала баня. Суббота и баня – единое целое – их нельзя разделить. Воскресенье было проклято: надо было вновь тащить на себе котомку с харчами на неделю, в чужое село, в этот интернат. Сегодня как раз воскресенье.
     Окна сестры ярко освещены, в зале мелькают разноцветные огоньки: ёлка. Сестра встретила, молча, сдержанно, лукаво улыбалась, глаза светились. "Ну, слава Богу, хоть сегодня здесь нормально". Зять молчалив, хмур. Да он всегда такой, озабоченный.
Племянницы, две малышки, кинулись на шею:
-Дядя Костя приехал!
Малышки уже  рассказывали о своих маленьких делах.
-В баню идёшь? Иди, как раз готова, ты ведь любишь в первый жар,- сестра смотрит на Костю со спокойной улыбкой, - я там тебе положила бельё на лавку. Новый год, где будешь встречать? Опять побежишь к этой. Если что не так – приходи сюда.
Костя молча сунул ноги в тапочки зятя и пошёл в баню. Был недолго. У порога ждали девчушки.
-Дядя Костя, смотри, в каких костюмах мы выступали на ёлке! – племянницы волокли ворох тюля, ваты, кружев. – Мы были "снежинками", я и Юля! Мы и сейчас их наденем!
-А в баню? В баню пойдёте?
-А мы к бабе Кате и деде Ване ходили. Скоро они к нам придут!
-Доченьки, дайте дяде Косте после бани отдохнуть - замучили.
     Сестра стоит с бельём в руках, зять ищет свои шлепанцы, и замечает их на ногах Кости.
-Ну, хватит, хватит! – говорит отец, и строго смотрит на дочерей. Девчонки конфузятся, отходят. Но не надолго.

* * * * *
     -Где будешь встречать Новый год? – Костя старается говорить в трубку тише.
-У Верки, - упавшим голосом отвечает Алла.
-Когда приходить?
-Когда хочешь, - эхом отзывается её голос, и слышатся короткие гудки.
     В окнах первого этажа тусклый свет – это окна Веры. Муж Веры уехал куда-то оформлять коммерческую сделку, и на Новый год, скорее всего, не явится – так случается часто в последнее время. Иногда Вера пьёт, но делает вид, что всё нормально. Когда дома никого нет, бьётся головою об стенку и ревёт.
Дверь открывает Петька, сын, румяный толстячок лет шести, смотрит светлыми ясными глазами снизу, вежливо здоровается. Весь в отца. Вера на кухне. Выглядывает.
-Сейчас, - говорит, как будто они виделись только что. В селе у Веры репутация умной, острой на язык женщины.
Вера выходит в прихожую, вытирая руки о передник, набирает номер телефона.
-Бегом сюда, - командует.
Алла, высокая, бледная, стоит, сжав руки, обычная уверенность оставила её. Вера смотрит на неё, говорит твёрдым голосом:
-Так, значит, что у нас по плану? А, да! Идём к Томке в общагу, она нас ждёт. Костя, одевайся, время не терпит. Вперёд, труба зовёт! А ты, Алька, посиди пока с Петькой, я быстро. Последи за пирогом!
Общежитие, напротив, через улицу. В комнате Тамары тускло: серые обои, серое одеяло на кровати, обшарпанный стол, два стула. У стола – высокая дебелая девица.
-Это Костя, а это Тома. Познакомились? Значит, так, распорядок такой….
Костя, не дослушав, выходит. В коридор и дальше – на улицу. На улице холодно, пустынно. Вдали, у горы, длинное здание школы, вблизи гудит котельная, выталкивая в небо столб чёрного дыма. Ярко освещено крыльцо Дома культуры, на площади – ёлка с гирляндами разноцветных лампочек.
Алла в тёмной комнате за дверью, с окнами, выходящими на освещённую центральную улицу, сидит, забившись в угол дивана. Костя садится рядом.
-Что же ты сбежал? Как теперь объяснится здесь твоё присутствие? Поухаживал бы за ней для виду.
-Она мне не нужна, только ты! Ты!
Костя обнимает Аллу за тонкую талию, нежно и страстно целует ослабевшие губы. Она стонет, откидывается на спинку дивана, шепчет:
-Сейчас Верка придёт….
-Но её нет.
-А Петька…
-Петька… Петька? Он играет пока со слониками, ребёнок.
Алла высвобождается из объятий, садится прямо, поправляет платок с коконом волос и бигудей.
-Костя. Мне нужно идти. Готовиться к встрече Нового года.
-Да, да, конечно, - глубоко вздыхает Костя. – Подожди ещё – Верка придёт.

* * * * *

Гости собираются не дружно, чинно, семейными парами, с натянутыми лицами, с тоскою и скукой в глазах. Но это недолго, скоро будет шумно и  весело.
И тут входит муж. Муж Аллы, Иван. Иван перетянут в талии ремнём, и представляет собой вид жалкий, нелепый. Тощее лицо Ивана – слегка растерянное, но он быстро справляется с бедой. Ладонь влажная, прохладная.
-Здравствуй, Костя, - говорит. Ничего не спрашивает. Костя смотрит на лоб, лоб чист.
Алла вошла следом, с дочерью. Анжелика вежливо улыбнулась, скромно поздоровалась.
-Ну, вот, наконец-то все собрались! – зоркий глаз бывшего прапорщика заметил непорядок – неорганизованность:
- Пр-рошу к столу – всех! Выпьем, закусим и – игры.
-Какие? Се…, - разинул рот остроумный Пётр Балдин. Бдительная жена вовремя прихлопнула грязные уста мужа.
-Узнаете, - хихикнула Верка.
Костя хотел, было, протестовать: рано, рано ещё пить и закусывать – старый год нужно провожать минут за 10-15 до нового. Ещё рано! Но его не слушали, все шли к столу.
Выпили, закусили, мужики вышли на лестничную площадку покурить.
-А вы слыхали, что снова отчудил Дрын-то!? – засмеялся, выталкивая изо рта порцию дыма, Пётр. Мужики посмотрели на Петра.
-А ну-ка, - сказал кто-то.
-Вы же знаете, какой он весь деловой. Конечно, снова замутил: вздумал открыть это кабельное телевидение. Занял у Булдыкина 40 тысяч, под проценты, (как он ему дал?!) и переслал их в Н-ск, чтобы купили там видеокамеру и декодер. А тут нагрянуло 2е апреля. И заметался Стасик: время идёт, проценты растут. У Булдыкина организация рушится; тогда он, втихую вызывает из Б-ска крепких ребят. Ребята заходят по-хозяйски в дом, Маринку с ребятней запирают в комнате, Стасика ставят раком, трахают. И забирают машину. Что делает наш Стас?
Мужики немо смотрят на Петра.
-Блажит, и бежит в больницу!
Посмеялись. Потоптались. Помолчали.
-Ты где сейчас? – спрашивает Иван равнодушно Костю. И напряжённо смотрит в сторону.
Из двери выглядывает Вера:
-Мужики, заходь!
И в квартире раздаётся её клич:
-Мужики, сюда! Будем сейчас играть! В "принцев".
-Как так? Почему, кто, где?
-Идите все в эту комнату, мужики! Ну, вы чё, мужуки! – Машет из двери Вера. Свет только в коридоре, в комнате полумрак. Дети играют в спальной.
-Ты, Костя, садись сюда, будешь в жюри.
-Журить я согласный, - Костя шарит рукою под собой детский стульчик.
-Я тоже буду в жюри. Кто возражает?!
Женщины расположились у стен, притянув к себе поближе своих мужей.
-Значит, так: ты, Петя, - иди сюда - будешь "прынц N1". - Пётр, бодро молотя локтями на месте, выбежал из своего угла. Народ захихикал. Вера водрузила на его покорно склоненную главу корону. В полумраке корона сверкнула позолотой, и была она похожа на трезубец, и ещё что-то мучительно напоминала.
-Миша! Сюда!
-К ноге, - захихикали нестройно в стороне женщины. Миша не сдвинулся с места. Вера подошла, напялила картонку Мише на голову.
-Будешь "прынцем вторым "! Веди себя хорошо! – И хлопнула сверху… по зубцам. На короне стоял порядковый номер, два. – Так! Кто у нас ещё без присмотра? – Вера хохотала откровенно. Мужчины были серьёзны – это было видно даже в темноте.
-Ванечка! Сосед родной! А ты что там, бедный, скромно стоишь!? Будешь "Прынц N3". - Иван покорно подставил голову. Вера нежно опустила корону на голову, и, любуясь, поправила. - Всё ещё не верится?! - спросила по-дружески.
Жёны мужей притихли, настороженно посматривая на Веру.
-Ну, вот, теперь всё! Устроим конкурс. Первый тур: все принцы встают на корточки и прыгают - кто дальше.
Вера вынула из кармана мелок, собрала ногой половики, провела черту.
-"Прынц N1", пошёл! Э-э-э, задницу не поднимать! Петя, что она у тебя такая тяжёлая? Как ты только управляешь… своим королевством?
-Принцы не правят, правят только…
-Верно, а мы тогда зачем?!
Наверху затопали, завозились, заскрипел диван.
-Дак, ребята, ещё не ночь – рано, - реабилитировался Пётр.
-Э-э-э, стоп! Не отвлекаться на посторонние звуки! Прыгаем!
-Какие посторонние? Родные!
Костя наблюдал со стульчика за состязаниями, было неудобно сидеть, но Костя терпел.
-Итак: в первом туре победил Пётр. Молодец! Теперь - второй.
-А при-исс…? - протянул Пётр.
-На, тебе конфетку! – сунула Вера леденец. - У детей рвёшь!
     Вера стёрла ногою в шерстяном носке чёрточки на полу и провела через всю комнату черту.
-Теперь: кто из принцев всех сильнее. Петя и Миша, вставайте на колени по обе стороны черты, друг против друга и упритесь лбами. Кто первым перейдёт Рубикон, тот и победил.
Женщины не смеялись. Миша вновь заупрямился. На упитанного Мишу зашикали, Миша тяжело встал на колени.
-И чтоб корона не свалилась. У кого упадёт – проиграл! Руками друг друга не хватать! – наставляла Вера.
Женщины коротко смеются. Мужчины стараются нести короны достойно. Короны держатся крепко, они налажены по размеру.
Погас свет.
-Ну, вот! Здравствуй, ж-ж… Новый год!
-Э-э-э-х-х-х! Дерьмократия!
-А дети-то. Как там дети? 
-Дети привычные - они выживут, - рассудил кто-то здраво.
- Новый год будем встречать при свечах. - Голос Веры утвердился и во тьме. Послышались возня, сдержанный женский вскрик:
-Петя, не балуй!
-А чё я? В темноте все кошки…, можа и перепутал бока.
-Ну, что, будут ещё принцы бодаться? – спросил темноту Костя.
-Нет, хорош, с играми покончено! Идём за стол. А потом - танцы, - скомандовала Вера, со свечой в руке она выглядела зловеще.

* * * * *

В тусклом, неверном свечении Алла пригласила Костю на танец. Алла молчит. Она напряжена до отвержения. Она держит Костю на расстоянии. Костя отталкивает Аллу и идёт на мороз.
     В книжном шкафу, у сестры,  любимый Розанов.
     "Раза три в жизни я наблюдал (издали, не вблизи) или слышал рассказ о матерях, сводничающих своих замужних дочерей. Точно они бросают стадо к… на неё как на с…. Никогда не "прилаживают к одному", не стараются устроить "уют", хотя бы на почве измены. Вся картина какого-то "поля" и "рысканья".
     Удивительно. Ещё поразительнее, что таких жён, всё зная о них, глубоко любят их мужья. Плачут и любят. Любят до обожания. А жёны, как и тёщи, питают почти отвращение к несчастному мужу. Тут ещё большая метафизика.
Между прочим, такова знаменитая Фаустина senior, жена Антония Благочестивого. Она сходилась даже с простолюдинами. А муж, когда она умерла, воздал ей божеские почести (divinatio) и воздвиг её имени, чести и благочестию – храм.
На монетах лицо её – властительное, гордое. На темени она несёт  маленькую жемчужную корону (клубочком). По-видимому, хороша собою, во всяком случае "видная". Лицо Антония Пия – нежное, "задумчивое", отчётливо женственное. Он - родоначальник добродетелей и философии.
Я знавал двух славянофилов, испытавших эту судьбу. Комично, что один из них водил своего старшего сына (конечно, не от себя) смотреть памятник Минина и Пожарского, и всё объяснял ему "русскую историю".


                1995г.