Предыдущая часть здесь http://www.proza.ru/2011/03/07/1779
Не смотря на свою, иногда даже чрезмерную прямоту, Ольга ни в чем не показывала своего отношения к Бычкову. Она не могла обидеть слабого или подчиненного, хотя часто проявляла резкость с начальством. Кроме того, от нескольких поколений своих предков, старых русских интеллигентов она унаследовала особую любовь и уважение к простому труженику. Много раз с удивлявшей меня теплотой она вступала в магазине или на улице в долгий разговор с какой-нибудь неграмотной старухой. Я не понимала, что она находит в этих разговорах, а она объясняла: «как хорошо она говорит! Какой язык удивительный! Сколько скромности, какая ясность мысли! Прекрасная старуха, разве ты не видишь?» Я же ничего прекрасного не замечала: «старуха как старуха, мысли житейские, язык неправильный. Чем тут можно восторгаться?»
И в Бычкове Ольга не могла не уважать труженика. Его дружба с шофером была для нее психологической загадкой, и, в конце концов, она отнесла эту дружбу в актив Бычкову: «вероятно, он не так плох, как мне кажется, раз жалкий Фокин вызывает у него сочувствие. Жестокий и душевно грубый человек, каким мне кажется Бычков, отнесся бы к Фокину с презрением и насмешкой. Может быть, я не права? В конце концов, зачем ему Фокин? Он не начальство, никакой корысти от него быть не может.» Тем не менее, иногда она ловила себя на совсем уж дикой мысли: «хорошо бы Бычков что-нибудь натворил, и его бы уволили…» Но он ничего не творил, а старательно работал. Нельзя же, в самом деле, увольнять человека только за тяжелый взгляд и за то, что он чересчур долго думает, прежде чем ответить на самый простой вопрос.
Она знала, что Бычков догадывается о том, что внушает ей отвращение. Больше того, она чувствовала: Бычков догадывается и том, что ей известна его осведомленность об ее отвращении. Ситуация была подобна многократному отражению в двух зеркалах, стоящих друг перед другом.
Когда Ольга стала об этом рассказывать Феликсу, он разозлился: «ну, что ты заумничаешь? И вообще, почему нужно столько думать о каком-то Бычкове? О нас с Васькой ты столько не думаешь, а мы с тобой, между прочим, знакомы много лет!»
«Он мне непонятен. Я пытаюсь его разгадать. А о вас-то мне зачем думать, я вас хорошо знаю».
«Так ли уж хорошо?» - В его голосе слышалась обида. – «Нашла сложную личность – Бычкова. Тоже мне - загадка. У тебя просто идея-фикс. Я знаю, что он знает, что я знаю, что он знает, что я его не перевариваю! Черт знает что. Мозги можно вывихнуть! Забот у тебя мало? У меня их более чем достаточно, и я не хочу участвовать в твоей мозговой акробатике. Уволь.»
И она больше не говорила с ним о Бычкове. Тихов, конечно, отнесся бы с большим пониманием к Ольгиным психологическим упражнениям, он и сам любит покопать в людях, но его уже десять дней не было в лагере.
С Ольгой изредка случались и раньше такие вещи: чей-то взгляд, выражение лица и манеры вызывали у нее непобедимое отвращение. Ей было трудно общаться с беднягой, о котором она не могла сказать ничего определенного, кроме того, что он ей не нравится. Эти случаи выглядели непонятной аномалией на почве обычной Ольгиной терпимости и щенячьей любви к людям, ко всем людям, к человечеству вообще. Она всегда холодно относилась к рассказам о человеческой подлости или зависти. По-моему, она просто не очень верила, что есть на свете завистники и подлецы – люди, способные отравлять свою собственную жизнь таким идиотским способом. Но если на Ольгу вдруг «находило», и она заявляла, что у такого-то «скверное выражение лица», я знала: для нее это значит больше, чем тюрьма в прошлом, последнему она могла и не придать значения.
Где-то между первым и вторым курсом Ольга познакомилась с парнем, отбывшим заключение. Она доказывала, что к нему следует относиться так же, как и к прочим знакомым. Я с ним так и не встретилась – его биография меня не вдохновила. По ее словам, он был интересным человеком, наверное, что-то в нем действительно было.
Возле нашего дома проходила линия окружной железной дороги, с обеих сторон к ней спускались лужайки. Днем там гуляли люди и собаки, а по вечерам было пустынно. Когда Ольгин знакомый предложил ей прогуляться в один из следующих вечеров в этом темном месте, где не было ни единого фонаря, я потребовала не просто отменить свидание, а вообще прекратить знакомство с этим типом. Ольга только рассмеялась: «я обязательно пойду! Чтоб он подумал, что я его испугалась? Этого еще не хватало! Наверное, он проверяет мое доверие к нему. Или мою смелость. За что же я буду обижать человека?»
По ее словам выходило, что прогулка состоится через неделю. Я стала прикидывать, как с помощью наших дворовых мальчиков организовать что-то вроде негласной охраны. Во дворе были ребята, которые взялись бы за это поручение с большим рвением. Но Ольга сказала мне неправду.
На другой день, часов в одиннадцать вечера в нашу дверь сильно постучали. Моя мама уже спала, а я в кухне мыла голову. Кое-как подобрав намыленные волосы, я осторожно спросила из-за двери: «кто там?» «Открой!» - ответил Ольги голос.
На площадке стояла какая-то растерзанная фигура, в которой я не сразу узнала Ольгу. Платье на ней было изорвано в клочья, грудь почти голая, лицо в грязи и избито. Я остолбенела…
Отодвинув меня плечом, Ольга прошла в кухню с торжествующей улыбкой, которая, в сочетании с грязевыми разводами и свежими, еще не расцветшими синяками, выглядела довольно зловеще.
«Я победила! Измолотила голубчика так, что он еле поднялся. Вот подлец!» - Злобное выражение сделало ее лицо еще более страшным. – «Дай-ка мне что-нибудь надеть»!
Умытая и переодетая в мое платье, она уже не рисковала перепугать своих. Потом мы пили чай с подушечками и обсуждали происшедшее. «Ну, Оленька, так кто был прав?» - спросила я с некоторым даже злорадством. Известно, что осторожные люди испытывают некоторое удовлетворение, когда жизнь подтверждает правильность их теорий.
«Я права!» - ответила Ольга убежденно. – «Вот только физиономист я никудышный».
«При чем тут физиономистика?»
«При том, что я не заметила ничего скверного в его лице. Физиономистика – искусство, и я им не владею. Вот ты всегда называешь меня художником. Какой я, к черту, художник, если не умею читать на лицах? А тюрьма - не главное. Сколько есть мерзавцев, никогда не сидевших в тюрьме! А есть и порядочные люди, побывавшие в тюрьме.
«Ты когда-нибудь научишься элементарной осторожности?» - Я начала закипать. – «Черт возьми, ты же случайно избежала несчастья!»
«Не случайно, я сама отбилась без всяких случайностей. А что касается осторожности, я так считаю: невозможно уважать себя, если всего боишься. А чтобы не бояться, нужно уметь защищаться!»
«Не от каждого ведь можно защититься».
«А нужно работать над собой, чтобы можно было от каждого! Пожалуйста, занимайтесь самбо, боксом, чем угодно, только не будьте хлюпиками! Мою прабабку когда-то вообще продали…Ты не знаешь этой истории».
«Нет. Как это продали?»
«Обыкновенно. Мой прадед был ссыльный интеллигент, политический. В ссылке он встретил девушку-бурятку, мою прабабку, и женился на ней. Ее родственнички продали за большие деньги богатому буряту: она была очень красивая. Продали связанную. Да - да, связали веревкой и продали как овцу. Думаешь, она, связанная, не отбилась? Она ему в горло зубами вцепилась, он чуть не умер, а ее судили, сослали…Дикость, конечно, а что было делать в таком положении? По-моему, она была молодчина!»
«Я и не знала, что у тебя есть бурятская кровь.»«А откуда же у меня такие скулы?» - она отодвинула от разбитой скулы половник и повернулась в фас. – «Во мне много бурятского. Иногда мне самой кажется: выпусти меня в степь, дай мне хорошего коня – и не отличишь от стопроцентных степняков.» Я слушала и думала, что редкий художественный вкус и художественные способности у нее тоже бурятские: народы Азии ведь этим славятся. «А со стороны отца у тебя какие предки?» - заинтересовалась я Ольгиной генеалогией.
«Ничего особенного. Бабушка была гречанкой, дочь крупного бакалейщика. Но эта кровь во мне как-то не проявляется.»
Да, кровь бакалейщика потонула в потоке вольной бурятской крови…
…В избушку вошел Миловидов. Ольга выглянула из-за марлевой преграды, висящей в проеме двери. Убедившись, что у начальника подходящее выражение лица,: «Николай Иванович, что вы думаете о Валькиной железке?» Он отмахнулся с пренебрежением: «а, одиночная находка, сделанная неизвестно где и неизвестно когда – это не находка.»
«Ясно гда - поблизости от Бушуевки».
«Ничего не ясно. Бабка ничего не знает, а старика уже нет. Может, он этот железняк за пятьсот верст нашел».
«Станет он таскать тяжесть за пятьсот верст. Что он, мальчишка? Или геолог?»
«Фактов нет. Нельзя будет даже отметить в отчете. Ну что напишешь? Про бабку – что у нее щи вкусные?»
«Так поэтому и нужно копнуть. Я бы сходила с Валькой. Расспросили бы людей, покопались бы. Там болото – это ведь по моей части, я прыгучая. На недельку, а, Николай Иваныч?»
«Вам в больницу нужно прыгать, а не в болото. Вы ели что-нибудь?»
«Нет, пока лучше поголодать».
«А деньги вчера не получили? Ну да, не получали вы, тиховцы, Феликс, Наташа…»
С трудом сгибаясь, он выдвинул из-под нар рундук – обитый железом сундучок, исполняющий обязанности походного сейфа, защелкал замком. Вынул толстую пачку денег, отсчитал Ольгину зарплату, добавил рубли и трешки из другой пачки. Ольга скомкала деньги и сунула их на подоконник. Миловидов убрал на место рундук и стал переобуваться.
«Вы далеко собрались, Николай Иваныч»?
«Да хочу еще по ручью полазить, посмотреть осадочники. Глины тут до того красивые, я таких даже не видел. Так и просятся в керамику. Может, еще что-нибудь есть…»
«Уже смотрели – ничего нет. Да и не бывает под носом – закон подлости…»
«Это вы правильно изволили подметить, а все же нужно мне самому покопаться. Я теперь сто раз под носом смотрю – научили…» Миловидов любит щегольнуть старомодной вежливостью, что, впрочем, не мешает ему при случае выражаться весьма крепко в современной манере.
«Знаете, какие бывают оказии?» - Он, покряхтывая, натягивал резиновые сапоги и притоптывал так, будто плясать собирался. – «В пятьдесят третьем копались мы возле Мухты. Вы там не бывали? Местечко, доложу я вам, богом проклятое: топь такая, что машина без гати и километра не делает…Сейчас-то там все по-другому – большой энпе. А тогда что было! Лошадки наши бедные вязли, в основном пешком ходили, на лыжах…Да, надевали на ноги вроде лыж доски – это помогало…Да, так вот, все мы облазили - пусто. А под ногами плохо посмотрели. Про нас потом в отрасли такие анекдоты сочиняли, что только держись. И ведь Добрынин еще с нами тогда ездил, отличный был геолог – и вот, поди ж ты…»
«Николай Иваныч!»
«Что?»
«Отпустите меня с Валькой в Бушуевку? Здесь же недалеко! Вместо выходных, а?»
«Ольга, у нас своих дел навалом. Не понимаю, что это вас на железо потянуло? Мы с вами, кажется, не в Чермете работаем? Ну, Валентину простительно: зеленый, романтика распирает. А вам ведь не двадцать – неудобно напоминать даме…Дела наши паршивые нам хорошо известны. Вечно у вас авантюры на уме.»
«Николай Иваныч, я месяц искала в магазинах сапоги, а купила пылесос. Так то магазин! А здесь же нет отделов, что попалась, нужно брать…Ребята Лапшина нам помогали?»
«Бумажку написали.
«И копали тоже».
«В пределах своих работ».
«Господи, ну какая разница? Это мелочность!»
Миловидов поджал губы и сказал противным вежливым голосом: «ваше сегодняшнее настроение, Ольга Алексеевна, я могу объяснить только вашим нездоровьем.
«Ну, все, уперся». – С досадой подумала Ольга. – «А Валдька этот железняк на ночь под подушку прячет: боится, как бы не пропал единственный образец. Не специалисту по черным трудно установить процент железа, но по цвету похоже, что железка ценная. Нужно обязательно поговорить с людьми, может быть, удастся найти еще один такой кусок. Валька необщительный, он это сделал, конечно, кое-как. А два образца – это уже не случайность, можно будет тогда написать серьезную бумагу и приложить образцы. Остальное – дело не наше. Если Миловидов всерьез упрется, все так и останется одними разговорами. Погибнет идея. Сейчас я тебя, лапушка, отвлеку, чтобы ты забыл о своем отказе!»
«Николай Иваныч, вы с Бычковым идете?»
«Никто мне не нужен – часовой моцион для аппетита. Бычков при деле: инвентарь в порядок приводит, к заступам черенки точит. Руки у него хорошие, что ни говори…Если я задержусь, пошлете его за дровами, когда он закончит.»
«И физиономия его вам тоже нравится?»
продолжение следует, оно здесь http://www.proza.ru/2011/03/17/1198