У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый, двадцатидвухлетний.
(В. Маяковский, «Облако в штанах»)
Хотя я не враг равнин,
друг ледниковых гряд,
ценитель пустынь и гор -
особенно Апеннин -
всего этого, говорят,
в космосе перебор.
(И. Бродский, «Моллюск»)
Я проснулся и (что ты будешь делать...) опять не уловил, когда и как это произошло. В голове появилась первая за начавшийся выходной день мысль: «Сегодня определенно нужно сделать как можно больше полезного». С недавних пор задаюсь вопросом: а чем, собственного, таким примечательным я могу запомниться близким людям в частности и обществу в целом? Ну родился, учился, пока ещё не женился. Надо искать работу. Куда идти, кем трудиться? Зовут в аспирантуру. Это значит ещё три года трястись из-за оценок, писать никому не нужные «исследования», бороздить сеть в поисках чужих диссертаций на темы, созвучные с моей... В принципе, неплохая перспектива: можно узнать много нового и интересного. Только есть две существенные проблемы: лень-матушка (знаю, что давно пора её побороть, да никак не получается) и отсутствие… Правильно, денег.
Размышляя таким образом, я провалялся в кровати минут двадцать. А меж тем часы показывали половину одиннадцатого или около того. Нащупав босыми ногами тапки и отыскав на столе свои очки, которые тут же оказались на носу, в результате чего все вокруг приобрело чёткие формы, я поднялся со своего ночного ложа. Процесс облачения в домашнюю одежду занял считанные секунды. Ещё лёжа в кровати я мысленно прочитал несколько утренних молитв (хотя по правилам это надо делать стоя перед иконами). Перекрестившись и раздвинув пошире шторы, которые весьма благосклонно впустили в комнату лучи яркого весеннего солнца (люблю, когда дома много света), я отправился на кухню в поисках завтрака. Настроение было приподнятое. День начался превосходно.
Не знаю, как для вас, а для меня завтрак — это то, что задает тон всем событиям после него. Как следует подкрепиться с утра значит зарядиться бодростью и энергией вплоть до самого обеда, до которого ещё часа три-четыре, не меньше. А как говорят умные люди, ты — то, что ты ешь. Так вот я предпочитаю на завтрак: немного манной каши без комочков, один бутерброд с сыром и один бутерброд с колбасой, а также чашку не очень горячего кофе с молоком и одной ложкой сахара. В качестве второго, так сказать, блюда на завтрак не откажусь от яичницы из пары-тройки яиц и двух сосисок, политой кетчупом и майонезом и посыпанной нежным тёртым сыром. К яичнице обязателен ломтик свежего ржаного хлеба… Да, совсем забыл: в постные дни я таки стараюсь обходиться менее калорийной пищей.
Не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой скушав всю эту прелесть, я до такой степени ощутил некоторое физиологическое счастье и беззаботность, что матушка лень, бодрствующая денно и нощно, и всей свой ядовитой сущностью отравляя моё мирное существование, не преминула появиться буквально из ниоткуда и застать меня, разомлевшего от утреннего пиршества и вследствие этого беззащитного, врасплох.
Опустим подробности процесса мытья посуды и передислоцируемся к креслу с телевизором, которые ждали меня с распростертыми объятьями всю ночь. Бессовестно подражая героям западных фильмов, я закинул свои нижние конечности на журнальный столик, вооружился пультом дистанционного управления и приступил к совершенно бесцельному блужданию взглядом по абсолютно бессмысленным программам, передаваемым двадцать четыре часа в сутки практически по всем каналам отечественного и зарубежного телевидения. Мой взор ни коим образом не привлекла ни одна из них. Без конца нажимая большим пальцем правой руки на кнопки пульта, я просидел не меняя позы часа полтора-два и, утомившись неимоверно, решил, наконец, проветриться. Благо, денёк был самый что ни на есть подходящий.
Только я «вырубил ящик», как раздался телефонный звонок. Голос звонившего, как всегда, был бодр, весел и приветлив.
— Здорово, — пробасил голос.
— Здорово, — ответил я.
— Как дела? Чем занимаешься?
— Да так. Ничем, — вяло пробормотал я, изрядно уставший от просмотра ТВ.
— А, понятно, ничего необычного, — было слышно, что звонивший (а это был мой друг Аркадий) явно глумился надо мной. — Не хочешь прогуляться?
— Да можно, — не обращая внимания на задорную иронию собеседника, я продолжал говорить всё так же вяло и безжизненно.
— Ну отлично. Через десять минут, как обычно, на перекрёстке.
— Ага. Давай.
Я повесил трубку и поплёлся переодеваться. От позитивного настроя не осталось и следа, но я твёрдо верил, что этот настрой вернётся, как только я выйду на свежий воздух.