Катерина перелистывает толстый увесистый альбом со старыми чёрно-белыми фотографиями. Одни, окинув мимолётным взглядом, пропускает, перелистывает страницы дальше, на других подолгу разглядывает любимые, родные до боли лица…
Вот папа, уже немолодой, с поредевшими, коротко остриженными волосами, с лицом, исчерканным сетью глубоких и мелких морщин. Но глаза не утратили весёлого блеска, они смеются, светятся теплом и добротой.
Папа одет в парадный костюм, пиджак которого увешан орденами и медалями. Только раз в году этот костюм папа надевает – 9 Мая, в День Победы. Фотография сделана именно этот день – страна отмечает 25-летие со дня окончания Великой Отечественной… Рядом с ним на фото – два мужчины и женщина. На груди у каждого из них – такой же «иконостас» из наград, как и у папы. Двое из них – его фронтовые друзья: военврач, полковник медицинской службы, ведущий хирург Владивостока (на фронте – фельдшер) Марина Лазарева и директор винодельческого завода, бывший командир разведроты Фарид Зейнаттулин. Двадцать два года не виделись они, и вот встреча, наконец, состоялась! Марина с мужем, тоже фронтовиком, приехала с Дальнего Востока, Фарид – из Крыма.
Катерина оторвала взгляд от фотографии, прикрыла глаза и погрузилась в воспоминания…
Она училась в тот год в десятом классе. Однажды папу пригласили в сельсовет и отдали письмо, пришедшее на имя председателя. В этом письме Фарид Зейнаттулин спрашивал, проживает ли сейчас в селе Шаповал Василий Филиппович, его однополчанин. Писал о том, что три года они переписывались, потом Фарид переехал в Крым и связь как-то прервалась. И вот он решил навести справки и встретиться с другом, если тот всё ещё живёт в селе.
Из сельсовета папа домой пришёл в таком возбуждённом состоянии, в каком ранее Катя не видела его ещё никогда. В тот же вечер вместе с мамой написали Фариду ответ, пригласили его в гости. А через две недели получили ответ, в котором Фарид сообщил, что приглашение принимается. Более того, приедет он не один, а с Мариной Лазаревой, с которой поддерживал связь, когда уехал с Дальнего Востока, где та живёт и сейчас. Марина с мужем приезжают на День Победы в Крым, в гости к Фариду, и они вместе приедут к Василию. Папа читал и перечитывал письмо, обсуждал с мамой, как они будут встречать гостей, чем угощать. Ходил по двору, что-то подбирал, приколачивал, переставлял с места на место… В общем, видно было, что нервничал и с нетерпением ждал встречи.
О, что это была за встреча! Катя никогда до этого не видела, чтобы взрослые солидные мужчины так плакали! О Марине и Катиной маме и говорить нечего! Эмоций не сдерживал никто: обнимались, не скрывая слёз, прерывистые фразы, понятные только им, сменялись смехом, снова объятиями, опять слезами…
Потом было застолье, обязательные «ворошиловские» сто граммов, первые – «за тех, кто не вернулся», воспоминания. Вспоминали, как в одном из рейдов по тылу врага Василий всю ночь тащил на плащ-палатке тяжелораненого Фарида к своим позициям. И вытащил. Как в окопах делили последний сухарь, когда интенданты не могли из-за непрерывного обстрела фашистской артиллерией подвезти продукты на передовую. Как Марина, вытаскивая из окопа контуженого Василия, получила ранение, и они попеременке тащили друг друга, утопая в глубоком снегу…
Папа… Отчим… Это слово Катерина никогда даже в мыслях не произносила! Он для неё всегда оставался папой, даже тогда, когда она узнала, что у неё есть родной отец. Да, именно отец, в отличие от папы… Объявился отец, когда девочка оканчивала восьмой класс. Написала по его просьбе письмо родителям, которые проживали в этом же селе, сотрудница отца. Случайно разговорились, женщина назвала место своего рождения, и тогда он вспомнил, что там должна бы жить его первая жена и дочь. К этому времени у него было уже пять или шесть жён, правда, детей ему ни одна из них так и не подарила. Вот и загорелся желанием узнать судьбу единственной дочери, познакомиться, если возможно, пообщаться.
Из ответа родителей женщина узнала, что есть такие в селе, семья хорошая, крепкая, кроме Кати, ещё две дочери растут. Сообщила об этом коллеге, и тот засыпал бывшую жену письмами с мольбами о встрече и подарками, причём не только своей дочери, но и её сёстрам.
О чём родители долго разговаривали в тот вечер, закрывшись в кухне, Катя не знала. Но утром следующего дня папа позвал девочку на веранду, сел на табуретку и, поставив дочь перед собой, взял её за руки, долго внимательно разглядывал, будто запоминая, потом тихо сказал:
– Катя, ты уже большая, ты сама должна решать, как поступить. Твой отец очень хочет увидеть тебя. Как бы то ни было, он – твой отец. Имеет право… Но ещё раз говорю: решать только тебе!..
– Нет, не хочу! У меня есть ты, папа! Другого я не знаю и знать не хочу! Тот человек – чужой, я его никогда не видела и не хочу видеть! – девочка обхватила тонкими ручонками шею папы и заплакала.
Василий крепко прижал к себе худенькое тельце подростка, сглотнул комок, подступивший к горлу, и сморгнул слезу, повисшую на реснице.
Это был один-единственный разговор на эту тему, больше к нему никогда не возвращались.
Катерина тоже смахнула слезинку, побежавшую по щеке, пальцем легонько провела по фотографии, словно приласкала, и снова окунулась в воспоминания.
Папа, папа…Какой же он у неё был!!! Все свои поступки до сих пор она сверяет по нему: а как бы папа поступил, а что бы он сказал ей, посоветовал в том или ином случае?..
Добрый, честный, справедливый, он никогда ни разу не обидел Катю, не обделил в чём-то, не дал повода усомниться в своей правоте. Кажется – мелочи, но их было так много, этих мелочей, и Катерина помнит их до сих пор, спустя многие годы. Папы давно нет, сама она – уже бабушка, а вот помнится…
Помнится… Кате, старшей из трёх дочерей в семье, рано на плечи легли и заботы о младших, и домашние дела, и ответственность – родители работали в колхозе от темна и до темна. Однажды девочка занялась уборкой в доме, а младшей, Оле, поручила вымыть посуду. Та заупрямилась:
– Не хочу, не буду! Тебе мама сказала – ты и мой!
– Нет, будешь! Нам сказали!
– Нет, тебе сказала, а я не слышала! Не буду!
Катя заставила всё-таки сестру перемыть посуду, пусть со скандалом, слезами, соплями, с помощью прутика и последующими угрозами:
– Подожди, родители придут с работы – я им расскажу, что ты меня била!
Вечером, когда семья собралась за ужином, Катя долго ждала, когда же сестра начнёт жаловаться. Но та молчала. Так и не дождавшись, сама завела разговор:
– Ну, Оля, что ж ты молчишь? Давай, рассказывай! – хоть и не знала, как родители среагируют на метод воспитания, но и молчать больше не смогла.
– А что случилось? – спросила мама.
– Пусть Оля расскажет.
Похоже, младшая дочь не очень хотела рассказывать об инциденте, но родители настояли, и той пришлось рассказать. За столом возникла напряжённая пауза. Молчала мама, молчали дети, молчал и папа. Потом решительно стукнул ладонью по столу:
– Так, давайте решим вопрос раз – и навсегда! Катя – старшая, за всё отвечает она, поэтому, когда нас нет дома, слушаться её безоговорочно! Больше повторять не буду! Ещё раз повторится – добавлю от себя, ремнём!
И на этом разговор был исчерпан. Надо сказать, что папа никогда не повышал голоса, не ругал, никого и пальцем не тронул, словами воспитывал. Но такие находил, что от укоров совести хотелось сквозь землю провалиться! Мама – та сгоряча могла и отшлёпать тапком, хворостиной, полотенцем, в общем, что под руку попадёт. Папа – никогда!
Помнится… Папу кто-то угостил конфетой, длинной такой, обвёрнутой полоской цветной бумаги. После ужина папа достал её из кармана, разделил на три равные части и раздал нам, девчонкам…
Помнится… проезжая через лес, папа собрал горсть лесных орехов. Дома разложил поштучно на три кучки:
– Угощайтесь, доченьки, это вам зайчик передал!..
Помнится… Да разве же такое забывается?!! Эту память несёт Катерина и до сей поры. И до конца своих дней пронесёт. Как и вину за то, что не успела попрощаться с папой, проводить в последний путь… За один день, получив телеграмму, прилетела, пересаживаясь с самолёта на самолёт. Преодолела тысячи километров. И не успела… Когда на такси подъехала к родительскому дому, люди вставали из-за поминального стола… Это было первого января.
На следующий день принесли «срочную» телеграмму, отправленную Катериной перед вылетом: «Вылетаю тчк Ждите». Не дождались, не надеялись, что прилетит – очень большое расстояние разделяло дочь с отчим домом. А может, это и лучше? Он остался в памяти живым, таким, каким запомнился в последнюю встречу. И кажется Катерине, что вот приедет она в отпуск, и сядут они с папой на крыльце, и он, как детстве, обнимет её и будет рассказывать о войне, о саде, о сельских делах…
С тех пор Новый год Катерина не отмечает, вернее, встречает вместе с детьми, потом дети расходятся по своим компаниям. А Катерина в два часа тридцать семь минут открывает старый альбом на страничке с фотографией ПАПЫ, наливает стопку водки и молча выпивает. "Ворошиловские", фронтовые папины и его друзей сто граммов. Одна… Нет, не одна - с папой!