Не прошёл и версты, как земля под ним раздвинулась! И упал Иван в пропасть глубокую, непомерно широкую. Пока в себя приходил, видит - пещера огромная! Посреди пещеры котёл на огне смалится, а в нём что-то булькает и варится. Вокруг котла нечисть сидит разная, а во главе её - чудище человекообразное: шерстью заросшее, жёлтые глаза огнём полыхают, изо рта клыки сверкают, а на пальцах когти мелькают.
Увидев Ивана, обрадовались они: глазищами захлопали, ногами затопали. Руки тянут к нему нечистые, лохматые, когтистые.
- Вот он, дурень-болван, царевич-Иван! Душу-Земную собрался выручать, власть нашу бесовскую изгонять! Сейчас мы тебя обсмалим, к обеду поджарим и сварим...
“Ну, - думает Иван, - пропал! Одна надежда - на зелье колдовское - выручай, из беды забирай! ”. Незаметно кувшин достал, наклонился, глотнул и почувствовал, как силой наливается, ростом поднимается.
- Давай-ка, чудище клыкастое, бороться. Кто кого к стенке припрёт, тот в котёл и пойдёт!
Видя, как Иван переменился, силой и ростом налился, заволновалось чудо безобразное. Мордой стало сереть, глазами тухнуть, боками худеть. Не справиться ему с Иваном! Разве что обманом...
- Эх, Иван, - чудище с ухмылкою скривилось, пряча злобу в глазах, в поклоне склонилось. - К чему нам биться? Давай мириться! Трубку мира раскурим и дела твои обсудим.
- Это по-нашему, - кивнул Иван и, сделав глубокий вдох, подумал: “А где ж тут подвох?”
Нечисть враз засуетилась. Из тёмного угла вытащила трубку не простую, а золотую. И давай её травкой вонючей набивать, и огнём бесовским разжигать.
Когда трубка задымилась, блеском злата заискрилась, чудище, взяв её когтистыми, волосатыми пальцами, протянуло Ивану...
- На, царевич, потяни... успокойся... отдохни и не бойся.
- Нет уж, - отклонил трубку Иван, видя подвох и обман, - делу сему не обучен. Так что сделай милость - научи и первым трубку раскури.
- Тут же всё просто! – разозлилось чудище и схватило трубку. Ткнуло в клыки, затянулось... Вмиг шаром надулось, кверху перевернулось. Зенки на лоб скатились, уши огнём задымились.
Видя промашку, кинулась нечисть главного спасать, трубку из лап выбивать. Кое-как откачали, в чувство привели, трубку забрали.
- Что ж вы, твари, сюда напхали? Что за гадость в меня накачали? - чихало, кашляло, топало ногами и грозно рычало чудище. Оклемавшись, сказало:
- Извини, Иван, слуг моих нерадивых, тупых и ленивых. Давай лучше разопьём чашу мира-вина, выпив её до дна.
- Это дело другое, благородное и святое, - хмыкнул Иван.
- А ну-ка, слуги мои нечистые, проворные да когтистые, принесите нам вина - то, что в погребе триста лет стоит, голову пьянит и душу веселит.
Опять кинулась нечисть проворно в погреб глубокий, просторный. Но, краем глаза, видит Иван - опять ему готовят обман. В чашу вина наливают и так приправляют - что дым там извивается, а нечисть плюётся и сморкается.
Вскоре, чашу притащили и в руки Ивану всучили:
- Пей, не робей - будешь только здоровей! - расплылось в клыкастой улыбке чудище.
- Это мы можем, - Иван чашу хватает и нечисти в рот заливает. Вино в клыках забулькало, задымилось, а чудище рыкнуло, икнуло и - испарилось!
Нечисть куда-то пропала, пещеры глубокой не стало. Снова очутился Иван на равнине широкой, на дороге каменистой под солнцем лучистым. Мотнул головой, расправил плечи и грудь и дальше отправился в путь.