Итак, дорогие мои, наступил долгожданный конец света. Упал астероид, Земля столкнулась с такой же глупой планетой, растаяли ледники, все затопило. Короче, полный крах. Долой правительство! Свободу Юрию Деточкину! Вся власть Советам! А если еще короче – то меня бросил муж. Нашлась змея-разлучница, которая оказалась лучше меня. Меня – такой хорошей, доброй, обаятельной девушки, сорока четырех лет отроду, которая так привыкла быть счастливой, успешной, уверенной в завтрашнем дне.
Сын с молодой женой жили в другом городе, Варюха, дочь, училась в институте, а свободное время пропадала у своего парня. Я же бродила из угла в угол по пустой квартире и скулила. По телевизору шли фильмы только о несчастной любви, песни – только о брошенных возлюбленных. Я рыдала вместе с ними, жалея себя. Как я себя жалела! Самозабвенно, глубоко, отдаваясь всем сердцем. Кусок в горло не лез. Я стала, как щепка. Маленькая, худенькая, старенькая. «Скавуль… скавуль…». Нужно отдать должное Варьке, она со мной носилась. Пыталась засунуть в меня какую-то еду, витаминчики, проводила жизнеутверждающие беседы и даже целовала на ночь, подтыкивая под меня одеяло. Я ощущала себя больной, несчастной и еще больше раскисала. Утром бежала на работу. С трудом отсиживала свой срок и, с затаенной радостью, бежала домой, чтобы вслух поплакать, пока нет Варьки.
Приехал Сашка со своей Марусей. Я предупреждала Варвару, строго-настрого, чтобы ему ни-ни. Но она, предательница, ему все-таки позвонила. Явился. Румяный, здоровый, улыбка во весь рот. Из-за спины выглядывает лиса – невестка. Поцелуи, объятия, шум, гам. Я же, с синяками вокруг глаз, страдальческой улыбкой на бледных губах. Уловила себя в зеркале – Боже, Царя храни, кто это?
Ожидала бережного отношения к своей хрупкой особе – нет! – хохот, громкие рассказы о приключениях в пути, суета на кухне, распаковка чемоданов, извлечение оттуда подарков. В общем, ничего похожего на траурный митинг. Может он, все-таки, не знает? Знает, подлец, ловлю его чересчур теплый взгляд, пытаюсь всхлипнуть, но никто, кажется, не заметил, и меня попустило. Как-то полегчало, потеплело и почти оттаяло. Варвара перекрикивала Саньку, Маруська, как всегда, разлила на себя чай, все пытались стащить с нее мокрые джинсы, потом обрядили в мой махровый халат. За два дня, что они здесь пробыли – ни малейшего намека о моем горе. Хорошо это, или плохо? Хорошо, решила я. Все так же, мурлыкая, Сашка обнимался со своей «мамулечкой», все так же, выхватывал со сковородки и заглатывал горячие оладьи, а я кричала ему: «Пошел вон!» и давала щелбаны. Все было так же. И не было при этом сочувственных похлопываний по плечу и глупых слов «ничего-ничего, все образуется». Так что, оказывается, у меня - замечательно умные дети.
Летели дни, недели. Горе – горем, но подключилась и материальная проблема. Одна оплата за жилье отбирала половину зарплаты. И как-то, вдруг, все износилось: трусы, лифчики, прочее барахло. В моем институте работают дочки ректоров, жены начальников и, естественно, одеваются, как царственные особы. Меня же занес туда какой-то счастливый ветер очень случайно, без всяких подстав. И уже много лет я умудряюсь не то, чтобы не отставать от них, но одеваться, как говорят, скромно, но со вкусом, как и подобает преподавателю. Этот самый вкус, конечно, требует немало «фити-мити», но у меня всегда был такой замечательный, такой любимый муж, благодаря которому я могла не очень напрягаться. Сейчас же, когда мой «замечательный» сказал мне «адью», я призадумалась. Придется брать учеников. Очень не хочется, но что делать? Сказано – сделано.
И пошло, поехало: институт – ученики – дом. Работа – это хорошо, дом – плохо. По большей части, пустой. Варька отсутствовала и, поэтому, всегда было раздолье для моего одиночества. Я жалела себя, плакала, выла, смеялась, разглядывая в зеркало. Короче, сходила с ума.
Так-так-так…. Надо что-то делать. Что? Работой загружена, фильмы не смотрю, музыку не слушаю, книги читать не могу. Как сказал классик, клин вышибают клином. Соответственно, вопрос, где взять клин? Подруг и родственников подключать не хочется, а знакомых клиньев нет. Придется выбрать более тернистый путь. Во вторник, в свой выходной, я немного приукрасила себя, сделала глубокий вдох и пошла.
Как-то, в газете увидела объявление, типа, «давай знакомиться» и адрес агентства, которое очень приглашало вступить в их ряды. Вот я и решила стать одной из них. Один мой внутренний голос шептал: «Фу, Надежда, как стыдно. Всему народу предъявишь себя: «Смотрите на меня! Я – брошенная, может, кому-нибудь пригожусь». Другой голос успокаивал: «Плевать. Какая кому разница? Ни я первая, ни я последняя. В конце концов, авантюра мне нужна, чтобы встряхнуться, забыться и чтобы, чем черт не шутит, а вдруг?!» В общем, пока не состарилась окончательно, пока глаз иногда еще горит, надо делать, что решила. Пошла.
Скучная, старая мымра на меня даже не взглянула
- Какую категорию будете брать?
- Что, простите?
- Возраст какой?
А-а... Старых пней не хочу, молодых – как-то неловко.
– От сорока до пятидесяти, если можно.
Она сунула мне две увесистые папки. Я одела очки, уселась поудобней, вынула ручку, блокнот.
- Одна единица – четыре рубля - прошелестел голос.
- Какая единица?
Она посмотрела на меня, как на переболевшую энцефалитом и сказала по слогам
- Адрес одного клиента. - И, опустив глаза в свои бумажки, что-то прошамкала. Но я услышала - Бестолочь.
Ах ты, паразитка! Ты же решаешь судьбы несчастных людей! Ты же - «Скорая помощь»! Я дернулась, стала красной помидориной и уже готова была сорваться вон. Но тут до меня донесся мой второй внутренний голос: «Плевать, плевать, плевать! Я вижу ее первый и последний раз. Сядь и пиши!»
Я выбрала "три единицы", на большее не хватило денег. Фотографий не было, поэтому пришлось довольствоваться резюме.
№1 – препод. института (слава Богу, не моего), сорок восемь лет.
№2 – тоже,что-то, в этом роде.
№3 – отставной военный, сорок семь лет и без телефона.
Оплатив покупку, ушла, не зная, радоваться, или нет приобретенному товару.
Дом пуст, как всегда. Села у телефона.
- Здравствуйте, я со службы знакомств. Вы хотите встретиться? Прекрасно!
Назначила ему свидание. Такое чувство, что все перевернулось вверх ногами.
Надежда! Наденька, девочка моя! Что же ты творишь?! Одумайся, пока не поздно! Но я уже знала, что пойду, и никакие внутренние голоса не изменят моего решения. Было стыдно, страшно, но это приключение должно отвлечь меня от тягучих, вязких мыслей, которые никак не покидали меня вот уже пять месяцев.
А пока – спать, спать. Завтра я должна выглядеть, хотя бы, чуть лучше, чем в последнее время. Выпила молока с хлебом, умылась, легла. Спи! Легко сказать. Засыпание стало еще одной моей проблемой. Последний, радикальный способ не срабатывает. Отгоняю все мысли, картинки перед закрытыми глазами, пытаюсь создать единую, черную массу. Вот я врезаюсь в нее, все глубже, глубже. Появился какой-то чертик в темноте. Вон отсюда! Темно и тихо. Нирвана. Ту-дух!!! – завелся холодильник. Паразит! Тишина и спокойствие, нет мыслей и образов. Что же ему говорить завтра? Биографию рассказать? Вес, рост при рождении? Если будет коротышка с мокрым носом и слюнявым ртом – даже не подойду. Охо-хо! Уже раз сто перевернулась с бока на бок. Встала, протащилась на балкон, покурила, затем снова попыталась заснуть, уже другим методом. Так хочется найти, зафиксировать ту грань, которая отделяет сон от яви. Но никак не получается. Единственно, я заметила опытным путем, что, когда он, наконец-то, должен прийти, то, где-то глубоко, начинают звучать голоса, которые говорят о чем-то своем,не обращая на меня внимания. Они могут петь, или просто, звучит очень красивая музыка, которую я никогда раньше не слышала. Стараюсь запомнить ее, но не успеваю и улетаю. Во сне меня любят, я – молодая, красивая и очень значительная. Люблю путешествовать. Какие-то вокзалы, поезда, автобусы. Но если воздухом – то, здесь уж, я сама. Отталкиваюсь от земли и лечу, маша руками, или просто парю. Иногда мне тяжело, и я лечу низко, а иногда – над крышами, приземляясь на чужих балконах. Пару раз, помню, поднялась до звезд. Зрелище небывалой красоты ошеломило меня. Один раз, почему-то, летала в Израиль. Пролетала над частным сектором, по ходу, срывая с деревьев экзотические израильские плоды и знакомясь с хозяевами домов, выходивших на меня поглазеть. После таких снов я чувствовала себя счастливой, и целый день была «на подъеме». Как и многие другие, часто задавалась вопросом: «А кто сказал, что это сон? А если все наоборот: там – реальность, а здесь – нет. Или, две реальности, и можно выбрать ту, что больше нравится. Уже давно я не летаю. С тех самых пор, как почувствовала себя несчастной. И сны стали тревожные, сумбурные. Так что, выбирать не из чего. Все смешалось - явь, сон и не поймешь, где хуже. Но ничего, я докажу. И себе и ему. Что? Да все!
Кое-как отработала день. Слава Богу, еще завтра и – отпуск. Еду на место встречи, проклиная себя за чрезмерную решительность. Совершенно не представляю, о чем с ним беседовать. Но, меня это не слишком волнует, так как знаю, что им, мужчинам, достаточно подбросить тему, связанную с их работой или увлечением, о которых нужно предварительно выяснить, и минут десять, пятнадцать думать о своем, не забывая, периодически, восклицать: «Да что Вы!» или «Как интересно!». Ну и дальше - по обстоятельствам.
Пришла, спряталась за будкой, наблюдаю. Ага, вот какой-то чмырь, с умным видом, выискивает кого-то взглядом. Меня, наверно. Но я не спешу. Одела очки и начинаю разглядывать. На голове жиденькие, пегие волосенки, лицо – безликое. Костюмчик, галстучек, кейс. Деловой. Доцент. Ладно, попробую.
- Здравствуйте, Вы – Юрий?
- Да, а Вы – Надя?
Кто же еще? - Да, будем знакомы.
- Очень приятно.
Вижу, снимает мои параметры. Глазки заблестели, заулыбался, видно не ожидал увидеть такую кралю. Стали прогуливаться, обмениваясь сведениями о себе, любимых. Конечно, ему одиноко, но у него есть работа, где он пользуется бо-ольшим авторитетом. Куда делась жена – не уловила, но, он сам отлично готовит, убирает. Очень любит порядок во всем. Обувь должна стоять в строгую линеечку, носок к носку, сантиметр вправо, сантиметр влево – расстрел. Многочисленные салфеточки - только накрахмалены. Очень не любит пыль. Аллергия, знаете ли. Все делает сам, «но не хватает женского тепла, Наденька. Хочется прийти домой, а там…!» Он нежно улыбался, перечисляя свои пунктики, а у меня засосало под ложечкой. То ли, от его крахмального одиночества, то ли, от ранней жары, я вспотела и поспешила откланяться.
- Может, зайдем ко мне, я недалеко отсюда живу… - с надеждой забросил он.
- Нет, извините, мне, действительно, нужно бежать. - нежно улыбнулась я - Я позвоню Вам, можно?
- Конечно-конечно! Буду ждать.
Запрыгнув в автобус я даже помахала ручкой. Какой кошмар! Обувь – строгими рядами, скрип накрахмаленных салфеток! Не могу сказать, что я - неряха, но, некий художественный беспорядок мне даже нравится. Во всяком случае, нужную мне вещь я всегда легко нахожу.
Мысленно зачеркнула №1.
Дома позвонила №2, договорилась о встрече. Сделала бутерброд, уселась у телевизора. Слышу, пришла Варюха.
- Привет, мамульчик, как ты?
- Нормально, что у тебя? Как Максим?
- Да ну его, вечно со своими нравоучениями! Ни так села, ни так встала. Надоело.
- Может разлюбил?
- Не думаю, но характер начинает портиться.
- У твоего отца был замечательный характер, мы всегда друг друга понимали!
- Видно, не до конца.
Она покосилась на меня и увидев, что лицо мое начинает расползаться, бросила
- Ну-ну, хватит. Плюнь и разотри.
Досмотрев последний фильм, совершенно не уловив сюжета, поплелась в свою комнату, плюхнулась на кровать и стала пытаться улететь в тот мир, где все легко, где самое невероятное кажется возможным, и где ты любишь и любима. Но увидела только парад войск перед Мавзолеем. Длинные ряды зимней и летней обуви чеканили шаг, с трибун летели цветы и крахмальные салфетки. В одном ряду я увидела свои любимые туфли, которые, по дряхлости, пришлось выбросить в прошлом году. А сейчас, гляди ты, и выглядят неплохо, лоснятся от крема, тянут носок и так бравенько – ать, два, ать, два!
На следующий день в 19.00 я была уже на посту, за углом будки, подглядывая за №2. Мальчишеский «ежик» на голове, очки на носу, клетчатая, ковбойская рубашка. Но, когда стал прохаживаться – оказался хромоножкой. Одна нога - сантиметров на 5 короче другой. Черт! Выходить, не выходить? Вышла, стала перед ним, представилась. Вижу, произвела впечатление. По сравнению с №1 он и выглядел моложе и голос приятней. Но хромота! И в лице не за что зацепиться, только за очки. №2 звали Вовой. Этакий мальчик Вова сорока восьми лет. Ну ладно, пошли дальше. Как ни странно, он тоже оказался местным и, как ни странно, я согласилась навестить его скромное жилище. Маленький ветхий домишко с кучей соседей вокруг, комнаты паровозиком, все очень скромненько. Видно, для меня положил в вазу конфетки, налил винца. Угостились. Ну что сказать? Все как-то смазано, постно. Пишет за деньги курсовые, дипломы, чертежи… . То да се. Короче, никак. Вова отлучился на минутку. Я побродила по его вагончику, добрела до ванной. Дверь приоткрыта, заглянула: полная ванна серого замоченного белья, от которого исходил резкий, прокисший дух. А мой №2 копошится у мойки. Вдруг, почувствовав мое присутствие, дернулся, и что-то выпало у него из рук. Он быстро схватил это что-то и засунул себе в рот. Потом обернулся ко мне, улыбнулся, но ЭТО, с перепугу, неправильно стало на место. Вова щелкнул, клацнул и, наконец, все в порядке. Вставная челюсть нашла свой дом. Я ничем не высказала удивления, пусть думает, что у меня много знакомых мужчин, которые каждый день у меня на глазах вставляют и вынимают свои зубы.
Один человек спрашивает у своего приятеля:
- Хочешь, я укушу себя за правый глаз?
Вынул вставной глаз и укусил его.
- А хочешь, я укушу себя и за левый?
Вынул челюсть и укусил ею левый глаз.
Бедный Вова предлагал мне послушать музыку, выпить еще вина. Но я, мило улыбаясь, расхвалив его аппартаменты и их хозяина, поспешила ретироваться:
- Нет - нет, не провожайте. Я Вам обязательно позвоню.
Поплелась темной улицей, уныло подводя итоги. Ничего утешительного. Но оставался еще №3. У него нет телефона и живет на другом конце города. Нет, нет и нет. С меня хватит. Мимо с хохотом пронеслась ватага молодежи, прошли мальчик с девочкой, обнимаясь и целуясь на ходу, пожилые муж с женой, поддерживая друг друга. А я бреду свободная и одинокая. Никому ничего не должна, но никому и не нужна. Грустно и хочется плакать.
Мне приснилась собака. Маленькая, черная с умными карими глазками и большими ушами. Я всегда мечтала о такой, но никак не решалась завести, пугаясь ответственности. А здесь она терлась об меня своим резиновым носом, махала хвостом и что-то говорила человеческим голосом. Потом стала быстро уменьшаться, пропали уши, нос, осталась одна челюсть с золотыми зубами. Я кричу, убегаю, а челюсть за мной по пятам. Клац-клац, хватает за ноги. Мне не больно, но очень страшно.
Проснулась рано, как всегда, и вспомнила что уже в отпуске. Ура! Чем займемся? Со всей энергией набросилась на запущенное хозяйство: мыла, терла, скребла, оббегала рынок и вот, обвешанная тяжелющими пакетами, возвращаюсь домой. Смотрю – знакомое лицо. Олежка – друг сердечный юности далекой. Когда-то давно мы с ним встречались, и он мне нравился. Такой спокойный, домашний, уютный, да и с виду не плох. Немного скучноват, но не глуп. Чего не выношу в мужчинах – это глупости и пошлости. У Олежки с этим все в порядке. Но чего-то не хватало. И это что-то я нашла в своем «бывшем», с которым закрутилось, завертелось и закончилось венцом. Об Олежке знаю, что женился, кого-то родил и все. Не виделись лет двадцать, пожалуй. И тут на тебе, стоит такой себе красень под пятьдесят, с голым черепом. Как, все-таки, наличие или отсутствие шевелюры меняет человека, никогда бы не узнала. Но он стоял, вытаращив на меня свои «блакитнi очi», неуверенно улыбаясь, как бы размышляя «она - не она?» Нужно быть справедливой, я тоже, вероятно, пострадала от бремени лет, где-то располнела, где-то потускнела. А тут еще вся в авоськах, как вьючная лошадь. Обнялись, поцеловались: «Как ты?» «А как ты?» Дети разъехались, жена год назад умерла. И сразу – гадкая мыслишка: «Ага! Потенциальный жених!» Узнав, что я тоже одна, он явно обрадовался: «Так что же мы стоим? Это надо как-то отметить!» Мне стало смешно. Он тоже смеялся, хватал меня за плечи, прижимал к своей широкой груди. Потом забрал сумки, стал провожать домой. Я не стала приглашать его на чай, но телефон дала, и он радостный, сияющий, отчалил. Через пол часа уже звонил, называя меня всякими сюсюкающими словами, приглашал к себе, и я пообещала подумать. Стала думать. Ничего не дрогнуло, не екнуло от встречи с бывшим возлюбленным.
… И ничто души не потревожит,
И ничто не бросит ее в дрожь.
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
Никто лучше Есенина не скажет о моих ощущениях. Но все равно, осталось приятное, я бы сказала, самодовольное чувство. В приподнятом настроении я приготовила ужин. И когда забежала Варюнька, я порхала вокруг нее бабочкой-капустницей, кормила, обласкивала, обмахивала крылышками. Она удивленно поглядывала на меня, потом мы завалились, обнявшись, на диван, и я ей все рассказала. Про своих женихов по четыре руб. за штуку, про Олежку. Смеялись до слез, до колик в животе. И это были такие приятные слезы и такой облегчающий душу смех. «А как же №3, ты ж его проплатила?» - «Ну, раз проплатила, значит пойду, не пропадать же деньгам».
Еще немного посмеялись, поболтали. Про Максима, который, в сущности, очень славный. Про Саньку, который просто замечательный и по которому мы с Варькой очень скучаем. Про море, на которое обязательно нужно съездить, хоть на недельку. Потом рассосались по своим комнатам. Как ни странно, но я легко уснула, и снилось что-то очень приятное. Три дня пролетели в каких-то хлопотах, встречалась с подругами, готовилась к поездке на море. И все оттягивала свой поход к №3. Несколько раз звонил Олежка. Я сказала, что уезжаю, встретимся после приезда. Слышно было, как погрустнел его голос, но я смеялась, кокетничала с ним в трубку и, типа, подбадривала.
И вот, наконец, навела лоск, навострила лыжи и двинулась по заданному маршруту на другой конец города. Я хорошо знаю свой район, остальные части города для меня, как заграница. Долго плутала, наконец, остановилась перед нужным домом. Седьмой этаж, лифт не работает. Потащилась. Красивая деревянная дверь чуть приоткрыта. Звоню. Глухо. Еще раз – тишина. Просунула в щель голову: «Есть кто-нибудь?» Никого. Немного неловко, но вползла в коридор. То, что увидела – впечатлило: на стенах картины, большая, немного запущенная кухня, две комнаты в конце и одна поближе с распахнутыми дверьми. Опять же, картины в дорогих рамках, тяжелая люстра. В кресле под включенным торшером сидит мужчина и смотрит на меня. «Здравствуйте, к Вам можно?» Молчок. Тут мои близорукие глаза навели резкость и разглядели остальные детали этого натюрморта, и они впечатлили меня еще больше. Хорошо упитанный мужик с красной свекольной мордой, с застывшими на мне глазами, со спущенными ниже колен спортивными штанами, но, слава Богу, в трусах, сидит, раскорячившись, в кресле, а рядом с ним, на полу – пустая бутылка из-под водки. Я не из пугливых, подошла, спросила участливо: «Вам плохо?» Морда была очень красной, и я подумала, не схватила ли его кондрашка. В ответ – все та же тишина. Но черные глазки двигаются за мной, а толстые губы расплылись в улыбке. Я приободрилась: «Мужчина, наденьте штаны и давайте поговорим». Ноль эмоций. Да, тяжелый, и, я бы сказала, безнадежный случай. Направилась на выход и уже у двери возмутилась: «Нет уж, тащиться черт знает куда и так бездарно?!» Раз уж пришла – доведу дело до конца. Решительно вернулась, наклонилась над ним, пощелкала пальцами перед его носом: справа – налево и вверх, потом выпрямилась и, прохаживаясь с одного конца комнаты в другой, стараясь не обращать внимания на его позу, начала свой монолог. Сообщила, что я со службы знакомств, приехала издалека, чтобы познакомиться с ним, красивым. Посмотрев на пустую бутылку продолжала: «А Вы, как настоящий мужчина, должны надеть штаны и принять холодный душ, чтобы протрезветь и понять, что происходит». Потом подумала, что как-то не логично: и надеть штаны и принять душ. Клиент продолжал пялиться на меня и улыбаться. Мне стало жалко его, одинокого, пьющего по утрам мужчину и тихим, душевным голосом психиатра я предложила: «Хотите, я помогу Вам?» Тут я увидела, что его волосатые ручки зашевелились, как бы, подзывая меня к себе. А бархатный низкий голос маньяка-убийцы прошептал: «Иди ко мне». Я не заставила себя долго ждать и пулей вылетела из квартиры, пронеслась через ступеньки на всех парах, разбрызгивая вокруг адреналин. Постепенно убавляя ход, думала: «Хорошо, что я так и не узнала, как его зовут».
Это приключение, да и все предыдущие, как ни странно, вселили в меня какую-то уверенность в себя и тихую радость. Я свободна, наконец, или мне кажется? Во всяком случае, тяжесть с души пропала, дышалось спокойно и легко.
Через несколько дней Максим заехал за нами и мы втроем поехали на юг, к долгожданному морю. Окна в машине были открыты, ветер трепал наши волосы, Максим шутил, Варвара была юна и пахла летом, я смотрела в окно и твердо знала, что жизнь прекрасна. Подъехали со стороны небольшого утеса, переоделись в купальники. Я стала на краю, расставив руки, задрав голову. Вечернее солнце ласкало мое лицо, легкий ветерок сдувал все ненужное, что осело на мне за последнее время, оставалось только море, которое смоет с меня все печали и невзгоды, и я стану чистой, как младенец. Я подпрыгнула, изогнулась и рыбкой полетела вниз, пронизывая собой воду. Достав руками дно, перевернулась, оттолкнулась ногами, и вдруг какая-то стремительная сила понесла меня вверх, как пробку из бутылки шампанского. Я вылетела из воды и продолжала лететь. Дух захватывало, ветер свистел в ушах, сердце выскакивало из груди. Я подлетела к Варьке с Максимом. Вид у них был препотешный – рты открыты, глаза вытаращены: «Что это было?!» - «Как что? Я же тебе говорила – я умею летать. Давай руку, доченька, я покажу тебе, как это здорово!» Подцепила ее, и мы полетели над морем. Было немного тяжеловато и мы летели низко, иногда зачерпывая воду ногами. Но, поднатужившись, я вздымала вверх и видела по Варькиной рожице, что это ей страшно нравится. Мы летели. Летели! И мы это умели всегда. Просто, не было возможности попробовать, разве что во сне.
Сквозь ветер и шум моря доносился какой-то звук, похожий не то на скрип, не то на бульканье. Все громче, громче…. И все исчезло. Я нехотя открыла глаза. Было еще темно, зимние ночи длинные. Но за стеной уже проснулись соседи, стучат дверцы шкафов, молодежь собирается на работу. Да что ж ты так храпишь, друг ты мой сердечный?! «Петя! Петр!» - «А? Что?» - «Повернись на другой бок, разве ж можно так надрываться!» - «Да я и не спал еще». Ну-ну, как всегда. И сразу же – хр-р-р. Вот счастливый. Только голову к подушке и уже спит. У меня же с этим похуже. Да и сны какие-то тревожные последнее время. Но сегодня снилось приятное. Не помню что, но, кажется, была молодой, красивой и меня все любили. Усмехаясь своим мыслям, стала подниматься. Старые кости залежались, руки задеревянели. Наша собака, Милка, услышала, что я зашевелилась, подбежала, стала махать хвостом, гоняя ветер. Сейчас пойдем, дорогая. Чего только не было у нас с дедом за шестьдесят с лишним лет жизни, но детей Бог не дал. Была Милка, старая как и мы, до нее еще две Милки и один кот Кузя. Раньше муж ходил с собакой гулять по утрам, но уже давно хожу я, так как он стал слаб на ноги и расхаживается только к вечеру.
Покряхтела, попыхтела, напялила шубу, шапку, сапоги «прощай молодость». Выползли. Январское небо стало чуть-чуть сереть. Последние звезды догорели, но яркий, тонкий месяц еще висел. Под ногами скользко. Семеню мелкими шажками. Хоть бы не упасть. Если грохнусь, то мои кости точно уже не собрать. Милка плетется рядом. Когда была молодой – гоняла, как ветер, а сейчас, старая калоша, еле-еле тащится. Жалко ее…. Эти карие умные глазоньки, черный резиновый носик, который я так люблю трогать. Хочется думать, что мы не переживем друг друга. Уйдем все вместе – я, Милка и мой Петя.
Что-то, на очень скользкую дорожку я вышла. Бог ты мой, чуть не упала! И вот опять. Чувствую, заваливаюсь на спину. Собрала все силы, рванулась вперед и… оторвавшись от земли – полетела! Мама родная, я сплю? Да нет же… Лечу! Милка болтается на поводке, дрыгает с перепугу ногами, не чувствуя под собой земли. Я засунула ее под мышку. И летим! Вот оно что, оказывается! Я все-таки умею это делать. Только никогда не пробовала. Мы взлетели выше. Милка успокоилась и вертит головой во все стороны. А мне так хорошо! Так радостно! Так легко! И ничего, что старая. И ничего, что скоро придется уйти. Ведь я твердо знаю, что жизнь прекрасна и где-то там, в другой жизни, я еще совсем молодая, красивая, меня все любят, и все еще впереди.