Письмо

Джон Сартериус
   Здравствуй! Вот мы и увиделись снова, моя первая любовь. Веришь, я всё помню. И свою неуклюжую браваду, и твое дружелюбное снисхождение-понимание. И бури, и тишину после них, и рассвет на пляже, безлюдном, вопреки времени года, но соответственно времени суток, когда никто не нарушал наше уединение, я проникал все глубже в твою память, надеясь, что не прогонишь, не обидишь неосторожно, не обожжёшь любопытный влажный нос, нечутким словом, как камнем не бросишь…
     Я родился и вырос далеко от тебя, но – судьба – мы встретились и, влюбившись без памяти, теряя голову, сжигая старые закладки в своём мозгу, я приходил к тебе снова и снова, делая вид, что случайно пробегал мимо и – так занят, так занят, но для тебя…
       Слушая каждое случайное слово, я по крупицам, по частичкам собирал – и опять понимал – ошибаюсь. Не изучил еще, не понял, не осознал… Собирал и хранил, как памятные вещи все наши ссоры и примирения, восторги и огорчения, теплый асфальт ночных улиц, кошек и котов, заглядывающих в глаза, ищущих тепла в нагретом солнцем городе, и – когда как – иногда его находящих. Добрых собак и злых бабок в подъездах, и надписи на стенах. И запах человечьего жилья под утро, и холод с Волхова, и туман над водой, пахнущий чем-то чужим и холодным, как будто в нем прячется огромная рептилия, глядя оттуда тяжелым взглядом.
        Все это – твои подарки были мне неразумному.
         Иногда нелепые немножко, иногда неуклюжие чуть-чуть – самую малость, но всегда искренние – разве может город дарить другие.