I
Это был очень красивый слепой. Настолько красивый, что привлекал к себе внимание всех зрячих. Кожа с легким оттенком топленого молока, сладкая на ощупь и на вкус, темные волнистые волосы, крупный нос, тянущий за собой вперёд все черты лица, эскиз усов под носом, в которых тлели вчерашние мысли. Нонконформистами его внешности оставались только глаза.
Когда ему исполнился год, его глаза поссорились и развелись, потому что не поделили между собой свет, тьму и цвета радуги. По брачному контракту каждый среднестатистический человеческий глаз видит определённые цвета и тьму или свет на выбор в течение установленного срока. Когда срок истекает, глаза меняются набором цветов и лицезрением тьмы или света, соответственно.
В порыве страсти его глаза забыли о всяких контрактах, и поэтому в возрасте года, когда быт свёл отношения глаз на нет, мальчик полностью ослеп. Зрение он потерял не сразу, как ключи, а постепенно, как просо из дырявого мешка. Сначала каждое око захотело постоянно видеть красное, и весь мир представал ребёнку в этом цвете запрета и ярости. Затем органы зрения нацелились на свет. Ребенок плакал, не понимая происходящего, но зная, что происходящее круто изменит его жизнь; плакал и не мог спать от яркой белой рези при взгляде. Затем глаза окончательно разругались и стали смотреть каждый в свою сторону. С тех пор они напоминали заплывший мутным млеком зрачок оглушенной рыбы.
Он ехал в вагоне метро. Тёмные очки крепко обнимали переносицу; волосы слегка трепались, словно хотели убежать. Увидев его, она сразу поняла, что ему негде жить. Не потому, что у него совсем не было дома, а потому, что дома его никто не ждал.
Услышав название своей станции, она подошла к нему, взяла его за руку и вывела из вагона. Её некрасивое рябое лицо, серые глаза с подбоем уныния и редкие, сухие, словно потерявшие всю влагу волосы резко контрастировали с внешностью её молчаливого слепого спутника. Казалось, она ведёт под руку картину да Винчи.
- Как тебя зовут? – спросила она, считая про себя шаги.
- Полдень, - ответил он, считая шаги вслух постукиванием своей трости.
- Какое странное имя. Почему Полдень? – удивилась она.
- Потому что для меня что день, что ночь, что утро, что вечер, - всё одно: Полдень.
Он улыбнулся, и в его улыбке заплескалась тайна.
- Сколько тебе лет? – неожиданно сказал он.
- Двадцать восемь.
По её голосу он не мог понять, лжёт она или нет, поскольку голос – последнее, что стареет в человеке.
- Опиши себя, - попросил он немного погодя.
Они шли по пахнущей весной улице, очень красивый слепой и совсем не красивая женщина.
Она помедлила. Фантазия ударила ей в голову, подогретая лучами весеннего солнца. Слова зашипели на языке, как шампанское, опьяняя.
За минуту у неё появилось всё, чего ей не хватало: стройность, миловидность, мягкость черт. Когда она закончила описание, он подумал, что, скорее всего, у неё два лица.
Птицы танцевали с облаками высоко в небе, ветер танцевал с деревьями, земля стремилась обнять ноги, сочилась томной влагой, готовилась произвести на свет новую зелень. Они молчали. Внезапно весенние шёпоты оборвались, вытекли из ушей, как ток из разрезанного провода. Рыжее тепло сменилось тихим холодом подъезда, в котором вздыхала пыль по углам, а тяжелый тканевый запах комнат (наверно, от обилия ковров на полу и стенах) постепенно вытеснил праздную лёгкость.
Её лоб щекотали мысли, отрывистые, мгновенные, похожие на капли непрекращающегося дождя. Не видит ли он больше, чем ей кажется? Чем пахнет её дом для гостя и сможет ли он ориентироваться здесь? Куда он направится в первую очередь? И как зовут ту тайну, что плещется в его улыбке?
Он ответил только на один вопрос, направившись прямиком в кухню.
Она подловила себя на том, что не заметила, когда он успел снять ботинки.
Она подловила себя на том, что рассматривает его ботинки пристально, будто это не ботинки, а женщина, которой она завидует.
Она подловила себя на том, что слишком долго торчит в коридоре.
Она почти побежала на кухню, словно он мог испариться за пять минут без неё.
На кухне Полдень впервые поцеловал её и провёл зрячей ладонью по лбу, щекам, плечам и бедрам. Он понял многое.
Она совсем не хороша, зато хороша её фантазия.
Её глаза видели всякое и не раз.
Она носит в себе множество нерождённых идей и пахнет чужими жизнями, а, значит, знает людей.
Он решил уйти сразу, поскольку не терпел лжи даже под соусом фантазии. Но что-то задержало его.
«Уйду утром», - подумал он.
Вечер выдался безмятежный. Её тело оказалось мягким, податливым и трогательно жадным до ласки. Потом Полдень заснул крепким, как настоявшийся чай, сном. А наутро обнаружил себя запертым в её квартире.
- Приняла за беззубого пса и бросила одного в конуре! – разозлился Полдень. По его мутным, подёрнутым белой дымкой глазам пробегали искры. Правда, этого никто не видел, в том числе и он сам.
Она приблизилась к двери, легкая, невесомая, пропитанная весной, похожая на безе. Ключ щёлкнул радостно.
- Полдень! – ласково позвала она.
Произнесённое имя полетело по комнатам в поисках хозяина, постукалось об стены и вернулось.
Пусто. Исчез Полдень. Исчезла невесомость. Ноги превратились в два якоря.
На этот раз мысли не щекотали, а стучали по лбу, отскакивая и ударяя с новой силой, словно теннисные мячики. Где он сейчас? Как он ушёл, если дверь была заперта? Но главное даже не как, а куда?...почему?... Не осталось ли что-нибудь после него? Ну хоть что-нибудь, хотя бы запах…
Она уронила себя на кровать и спрятала лицо в подушку. Складки тканей колыхались, впитывая её слёзы и её любовь, капля за каплей; её нерастраченное чувство. Внезапно, сжимая рукой простыню в неиссякающем порыве страдания, она нащупала какую-то бумагу. Это была записка от него, короткая и меткая, как стрела Вильгельма Телля.
«Я прозрел и больше никогда не вернусь», - стояло там чёрным по белому. Бесноватые строчки запрыгали перед глазами в пляске Святого Вита. «Никогда не вернусь…»
II
Звонок выл протяжно, надрывно, словно мальчишка, продравший коленку. Уже неделю она не выходила из дома. Она никого не ждала и не хотела открывать.
Звонок не затыкался. Нехотя, она встала и потащилась к двери, тяжело волоча по полу ноги-якори.
На пороге стоял Полдень. В знак приветствия он чуть приподнял очки, как иные люди приподнимают шляпу, на секунду обнажив заплывшие млеком глаза.
- Ты плачешь так долго, что запахом твоих слёз пропиталась вся улица, и пожалуй, тебя можно обнаружить, ориентируясь только по нему, - сказал Полдень, улыбаясь и плеская тайной на половик. Его чёрная трость собакой обнюхивала знакомый порог.
Она не нашла в себе ответных слов. Она физически ощутила, как две реки слёз, текущие по её щекам, теряют своё русло и высыхают на ходу под его незрячим взглядом.
- Вот так! – похвалил Полдень, вошёл в дом и исчез на кухне.
Её охватило странное чувство дежавю. Опять он незаметно снял ботинки, опять она пристально смотрела на них, опять она побежала по его горячим следам.
- Почему ты описАла не себя, а свою мечту о себе? Для меня не существует идеалов, - сказал он.
Она молчала.
- А заперла меня зачем? – продолжил допрос Полдень.
- Я хотела тебя удержать, - робко пояснила она.
- Тебе никто никогда не говорил, что если хочешь удержать, надо отпустить?
Упрёки тонули в её мягкой податливой коже, принимаемые телом за ласку. Он обнял её и потонул в ней вслед за упрёками.
Потом они лежали в постели, мокрой от слёз и любви, и Полдень сказал ей:
- Сегодня ты не должна спать рядом со мной.
- Почему? – удивилась она.
- Так нужно.
- Ну объясни! Пожалуйста, объясни! – попросила она, нежась в его объятиях.
- Потому что сон, который ждёт тебя здесь сегодня, принесёт беду. Я не хочу тебе беды. Поэтому я вернулся.
Она не поняла его слов. Но она послушалась его, поскольку не могла иначе.
Этой ночью она спала в кресле и не видела вообще никаких снов. Глаза приятно отдыхали, будто под чёрными очками в солнечный день.
Наутро она проснулась рано, наполненная радостью от вчерашнего дня и, несмотря на это, невесомая. Проснулась, и тут же бросила на кровать быстрый взгляд.
Сначала она заметила, что Полдень весь поседел. Она рассматривала его красивое лицо, волосы, словно набитые снегом, вечную улыбку, в которой по-прежнему плескалась тайна. А когда она подошла к нему и поцеловала его в лоб, то поняла, что Полдень мёртв. Что Полдень мёртв, а тайна не разгадана…