Каштановая фея

      Листья распустились в начале апреля. Старики морщили лбы. Молодежь улыбалась. Средний возраст, хотя и осознавал последствия зеленой поспешности, но, едва ли был против  веселости в хватких лучах солнца, по-разному подчиняя настроение проказам природы.

      Сегодня Лида не спешила домой к приготовленному Фроловым  ужину, к возможному появлению повзрослевших детей, к телевизору с исходящей от него благодушной усталостью. В ее жизни теперь вроде бы все складывалось неплохо. И она боялась даже малейшим неудовольствием накликать на семью новые беды. Легкое ворчание на Фролова и «уколы» с его стороны были не в счет. Взрослый человек идеальной жизни доверять не должен.
Ей нравился этот парк. Она проходила сквозь него с работы ежевечерне. В непогоду, поспешно и часто поглядывая под ноги и вверх, совсем редко косясь по сторонам. И наоборот, когда природа была при параде, здесь пыталась замедлить шаги, и, будто бы саму жизнь, с приподнятым для ароматов носиком, с мягким постукиванием каблучками, совсем не думая о неровностях тротуара. И обычно весной, на одной из лавочек, случалось, встречалась с подружкой детства. Договоренностей о встрече не было, это происходило, как бы само собой. Завидев друг дружку: улыбались, здоровались, вели недолгую беседу о произошедшем за год, и, соприкоснувшись пальчиками, расставались до следующей весны. И Лида подозревала, что Тоня бывает в парке чаще и дожидается не столько ее… Но интерес к этому всегда старалась приглушить. Когда-то она сама, по сути, отбила у подруги Фролова, и с тех пор их общение ограничивалось редкими встречами. За это время родились и выросли дети, и, уже пытались жить самостоятельно, а в их взглядах, по-прежнему проглядывала древняя недоброжелательность.

      Ну, вот и сегодня на лавочке под пышным кустом сирени, на яркой зелени лужайки, объявилась каштановая фея неопределенного возраста. И можно было бы пройти мимо. На удалении легко сделать вид, что не заметила в своей озабоченности, как множество раз за эти годы и поступала. Но сегодня приятный солнечный день, и она действительно не спешила. А завтра, кто ее знает, удастся ли уже поговорить? И Лида сошла с дорожки на тропинку, снова ухмыльнувшись их теперешним отношениям. Издали, кажется, нечто подобное промелькнуло и на лице Тони. И это только ободрило подругу.

      - Привет! Скучаем?

      - В такую погоду – нисколько. Наоборот – набираюсь бодрости.

      - Приятно слышать. А вообще, как жизнь?

      - Протекает. Случается и на голову. Но чаще на коленки. Все дети. Не напрасно же мы их так желали. Не дают пока мхом зарасти.

      - Ты о чем это – будто в старухи записалась? Да погоди чуток – успеется – такие глупости никуда от нас не денутся.

      - Лида, у меня внучка! Я бабкой стала! За старшую переживала. А младшая опередила.

      - Ну, и замечательно! Поздравляю! У моей мамы племянники старше ее – так и что с того. Как видишь, дед с бабкой не отчаивались.

      - Жизнь другая была.

      - Скорее всего, это мы из своих лихостей городим заборы, чтобы потом ворчать – настоящей жизни не видели! А на самом деле, она какая должна быть настоящая, нужная нам жизнь – так и не знаем.
 
      - Пустое, все, конечно, – нормально живу. Вот Нюха к тебе в контору устраивается. Пригляди там за ней.

      - А, что у Кицина не задержалась?

      - Да, он всегда на молодых западал. И этой глупышке сразу бы понять, что уходить придется по-любому. Так нет же – нос задрала. И заинтересованные тетки быстро эту закорючку опустили – доложили Анне. Та, разумеется, погорячилась, едва вместе с ней и мужа не смела. Как будто бы в первый раз…

      - Понятно. У нас с этим спокойнее. А как твой?

      - Лида, я давно одна – ты забыла.

      - Никак нет – в прошлый раз кто-то в разговоре промелькнул! Думала, – сошлись.

      - Да баловство это все было…

      - Значит, сейчас никого? Или опять балуешь?

      - Все тебе расскажи, да покажи. Фролов-то на группе?

      - Да, дома сидит: стряпает, убирается, в магазин ходит.

      - Не было б добра – да беда подмогла!

      - Такое всегда хуже, чем бы нам хотелось. Не стоит об этом говорить.

      - А ты никогда не любила о нем распространяться. Все боялась – захочу вернуть.

      - И ты бы себя так повела – счастье не позабудешь!

      - Правильно, подруга, что попало в руки – тем и сыта будь. Он, конечно, не меньше твоего виноват.

      - Нельзя Тоня столько лет зло под сердцем носить. Не боишься разродиться чем-то ужасным?


      В перерыв Лида пригласила Нюху в кафе на мороженое. И только здесь, когда девушка оказалась напротив, совсем близко, заметила, как она удивительно похожа на Фролова не только внешне, но и бросающимся в глаза поведением за столом. Это как же нужно было любить человека, чтобы получилось такое сходство в ребенке, к которому он не имел никакого отношения? А  последнее сомнений не вызывало. Сразу же после свадьбы они с Фроловым уехали из города, и девочки у Тони появились в их отсутствие. Она даже немного знала их отца. И сейчас пыталась вытянуть из памяти хотя бы какое-то сходство с ним. Но ничего убедительного не находила и настроение быстро портилось. Сама она никогда особых чувств к Фролову не питала. Отношения с ним завязались случайно и поспешно, как после не раз себе же и признавалась. Однажды попросила проводить, и он не отказался. В тот же вечер договорились о новой встрече. А дальше от них, как бы ничего уже и не зависело. И даже Тоня, тогда выговаривая ей за свой растяпанный рот, возмущалась больше в его адрес. Настоящие же дети Фролова не получились похожими на родителей. А в этой чужой пигалице, сейчас, перед ней, уже проявлялась не только его внешность, поведение, но и сам характер этого человека, будто бы твердый, уверенный, и, всегда что-то уже упустивший, догонявший.  Это почему-то казалось страшной несправедливостью. Нехорошую перемену в настроении заметила и Нюха, озабоченно вглядываясь в ее лицо.

      - Лидия Александровна, а, что это с нами происходит, – будто мы не мороженое, а водку заказывали?

      - У нас не поощряется спиртное в обеденный перерыв.

      Девушка достала зеркальце и начала уже двигать его с коварной услужливостью по столу, но вовремя одумалась – рванула розовый квадратик назад, раскрыла, показала, вроде бы ему, блестящие лезвия-зубки и холодное жало язычка. Но на подругу матери это предупреждение не подействовало.

      - Наташа, а ты давно отца видела?

      - Это, которого? Бумажно-законного?.. Или, который – биологический?

      - Да, ты у нас оказывается богатенькая невеста.

      - Знай наших! Взять с них только особенно нечего было. Но стараниями мамы, как могли, помогали оба.

      - И кто же настоящий?

      - Лидия Александровна… Мама говорила… Вы это серьезно?..

      - Что говорила мама?

      - Говорила – вы знаете…

      - Говорила давно?

      - Всегда. И даже когда он приходил к нам, спрашивала о вас.

      - Как?.. Спрашивала…

      В возникшем неприятном молчании Нюха решила оставить обездвиженную женщину. Она поднялась, разглядывая застывшую гримасу неожиданной жертвы, а из сверкающих глаз торжество уже изгоняло недолгую растерянность. Впрочем, мать могла бы, и предупредить о возможном казусе.


      Это началось в их первое путешествие к морю. Собственно, само море Лиду интересовало мало. Важнее было ее присутствие возле него. Она закрывала глаза и благостно отдавалась солнцу. Если и попадала в воду, то на руках Фролова, тут же освобождаясь и с визгом выбегая на берег пляжа. Его же наоборот тяготило безделье и солнце. Поэтому уже там, он стал задумываться о возвращении недавно потерянной свободы. Уже там, у моря, он стал исчезать – пока на часы. Но особого значения она этому не придавала и позже, когда потом, в зрелом возрасте, ей полюбилось ездить в пансионаты межсезонья. Плавно перемещаясь по кабинетам врачей к назначенным процедурам, ей не было никакого дела о времяпровождении мужа. И случалось, они не виделись целыми днями, усталыми плюхаясь вечерами друг к дружке в постель. А чем в действительности он мог заниматься там? Рядом находились другие санатории, о жизни которых ей ничего не было известно. И почему ее всегда успокаивало, что он не вспоминал о Тоне, и, вроде бы не имел возможности для встречи с ней? Но что мешало  поездке подруги к возлюбленному? Значит, сегодня она, скорее всего, наказана за свое тогдашнее безразличие?
Лида свернула к лавочке, на которой недавно встречалась с каштановой феей. Идти домой не хотелось. Присела. И будто бы прислонилась к теплому телу сирени. Глаза непроизвольно закрылись. И через какое-то время, открыв их, она почувствовала себя не совсем собой. Вокруг был чужой незнакомый парк. Поздний холодный вечер. И внутри что-то беспокойное, шевелящееся. А появившийся рядом  помолодевший Фролов, вдруг оказался ей нестерпимо желанен и необходим. Однако спросила, будто сморщившись от боли:

      - Я уснула?

      - Наверное. Но неожиданность не должна быть назойливой, иначе она начинает нести с собой страх. Что ты хочешь мне сообщить на этот раз?

      - Я рожу тебе ребенка.

      - Мне?! Спасибо. Ты сама еще мыслишь как ребенок. Дети – это уже не куклы, и рожают их не для себя, не для других, а для их собственной жизни, осознавая свою ответственность за них. Но, думаю, ты просто оговорилась. От беременных, и не такое можно услышать. Так чем же теперь я должен тебе помочь?

      - Подари мне несколько вечеров.

      - Вот так – просто.

      - Боишься жены?

      - Человека, с которым живешь, нужно хотя бы уважать. Не думаю, что мне с тобой будет интересно.

      - Ты не понял – он будет похож тогда на тебя. Я же знаю – Лидка принесла тебе детей из детдома – в них нет ничего вашего!

      - Вырастут – увидим.

      - Вырастут – поздно будет!

      - Думай, что говоришь – они дети! У твоего – где отец?

      - У моего отцом будешь ты.

      - Понятно. Устроилась в гостинице?

      - Да.

      - Когда срок?

      - Осенью.

      - Хорошо, пусть будет по-твоему. Но на понедельник я беру билет, и ты без всяких-яких возвращаешься. Что поделаешь, каждый живет в своих заблуждениях.


      Лида встала. Вокруг уже было темно. Пошел дождь. Она раскрыла неожиданно появившийся в руках зонт и поспешила покинуть чужой незнакомый парк. Но кошмар еще не прекращался с перемещениями во времени и телах! На главной дорожке встретилась уже Тоня! В свете неярких фонарей и под излишне выпуклым черным зонтом узнала ее не сразу. Удивилась вышедшему из моды одеянию, но, больше своему снова изменившемуся собственному голосу, давно уже близкому, и до сих пор всегда неприятному сухому баску. 

      -  Это опять ты?

      - Почему опять, Фролов, – мы не виделись два года! Ты не помнишь, сколько за такое же время прислал мне писем из армии? А потом подарил календарики с проколотыми днями, объясняя, как долго тянулись для тебя эти два года. Ой, как ты тогда нежно повторял, что любишь меня! Повтори еще?

      - Хорошо. Успокойся. Я вижу, ты и на этот раз беременна. Нормальные люди едут на юг – к морю. А ты опять притащилась сюда – на север.
 
      - Я привезла фотографии дочери. Как я и говорила – она получилась вылитая ты! Здесь сыро и темно – пойдем ко мне – я покажу тебе ее и расскажу о ней.

      - Да ты на самом деле ненормальная! Как можно судить о ребенке в таком возрасте? Когда ты, наконец, повзрослеешь? Рожаешь от кого-то, а фотографии везешь мне!

      - Ты сам берег меня до свадьбы. Но получилось и не себе совсем. Так кто же виноват? А я всегда хотела детей от тебя. И сейчас убедишься – у меня все получилось!

      - Господи, да что же это происходит?!  Да когда же ты поймешь, наконец, – мы расстались, и у нас у каждого своя жизнь! Оставь меня в покое!

      - Счастье – странная штука – с ним чаще расстаются, чем встречаются. Оттого оно и так заманчиво. Говори чужим языком, повторяй чужие слова, но оставайся самим собой! Пойми и ты, что это я вынашиваю твоих настоящих детей, а не она! И ты живешь на этом свете, пока она безразлична к тебе! Но это пока не самая худшая человеческая трагедия. Однажды, она все же обратится к тебе – и этим убьет тебя! То есть, ты проживешь ровно столько, сколько она тебе позволит! Потому что ты не будешь готов к такому напору внимания. И когда твои вещи будут носить другие, наши дети станут приносить тебе цветы и улыбаться твоей фотографии. И никому  тогда не придет в голову прятать друг от друга улыбку. Любить детей только спящими. И всем будет хорошо от грусти внутри. От тишины вокруг.

      - Актер должен звучать убедительнее автора – на то он и актер. Правда, и на этот раз аплодисментов не будет. Будет тишина, о которой ты только что говорила.

     Но Тоня взяла под руку то ли его, то ли ее и повела к яркому свету большой улицы, шуму транспорта, и тишине гостиничной комнатки с фотографиями, из мягкого шелеста дождя опустевшего, забытого парка. И было странно приятно идти вот так с ней, не замечая луж и таких же промокших прохожих, недовольных неожиданным ненастьем. Но в глубине души уже возникал протест и несогласие с происходящим, с холодом, с начавшим пробиваться сквозь дождь снегом. В майском снеге всегда что-то от измены.


      Дочь Лариса, в шаркающей поспешности прихода, первой определила испорченное настроение матери. Поэтому прервала ненужный ей разговор, оставив недопитый чай и отца на кухне, улизнув в свою бывшую комнатку, мимоходом сбросив в коридоре ласковое «Здрась-те!». Работа ее мужа заключалась в постоянных разъездах, и она частенько последнее время прибегала заночевать в родительском доме. И это, кажется, устраивало всех.
То, что дочь тихо исчезла в своей комнате, Лиду даже обрадовало. Теперь она могла разобраться с мужем один на один. Но, встав в дверях кухни и упершись в него взглядом, вдруг в растерянности застыла, будто когда-то нечто подобное уже происходило!

      - Я никуда тебя не отпущу. Твои дети здесь и ты видел их!

      - Видел. И это действительно странно. Но мы то знаем, что у нас с тобой ничего не было!

      - Как это ничего не было? Все знают, что дети появляются от любви. А, какая она была – плотская или иная, разве так важно?

      - Но я то тебя больше не люблю, и никогда, пойми, никогда оказывается, и не любил по-настоящему!

      - Просто ты обманываешь себя там, где тебе легче. Если бы твоя любовь была там, то и дети там были бы похожи на тебя! Конечно, совсем бросать их теперь не получится, но, будешь помогать уже не своим, а чужим детям.

      - Как вам обоим хочется сделать из меня идиота.

      Эти слова вывели Лиду из оцепенения, как угроза, от которой бессмысленно, и поздно скрываться. Фролов продолжал смотреть на нее с издевательским интересом. Молча. И оттого еще более обидно.

      - Так у тебя все-таки что-то с Тонькой было! Я видела ее детей!

      - Что вы все цепляетесь к ее детям. Находите какое-то эфемерное сходство и делаете умопомрачительные выводы. Да мало ли по свету найдется похожих людей! И потом, дети – это всегда наши дети, и нельзя ими пользоваться как козырными картами!
 
      - Вот именно, Фролов –  это твои дети и в них течет твоя злая и заторможенная  кровь!

      - Прекрати молоть глупости – возьми анализы на ДНК! Сейчас все можно! Хотя, ты всегда слышала только себя.

      - Фролов, она приезжала к тебе даже на север! Я все знаю! Сколько можно жить в этом обмане?!

      - Послушай, дети уже выросли, и эта тема должна бы волновать и ожесточать теперь больше меня! Тебе так не кажется, Лидия Александровна!

      Лариса вышла из своего укрытия и попыталась прекратить ссору. Это было уже не просто. Она грозила уже печальной развязкой.

      - Родители, с правдой тоже нужно быть поаккуратнее. Мама, а я думала, – ты по жизни мудрее. Не забывайся! Побереги отца, каким бы он ни был. У нас к нему претензий нет!

      - Чего бы ты понимала! У вас многого еще нет!..

      И все же она ушла в спальню, приняла успокоительного. Дочь сидела рядом. Слушала ее. Кивала. Соглашалась. В конце концов она уснула. Снилась какая-то торжественная зеленая дорога. Она была не одна – были еще люди. Но кто – не помнила. Помнила только подступающее к горлу одиночество. Проснулась поздно. Лариса заглянула к ней, уже уходя.
 
      - Мама, не волнуйся. Я позвонила на работу – сказала, что ты задержишься. И, пожалуйста, не трогай больше отца. Это может плохо закончиться. Зачем тебе сейчас не твое прошлое?

      Кажется, она с этим согласилась. Но через четверть часа позвонил телефон. Лида взяла трубку. Звонила женщина. Спрашивала похоронное агентство. Извинилась. И все же голос ей показался знакомым. В коридор вышел Фролов. В глазах его был вопрос. И снова осторожность – предтеча несчастья, оставила ее.

      - Звонила твоя. Сказала – сейчас приедет. Просила привести тебя в порядок.

      - Спасибо.

      - Фролов, нельзя жить на два дома!

      - Лида, кому я сейчас нужен, если не нужен даже тебе? Но ты меня, по-моему, к чему-то уже вынуждаешь?

      - Да кто тебя вынуждал раздаривать сердце по чужим домам? Больной он теперь видите ли! Больным бабы не звонят! Иди в ванну – готовься – сейчас приедет обслуга на дому! Тонька, видно, давно уже там подрабатывает! Думаешь, тебя одного дурака охмуряет?!
Фролов тихо вернулся в комнату. Она последовала за ним, намереваясь сказать что-то еще. Но увидела – ему плохо. Вызвала «Скорую». Та объявилась быстро, и врачи, разумеется, попытались его вернуть. И все же им пришлось извиниться. Уходя, будто продолжали прерванный разговор:

      - … А потом их самыми успешными врагами становятся непогода и родственники: к ответственности их тоже не привлечешь…
   
      За окном было серое небо. Вся зелень упрямо покрывалась сугробиками снега.
      

 Из книги «Садик напротив Вечности» 2009год
ISBN  5 – 904418 – 28 – 1