«Вашему Величеству, императору Всея Руси и данной психушки, Юрию Константиновичу Романову, от раба Божия и смиренного слуги, временно скрывающегося от зоркого ока органов в вашем, вверенным Вам, учереждении.
Допривожу и допишу до Вашего сведения следующее. Не бойтесь, я Вас не выдам.
Дописываю следующее, Ваше Величество. А именно то дописываю, что и наша Империя вместе с нашей и с Вашей имперкостью рушится! Всё было, из великих побуждений и народных чаяний, разворовано и разграблено до нас. В уборной кто-то спёр дверную ручку. Началось же всё с Запада. Проект был запущен полвека назад с первого выступления группой «Битлз» своей песни «Мишель». Только слепой мог не заметить что это пароль. И состоит он из двух слов: «Миша» и «Ельцин». Начиналась Великая пиар – кампания. Ваш дедушка Николай II, а это именно Ваш дедушка, стоит Вам примерить его усы с бородкой, и посмотреться в зеркало, был прав, когда говорил, что «Россия будет прирастать генофондом». Так, в потом, всё и оказалось. Дураки правят Миром, хотя это и не те дураки, что себе на уме. Эти гораздо изощрённее и похотливее нас в своей лживости. Благодаря общим усилиям (Вам ли не знать), к власти пришли Ставленники загнивающего Запада и Кампучийских недобитков: младший сотрудник Горбачёв и большой начальник Ельцин. Под лозунгами Великой Империи и для приведения Вас в сан императора (какая наглость и кощунство), было решено распилить нефтяную трубу на три равные части: «Газром», «Горгаз» и «Газель».
ОООО «Газром» должен был достаться Вам, Ваше Величество, то есть Романову.
ОООО «Горгаз» естественно доставался Горбачёву, а ОООО «Газель» должно было уйти большому начальнику Ельцину.
Деньги это Всё: Власть, Сила и Знания.
Но, по наущению медсестры Павловой, прокремлёвская секретутка Шнипельберг Галя Иосифовна вместо ОООО «Газром» впечатала в текст лишнюю букву «П» и «Газром» в одночасье превратился в «Газпром», а Вы были лишены полновесного наследства.
А это уже что называется «Полный Песец».
Вам пришлось скрываться, без надежды на Корону Российской Империи и на свою голову. Мне также пришлось неоднократно скрываться, всю свою сознательную жизнь от происков КГБ, но со слабой надеждой довести до Вас всю эту на дух непереносимую Правду. Кою я Вам и докладываю.
Теперь мы с Вами оба заключены в этот барак Обмана, и если бы не Барак Обама, но вот это «БЫ» и мешает, низводя нас до рядовой бытовухи, чернухи, мокрухи, порнухи, и одним словом: быта.
Довожу также до Вашего разностороннего мнения, что…»
- доктор Романов перевернул листок, пытаясь узнать, кто же из больных умудрился засунуть ему в халат эту странную записку, но листок был подписан следующим образом: «Нижайше смиренный раб Ваш, Генерал Вашего Императорского Величества, Аноним Сидоров» и понять из этой, не менее странной подписи, кто является автором записки, было совершенно невозможно. Доктору ничего не оставалось, как вернуться к чтению.
«Довожу, также до Вашего разностороннего мнения – повторно прочитал он – что медсестра-санитарка Павлова ведёт себя с больными, как какой-нибудь академик, ей Богу, хуже, чем с животными. А вчера она пыталась пришить мне чужую вторую голову. Но у меня есть своя голова на плечах. Нитки я у неё отобрал и порвал, а иголку проглотил.
Как она не может понять, что я не животный? И может быть даже тоже, как это горько не звучит, хочу звучать гордо. И далее. Хотя она и демократка, но мы демократию не для того заводили, чтобы она могла больным в тарелки с супом плевать, уверяя тех, что это витамины. Пытаясь хоть как-то урезонить и усовестить Павлову, мне пришлось ей в отместку, специально наложить в штаны, а руками, некоторую часть наложенного, размазать по стенке. Вы этот случай должны помнить, так как она меня помыла в ванной шваброй и с хлоркой, а оставшийся запас хлорки утащила домой».
- Ах, так вот кто этот – генерал Аноним Сидоров – стал догадываться доктор, и перевернул листок на вторую сторону.
«Ваше Имперское Величество, Юрий Константинович – стал читать он с новой строки – не дайте погибнуть Делу Демократии, как всей Империи, отогните гвоздь у оконной рамы и у решётки в уборной комнате. А я Вас не выдам. Режьте меня хоть на пряники.
Я должен во имя Вас, Ваше Величество, во имя всей нашей многострадальной нации, во имя нашего смирного сосуществования без войн и пожаров, отправить Исковое Заявление в Страсбургский суд, положив письмо в одно, только одному мне и моим товарищам известное, дупло на улице братьев Сусанина. Ведь мне не за себя, а за Державу обидно. Я сбегаю до дупла и вернусь назад, без кратчайшего на то промедления.
Ваше Императорское Величество, смею Вас заверить, что с Медведевым всё согласовано. Он тоже наш человек, хотя и не должен об этом догадываться.
Крайне буду Вам признателен и, заранее уповаю на Вас за Ваше геройское подвижничество в деле укрепления психотиранопевтической практики и теории.
Родина Вас не забудет. Наше дело правое, мы победим!»
Ниже шли стихи:
Жизнь нас крепко сплотила
Ведь известно давно:
Если вместе мы – сила,
А раздельно – говно.
А уже под стихами, стояла фраза, прочитанная Романовым, не без удовольствия во второй раз:
«Нижайше смиренный раб Ваш, Генерал Вашего Императорского Величества, Аноним Сидоров».
За которой, стояла залихватская роспись.
Ещё ниже было дописано два постскриптума.
«Р.S. А на Павлову я зла не держу, хотя и за свой понос перед ней ручаться не могу и не в силах. Всё в Божьей власти.
Р.S. Записку уничтожьте, или съешьте».
Психотерапевт – нарколог, врач высшей категории, Юрий Константинович Романов в очередной раз усмехнулся над дурацкой запиской больного пациента. Открыл металлический сейф в своём кабинете, налил в стаканчик пятьдесят грамм неразведённого медицинского спирта и одним большим выверенным глотком выпил. Он уже начинал догадываться кто мог подбросить ему эту записку. Хотя в их отделении, чуть ли не каждый четвёртый, время от времени, и старался испачкать стенку своими нечистотами. Юрий Константинович закурил и задумался. Ароматный дым он выпускал тонкими красивыми колечками, а золотистый сигаретный фильтр слегка пожёвывал. Но какая это закуска – сигаретный дым под хорошо очищенный и неразбавленный медицинский спирт? И Юрий Константинович отложил сигарету в сторону.
«Надо бы что-то поесть, а то всё всухомятку, да всухомятку».
Мысли текли, текли и плавно перетекали из одной в другую, и далее, и далее…
И на самом деле, становилось досадно и обидно, и за Державу, и за Россию, и за генофонд нации. Становилось досадно, что приходилось лечить почти неизлечимых людей, а они, как назло не старались излечиваться. Становилось досадно и за свой нелёгкий, до нервных срывов, изнурительный и почти бесполезный труд.
Так мысли и пережёвывались, слева направо, справа налево, а досада не проходила, а только усиливалась.
Записка пахла соевой колбасой, а разводы от пасты, как в детстве, напоминали сиреневый туман.
«Может быть налить ещё пятьдесят грамм» - решил уже было Юрий Константинович, но мысли его на этом и прервались.
В кабинет с громким стуком, гремя пустым ведром и шваброй, вошла, почти влетела, санитарка Вера Павловна. На вечернюю уборку она была настроена решительно.
Юрий Константинович от неожиданности поперхнулся и страшно закашлялся.
«Это же про неё, Аноним Сидоров писал: «санитарка Павлова».
Ах, как непредусмотрительно, как непредусмотрительно.
Врач не мог откашляться и уже почти задыхался, цепляясь за воздух руками, когда санитарка подскочила к столу и со всего размаха хрястнула кулаком врача промеж лопаток.
Из глаз Юрия Константиновича брызнули слёзы, а на стол неожиданно для всех, то есть, и для санитарки и для самого врача, выплюнулся большой и плохо прожёванный листок с синюшними от пасты разводами.
Та самая, дурацкая записка.
«Доработался – пронеслось ожогом в голове заведующего отделением – разоблачили. И скрыться дальше некуда, да и пистолет в сейфе лежит незаряженный. Надо как-то выкручиваться».
Юрий Константинович схватился за голову. Но не успел он даже предположить «как выкручиваться», не успел даже вдохнуть полной грудью воздуха, как участливая санитарка смахнула тряпкой в пустое ведро жёванную записку и, уже наливала для врача в стакан воды. Дурацкая записка валялась на дне помойного ведра санитарки. Сама же санитарка стояла рядом со стаканом воды и улыбалась.
Юрий Константинович вдруг пошатнулся и стал падать. Ему вдруг ясно, как перед Богом, представилось, что так и должен выглядеть, самый настоящий, как и говорилось в записке: «Полный песец».
13.04. 2010 г.