1. Как штурмовали пивнушки. 1980-е
…Гулял долго. Время убивал, как умел. И сегодня умел плохо. Как не прискорбно, степень и эффектность умения целиком зависят от толщины кармана. В последние два часа моего кармана, кроме стартового мороженого, хватило для кружки пива «На дне», как прозвали райское пивное местечко на Ульяновском спуске. Царство это состоит из нескольких пивных окошек у самой Волги, запитанных непосредственно на трубу, врезанную в близлежащий кирпичный замок, где вот уже век худо-бедно обретается гордость земляков - Жигулевский пивзавод. По причине этой близости «донное» пиво пользуется заслуженной популярностью, как самое свежее и мало-бодяжное.
«На Дне»
Между прочим, именно под стенами Жигулевской пивной крепости выдул первую в своей жизни кружку Олег Ефремов, народный артист СССР. Не скажу, в какой степени к нашему «дну» причастен Максим Горький, но наиболее просвещенные завсегдатаи спуска в пик разборок с народной дружиной имеют склонность прикрываться именем пролетарского классика. Надлежит заметить, «дно» никогда не покрывает меньше полсотни «рыл на одну амбразуру». Нынче мне с ходу повезло на пару знакомых «рыл», что аккурат «повторяли» внеочередной заказ: в смысле, очередной налив вне очереди. Таким образом, внеплановая кружка на моем слипшемся кармане не отразилась. Да и плана никакого не было...
…А вот мысль: цельный ведь час можно убить трамваем, если сесть на него, трамвай, и чухать из старо-купеческого конца… Самары в ново-пролетарскую часть Куйбышева.
Так и сделал.
«На Горе»
Увы, но с полным маршрутом не срослось.
Где-то на полпути взору открылась Гора. Она же Бугор*. Она же Монтана. Культово-питейная достопримечательность города, Гора соседится поверх трамвайных путей в опаснейшей правизне от родимого универа, если, конечно, на него смотреть со стороны трамвая.
В табели городских пивнух Гора, бесспорно, самый выдающийся пенный архипелаг, гордо возвышающийся на фоне пресловутого Оврага подпольщиков. Однако, в отличие от географического маргинала, Гора социальных различий не признает. Она их либерально сглаживает и устраняет, ибо в «монтаньярах» числятся все! От наших «исторических» постояльцев и профессуры далеких вузов вплоть до одиночной адвокатуры, что за кучку кильки в гофрированной фольге готова поклясться в дружбе до гроба. Соленая килька – обычный «улов» самых устойчивых в плане нижних конечностей. За нею ведь приходится с тыльного взлобка Горы нырять в «Мутный глаз» - пивбар, где кильку без ограничения «прилагают» к кружке «Жигулевского» или «Ячменного колоса». Купил хотя бы кружку, и жри сколь хошь. Еще одно бесплатное приложение к оплаченному пиву - соленые хлебные «тянучки». Но на фоне кильки это редкий деликатес…
Что до «Мутного глаза», наш Владя отличился здесь в том разряде подвигов, который свойственен только поистине аристократическим и широким натурам. Со своим скромным мордовеличием пан Верхновский одно время имел обыкновение «повторять» у барной стойки как бы уже заказанное и оплаченное им пиво. Между тем, за время рядовой пивосидки он, таким образом, мог наповторяться раз 6-7. Причем, хозяин стойки, при всей своей врожденной доверчивости, отчего-то ни разу не высказал вслух даже смутных намеков на свои личные сомнения, если таковые вообще способны возникнуть при виде такой обаяшки, коей становится вдутый Влас. Данные финансово-психологические победы над прожженным пивоносом Владя числил и хронизировал с особенной скрупулезностью и гордостью. Дошло до того, что он заваливался в «Мутный глаз» и принимался «повторять», не удосужившись поставить на кон даже стартовый полтинник! Ловя восторженные взгляды компаньонов, коим также перепадало от щедрот ловчилы. Зато, потом, не день и не два опосля, в кругу природных почитателей халявы старый ас вальяжно похвалялся своими нетленными рекордами. Де, мол, умудрился я, братцы, обуть в «мутняке» бармена на 46 кружечек за счет заведения! И, по-моему, не врал. За неделю где-нибудь столько и набегало, после чего Верхновский перемещался в другое заведение.
Гора была хороша! Могучий заменитель пляжа: и там, и тут легион одинаково возбужденно-луженых морд и глоток и агрессивно-свирепых торсов и кулаков. Чего нет, так это, товарищи, мещанского фу-фу и сю-сю.
У наших «историков» и там и тут все обстояло складно!
Племя Татищева и Геродота дымно млело в зарослях самых кислых ягод и самых неколючих кустов с разнокалиберным баночным арсеналом и канистрой в 5 литров, умело раздутой еще на кило жидкого продукта. Строго мужские особи, это преуспевающее большинство мирно сидело и безмятежно пило. По мере приближения напитка ко дну, на амбразуру бросалось два-три наиболее активных посланца. Активность каждого умеренно афишировалась пустой 3-литровой банкой и безмерно усиливалась численным превосходством. Вы просто представьте дюжину унылых рыл, пославших к амбразуре трех коренастых гонцов с устрашающе пустыми трехлитровками, не считая канистры. В условиях пивнушки это все равно, что спецназ с минометом. При такой раскладке «очередные», то есть которые не отстояли права на «повтор», даровито, то бишь безропотно, изображают слепых и глухих.
Ну, чем еще погордиться?
А вот: репутация историков и, конкретно, моих однокурсников, тут просто вне нареканий.
Легенда первая
Нас шестнадцать, трехлитровок две… извините, одна. А пива хочется всем. Можно ли гармонизировать противоречие? Оказывается, да. Как? Так: трое с банкой решительно идут к ближней амбразуре, которую осаждают, минимум, сорок крепышей. Наши с банкой тихо говорят волшебное слово «повтор», и им волшебно «повторяют», то бишь наполняют, то есть наливают. Народ активно безмолвствует. Стоп, это, кажется, повтор предыдущей части. Ну, ничё! Повторение теряет прелесть (как вам такая логика про… пиво?), но она же, по слухам, матушка учения. А от учения мы отдыхаем на Горе.
На Горе всего хватает. Стулья, бочки, ящики, пеньки, тарелки, банки… Не хватает… Не хватает, пожалуй… совести. Ее не хватает всем… тотально… и даже самому культурному постояльцу… ведь с совестью здесь можно умереть от жажды… Да еще временами не хватает пива. Такой вот парадокс! Но тогда Гора переживает короткий и не летальный мор.
Сегодня пива хватало, народа тоже…
Я взобрался на Бугор. Наметанный взгляд ходко чесанул «родные» кусты. И не зря: вон те трое из моей группы. Неподалеку парится десяток, если не ошибаюсь, биологов. Надлежит заметить, студенты универа обеспечивают солидный процент монтаньяров, благо окна вуза – прямая и косвенная наблюдательная площадка за амбразурами Горы. В «рыбный» день аудитории, где мало-мальски представлен сильный пол, заметно пустеют. Все мои выговоры по комсомольской линии – прямое следствие предпочтения посиделок на Бугре собраниям первичной организации ВЛКСМ.
Прихвостился без затей. Мне молча протянули банку. Я коротко предупредил о финансовом пассиве. За это протянули баночку с килькой. Килька была теплой, но вкусной, и даже с коричневым микро-икро-усиком.
Потрошим рыбешку - многие избавляются лишь от килечных голов и хребтов. Потягиваем пенную влагу. Истомная его прохлада компенсирует прочие неудобства, главным образом, знойного порядка.
На дворе май. Май мается и плавится в 30-градусном мареве.
Спокойно, уютно, хорошо. Пивко, табак, беседа – неспешная, приятная, прозрачная, как и дымок мусляных сигарет.
Товарищей покинул через час: «быть на хвосте» не очень-то уютно.
Позднее узнал, что сразу после моего ухода…
Стоп, вот вам и…
…Легенда вторая
Три историка прорываются к амбразуре. У них ровно одна банка емкостью 2 литра. Противник этого не просчитал, что, надеюсь, не мажет степеней обиды, допущенной «не историческим элементом». А «элемент» был таков: 12 (двенадцать, товарищи студенты универа!) биологов, притулясь в озадок очереди, гордо ждут своего пива. А тут нате: какие-то поперед влезли. И опять историки! Правда, нонеча их всего-то трое. Оборзели! В корень! Пора и пар спустить. Дюжина на троицу – в самый раз! В общем, пометав внутренние глаголы, биофак таки стерпел и утерся. Ненадолго. Я не про всех. И биологи попадаются крутые. Я про конкретную дюжину. С таких ведь байки о «ботаниках» пошли…
Роковую роль сыграл экологический фактор. Известно, что наши историки отчаянно дымят, а не наши, биологи, как раз наоборот, отчаянно блюли собственный организм. Тут и дернуло «ботаников» указать моим на незаконность проникновения исторического дыма на экологически чистую био-лужайку. Давешние мои меценаты, точно три мушкетера, встали, кулаками махнули и ровнехонько троицу смахнули, следом перемололи следующую. Остательные что? Правильно, в рассыпную.
Ботаники!
Пикник был продолжен. Славное пиво, мирный кумар и периодическое: «Вам больше наш дым не мешает?». Ответ был неизменно дипломатичен, то бишь изысканно вежлив. «Что вы, что вы?»…
От пива стало весело, потом сонливо, потом нудная давилка замесила виски, а нутро порядочно утяжелилось.
Домой, домой…
«Ходоки в народ»
Как-то мы с Гариком в сильном подпитии на той самой Горе «в народ ходили». Надлежит заметить, «ходка в народ» образца-1980 сильно отличалась от того же просветительного мероприятия вековой давности. Идти в народ по Горе – значило промышлять без гроша, с пустой лишь кружкой или там банкой.
Идешь, значит, и глаголешь перед кружкАми пьяных монтаньяров. И, ежели чье сердце тронешь, тебе желанно нальют и попросят украсить «стол».
Помнится, в тот раз, как на грех, не попалось ни одного историка, зато Гарику улыбнулось своих повстречать. Как положено при таких оказиях, он в разведку и пошел. Отсчитав контрольные пять минут, в течение коих его не прогнали, подсел и я. Причем не просительно, а вполне хозяйственно, как заправский абориген. Больше того: снисходительно посмеиваясь: «Ух, ты! Сидит тоже», - взял банку, отпил и пустил по кругу дальше. Народ безмолвствовал, один лишь прищурился:
- А ты человек хороший? - и целиком удовлетворился моим кивком.
Мое же «Чрезз-вычч-ай-ноооо!!!» опоздало секунд на десять, плюс трижды споткнулось.
Меня качало из стороны в сторону, и только тяжеленькая кружка, изредка попадая в руки, уравновешивала органический метроном.
Разговор плыл по извилистым рукавам монтаньярского розлива мысли. Я мало уже ориентировался в поворотах. И тут вдруг: «Кто-нибудь может отличить Ван Гога от Ван Дейка?».
«Я! Я могу», - в единодух выпалил я, – «и от Гогена тоже».
Правда, вот объяснить, как это мне удается, не смог. Да оно и не требовалось. Народ в немом обалдении глазел на инопланетянина. После такой заявки не то, что б усомниться, - ни у кого не нашлось дерзости даже заикнуться о природе различия…
Как и водится, следующим виражом вырулили на И.В. Сталина в исторической роли культа его личности. И дубина Гарик не нашел ничего умнее, как представить видным знатоком вопроса «историка Виля Панцирева». Это произвело полный и окончательный фурор. Сраженный магнетизмом и универсальностью моей личности, народ толкал в бок самых говорливых: «Тсс, Виль щас скажет. Ну, Виль, давай. Тихо там, Виль щас скажет».
Инакомыслы унялись не сразу, их подавление затянулось, и я выиграл минут пять. Но за это время столько же раз хлебнул. В итоге, коварный язык тренингу не поддавался. Моя пробуксовка вызвала новый всплеск ропота. Мятежников утихомирили по новой.
«Ну, Виль, давай, давай, братан».
Добрых две дюжины тяжелых взглядов незримо уравновешивали мой сидячий баланс, и в каждом сияли надежда и вера. Иногда так порознь и сияли: налево - надежда, направо – вера.
И я решился. Главное: начать!
Дерзко тряхнув чубом, я выдал ключевое: «И.В. Сталин. Иосиф Ве-ве-ве-вевич Сталин». Столь затяжной и сложный энциклопедизм снискал признание центра и одиночный полутрезвый скепсис с далекой периферии. Проникшаяся аудитория окаменела на весь ледовый период протяжного моего молчания.
Но вот прозвучал еще один информационный залп, емко утрамбованный в два слова: «Английская энциклопедия».
«Британская энциклопедия», - робко поправила фрондирующая периферия. На нее зашикали: злобно и почти карательно: «Тихо там, Виль щас скажет. Скажи им, Виль?»…
Я замотал головой и пустился в иронию, насколько позволял организм: «А, ну, конечно, Братанская, а не Шотландская, не Уэлсовская, не Ирландская и даже не Ольстерская. Поправка чрез-вычч-ай-но мудра и безумно уместна… Итак, Винстон, он же Мальборо Черчилль... Брр…итанская энц-ик-логопедИя…»…
И здесь, в пик посрамления невеж, я отрубился.
Домой доставили на такси, причем, совсем другие люди. Они обнаружили меня на Горе сидящим на пеньке. Всеми покинутый, уткнув щеки в ладони, а локти в колени…
Наутро Гарик так и не сумел объяснить, как же получилось, что он потерял на Горе лично рекомендованного энциклопедиста…
* Гора «ушла» вместе с Горбачевым. На ее месте теперь храм.
2 часть "застойного ретро о пиве" см.:
http://www.proza.ru/2011/03/27/973
Воспроизведены фрагменты книги «Студенческий роман («застойного времени»), 1985 из цикла «Волжское ретро-1980».
Фотография авторская, антураж натуральный.