Женщины томились ожиданием высокого гостя

Дмитрий Верендеев
Глава из рассказа "Баня"

Начало см. http://www.proza.ru/2011/03/07/831

Был один из тёплых солнечных дней, которые случаются в середине октября после окончания всех видов полевых работ, после ночи с проливным дождём, когда на удивление ярко светит солнце, и нет ветерка. Голые деревья, освещённые солнцем, казались прекрасными, с веток капало, и земля повсюду сверкала изумрудами. По небу плыли прозрачные облака.

Банщицы радовались, что природа, словно по заказу, выбрала такой чудесный день для осуществления заманчивого предприятия. Однако приход Груни больно ударил по самолюбию Зинук, она почти испугалась своего счастья, которое могло исчезнуть в эту ночь. И теперь к явному соперничеству в делах колхозных примешалась мысль об их тайном соперничестве в любви к бригадиру; в грубую материю конкуренции вселился воспламеняющий её дух.

Вскоре из открытой настежь двери бани и со всех её щелей повалил густой, чёрный дым, обволакивая пологие берега длиннющего оврага. Бани в этих краях топятся по-чёрному из-за отсутствия кирпича для сооружения самой каменки и возведения дымоходной трубы. На низкую печь, сложенную из красного кирпича, сверху накладывают большие речные камни.

В процессе горения сухих поленьев в топке камни нагреваются, нагревается и помещение бани – парилка. Едкий дым лезет в глаза. Здесь же кипятят несколько горшков воды для распаривания дубового, чаще берёзового веника, и для мытья. После того, как только полностью прогорят дрова, ковшика два-три горячей воды поддают на раскалённые камни для выведения угарного газа с первой порцией пара, и минут через десять, когда хорошо проветрится парилка, наглухо закрывают дверь, а также верхний люк на потолке.

Дальше можно ещё немного поддать, чтобы получить желанный пар, попариться до одурения, и хлестать себя нещадно берёзовым веником!

С освещением, как и с дровами, туго – керосина в лампах нет и в помине, его нет даже в юманайской лавке, везде чадит и полыхает лучина. Но по такому случаю, бригадир выделил Тихоновой из резерва «НЗ» (неприкосновенный запас) несколько толстых парафиновых свечей.

Часа четыре топилась баня. Топливом служили сухие крепкие чурки, напиленные из узловатых стволов диких лесных яблонь с большой температурой горения, отчего камни на каменке раскалились до предела – ближе одного метра лучше не подходить, обожжёшься!

Слабые отблески от рдеющих красных угольков в топке падали на молодые лица женщин. Подруги тщательно вымыли потолок, полати, стены, топчан, скамейку, пол и подоконник. Навели марафет и в предбаннике.

Для отвода любопытных глаз в первую очередь пригласили соседей. Те удивлялись такой небывало жгучей бане, закрывали руками нос и уши, чтобы не обжечь их; а дети, не выдержав такой высокой температуры, быстренько помылись, и дали дёру. Сами банщицы не стали мыться вместе с соседями, строго соблюдая условия договорённости.

После ухода соседей, они ещё раз сделали уборку в парилке и предбаннике, подложили в печь несколько поленьев, довели каменку до нужной кондиции, снова проветрили баню.

Распарили два берёзовых веника, налили на раскалённые камни чуточку малиновой настойки для аромата. Зинук откуда-то принесла четверть медовухи, пирожки с яблоками, шматок сала, несколько головок лука, – потому что Борис Ханович недавно внушил ей, что сырой лук хорошо помогает ему поддерживать мужскую силу на должном уровне, – и графинчик крепкого самогона (аншарли). Всё это добро расположилось в прохладном месте предбанника.

Женщины томились ожиданием высокого гостя, лёгкий халат прилипал к потному телу, их лица источали тропический зной, щёки пылали, как горящие угли в печи.

«Я так устала от одиночества, просто нет больше сил», – с грустью промолвила Груня, вытаскивая из печи горшок с кипящей водой. Она знала про себя, что она женщина с большим биологическим потенциалом и без регулярной связи с мужчиной ей не прожить. Её непрестанно подстёгивал жаркий зов плоти. Возможно, из-за неуёмности своих плотских желаний она и осталась незамужней.

«Всё образуется, вот увидишь. А сегодня отвлечёмся немного, не всегда же нам о родном колхозе думать, о себе тоже нельзя забывать. Кстати, Борис Ханович очень интересный человек, сама в этом убедишься, – заверила Зинук. – Это не разврат, Груня. Всё, что совершается с нежностью, искренностью и с любовью, не может быть развратом, – возбуждённо объясняла она своей без того опытной подруге. – Только грубость, жестокость и извращение позорны в отношениях мужчины и женщины».

Весь вечер Груня ходила по бане с таким ощущением, словно между ней и бригадиром всё уже случилось. Она с таким нетерпением и вместе с тем с такой уверенностью предвкушала радостную встречу, воображая, как они будут париться втроём, потом вдвоём...

Она уже совершенно расслабилась от подобных мыслей и растянулась на кушетке, отдаваясь сладостным необычным ощущениям, потом встала, вытащила из дубовой кадки распаренные берёзовые веники, помахала ими в воздухе, имитируя удары, точно они предназначались широкой спине бригадира, сложила веники в тазик, пошуровала в топке горящие яблоневые чурки кочергой, принесла на коромысле два ведра воды из колодца, налила воды в большой чугунный горшок для мытья и поставила его в печь.

Продолжение следует ...