За большим обеденным столом, рассчитанным человек на двадцать, сидели трое: хозяин дома Максим Олегович, его жена Ирина Игоревна и пятилетний Павлуша. Обедать не начинали, хотя горничная уже поставила напитки и холодные закуски.
- Паша, сынок, ну сколько можно вредничать? - уговаривала мать.
- Павел, ты уже большой, надо привыкать к послушанию, - строжился отец, недовольный сыном, а более того - женой.
- Сказал, без Катюши обедать не буду! - Губы у ребенка задергались, предвещая скорые слезы.
- Сынок, успокойся. Катя наша нянечка, она у нас работает, и я не могу позволить, чтобы она обедала с нами за одним столом! - Ирина злилась и ничего не могла с собой поделать. "Выкинуть эту Катьку, и дело с концом, - мелькнула недобрая мысль. - Повадили на свою голову, скоро сами будем ей обеды подавать".
- Мама, а я был у Виталика в гостях, там все вместе обедают, у них и горничной нет. Тетя Наташа сама все на стол накрывает. И готовит сама. Почему так?
- У нищих слуг нет! - вырвалось у Ирины. - А кто тебе позволил без моего разрешения ходить по гостям?
- Меня Катюша водила. Она говорит, что мне полезно общаться с детьми.
- Я твою Катюшу!..
- Ирина, успокойся! - Максим нахмурил брови, что предвещало грозу. - Сынок, иди, позови Катю.
- Я сейчас! Я быстро! - и повеселевший мальчуган понесся по ступеням на второй этаж.
Воспользовавшись отсутствием сына, Максим отчитывал жену:
- Ты ведешь себя непозволительно грубо. При ребенке дурно отзываешься о его няне, о ее друзьях, родственниках. И это уже не в первый раз. Чему ты можешь научить нашего сына? И ему действительно скучно без детского общения.
- Но они не нашего круга!
- А какой "круг" наш? Ты забыла, что твоя мать работала сторожем, а отец и вовсе до самой смерти сидел у нее на шее. И оба не брезговали водочкой. А я и вовсе своих родителей не знаю. Но, думаю, добрые люди в приют бы не подбросили. Это наш с тобой круг, ясно? И не заносись перед Катей. Ее родители дали им с сестрой высшее образование, жаль только, что умерли так рано. А какое образование у тебя? Восемь классов, или я что-то путаю?
- Хватит меня упрекать! Когда женился, мое образование тебя не смущало. Но ведь ты-то генеральный директор такого предприятия! Надо и вести себя с наемными рабочими соответственно.
- Да... ты неисправима. Только уж позволь при сыне больше таких концертов не устраивать.
- Кстати, а зачем Павлику няня? Он уже большой. Ему нужна гувернантка. А Катю уволим, как думаешь?
- Уже давно думаю. Катя останется, она и будет гувернанткой. А зарплату ей добавим. Образование у нее основательное, и Павел ее любит. Решено!
- Ты с ума сошел! Я категорически против!
- Не сердись, но я уже решил. Ты из неприязни к человеку готова навредить собственному ребенку, а я не могу этого допустить.
В столовую вошли Катя с Павлушкой. Девушка была смущена, она невольно слышала часть разговора.
- Простите меня, я поела бы в своей комнате или, как всегда, на кухне. Это не принципиально. Сожалею, что Павел дурно себя вел, это мое упущение, где-то не досмотрела.
- Да садитесь вы, Катя. Ирина Игоревна просто сегодня не в настроении и плохо себя чувствует.
- Правда? - белокурая кареглазая девушка смотрела сочувственно. - А я думала, мне показалось. Я уже давно заметила, что вы постоянно очень бледны, Ирина Игоревна. Вам бы доктору показаться.
- Шура, убирай салаты, у меня пропал аппетит. Неси горячее.
Горничная, видя хозяйку не в духе, поспешила выполнить приказ.
А Ирина после обеда долго сидела перед овальным зеркалом в своей спальне и разглядывала себя. Действительно, лицо бледное, отечное, мешки под глазами. И как она не замечала? Что это с ней? Вот и нога повыше ступни уже месяца два болит. Не может это быть как-то связано? Да нет, ерунда какая-то, причем тут нога и бледность. Завтра же к Сидельникову на прием, а еще лучше домой вызвать. Как это все некстати, и так неприятно...
* * *
В воскресенье, свой выходной день, Катя со своей младшей сестрой Ольгой поехали в деревушку Рябинники. Там у них был дом, оставшийся им от дедушки с бабушкой. Надо было что-то с ним делать. Квартирантов не пустишь, деревня далеко от города, а местные все имеют свое жилье.
- Катя, - начала разговор Ольга, - а если его продать?
- Да разве я не пробовала. Второй год в газеты объявления даю, но кто в такую глушь поедет. Смотри, уже минут сорок идем с автобусной остановки, а Рябинники только показались. Нет, с продажей ничего не выйдет.
- Глушь, конечно, но какая красотища, Кать! Лес-то какой! А река, а запах!
- Да, красота... Но ведь одной красотой сыт не будешь. А тут местным работы не хватает. Ладно, разберемся.
- Катя, а что это сегодня с автобуса народа так много?
- Читала в газете, что в Рябинниковском храме икона мироточит, да так обильно! Вот народ и едет в паломничество. Мы с тобой тоже сходим посмотреть, ты не против?
- Да ты что! Как против? Побывать в таком месте - и в церковь не зайти. Обязательно сходим. А ты говоришь, дом не продать. Сейчас народ поедет в Рябинники, не сомневаюсь.
- Да это временно все. Ведь люди едут помолиться, иконы посмотреть, может, от болезни исцелиться. Но ведь это паломники. Приехали - уехали. Нет, сестренка, на приезжих не рассчитывай.
Через пятнадцать минут они уже были дома. В общем-то, сестры никогда в этом доме не жили, но иногда гостили на школьных каникулах, поэтому они отчасти этот бревенчатый, крытый шифером, с резными ставнями и наличниками дом ощущали своим. Крепкие двухстворчатые ворота были не заперты. Соседка, баба Дуся, увидев девушек в окно, громко постучала в стекло, показала жестами - подождите. Наскоро накинув ватник, поспешила к ним во двор:
- Дявчонки, звиняйтя миня, я тут малость похозяйнувала, - затараторила соседка на какой-то диковинной смеси русского, белорусского и украинского языков, на какой говорило почти все село. - Ругать будитя?
- Смотря что вы "нахозяйнували" - засмеялась Ольга.
- Та я ж того... Не спросясь, дявчат пряезжих пустила, думаю: няхай поживуть. На тры дни просились, два уж пройшло. А тут и вы! Паломники вони, к иконам приихалы. Я ж ня знала, что хозяйки пряедуть. Ради Христа, проститя, а дявчонок к сябе заберу.
- Да ладно, не беспокойтесь, баб Дусь, лучше сумки наши занесите, а мы к храму, пока не стемнело. А "дявчонок"-то сколько?
- Тры штуки.
- Ну, ты рассмешила, людей штуками считаешь. Ладно, побежали мы. Скоро солнце будет садиться. Уж вечерня, наверное, заканчивается. А девушки пусть ночуют, только матрац какой-нибудь дай нам с Олей, мы на сеновале ляжем.
- Ой, каки вы барыни - на сяновали, та ящё с матрацом. Ну да ладно, с Богом поспяшайте, и правда, тямнееть.
В церкви народу было немало. И все собрались кучкой у двух икон в киотах. Служба уже закончилась, и батюшка беседовал с паломниками.
- Вот эта, Николая Чудотворца, замироточила. Я, как только в храм зашел, сразу понял - чудо! Такой аромат ни с каким земным запахом не спутаешь. Чувствуете, аромат какой неземной? - Тут батюшка заметил сестер. - Подойдите, чада. Вы, видно, с последнего автобуса? С ночлегом определились?
- Не беспокойтесь, отец Симеон, у нас свой дом здесь.
- А, так вы Ольга и Екатерина, покойной Пелагии внучки. Ну что, надумали с домом что-то делать?
- Да нет еще, вот приехали подумать, поспрашивать. Кому его продашь?
- Община бы купила, все равно есть нужда в помещении для паломников, да вы сами знаете, какие у нас тут "богачи", порой и на свечу денег нет.
- Батюшка, - Катерина словно решила все в мгновение, - а что если мы подарим храму этот дом? Он ведь крепкий, просторный и ремонта не требует.
- Милые вы мои, с радостью великой примем, молиться будем за вас. Но смотрите, не пожалеете потом?
- Оля, ты как? А то я что-то с тобой даже не посоветовалась.
- Катюша, это доброе дело, что тут думать. Вот завтра вернемся в город и на неделе начнем оформлять документы. Только не знаю, как это делается, куда обращаться. Поможете, батюшка?
- Как не помочь, я же лицо заинтересованное. Благослови вас Господь, дорогие!
* * *
У Приваловых, как в доме Облонских, все смешалось... Максим Олегович с нетерпением ждал, когда шофер заведет автомобиль - он опаздывал на совет директоров. Ирина Игоревна не могла дозвониться до доктора и требовала, чтоб Максим немедленно вез ее в больницу. Тот злился, не понимая, как можно так эгоистично себя вести. Ведь видит, что машина неисправна.
- Что ты за барыня? Вызови такси, в конце концов!
- А что ты за хозяин? Твои заместители имеют по две-три машины, а ты все на старье ездишь. Каждую неделю ремонт. Как в поговорке - как на охоту идти, так собак кормить. Так и у тебя, чуть не каждое утро - ремонт. Просто смешно.
- Если тебе смешно, зачем тебе больница, Ира?
- Я серьезно больна, я это чувствую. Даже Катя заметила, одному тебе дела нет. Кстати, а где Катерина? Уже час, как она должна быть на работе. Нет, я все-таки ее уволю. Распустили на свою голову!
Павлик, услышав категоричное "уволю", поднял рев. Ни отец, ни мать не могли его успокоить. И тут появилась Катя.
- Павлик, что случилось, солнышко? Успокойся, дорогой.
- Солнышко?! - не могла успокоиться мать. - Это исчадие ада, а не ребенок!
- Как вы можете, Ирина Игоревна?! Это же ваш ребенок. Непозволительно так называть его. Такие слова - Господи, прости!
- Ты меня еще будешь учить, что позволительно, а что нет!
И тут, наконец, вошел Никита, водитель Максима Олеговича, и объявил, что автомобиль подан. И хозяин с хозяйкой поспешили по делам. Павлик сразу успокоился, и в доме наступила блаженная тишина. Но Катя была расстроена.
- Павлуша, давай сходим сегодня в церковь, мы еще успеем до конца службы.
- Идем, Катюша! Мне там очень-очень нравится!
В храме они еще дождались, когда закончится панихида, и тогда отец Андрей подошел к ним.
- Ну что, опять хулиганил? Совестно, молодой человек. Тебе уже пора настоящим христианином становиться.
- Простите, батюшка, я постараюсь хорошо себя вести, даже дам зубы полечить.
Отец Андрей засмеялся:
- Ну, вот и славно, какой ты у нас герой. Храни тебя Господь! Ты бы с папой и мамой как-нибудь пришел.
- Да папе все некогда, а мама говорит, что она еще не сошла с ума, чтобы к попам ходить. Она и нас с Катюшей ругает. Говорит, лучше бы английским языком позанимались, чем на ерунду время тратить.
Батюшка нахмурился.
- Молись, чадо, о своей маме, больна она.
- А откуда вы знаете? Она ведь только сегодня к врачу пошла. Вам Боженька сказал?
- Эх, чадо-чадо, мал ты еще, не поймешь пока. Ты просто молись, а уж Господь по твоим молитвам все управит. Да веди себя хорошо, может, это от твоего недостойного поведения мама больна. Простите, у меня старушка на дому причастия ждет, надо ехать. Благослови вас Бог.
* * *
В доме Приваловых генеральная уборка. Чистили, мыли, скребли, пылесосили так, точно все взяли обязательство уничтожить не только пыль, но и всех до единого микроба. Даже Павлик пылесосил ковер на полу в своей комнате. Завтра у него день рождения, и маму обещали выписать из больницы. Он так соскучился, за полгода они виделись раз десять, не больше. Да еще маму оперировали в Англии, она пробыла в этой чужой стране больше месяца. Мальчик надеялся, что теперь они никогда не расстанутся.
- Катюша, Оля, правда, маму больше не положат в больницу?
Оля, которая пришла помочь и мыла лестничный пролет, не расслышала. Она в этот момент закалывала рассыпавшиеся густые каштановые волосы, держа шпильки во рту.
Шура домывала комнату, которую переделали из бильярдной на первом этаже под спальню Ирине Игоревне, и неодобрительно проворчала:
- Денег девать людям некуда. Все равно скоро помрет, потом опять ремонт.
- Нет, это неправда, моя мама не умрет! - ребенок захлебывался плачем. - Ты злая, ты врешь!
- Успокойся, маленький, - Ольга взяла Павла на руки, - ты неправильно понял, тетя Шура говорила совсем о другом.
Растерянная горничная, она же кухарка, не знала, как оправдаться:
- Я говорю, от этого ремонта она тут умрет, краской-то еще пахнет. Я шутила так, не взаправду говорила. Шутила, понимаешь?
Катерина из-за спины Павла показала Шуре кулак и постучала пальцем по лбу. Потом громко всех позвала:
- Бросаем грязную работу, идем полы мыть! Это я тоже пошутила, а на самом деле обедать пора. Шура, накрывай всем в столовой.
Девушка старалась шутить, улыбаться, чтобы отвлечь Павлика от грустных мыслей, и ей это удалось. Мальчик после обеда ушел в беседку читать.
Взрослые не расходились. Ольга спросила:
- Кать, а какой диагноз у Ирины?
- Да разве я знаю? Только рассказывал Максим Олегович, что саркома у нее была. В Лондоне ей ампутировали левую ногу по колено. Колено удалось сохранить. Только протез раньше чем через год нельзя будет носить. Пока в инвалидной коляске. Вот все, что мне известно.
Все надолго замолчали, думая каждая о своем. Оля о том, как хрупок человек, как подвержен болезням, о том, что если Максим овдовеет, то они могли бы пожениться, ведь она так давно и беззаветно любит его. Девушка полыхнула румянцем, украдкой оглядела всех. Слава Богу, люди не могут читать мысли!
Катя думала, что ей опять придется отложить свадьбу с Володей, а так хочется иметь свою семью, детей. Но... Надо помочь Приваловым, им она сейчас нужнее.
Шура думала, что надо следить за языком, не то потеряет хорошую работу. А Ирине так и надо, Бог ее наказал, злющая такая и гордячка. И пристраиваются же такие! А ей, Шуре, уже тридцать шесть лет, она готовит - пальчики оближешь, детей любит, а вот никто не сватается.
Не договариваясь, все разом встали, Ольга с Екатериной перекрестились, а Шура только сказала: "Обед был вкусный, не зря я старалась".
* * *
Наутро Катя с Максимом выехали за город и направились к онкологической клинике. Максим делился с Катей:
- Ты знаешь, никогда не думал, что так люблю и так жалею Иру. Перед ее болезнью мы все ссорились, так было тяжело, неуютно в доме, а вот стоило ей заболеть - как будто сердце во мне подменили. Сам бы умер за нее. Никому еще не говорил, тебе первой скажу - метастазы в легких у нее. Долго не проживет. Это меня ужасает, пугает, не могу спокойно думать о ее смерти. Я не хочу ее терять, Катюша. Что мне делать? - по щекам Максима катились такие неестественные для него, сильного человека, слезы. - И ты представляешь - она так изменилась! Она и смерти не боится, только переживает, как мы с Павлушей без нее будем. Просила никому не говорить, чтобы Павлик раньше времени не узнал.
- Да разве такое скроешь, Максим Олегович, все уже знают. Вчера Александра проболталась, кое-как Павла успокоили. Пришлось и слукавить.
- Да? И как это все распространяется быстро! А я-то думал, что я один знаю.
- Да, в общем-то, диагноз точный никто не знает, но поговаривают, что не больше полгода Ирине осталось.
- Так доктора говорят. Господи, за что?.. Хотя, наверное, есть за что.
Игорь плакал, Катя уже тревожилась, как они доедут, и предложила сесть за руль. Тем более дорога к онкоцентру пошла извилистая.
- Нет, нет. Я сейчас успокоюсь, мне нельзя в таком виде показываться на глаза Ирочке.
Их уже ждали. Ирина Игоревна лежала в санпропускнике на кушетке, одетая в новый нарядный костюм с длинной расклешенной юбкой, почти скрывающей отсутствие ноги. Коляску накануне доставили в коттедж, и она стояла, сверкая никелированными частями, словно дорогой и нужный подарок. Но от такого подарка любой бы отказался с облегчением в сердце. Максим вынес Иру на руках, осторожно спустился по ступеням, словно нес дорогую хрупкую вазу, и усадил на заднее сидение.
- Вот, как ты и хотела - новенькая "Тойота". Не будешь теперь меня ругать, что не могу новый автомобиль купить для жены. Ирочка, это твоя машина, она адаптирована к ручному управлению.
- Спасибо, мой дорогой. Мне она уже не понадобится, но тем более спасибо, - она прижалась своей щекой к ладони мужа. - Максимка, у нас есть время?
- У нас уйма времени!
- Тогда завези меня в церковь, я сама хочу свечу поставить самую большую! Поблагодарить Бога. Что ты так на меня смотришь? Да, поблагодарить. Если бы не это, - она показала на то место, где должна быть нога, - я никогда бы не узнала, как ты меня любишь, как я люблю всех вас, как я люблю жизнь, природу, солнце - весь этот мир, такой огромный прекрасный мир! Часто это только тогда понимаешь, когда теряешь.
- Вот и славно - едем в храм. Честно говоря, я и сам собирался, да боюсь. Буду как медведь в посудной лавке - "не ступить, ни молвить не умею", а с тобой мне ничего не страшно.
* * *
Ирина делала последние мазки тонального крема, пытаясь скрыть ужасающую желтизну кожи и впалость щек. Но она не выглядела грустной.
- "Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи..." Какая безжалостная у тебя правда, мой свет, уж лучше помолчи. А мы вот сюда румян чуть-чуть положим. Ну, если бы не день рождения сына, ни за что бы не стала мазаться этой дрянью. Похожа на больную намазанную фарфоровую куклу. Катя, ты мне не поможешь воротник кружевной закрепить? Вон, на столике лежит.
- Помогу, конечно. Ирина Игоревна...
- Знаешь, зови меня просто Ира. Ты ведь как вторая мать Пашеньке. Хорошо?
- Хорошо. Ира, к нам батюшка приезжал из Рябинников пару месяцев назад, документы на дом забрал. Так он привез немного маслица от мироточивых икон. Может, будете мазаться им?
- Эх, Катя, а что мазать-то? Легкие у меня внутри.
- Да можно просто лоб мазать или по капельке утром принимать, как проснетесь.
- Принеси, попробую. В моем положении любая, наверное, огонь глотать согласилась бы, а тут - святыня. Даже если не поможет, все равно радостно, ведь от чудотворных икон!.. И еще, Катюша, прости меня за все, прости, Бога ради, страшно с таким грузом умирать - всем хамила, всех обидела, - впервые за все время у Ирины Игоревны блеснули в глазах слезы. Женщины обнялись и заплакали.
- Ну вот, и зачем вы красились - все насмарку.
- И правда - зачем? Какая есть, такая уж есть. Подвези меня к раковине, умоюсь.
В дверь постучали. Максим в парадном костюме заглянул в комнату.
- Ну что же вы - заждались все!
- Идем, идем...
Когда Катя вывезла на коляске Ирину, та была неприятно удивлена: за огромным столом сидели именинник, Максим, главный бухгалтер фирмы с унылым носом, словно постоянно принюхивающимся к чему-то, Оля и водитель Максима Никита.
- А где все приглашенные? Ира широко открыла и без того огромные глаза.
Шура мялась у стола с листом бумаги в руках.
- Я вот тут звонки записывала: у Немировых девочка заболела, к Ивановым мать приехала, Надежда Павловна ногу подвернула, Ва...
- Хватит! - щеки у Иры порозовели. - У меня все-таки не проказа и не чума. Впрочем, их дело. А где дети? Что за праздник без детей?
- Ирочка, не волнуйся, мы же думали, что все с детьми придут. Павлик не в обиде. Правда, Павел?
- А где же Виталик, вроде так твоего друга зовут?
- Мама, ты же не разрешаешь мне с ним дружить. Я его и не приглашал.
- Ну что ты, как можно лучшего друга на день рождения не позвать? Никита, заводи машину, пять минут ждем, быстро за нашим Виталиком!
Через час все веселились от души. Приехали два клоуна с дрессированными обезьянками и фокусник. Виталик с Павлом весь праздник были в центре внимания. Потом были соревнования по надуванию шариков, прокалыванию их и много других развлечений. Именинник раскраснелся, новый белый костюм был весь перепачкан. Но никто этого не замечал. Никогда еще в доме у Приваловых не было так весело.
* * *
И снова в доме суета. Наконец-то в клинику приехал профессор, которого Приваловы ждали с нетерпением - у них еще теплилась надежда, несмотря ни на что. Ирина, на удивление, была спокойнее всех. Все два с половиной месяца после дня рождения Павлика она была весела, добра со всеми, часто улыбалась. Недоумению домашних не было предела. Только однажды она пригласила Катерину для разговора, который остался втайне для всех. После этого разговора Ирина плакала в своей комнате и даже отказалась от обеда и укола. Дежурная медсестра удивлялась: "Как при таком диагнозе можно отказываться от обезболивающих? И ведь это не в первый раз уже. Удивительная женщина!"
А разговор был вот о чем:
- Катенька, я хочу тебя попросить... Вернее, не можешь ли ты... Извини, не знаю, как и сказать. Когда я... умру... Нет, нет, не перебивай, мне и так очень трудно это сказать. Когда я умру, не сможешь ли ты стать матерью Пашеньке? - в глазах Ирины блеснули слезы, и она крепко сжала подлокотники инвалидного кресла, так, что костяшки пальцев побелели.
- Ира, прости, даже если это случится, во что я не верю, я не смогу выполнить твою просьбу. Ты ведь хотела, чтобы я стала женой Максима Олеговича, так?
Ирина кивнула.
- Так вот, во-первых, Максим любит только тебя, во-вторых, я давно уже люблю Володю. Да-да, у меня есть жених. Мы с института дружим и вот уже почти год как обручились. Нас благословил отец Симеон из Рябинников. Если бы не твоя болезнь, мы бы давно поженились. Он очень хороший, добрый, ну и... ну и просто я очень-очень его люблю, как ты своего Максима. Вот так. Так что придется тебе жить, - она гладила Ирину по плечу, по волосам, а та плакала так, словно хотела выплакать все слезы, которые скопились у нее за все прошедшие месяцы.
И вот Приваловы едут к профессору. Максим усадил жену поудобнее, Катя перекрестила отъезжающую машину, и они пошли в дом ждать вестей.
Пожилой, сухонький профессор в очках с круглой металлической оправой и цепким взглядом за стеклами этих очков уже ждал. Несмотря на свою кажущуюся хрупкость, он был крепок костью, жилист и очень энергичен.
- Ну что, любезная моя, заждался я вас.
- Да мы вроде вовремя приехали, - у Ирины сердце так билось, словно переместилось куда-то к горлу. В этом человеке для нее сейчас заключались и жизнь, и смерть.
- Нуте-ка, покажите мне вашу ножку. Так-так... Молодцы коллеги-англичане, сохранили вам колено. Это было очень, очень непросто, я вам скажу. Культя хорошая, зажила прекрасно, вон какая красавица. Через годик будем ходить на протезе.
- Если вообще через годик я буду ходить.
- Голубушка, не перебивайте старших. Теперь посмотрим ваши новые снимки и сравним со старыми. Так-так-так... Ну что ж, изменений нет, снимки идентичные. Так-так... А скажите-ка мне, любезная, вы давно кашляете?
- Лет пять, наверное, - Ирина едва сдерживала слезы, услышав свой приговор. - Но я курила раньше, много курила, - щеки больной порозовели.
- Стыдно, голубушка, молодой организм всякой гадостью травить. А не простывали ли вы так, чтоб сильно, тяжело?
- Нет... В детстве только. Лет двенадцать мне было, под лед провалилась. Фельдшер меня месяца два лечил.
- Ну, тогда слушайте. С метастазами мои коллеги погорячились, видно, ваш диагноз их сбил с толку. А этой гадости у вас как раз и нет, к счастью. А есть застарелый, плохо леченый бронхит, которому вы еще "помогли" курением. Лечить вас надо, голубушка, приводить в порядок ваши легкие. Это же не дело, такая молодая интересная женщина, а кашляет как простуженный боцман. Ну, так что мы молчим? Все свободны, я вас не удерживаю.
Максим схватил профессора на руки и закружил чуть не под потолком, не находя слов, чтобы выразить охватившее его чувство небывалого счастья.
- Что вы делаете, молодой человек?! Поставьте меня на место! Эти любезности приберегите для своей супруги, - доктор сдвинул брови, стараясь нахмуриться, но потом махнул рукой. - Ну что с вами поделаешь? Идите с Богом! Вы ведь не одни у меня.