Она родилась рыжей, как огонь, беспокойной и крикливой. Папа предлагал назвать её Агнией, а мама и бабушка настаивали на Ангелине.
- Чистый ангелочек, - умилялась бабушка, заглядывая в кроватку и любуясь на мутные зеленые глазки, красную сморщенную рожицу и огненно-рыжий пух на голове величиною с крупный апельсин.
- Она ж рыжая, в меня, - самодовольно хмыкал новоиспеченный папаша, - Агния – самое подходящее ей имя.
- Ангелиночкааа, – сладко звала дочку мама, оттесняя родственников налитыми грудями, - Ангелииинаа, агу. Агу-агушеньки! Смотрите, как ей имя нравится! Ротик открывает, говорить с мамой хочет. Дааа? Агу?
Учуяв парной дух молока, ангелочек напрягся, отчего покраснел еще больше, и выдал такую руладу, что взрослые от неожиданности вздрогнули. Мама поспешно выхватила дочку из кроватки, бабушка умилительно заворковала, а папа ушел смотреть футбол.
Победило большинство, ребенка назвали Ангелиной.
Впрочем, полным именем её все равно никто не звал, а звали просто Гелей.
- Гелькаааа, выходи! – орал приятель Вовка, задрав вихрастую голову.
- Не выйду, - сообщила она со своего второго этажа.
- Почемууу?! – ещё громче завопил друг детства.
- Иди с Танькой своей в дочки-матери играй.
- Ну и подумаешь! – гордо, но уже не так громко ответил Вовка и, развернувшись, ушел в заросли сирени, куда и послали – играть в дочки-матери с провинившейся чем-то перед Гелей Танькой.
- Ну и иди, - сплюнула вниз Ангелина и вернулась с залитого солнцем балкона в затененную занавесками комнату. Упала на низенький диванчик и под тихонько бубнящий репродукотр окунулась с головой в очередную увлекательную историю. Ей было уже целых шесть лет, а читать она научилась в четыре года. И за время своего знакомства с азбукой перечитала целую гору книжек. Самое любимое было про войну, животных и волшебные сказки. О, какие чудесные, недостижимые миры открывались Ангелине. Темные леса с чудовищами сменялись высокими горами, что тонули в розовых облаках. А за горами открывались ровные долины – в изумрудных травах прокладывали дорожки хрустальные родники, над ними порхали разноцветные бабочки, а дальше высились высокие каменные стены с тяжелыми воротами, за которыми скрывался волшебный город.
- Гелька!
- Ну чего?!
- Иди в прятки играть!
- Иду!
И книжка полетела в сторону. Потому что волшебный город никуда не денется, а народ разгонят по домам, и в прятки играть будет не с кем.
Геля честно закрыла глаза и прижалась лбом к шершавому стволу старого тополя.
«Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Кто не спрятался, я не виновата!»
Она слышала, как с визгом разбегаются дети по саду. Как шуршат кусты сирени. Как сдавленно шепчутся девчонки за углом дома. Трюк был простой и всем давно известный – пока тот, кто водит, крадется с проверкой к одному концу дома, можно быстро обежать вокруг и, задыхаясь от восторга, коснуться заветного дерева.
У Гели был потрясающий слух. Иногда она слышала даже мысли. Сколько раз случалось такое, что она отвечала на обращенный к ней вопрос, прежде, чем вопрошающий успевал открыть рот. Мама с бабушкой боязливо перешептывались «Это у неё от Марфы Матвеевны покойной».
Марфа Матвеевна была Гелиной прабабкой. Про неё бабушка рассказывала Геле множество историй. Про то, как она занималась колдовством и ворожбой. Как однажды сосед обозвал её ведьмой, а она плюнула ему в лицо со словами нехорошими. «Сукин сын, вот что она сказала соседу», - страшным голосом шептала бабушка. И потом мужик тот замолчал и уже не мог разговаривать. А когда пытался, то вместо членораздельных звуков вырывалось у него хриплое рычание, а следом за ним безудержный лай. Пока не повинился он и не задарил соседку, не сняла она проклятие.
Много всякого разного слышала Геля про свою прабабушку, а кончались все истории одинаково. Пропала Марфа однажды и не нашли её, но ходили слухи по деревне, будто её убили, а тело сожгли. Чтоб ни людей, ни скотину своим колдовством не портила. И осталась её дочка сиротой, и пошла по людям. Детей нянчить, убираться, да прислуживать. Про это бабушка тоже много рассказывала, но оно было уже не такое сказочное, а потому и не такое интересное.
Геля неслась по темнеющему саду, находила тех, кто прятался в потаенных уголках и летела обратно к дереву, у которого все водили. Летела, не чуя под собой ног, легкая, тонкая, как паутинка на ветру. И вдруг запнулась обо что-то и со всего размаху шмякнулась об землю. Земля была мягкой, но все же было больно. Из носа на любимое платье закапала кровь. Об подвернувшийся камушек ободралась коленка, а самым досадным и унизительным было то, что пока она валялась с задранным подолом, все успели застукаться. И на водящую посыпались радостные смешки вперемешку со смешками злорадными.
Ангелина задрала голову, приложила к носу кем-то добрым поданный платок, стараясь остановить кровь. И вдруг услышала злорадный голосок « Так тебе и надо, не будешь к Вовке со своими сказками про войну лезть! Ловко я тебя, с подножкой-то. Так тебе и надо, дуре»
Скосив глаза, она увидела напротив себя сияющую в наступающих потемках Таньку. В зыбком свете, падающем от соседских окон, её глаза сверкали еще радостней, а улыбка, открывающая прорехи в молочных зубах, казалась еще ехидней. Глядя на её бледную мышиную мордочку, на жидкие косички и тонкую шейку, Геля почувствовала острое чувство гадливости. Ей захотелось сильно ударить обидчицу прямо в смеющееся лицо, чтобы съежилось оно в гримасу боли, но она сдержалась и только процедила сквозь зубы «Чтоб тебе ноги твои костлявые переломать». И, развернувшись, пошагала домой.
А на следующий день во дворе поднялся дикий шум. Таньку за каким-то чертом понесло в погреб. Она открыла крышку, ступила на верхнюю ступеньку и тут мимо неё, прямо из под носа метнулась серая толстая крыса. От неожиданности девочка вскрикнула и в ту же минуту полетела вниз. На крик прибежала мама, достала рыдающую дочь из погреба и в споровождении соседа утащила её на руках в больницу, где и определили перелом конечностей. Танька клялась и божилась, что она почувствовала, как её кто-то толкнул в спину, плача рассказывала матери, как Гелька при всех детях, не далее как вчерашним вечером, пожелала ей переломать ноги. Она плакала и никак не могла успокоиться, так сильно перепугалась.
Танькина мама тут же припомнила все истории, которые любила летними вечерами рассказывать Гелина бабушка, сиживая с соседками на скамейке, сложив руки на груди и покачиваясь маятником. Истории про Марфу Матвеевну, разумеется, все как одна про сглаз и колдовство.
Не раздумывая ни секунды, побежала она к обидчице и замолотила тяжелым кулаком по задрожавшей от мощного напора двери. А когда та открылась, обрушила справедливый гнев вначале на Гелиного отца, а потом на подошедшую Гелину мать и даже на бабушку. Бабушка прижимала Гелину голову к своему теплому животу, закрывая ей уши морщинистыми ладошками, мама краснела и негодовала, а папа пытался выдавить гостью за дверь, правда, безуспешно. На крики сбежались соседи и столпились в подъезде, стараясь заглянуть за толстую спину нападавшей. Подъезд гудел встревоженно, страсти накалялись, Танькина мать перешла в рукопашную и вдруг охнула и осела на рассохшиеся доски пола.
- Убили, - истошно заорали за дверью
- Да не ори ты, дура!
- Водой, водой её холодной.
- Дайте Марье Палне пролезть, она в больнице работала
- Да жива она, - с натугой выдохнул Гелин папа, пытаясь поставить на ноги грузное туловище.
Общими усилиями пострадавшую удалось поднять. Она была бледной, как мел, хватала воздух открытым ртом и бессвязно мычала.
На неё в упор смотрела Геля. Выражение её лица и прищуренных кошачьих глаз оставалось непроницаемым, и только ноздри усыпанного веснушками носа раздувались чуть сильнее обычного.
Танькину маму отпоили корвалолом и увели. А во дворе долго потом судачили про то, что чего только бабам не примерещится. И вот же Бог наказал сердечным приступом за напраслину на невинного ребенка. А может и не невинный он вовсе, а и правда ведьмино отродье. Но в открытую претензий не предъявляли, а всю семейку и даже бабушку, которая перестала с той поры рассказываать свои сказки про Марфу Матвеевну, стали сторониться. Кто его знает, как оно на самом деле. Лучше не связываться.
Дети тоже пошептались-пошептались, рассказывая страшилки про Гелю и про то, как её покойная прабабка столкнула Таньку в погреб, да и забыли про этот случай. Ног никто больше не ломал, Гелька проклятий ни на чьи головы не посылала, так все и поросло быльем. Даже сама Танька в конце концов стала думать, что ей все примерещилось и падение в погреб было простым совпадением. Испугалась крысы, да и оступилась. Они даже помирились с Гелей и разговаривали, как ни в чем не бывало. Хотя и без особой приязни. Да её и раньше не было, а чем старше девочки становились, тем больше их разносило в разные стороны. Татьяна училась прилежно, участвовала в мероприятиях, соревнованиях, собраниях, сборах и смотрах. Носила домой пятерки, а мама её сияла от гордости на родительских собраниях – дочку всегда хвалили и ставили в пример.
А Анеглина училась спустя рукава. Так, вздыхая и сокрушаясь, выговаривала классная руководительница Гелиной маме на каждом собрании.
И однажды маме надоело, что её стыдят и ругают, как школьницу.
« Двоечников и то хвалят время от времени, - огорченно рассказывала она дочке, - а за тебя все время приходится краснеть. Каждый раз с тебя начинают – могла бы лучше, съезжает на тройки. Как будто в целом классе ленивей и нет никого! Не буду больше на собрания ходить»
И сдержала мама слово, под разными уловками уклонялась от посещений дочкиной школы. Даже дневник Гелин бросила проверять.
А Геля и рада. Сделает письменные задания, а устные на переменке прочитает. Зато времени свободного вагон. Можно читать, фантазировать, рисовать и заниматься всем, что душа пожелает. А за пять минут до прихода родителей перемыть посуду и замести пол.
Бабушка тихо отошла в мир иной еще когда внучка училась в третьем классе, и целыми днями рыжая, зеленоглазая фантазерка была предоставлена самой себе.
Разве что Вовка забредет. Поскребется в дверь, Геля откроет – стоит он с идиотской улыбкой. Длинный, худой. И Гелька ему под стать. Вытянулась, что твой шлагбаум. Все у ней длинное – и шея, и ноги с острыми коленками, и руки с худыми кистями, торчащими из манжет школьной формы.
Геля свою внешность терпеть не могла..
Длинная, худая, несуразная, как цапля. Грудь такая, что стыдно бюстгалтер надевать – не на что. А мама купила зачем-то. Самый маленький, нулевой размер. Лучше бы не покупала, расстроила только. Мало ей в школе поводов для расстройства – у девчонок уже и блузки распирает, и юбки-клеш разлетаются на крутых бедрах. Ножки – любо-дорого посмотреть. Одна она - урод нескладный.
Кто на такую глянет? Только Вовка, да и то чисто по приятельски. Придет, поулыбается, отдаст книжку прочитанную и новую возьмет. Как в библиотеку ходит. Уж по сто раз все перечитал и никак не отвяжется.
Геля смотрела в окно. Шел ненавистный урок математики. Математичка, она же классная руководительница, торжественно излагала теорему, будто она до её решения сама только что додумалась после долгих изнурительных рассчетов. Народ откровенно скучал, зевал и прешептывался. Время тянулось бесконечно. А за окном хоть что-то, да происходило. Малявки из младших классов резвились в школьном дворе. За забором пронеслась собачья свадьба и напугала пожилую женщину - она встала как вкопанная, боясь ступить и шагу, пока вокруг неё носились друг за другом возбужденные псы.
Геля ей даже немножко посочувствовала.
«Можно войти?»
В дверях класса стоял незнакомый паренек. Вроде бы ничего особенного в нем и не было – роста среднего, сложения среднего. Мордочка, правда, симпатичная. Глаза голубые с поволокой и улыбка совершенно очаровательная.
- Дети, - классная руководительница не изменяя себе, торжествуя, представила новичка ( Геле было даже интересно – бывает ли у учительницы обычное, как у всех смертных выражение лица, или она и какает, замирая от восторга), - знакомьтесь! Это наш новый ученик, Хорошулин Игорь. Игорь к нам переехал совсем недавно. Давайте покажем ему, какие замечательные люди живут в нашем городе!
- Игорь, садись со мной, - поддержала энтузиазм учительницы уже известная нам, но изрядно похорошевшая со времен падения в погреб, Татьяна.
Она сидела на первой парте, так было удобнее внимать каждому слову учительницы, и место рядом с ней пустовало.
Новый ученик не стал спорить и сел рядом с Танькой, а по классу пролетел легкий шепоток и смешки.
Геля сидела с верным Вовкой. Они переглянулись, Вовка ухмыльнулся, а Геля фыркнула и отвернулась к окну. Это должно было означать – «ну и дура же эта Танька». А на самом деле Геле было немножко завидно. Она тоже хотела бы сидеть рядом с новеньким. Но навязываться, как Танька, не стала бы из гордости. И из-за своей дурацкой внешности – вдруг откажет.
Пару месяцев Геля искоса наблюдала за Игорем сквозь рыжие ресницы, когда думала, что никто этого не замечает, и даже несколько раз умудрилась с ним поболтать и посмеяться. Она была острая на язык, эта Геля. С ней не связывались, такой ляпнешь что-нибудь, пожалеешь. Так все вывернет, так подковырнет, что неделю ржать будут. А Игорю это нравилось. Редко, но метко сплетались они языками и тогда Геля парировала насмешливо, сдерживая прыгающее от восторга сердце, чтобы оно не перебило дыхания, а он отвечал с такой обезоруживающей улыбкой, что бедное девичье сердце начинало трепыхаться еще сильнее. И не замечала Геля, как туманится Вовка, а Танька мрачнеет и щурит глаза со злостью.
Геля первый раз в жизни влюбилась. А от любви слепнут и глохнут не только глухари на токовище, но и рыжие, зелноглазые, нескладные подростки.
Через пару месяцев народ начал готовиться к наступлению нового года. Класс, в котором училась Геля, был не особенно дружным, но праздники все равно отмечали вместе.
Вот и в этот раз решили собраться на квартире у рыхлой, некрасивой, но всеми любимой Варюшки. По другому её и не звали – вот как крепко любили.
Секрет был прост. Варюшкины родители постоянно мотались по командировкам и оставляли дочку одну. Имелась старенькая бабушка, которая жила неподалеку и иногда приходила с проверками, но к своим обязанностям надсмотрщика она относилась с прохладцей. А потому у Варюшки можно было зависнуть хоть парой, хоть целой компанией. Миролюбивая и беззаботная хозяйка ничего не имела против гостей в любое время дня и ночи. Каждый свою популярность зарабатывает, как может.
Ангелина не очень любила отмечать праздники с одноклассниками, но присутствие Игоря Хорошулина придавало предстоящему событию совершенно особенное, волнительное значение. Геля даже самостоятельно смастерила торт. По рецепту из большой и красивой кулинарной книги, подаренной маме коллегами на восьмое марта. Вапервые в жизни сотворила кулинарный шедевр. Не то ли от того, что у неё от любви окончательно помутился рассудок, не то ли, чтобы не выделяться из коллектива. Так было принято – каждый несет что-то, чем можно украсить праздничный стол. Больше всего ценилась выпивка, но её чаще таскали мальчишки.
Когда она, полыхая морозным румянцем, внесла свое творение на Варюшкину кухню, там уже все кипело и бурлило. В прямом и переносном смысле. На плите варились яйца, картошка, моркошка и прочие ингридиенты будущих салатов. В духовке томились куры. Было шумно от болтовни набившихся в кухню девчонок и жарко от плиты и раскаленных батарей отопления. Дребезжали крышки на кастрюльках, из под них вырывался пар и, смешиваясь с сигаретным дымом, тянулся к открытой форточке.
Да, да, девчонки, предвкушая приготовление оливье и прочих изысков, курили. И среди них были даже отличницы.
- Я же принесла оливье, - обиженно затянула Катька Порошина, - целую миску!
- Да ладно! – радостно отвечала Варюшка, - Все съедим!
В маленькой кухне было не протолкнуться, холодильник забит под завязку, и хозяйка деловито отослала Гелю на балкон. Пристроить пирог, чтобы произведение кулинарного искусства, на которое ушла не одна банка сгущенки, раньше времени не растаяло.
Геля прошла через зал, в котором о чем-то спорили мальчишки, срываясь на петушиные нотки, и дернула балконную дверь. На балконе жались друг к другу Игорь и Танька. Он курил, пуская легкие струйки дыма, а она делила с ним компанию, кутаясь в куртку с чужого плеча и прижимаясь к нему тесно-тесно.
Настроение у Гели сразу же испортилось. Она принялась пристраивать свой пирог на старую облупившуюся тумбочку, заставленную какими-то банками из под краски, коробками из под посылок и прочим барахлом, расчищая необходимое пространство, стараясь не смотреть на счастливую парочку. А в это время Таньку окрикнули из зала и она, продолжая улыбаться, грациозно выскользнула за дверь, по пути полоснув Гелю взглядом, напоенным холодной злобой.
- Геля! Привет! Что это у тебя в коробке? – затеял непринужденную беседу Игорь. На нем были тесные джинсы, сидящие низко на узких бедрах и невзрачный темный джемперок с v-образным вырезом, который, тем не менее очень выгодно облегал его удачно вылепленный торс.
- Привет, - сконфуженно отозвалась Геля, одергивая рукава мохерового свитерочка маминой вязки. Почему-то руки у неё торчали из всех одежек, что отчаянно раздражало, - это пирог.
- Сама пекла? – с притворным удивлением поинтересовался Игорь, доставая из пачки новую сигарету. – Будешь?
- Не курю, - ответила Геля и повернулась, чтобы уйти
- Куда ты торопишься, постой со мной, - голос его прозвучал мягче обычного. Стало понятно, что в эту короткую фразу вложен особый смысл.
Ноги у Гели ослабели, а сердце часто-часто застучало, толкая кровь к щекам.
Бежать было неудобно, оставаться тем более, и она топталась как стреноженный жеребец, не в силах ни уйти, ни подойти к нему поближе. Вот ведь, что дурацкая любовь с людьми делает. Неглупые, начитанные и острые на язык девочки становятся безвольными и немыми дурами.
На выручку пришла Татьяна. Она стремительно ворвалась на оставленные позиции и Геле ничего не оставалось, как выйти вон. Унося щемящее чувство тревоги и радостного предчувствия чего-то невозможно чудесного.
Потом была возня на кухне, перетаскивание тарелок в зал, шум, гам и судорожное загадывание желания, пока не закончили бить куранты. Шампанское щипало язык, пузырьками стреляло в нос и в голову. Радостные крики и хохот под шампанское казались еще громче.
А еще были танцы.
Геля равнодушно топталась кругом с Вовкой, краем глаза поглядывая на счастливую Таньку. Она всем телом прижималась к спокойному, улыбчивому Игорю. Геля ей жестоко завидовала. Она закрывала глаза и представляла, что это не Вовка, а Игорь легко и бережно прижимает её к себе.
- Можно пригласить вашу даму?
Геля вздрогнула от неожиданности и открыла глаза. Рядом с растерявшимся Вовкой, выпустившим её из рук, стоял Игорь. Куда подевалась Танька, Геля не поняла, как и того, куда исчез отступивший в полумрак Вовка.
Остались только она и Игорь. Толпа ликующих и веселящихся отодвинулась, её накрыла медленная и нежная мелодия. В темноте мягко светили огни елки. От Игоря пахло апельсинами, хвоей и сигаретами. Его руки жгли через тонкий мохеровый свитер, а губы, словно крялья бабочки, легко и трепетно касались Гелиной шеи. Она почувствовала себя на седьмом небе от счастья, а по телу разлилась невыносимо сладкая истома.
Но к сожалению, все хорошее в этой жизни заканчивается и притом быстрее, чем плохое. Танец кончился. Игорь оставил её, отошел к стайке девчонок. А перед тем, как уйти, он посмотрел Геле прямо в глаза. Его взгляд был уверенным и властным, и она почувствовала себя мухой, завязшей не в паутине, но в густом и сладком сиропе. Вырваться из него не было ни сил, ни желания. Оцепеневшая муха Геля рухнула на диван и просидела на нём остаток вечеринки, наблюдая за своим пауком, который, казалось, не обращает на неё никакого внимания. Если не считать, что он всё же улыбнулся ей пару раз, отчего ей стало жарко и радостно.
Она не замечала, что Вовка вот уже который танец подряд своими длинными руками обвивает приземистую и широкую Ленку Синицыну, Танькину подружку и подпевалу. Не замечала, как хихикают и перешептываются девчонки в углу, бросая на неё, Гелю, любопытные взгляды.
Она и раньше не слишком много внимания уделяла окружающим, а с тех пор как попала в сладкую ловушку первой любви, перестала замечать их вовсе.
В школу ноги несли её с единственной целью – любоваться на Игоря и тихо млеть. Вовка отсел к Синицыной, но это не смутило влюбленную Ангелину, наоборот, порадовало. Можно было беспрепятственно рисовать на чистых листах тетрадки сердечки, пронзенные стрелами, и писать вензелями две буквы А и Х. Дома она даже тайком пробовала расписываться, как Ангелина Хорошулина.
Кто знает, вдруг случится чудо и вспыхнувшая любовь приведет прямо к свадьбе.
Ведь в книжках, которые читала Геля, такое случалось очень часто. Тем более, что вкусы её поменялись, и с рассказов про войну и про животных она переключилась на любовные романы.
С жадностью вычитывала она любовные сцены, а ложась в кровать, проигрывала в воображении прочитанное, представляя на месте персонажей себя и Игоря.
А еще она завела дневник и в нем писала историю своей любви. Начиная с того момента, когда Игорь появился в их классе. Почетное место в ней отводилось Танцу, во время которого И.Х. целовал её шею ( ей не очень нравилось сочетание ИХ, но ХИ было еще хуже, а написать имя и фамилилию возлюбленного полностью она отчего-то не решилась). На заветных страничках скурпулезно перечисляла она все знаки внимания – взгляды украдкой, малозначительные для постороннего уха фразы, которые она толковала по своему, наделяя их особым смыслом. А однажды Он придержал дверь, когда Геле посчастливилось выходить из школы следом за любимым.
Одним словом, Ангелина растила в себе любовь и ждала. Ждала чуда, которое несомненно и непременно должно было случиться.
Случилось оно в самое неподходящее время, в месте, далеком от романтики – в поликлиннике.
Конец зимы - сырой и ветренный, накрыл Гелю гриппом. Отлежавшись положенные по такому случаю денечки в кровати, осунувшаяся и бледная, побрела она за справкой. Возле кабинета нервничала очередь. В основном нервничали мамы и бабушки, которым приходилось ловить бегающих по коридору малышей, или успокаивать капризных и ноющих чад, или вытирать пузыряющиеся носы, или ругаться с теми, кому только узнать и отгонять их от кабинета.
У Ангелины от шума и гама, возни и беготни разболелась голова. Вдобавок ко всему ей не досталось сидячего места, все стулья оказались занятыми, и она прислонилась к стене, чувствуя себе все хуже и хуже.
- Привет! Ты последняя?
Сердце ухнуло вниз, а уши заложило, как ватой.
Игорь, собственной персоной. Под голубыми глазами залегли тени, губы обветрены, в голосе появились хриплые нотки. Смущение от собственного непрезентабельного вида задавило острой жалостью к любимому, страдающему от неведомой болезни.
- Привет! Ты тоже болеешь?
- Да, грипп подхватил, три дня температура держалась.
Он скрестил руки на груди и облокотившись плечом об стенку, улыбаясь, смотрел на Гелю, в душе у которой цвели райские цветы под трели райских же птиц.
- Я тоже три дня с температурой пролежала... а потом прошло. Только кашель остался, - она закашлялась, как бы в подтверждение сказанному. Не специально, конечно. Скорее, от смущения и от того, что не знала о чем говорить.
Но он сам нашел тему для разговора
- Слушай, Геля. А правда, что у тебя бабка колдунья была?
- Откуда ты знаешь? – она даже слегка оторопела
- Да так, народ болтает всякое, - он улыбнулся обезоруживающе, - а ты и правда на колдунью похожа. Рыжая. Глаза зеленые, - он заглянул ей в глаза, словно пытаясь рассмотреть, не обманулся ли.
Геля порозовела.
- Да я в папу рыжая, а прабабушка была по маминой линии.
- Так это не бабушка... но все же была колдунья у вас в роду! Расскажи, Гель, интересно же.
- Да чего рассказывать. Сказки это всё.
- Сказки? – Игорь прищурился. – А девчонки болтают, будто ты раньше сама там чего-то творила. Мысли читала, проклятие могла наслать.
- Какие проклятия ещё! – вспыхнула она. – Никаких проклятий я никому не посылала!
- А я слышал будто ты Таньке накаркала ноги переломать, она и переломала, - он рассмеялся, а Гелю это подбодрило – если бы он в Таньку был влюблен, небось, не смеялся бы над ней.
- Да это случайно вышло, - фыркнула Ангелина и снова закашлялась, - а может её Бог наказал. Она мне подножку поставила. Из-за Вовки. Приревновала. Нужен он мне больно был.
- Это какой Вовка? Длинный, что ли?
- Ну да.
- А она мне не говорила, что влюблена в него была, - еще пуще развеселился Игорь.
- Да мало ли в кого она влюблялась. Она такая – влюбчивая. Я её с детства знаю, - презрительно протянула Геля, чувствуя к себе отвращение за поливание соперницы грязью.
- А ты? – спросил он вкрадчиво
- Что я?
- Ты влюбчивая?
Геля замялась. Сказать, что нет – подумает, она вообще не способна влюбиться. Сказать, что да – глупо.
- Гель, ну чего молчишь, - он толкнул её плечом, и от этого легкого толчка кровь её заволновалась и побежала быстрее, - влюбчивая, скажи?
- Ну чего пристал, какая тебе-то разница, - собралась с силами Геля, выделив слово «тебе»
- Ну значит есть разница, раз спрашиваю. Колдуний у меня еще не было.
Геля замерла от такого явного намека на предстоящие отношения, но из-за двери уже донесся вопль, призывающий следующего, а бдительные бабульки заволновались и заклевали Гелю
- Твоя очередь? Иди, иди скорей! Уже позвали.
Равнодушная пара – участковая и медсестра, переговариваясь о своем, приняла Гелю. Врач заглянула ей в горло и под дежурное «дыши – не дыши» прослушала спину и грудь. Медсестра настрочила нужный документ, и через пять минут Ангелина выпорхнула из кабинета, прямо в объятия пожидавшего за дверью Игоря.
- Не уходи никуда, ладно? – шепнул он, сжав её ладонь, отчего девичья кровь разволновалась совсем уже неприлично, и нырнул за дверь.
А Геля вздохнула с облегчением - не надо было искать повод, чтобы его дождаться. Уйти она, ясное дело, просто не смогла бы.
Дождавшись Игоря, она почувствовала прилив новой радости. Скучные больничные хлопоты остались позади, впереди было целых пол-дня, а рядом был любимый. Разве это не счастье?
Они выбрались на улицу и Геле показалось, что уже неуловимо пахнет весной. С неба сыпалась мокрая крупка, грязный снег чавкал под ногами, хмурые прохожие кутались в поднятые воротники, но сырой ветер казался чуть теплее и нес запахи дождя и талых вод .
- Куда пойдем? - шмыгнув носом, спросил её Игорь.
- Я не знаю, - улыбнулась Геля. - Мне все равно.
Ей и правда было все равно – лишь бы с ним.
Прямо над их головами, тяжело махая крыльями, пролетела ворона и метко нагадила прямо на куртку Игорю.
Он обругнулся, а Геля достала из кармана платок
- Вот возьми, он чистый.
- Проклятая тварь, - злился Игорь, оттирая белые подтеки.
- Она же не нарочно, - рассмеялась Геля, - смотри, она за нами наблюдает.
Он повернулся и разозлился еще больше. Наглая птица сидела на спинке садовой скамейки, растопырив крылья. И открывая клюв, будто в беззвучном смехе, поглядывала блестящим черным глазом на потерпевшего.
Слепив сырой и плотный снежок, он метнул её в ворону, но промахнулся. «Карр, карр», - ехидно прокомментировала обидчица и лениво слетев со своего места, опустилась на ту же скамейку, но подальше.
- Игорь, пойдём, - Геля потянула его за рукав.
- Ага, сейчас. Только ворону собью.
И он снова нагнулся за мокрым снегом, и снова не попал.
- Да пойдем, у тебя все руки красные уже! Замерзнешь, опять простудишься
- А.. чёрт с ней. Пошли. Вот тварь, погляди на неё – летит за нами.
Геля засмеялась. Ворона и правда снялась со скамейки и перелетела на дерево впереди парочки, чуть не задев их головы тяжелыми крыльями.
- Пойдем ко мне, - предложил он без всякого перехода.
- Зачем?
- Ну так, посидим, кино посмотрим. Чего по улице болтаться. Холодно же. Заболеешь еще опять.
- А родители твои?
- А что, родители? Думаешь, они девушек никогда не видели? Тем более, что дома только мама, отца еще нет так рано.
- Неудобно как-то..
- Да чего неудобного! Посидим в моей комнате. Пошли, посмотришь, как я живу.
«Вот оно, счастье, - думала Геля, - шагая за любимым по мокрому снегу. – И чего только он во мне нашел? Хотя, манекенщицы тоже худые и длиннные, а их все любят»
- Чего примолкла? Мамы моей боишься? Не бойся, она хорошая!
- Да нет, так, задумалась чего-то.
«Пусть не думает, что я трусиха» - решила Геля, навесила уверенный вид и зашагала энергичней.
Бояться было нечего. Мама Игоря не проявила к гостье никакого интереса. Она сухо поздоровалась и унесла свое большое тело в шелковом халате до пят в глубины квартиры, оставив после себя приторные нотки крепких духов.
- Какая мама у тебя, - шепнула Геля, стаскивая с ног промокшие сапоги, - как из кино.
- Да, она такая. Она раньше пела. В театре. А потом замуж вышла за моего отца и бросила. Пойдем, я тебе мою комнату покажу.
Из просторного коридора, офрмленного в багрово-коричневых тонах и увешенного зеркалами и картинами в золотых рамах, Игорь увлек её в просторную же комнату. Геля уважительно посмотрела на потолки – высокие.
Прошлась по ворсистому ковру и присела на низкую тахту.
- Чаю хочешь? А может, кофе с коньячком? – подмигнул хозяин
- Давай кофе, - ответила Геля как можно равнодушней, чтобы у него и смонений не осталось в том, что она кофе пьет только с коньяком и никак иначе.
Он оставил её перед включенным телевизором, а сам исчез за дверью на пару минут. Вернулся он не с мелкими кофейными чашечками, а с пузатыми бокалами, доверху залитыми кофе с коньяком.
Ангелина отхлебнула глоток и поморщилась - коньяка Игорёк плеснул, не жалея.
Но деваться было некуда, надо было держать марку и изображать уверенную в себе светскую львицу.
Мелкими глоточками вталкивала она в себя обжигающий напиток и таращила глаза в телевизор. На экране разворачивались чудные дела, фильм был эротическим и эротики создатели фильма, как и Игорь коньяка – не пожалели.
Геле было неловко смотреть на обнаженные тела при друге. Особенно, на тяжелые женские груди с огромными, торчащими сосками. К стеснению примешивалось чувство ущербности.
- Ты видела уже этот фильм? – обращаясь, он взял её за ладонь и сжал легонько.
Ангелина задохнулась и попыталась скрыть волнение, уткнувшись в чашку с кофе.
- Нет.
- Там такая развязка будет - совершенно неожиданная. Я его несколько раз смотрел.
Он повернулся к телевизору, не выпуская замершей Гелиной ладошки, а она боялась пошевелиться и спугнуть свое счастье.
Но его спугнули. В окно колотила клювом ворона. Она поворачивала голову набок и старалсь заглянуть в комнату.
Ангелина вздрогнула от неожиданности. А еще ей показалось, что в самой сердцевине черного вороньего глаза блеснул красный огонек, подобно тлеюшей сигарете в кромешной тьме.
- Вот сволочь! – Игорь живо соскочил с тахты и дернул на себя тяжелую створку окна.
Геля ахнула от холодного воздуха и уличного шума, ворвавшихся в тихую, уютную комнату. Ворона перестала долбиться. Взвилась над подоконником и со злорадным карканьем атаковала Игоря. Он не ожидал такого оборота дел и отскочил от окна. Воспользовавшись его минутной слабостью, птица залетела в команту и заметалась под высоким потолком. Её карканье и хлопанье крыльями напугали не только Гелю. На шум прибежала встревоженная мама, мигом потерявшая всю вальяжность.
- Гоша? Что здесь происходит? – тренированным голосом воскликнула она, открыв дверь. – Откуда взялась эта ужасная птица?
- Да я не знаю, мам, - отмахнулся Игорь, пытаясь достать налетчицу скрученным в жгут полотенцем, что не глядя выдернул из шкафа.
- Я сейчас! - мама исчезла, чтобы вернуться через минуту с шваброй на длинной ручке и спреем от тараканов.
Спрей не пригодился. А швабра помогла – Игорю удалось оглушить птицу, и она с глухим стуком упала на пол.
- Не трогай её! – Ангелина, не помня себя, подскочила к вороне.
И мама, и сын несколько растерялись. Не ожидали такого бурного проявления чувств от тихой и скромной гостьи.
Не успела Геля поднять черную тушку, лежащую неподвижно, как ворона встрепенулась и захлопола крыльями, так, что Ангелина почти выпустила её из рук. Но все же удержала и, подскочив к окну, выпустила нарушительницу спокойствия на улицу.
- Непонятно, зачем вообще надо было окно открывать, - очень недовольным тоном сказала мама и, поправив халат на высоком бюсте, развернулась и вышла из комнаты.
Игорь закрыл створку и даже задернул занавеску. Наверное, чтобы не видеть серое небо и летающих в нем ворон.
А Ангелине отчего-то стало не по себе. Какое-то неприятное предчувствие зашевелилось у неё в сердце. Какая-то тревога.
Глупая эта птица напугала её, сбила с толку, спугнула счастье.
- Ты чего? – Игорь стоял близко-близко, она даже чувствовала его дыхание. От него пахло кофе и коньяком.
- Ничего, - она смутилась и опустила глаза.
А он очень нежно обнял её и острожно прижал к себе. Его тело обжигало, она чувствовала его сквозь два слоя одежды – своей и его. А потом был долгий поцелуй. Такой, как показывают в кино – успела подумать Геля. После этого голова пошла кругом и мысли разлетелись.
Такого с ней никогда раньше не было – она растворилась в нахлынувшем на неё сладком, щемящем томлении. Ей стало плевать на всё – лишь бы он не останавливался. Лишь бы целовал и ласкал её тело. Лишь бы было также горячо и становилось еще горячее. Он потащил её к тахте, мимо окна и двери.
Услышав сухой выстрел защелки, Геля было очнулась, но тут же снова погрузилась в сладкое забытьё. Опомнилась она только тогда, когда он стал стаскивать с неё джинсы.
- Не надо – испуганно выдохнула она
- Не бойся. Гелечка, ну что ты? Ну?
- Нет, Игорь.. я не готова еще
- Да ладно, дурочка моя, я ничего тебе не сделаю, я обещаю, не бойся, - шептал он жарко прямо в самое ухо, а тело её ныло и стремилось освободиться от одежд, чтобы почувствовать любимого безо всяких препятствий.
Он накрыл её и себя пледом, и она сдалась.
«Будь, что будет»- пронеслось в голове, а сразу вслед за этим стало больно
- Ты что? Ты же сказал, ничего не сделаешь, - она дернулась, но было поздно, он уже двигался мягко, но настойчиво, заполняя её собой и зажимая ей рот рукой
-Тише, Гелечка, тише, мама услышит...
И она смолкла, и закрыла глаза, и в наступившей темноте и тишине четко расслышала
- Млин, одни кости, мослы об мослы, никакого кайфа.
Лицо загорелось, будто по нему надавали пощечин.
Пелена слетела, и с необыкновенной ясностью Геля увидела всё происходящее в свете пугающей своей прямотой правды. Так как есть.
Третий ли глаз у неё открылся, или еще какие неведомые врата, принимающие информацию на клеточном уровне, но только у ней за секунду сложилась картинка. Она не увидела, не поняла, а просто узнала кто такой Игорь.
Мелкий, поверхностный молодой человек. Наделенный от природы приятной внешностью и легким шармом. Довольно безобидный, но равнодушный ко всему и вся, кроме себя. Добиваться не станет, но то, что само плывет в руки не упустит.
А самое неприятное в этом знании было то, что она отчетливо разглядела свое место в его иерархии ценностей и интересов. Не говоря уже о том, что никакой особой ценности она для него не представляла, он относился к ней с легкой насмешкой и долей презрения.
На самом деле ему нравились девушки покрепче, попышнее. Такие, чтобы было за что подержать и потискать. Но заметив Гелино глупое обожание, он не преминул этим воспользоваться. Тем более, что это не стоило особых трудов – поиграл как кошка с мышкой, и вот она уже лежит под ним. Безмолвная и млеющая от счастья.
А он никак не может завершить начатое, потому что ... потому что, как он сам про это думает, от её костлявого тела удовольствия мало.
Геля разозлилась. До слез. Не на него, на себя.
Как можно было быть такой слепой и наивной.
Он коротко всхлипнул и остолбенел. А она, столкнув его с себя бесцеремонно, кинулась лихорадочно одеваться. Мельком обратила внимание на то, что крови не было.
«Вот и хорошо. Пусть думает, что он у меня не первый».
- Гель, ты чего? Как с дуба рухнула...
Она почувствовала, как ошметки её первого наивного чувства прессуются в комок брезгливости и отвращения.
- Да пошел ты...
Хлопнула дверью, натянула куртку и сапоги и выскочила из помпезного коридора под возмущенные возгласы бывшей оперной дивы:
«Гоша, кого ты привел! То вороны... то дверьми хлопают!»
«Дура, дура, дура!» - шептала на бегу про себя. Давила чавкающее снежное месиво старенькими сапогами. Прятала красное лицо от прохожих, благо уже темнело.
Перед домом остановилась и выдохнула. Мама уже пришла с работы, надо сделать вид, что все хорошо. А иначе не избежать подозрительных расспросов и долгих разговоров.
- Геля, где ты была? Я начала волноваться!
- Ну что волноваться, мама, не ночь же на дворе.
- Не ночь. Но ведь ты еще не выздоровела. И вообще, чего там по улицам шляться. Где ты была? Участковая сегодня принимает до двух! Я звонила в поликлиннику!
- У Варьки, - сказала, как можно равнодушней, проходя на кухню.
- У какой это? У Лепёхиной, что ли? У которой родители все время в разъездах? – в мамином голосе зазвенели нехорошие, подозрительные нотки.
- Да, скучно было дома сидеть, вот я к ней и зашла, - коротко ответила Геля, вымыв руки под краном и садясь за стол.
- Геля, а что это за мальчик под инициалами И. Х.?- вкрадчиво поинтересовалась мама, ставя перед дочкой тарелку с жареной картошкой.
«Дневник!» - вспыхнуло неоном в темноте внутреннего зрения.
- Мама! Зачем ты читаешь моё? Личное? – глаза заволокло слезами обиды.
- Гелечка, доченька. Я просто убиралась, зашла к тебе в комнату, а там на столе такой бардак... Ну что ты так расстроилась? – голос мамы звучал миролюбиво. - Ты кушай, кушай, картошечку. Молочком запивай.
Мама выждала, пока насупившаяся Геля возьмется за вилку, и снова повела допрос
- Он в вашем классе учится, да?
- Нет. – к Геле вернулось самообладание. – Я всё придумала. Не было никакого новичка у нас в классе. А И.Х. это актер один. Известный. Так, придумала себе развлечение. Надо же о чем-то в дневнике писать. Все пишут.
Она посмотрела маме в глаза и увидела, что голова её забита тревогами под завязку.
«Не впуталась бы дочка в плохую компанию, не принесла бы в подоле, не подцепила бы болячку. А наркотики это же ужас. Глаз да глаз за ней! Такой трудный возраст»
- Геля, рано вам еще о любви думать, в вашем-то возрасте. Надо учиться, учиться и учиться. Любовь она никуда не денется. А без образования в этой жизни пропадешь.
Геля сидела, подперев лицо рукой, и тянула из чашки молоко, делая вид, что слушает маму. А сама думала про то, что никогда в жизни никого больше не полюбит.
А ночью ей приснился странный сон. Он был зеркальным отражением реальности. Ей снилось, что она проснулась. Вернее, она и правда проснулась в своей комнате. Только это было во сне, а она об этом не знала.
Привычная обстановка тонула во тьме, только электронные часы-будильник зыбко светились фосфорным зеленым глазом. Разбудило её настойчивое желание сходить в туалет.
Она нащупала под кроватью тапки и, толкнув дверь комнаты, вышла в коридор. Обычно они оставляли гореть тусклое бра на стенке, потому что Геля с детства боялась темноты. Но на этот раз в коридоре было очень темно.
«Лампочка перегорела», - подумала Ангелина и поежилась. Тьма была такая густая, что хоть закрой глаза, хоть открой – ничего не изменится.
Она хотела было вернуться обратно в комнату, к спасительному глазу будильника, но тут её кто-то очень осторожно взял за руку и едва слышно потянул вперед.
Сердце у Гели оборвалось и затрепыхалось, как рыба на крючке, а ноги сами по себе пошли по коридору. Она пыталась кричать и звать родителей, но сколько она ни открывала рот, из него не вылетало ни звука. И при этом она продолжала двигаться вперед. Ноги её несли помимо воли и она никак не могла остановиться.
Когда ей стало казаться, что еще шаг и сердце оборвется, впереди заскрипела дверь и под этот аккомпанемент медленно отворилась.
Руку Ангелины отпустило, сердце тоже. За дверью не оказалось ничего страшного – всего лишь мама, которая, на родной уютной кухоньке, освещаемой подсветкой от вытяжки над газовой плитой, заваривала чайник.
- Мама, мама! Я так испугалась! – заторопилась Геля, покидая страшный коридор и того, кто тянул её за руку.
Мама медленно развернулась и Геля окаменела. Маминым был только затертый на локтях малиновый халатик из теплой фланели, да пучок волос, собранный под знакомую заколку. А лицо было чужим. Бледным, желтоватым, с круглыми темными глазами, острым носом, впалыми щеками и поджатыми тонкими губами.
Возраст женщины определить было трудно. Не старая и не молодая. Спокойная, как лениво текущая река, берущая начало в вечности и в вечности же исчезающая. И Геля почувствовала, как этот покой вливается в неё и вытесняет страхи. Все чувства пропали. Она стала пустой внутри и эту пустоту заполняло ледяное спокойствие
- Садись, - кивнула женщина на табуретку.
- Вы кто? – Геля послушно опустилась за стол. Слова изо рта вытекали медленно. Так медленно, что показалось, будто она их не только слышит, но и видит. Эту полупрозачную, вязкую, голубоватую субстанцию, похожую на поток загустевшей воды, в которой сверкают холодные льдинки.
- Марфа.
Марфа села напротив и придвинула к Геле чашку с чаем.
Она приняла чашку обеими руками и принялась пить горячий, пахучий напиток, горьковатый на вкус. Знакомые нотки аромата волновали, но ускользали, и Геля невольно закрыла глаза, пытаясь их опознать. Она увидела поле, заросшее голубыми васильками, почувствовала ветерок на щеках, который понес её, как пушинку с облетающего одуванчика, к краю посадки и дальше, в лес. В глухую непролазную чащу, к наваленным сучьям и бурелому. А под ними увидела она обугленный скелет. Увидела и мужиков, одетых странно, по старинному, воровато бегущих из леса. А за ними, перелаетая с ветки на ветку, следовала ворона. Черная, сливающаяся с разлившейся темнотой, едва различимая в бледном лунном свете. Только глаза её мерцали красным, как тлеющая в ночи сигарета.
Геля вздрогнула и открыла глаза.
Она лежала в своей кровати, а рядом светил зеленым глазом будильник. Встала, подошла к двери и выглянула в коридор. В коридоре было темно и пусто. Дверь на кухню была открыта, из неё зыбко тянуло тусклым светом.
Тихонько, чтобы не разбудить маму с папой, прошла вперед и заглянула внутрь.
Пустая чашка стояла на столе.
Геля выключила свет над плитой и пошла в туалет.
Страха не было. Куда он пропал, она думать не стала. Сделала свои дела, вернулась в кровать и уснула глубоким сном без сновидений.
А проснулась с каким-то неясным томлением. Как будто хотелось чего-то, а чего – не понять. Не то встать и как есть, в ночнушке, забраться на подоконник и раскрыв створки окна полететь, каркая от счастья. Не то просто напиться горячего кофе с заботливо изготовленным мамой бутербродом. А потом одеться, выйти на улицу и вздохнуть полной грудью уже по настоящему весеннего воздуха.
Решила начать с привычного - кофе.
- Гелечка, ты сегодня так хорошо выглядишь! – наградила её комплиментом мама. Видать, обрадовалась, что дочка в хорошем настроении и не дуется за дневник.
- Ага, мам, выспалась так хорошо, - ответила Геля, откусывая добрый кусок булки с маслом, придавленной щедрым ломтем сыра.
- Вот и хорошо, я боялась осложнений. Знаешь, грипп сам по себе не страшен, но вот осложнения, говорят, могут привести и к восплаению легких, и к чему угодно! – в голосе мамы зазвучала привычная, такая любимая ею тревога.
- Ты всегда, мама, чего-то боишься. – легко отмахнулась Геля
- Ну а как же, доченька? Мама-то жизнь видела, жизнь она такая, в ней всякое бывает.
- Жизнь у меня будет такая, какая я сама захочу, - неожиданно твердо заявила Геля.
А мама так удивилась, что даже не нашлась, что ответить.
Позавтракав, Ангелина вернулась в комнату и распахнуло окно. Подставила лицо свежему ветру, вдохнула полной грудью, пока мама не увидела, не растревожилась и не отогнала.
На подоконник присела ворона.
- Привет! – сказала Геля.
- Каррр, - ответила ворона.
- Я окно пока закрою, а то мама будет ругаться.
Ворона не ответила, а глянув на Гелю умным глазом, снялась и улетела прочь.
А Геля плотно прикрыла створки и полезла в шкаф.
Достала новые, плотные колкотки с едва различимым глазу узором, которые ни разу не одевала. А зачем их одевать под брюки - под брюки можно и старье надеть, и даже зашитое. А юбки Геля одевала редко. Только в школу, до самых колен. А ниже сапоги. Кто те колготки увидит?
Теперь же Геля захотелось надеть ни разу не надеванную юбку клеш в сине-зеленую клетку. В школе к форме требования были мягкими. Темный низ, белый верх. Но отчего-то Геля стеснялась привлекать к себе внимание коротким сине-зеленым клешем. А теперь, когда от страхов и стеснений не осталось и следа, она дала отставку старой старушечьей юбке, запихав её в самую глуюь шкафа.
Вытащила из коробки осенние короткие ботинки.
Рубашку белую растегнула пониже. Бюстгальтер не надела. Немножко заметно соски под тонким батистом, но это не страшно. Наоборот, даже понравилось.
Короткая юбка на узких бедрах и длинные, стройные ноги с идеальной лодыжкой.
Геля, усмехнувшись, полюбовалась на свое отражение. Непонятно, зачем она прятала такую красоту под юбкой всю свою жизнь.
Подвела глаза черным, подкрасила ресницы, высунув язык, и намазала губы блеском.
- Доча, я ушла, - донесся из коридора мамин голос.
- Пока, мам. До вечера.
Придирчиво осмотрела себя в зеркало. Рыжие, волнистые волосы стянуты в хвост. Так сильно, что кожа на лбу натянулась, и даже форма глаз стала совсем кошачьей. Короткий нос, четкие скулы и крупный, резко очерченный рот, манящий, призывающий перламутровым блеском.
Улыбнулась удовлетворенно, накинула короткую курточку, подхватила сумку и пошла в школу.
«Какая красотка, вот бы такую разок» - бесстыже подумал про неё пузатый дядька, шагающий навстречу.
Геля улыбнулась ему снисходительно и дядька вспыхнул от счастья. А ей что, жалко. Пусть порадуется, дурачок.
- Девушка, девушка, - за ней, запыхаясь, бежал молодой человек, вы очень торопитесь?
- А что? Вы что-то распространяете?
- Нет, - потерялся паренек, - я просто подумал, что может быть, мы могли бы куда-то зайти. Я бы вас угостил чашечкой кофе с утра.
- Я в школу тороплюсь, мужчина. А за совращение малолетних, сами знаете что бывает.
И обогнув потреявшего дар речи парня, Геля отправилась своей дорогой.
В класс она вошла легкой походкой. С улыбкой победительницы.
Прошла мимо открывших рот Таньки с Игорем, сидящих на первой парте.
- Привет, Игорек, - потрепала по глове на ходу, как нашкодившего щенка, с удовлетворением отметив в про себя, как у него вытянулось лицо. А Танька даже покраснела от злости.
Уселась, порылась в сумке, выложила на парту учебник физики, затрепанную тетрадку, изрисованную сердцами и вензелями. Подперла рукой подбородок, уставилась в окно по своей привычке.
За окном творились обычные утренние дела – бежала в школу малышня, неспешно тянулись опоздуны постарше, ругалась на парочку непонятно в чем провинившихся пацанов завуч Елена Петровна, зябко кутаясь в расписную шаль.
- Гель, привет, - за парту, краснея, лез длинный, нескладный Вовка
- Привет.
Она увидела, как ему неловко и пожалела, не стала гнать. Все-таки друг детства. Хоть и болван молчаливый.
- Кхм, - откашлялся он, - ты сегодня так хорошо выглядишь.- поднаторел, ухаживая за Синицыной.
- Вова, ты мне друг, но на большее не рассчитывай, усёк?
- Усёк, - обреченно вздохнул он и остался сидеть рядом.
- Дети! Знакомьтесь, ваш новый учитель физики, Дмитрий Юрьевич! – вездесущая Елена Петровна всё в той же шали, закончив с разборками возле школы, торжественно, как и подобает, представляла симпатичного, высокого, носатого брюнета. На носу с горбинкой сидели легкие очки в тонкой оправе. А из-за них смотрели на мир умные-преумные карие глаза.
Ангелина в них всмотрелась и широко улыбнулась. То, что она о нем узнала, ей определенно понравилось.
Она хищно облизнула губы остреньким, как у кошки, язычком и принялась рассматривать молодого мужчину.
«Хм, тело стройное, сильное. Ах, он же занимается карате. А девчонки-то как разозлятся»
Молодой физик словно почувствовал её взгляд и начал краснеть. Впрочем, он быстро справился с волнением и начал урок.
Геля вслушивалась в его звнокий, слегка грассирующий голос и щурилась от удовольствия. Краем глаза наблюдая за вознёй, которую развили Танька и её подружки.
Таньке в спину тыкали какие-то записки, она их осторожно принимала, что-то дописывала и отправляла обратно. А Дмитрий Юрьевич, под носом у которого происходило это непотребство, делал вид, что ничего не замечает.
Пару раз Танька пихала в бок Игоря, на что он со злобным шипением огрызался, а потом, выждав пару секунд, потихоньку оглядывался на Гелю.
Она не поворачивая головы, с зачарованным взглядом, устременным на молодого учителя, безмятежно улыбалась. А за окном нахохлившись сидела ворона, разглядывая жизнь школьного двора и примыкающих к нему окрестностей.
- Гель, может, я тебя провожу, - робко предложил Вовка в конце последнего урока.
- Нет. – ответила она непреклонно. - Ты иди, мне надо задержаться.
- Зачем? – спросил он несмело
- Какая тебе разница? Это все равно ничего не изменит. Иди, Вова.
Она развернулась и, легко переставляя стройные ноги, скрылась в женском туалете.
Тусоваться вокруг туалета, Вовка не решился, ссутутлился и ушел восвояси.
А через некоторое время из школы, безмятежно покачивая сумкой, вышла Ангелина.
Не успела она завернуть за угол, как её обступила маленькая, но сплоченная единой целью, компания. Танька, Ленка Синицына и Катька Порошина окружили Гелю плотным кольцом, а дружелюбная тихоня Варька стояла чуть поодаль, на стрёме, нервно оглядываясь на подружек.
- Стоять – ткнула её твердой ладошкой в грудь Ленка.
Геля покачнулась, но продолжала улыбаться и щурить зеленые глаза.
- Чего молчишь, тварь? – Танька подошла поближе, грозно сдвинув выщипанные брови. – Давай, рассказывай, как ты к чужим парням в койки прыгаешь.
Ангелина перестала улыбаться
- Тебе, Таня, я вижу, одного перелома мало было?
- Да ладно понтоваться. Оставь свои сказки бабке покойной!
- А ты мою бабушку не трогай, - Геля начала злиться, - за собой смотри, как бы тебе опять по больницам не скакать. Ах, чего это я - не скакать, а на вытяжке лежать. Сломаные кости срастаются долго.
- Сука! – завизжала Танька и бросилась на Гелю. Вцепилась в рыжий хвост, потянула голову сопреницы к земле и вдруг заорала блажью, разжала руки.
Налетевшая невесть откуда ворона сумела долбануть Таньку прямо в самую серединку кокетливой беретки. И прододжала кружить вокруг, метясь не в молоко, а в яблочко.
Геля захохотала в голос, а девчонки, отропев, целую минуту наблюдали за машущей руками, истерично визжащей Танькой. Наконец, Синицина опомнилась и кинулась отгонять ворону сумкой, к ней присоединилась Катька. А Варюшка, ведущая наблюдение, подала высокий, срывающийся голос
- Девчонки! Физик! Физик новый идёт!
От этого крика наглая птица вспорхнула повыше и, каркая, не торопясь, полетела по своим вороньим делам.
Танька тяжело дыша, заправляла выбившиеся волосы под головной убор, Светка с Катькой кидали злобные взгляды на Гелю, а Варюшка делала вид, что никого из стоящих на расстоянии нескольких шагов не знает, и задумчиво пинала облупившимся носком сапога то, что осталось от почти сошедшего снега.
- Что тут происходит?
- Ничего, мы так, беседуем, - буркнула Синицина.
- Не похоже на беседу закадычных подружек, - сверкнул очками молодой учитель
- Да не переживайте, никого тут убивать не собираются, - нагло и вызывающе бросила Катька
- Так, отошли все быстро от девушки и разошлись по домам. Быстро, я сказал.
Геля смотрела на своего спасителя преданными щенячьими глазами, растрепанные рыжие волосы полыхали в лучах выглянувшего солнца огненным нимбом, а по щекам текли черные слезы. Она пыталась сдержать рвущиеся наружу всхлипывания, но ей это плохо удавалось.
Так и стояла, вслипывая, теребя в руках ремешок от сумки, в черных расплывшихся кругах вокруг зеленых глаз, которые от поплывшей косметики казались еще ярче и выразительней.
- Нет, ты глянь на эту сучку, а? – не стерпела Катька, - Ёперный театр, мля!
Танька молчала, тяжело дыша, бледная от страха и ярости.
- Я что сказал? – повысил голос Дмитрий Юрьевич. – Вы по хорошему, с первого раза не понимаете? Вам надо чтобы ваши родители поунижались перед директором и инспектором по делам несовершеннолетних? Вы этого добиваетесь?
- Пошлите, - шепнула Ленка и дернула Катьку за рукав.
Катька пробурчала под нос какое-то слово, смутно напомнившее известное ругательство и пошла прочь. За ней дивнулись Танька с Ленкой, а замыкающей семенила неуклюжая и нелепая Варька.
- Кхм, как вас зовут, я забыл?
- Ангелина, - шепнула чуть слышно, одними губами, потупив восторженный взгляд
- Вы не хотите мне рассказать, что случилось?
О да, она хотела, очень хотела. Не то, чтобы и в самом деле собиралась поведать историю дурацкой своей первой любви, но всерьез намеревалась разжалобить Дмитрия Юрьевича, расположить к себе, а со временем и соблазнить.
Но...
Едва она подняла на него заплаканные глаза, их выражение переменилось.
- Нет, Дмитрий Иванович, - ответила она сухо, - спасибо вам большое за поддержку, но это маленькое недоразумение не стоит обсуждения. Так, девчачьи склоки.
Улыбнулась, как ни в чем не бывало и пошла прочь.
Озадаченный физик посмотрел на тонкую, длинноногую фигурку, вздохнул о чем-то о своем и пошёл прочь.
А Геля купила мороженое и уселась на скамейку, подложив под себя сумку с учебниками. Она акууратно обгрызала шоколадную глазурь и косилась на ворону, что примостилась рядышком, на спинке.
- Хочешь?
Ворона брезгливо отвернулась. А потом встрепенулась, вытянула шею в сторону Гели и каркнула протяжно и укоряюще.
- Ну что ты каркаешь? Он хороший. Я сразу не поняла, а у него жена. И он её любит.
Ворона нахохлилась.
- Ну что, скажешь, я не права? Надо было портить жизнь хорошему человеку?
Птица переступила с лапки на лапку и яростно замотала головой, словно пытаясь стряхнуть с клюва налипшие крошки.
- Вот то-то и оно. На наш с тобой век мужиков хватит.
Она поднялась со скамейки и пошла прочь, облизывая подтаявшее мороженное, нисколько не заботясь об оставшейся где-то позади вороне.
Светило солнце, сосульки истекали звонкой прозрачной капелью, воробьи чирикали, празднуя весну. Настроение у Гели было просто чудесное.
Она шагала про тротуару, разглядывала прохожих и нисколько не испугалась, когда возле неё, взвизгув тормозами, остановилась красивая, блестящая и очень большая машина.
- Девушка, вам куда, могу подвезти? – из салона выглядывал бойкий молодой человек, с широкой улыбкой и приплюснутым боксерским носом.
- Мне никуда, я так, гуляю, - невинно сообщила Геля.
- Так садись, скорей, красавица, покатаем, - с заднего сиденья высунулся второй парень, с носом обычным, но с улыбкой не менее радостной.
Геля бросила палочку от мороженого в урну и села в сверкающий автомобиль. Он тронулся с места, а за ним яростно хлопая крыльями полетела черной тенью ворона.
Эпилог
Жарким июльским днем на городском пляже таял под солнцем Игорь Хорошулин.
Лениво переворачивался, чтобы загар прилипал равномерно, поглядывал искоса на полуголых красоток, времени от времени бросал горячее тело в прохладные воды не чистой, но быстрой реки.
Компания обычно собиралась разношерстная, но все друг друга знали – соседи. А с других районов соваться на этот островок природы, прилипший к городским застройкам, было небезопасно.
В этот раз лежали на горячем песке вдвоем с соседом Пашкой. Все переговорено по тысячу раз, народу в будний день мало. Скучно. Но ради бронзового загара Игорь был готов на многое.
Когда подошел Валерка Рябой, туповатый и назойливый парень на несколько лет постарше, Игорь даже немножко обрадовался. Всё равно делать нечего. Пусть несёт чушь, хоть поржать. Рябой любил собирать сплетни по всему микрорайону и после их смаковать.
Особенно он уважал новости криминального характера. Если кого-то из знакомых настигала бандитская пуля или просто несчастный случай, он оживлялся и разносил новость по округе, смакуя и добавляя подробностей.
- Ну чё нового, Валер? – подначил его Игорь, затянувшись Парламентом.
- Да пипец чё творится, - обрадованно замычал Рябой, угощаясь дармовой сигаретой, - братва уже боится девок на дороге снимать.
- А чего такое? – лениво щурясь из под солнцезащитных очков, поинтресовался Пашка, - эпидемия что ли?
- Какая эпидемия! - загорячился Валерка, тараща желтые глаза под белесыми ресницами, - Ведьма, натуральная ведьма!
- Какая ведьма, чего ты гонишь, Рябой? – Пашка презрительно сплюнул.
- Я тоже поначалу не верил! Ну думаю, заливают пацаны. Ну одна авария, за ней другая. Так то ж совпадение может быть! Одного в заглохшей машине нашли, обугленным. Главное, что интересно, он сам сгорел, а кресла под ним, как новенькие. А ведь велюровые, ты прикинь!
- Бред какой-то
- Да постой! А случаев-то все больше с каждым днем! А кто-то ведь и выжил! Я лично, зуб даю, лично, с одним пацаном разговаривал! Так он рассказывал, что посадил как-то девку молодую. Ногастая такая, ну он и остановился. Эта тварь села, едут, мило так разговаривают, он уже планы строит, минетик там, то-сё. И вдруг сзади его как в затылок долбанет! Он от неожиданности свернул с трассы прямо в поле, они уж загород уехали к тому времени. А его в башку все долбит и долбит. Он выскочил, бросил машину и бежать. А за ним две вороны, и клюют, и клюют. Чудом остстали.
- А про девку он не говорил, какая она из себя? – подал голос побледневший Игорь.
- Какая! Рыжая! Её все так и зовут – Рыжая Ведьма! Игорёк, Игорек, ты чё? Пашка, чего это с ним?
- Хрен знает, перегрелся может! Дай ка я его водой из бутылки оболью.
- Глянь, этот придурок вороны испугался! – Валерка заржал и кинул непотушенным чинариком в ободранную ворону, которая бочком подбиралась к открытой пачкке печенья.
Ворона обиженно каркнула и улетела. А мертвенно-бледный Игорь пришел в себя, и его под руки повели с пляжа.