Умаявшись от добросовестного выполнения супружеских обязанностей, Виктор Палыч сполз с пышного тела супруги. Замер, тревожно прислушиваясь.
Дыхалка – ни к черту. Ныла правая нога, сведенная судорогой. Уши заложило как во время взлета. Кровь противно стучала в висках – первый признак поднявшегося давления.
Виктор Палыч откинулся на подушки и вздохнул – телесный экстаз случался все реже и стоил ему все больших усилий.
Супруга Зинаида Ивановна включила ночник, озаривший розовым интимным светом комнату, мягкой ладошкой заботливо вытерла потную лысину мужа и по давней привычке, чуть повозившись, улеглась удобнее на его костлявом плече.
- Витюш, у нас новость: по-моему, Костик влюбился.
- Да ну, - изумился Виктор Палыч, - наш тихоня… Не может быть!
- Может, может, я в окно его сегодня с девочкой видела.
- Ну, и как она?
- Как, как, - задумчиво отвечала супруга, - ничего, симпатичная. Высокая, беленькая…Ты бы поговорил с мальчиком.
- О чем?
- О любви, - оживившись, привстала Зинаида Ивановна.
- О чем? – поперхнулся Виктор Палыч.
- Господи, - вздохнула супруга, - ты пойми, ведь Костик – еще сущий ребенок! Неловкий, несмелый… Расскажи ему о своей первой любви. Дай совет… Ну, ты понимаешь о чем я… В общем, поговори по-мужски.
- Мать, ты в уме? - напрягся Виктор Палыч. – Какая первая любовь? Когда все было-то!
- А я тебе напомню когда, - не унималась супруга. – Мне твоя мать все уши тогда прожужжала. Про Женьку твою неземную. Ах, какая любовь! Куда уж нам со свиным рылом!..
Виктор Палыч лежал и молчал.
- Витюш, ну, Витюш, как все на самом деле было-то? – и Зинаида Ивановна требовательно навалилась на супруга всем телом. – Расскажи!
Тяжело вздохнув, Виктор Палыч задумчиво произнес:
- Как было… как было… Лет мне тогда было как Костику сейчас. Сразу после 10-го класса. Устроила меня мать работать на радиозавод. Водителем автокара. Это машинки такие маленькие…
- Знаю, - кивнула супруга.
- Так вот, в одном из цехов я и встретил ее… Женьку. С девчонками она какие-то радиосхемы собирала. После училища. Я им коробки с деталями привезу, пока складирую, они музыку и врубят. Помнишь, группа такая была: Boney M? А песня всегда одна и та же… Багама Мама…
Виктор Палыч вспоминающе улыбнулся:
- Жила Женька с матерью в 5-этажке возле магазина «Мелодия». Я тебе показывал… возле материного дома есть такой… Квартиру их мало помню. Что-то темное и сырое, словно в яму проваливаешься… Мать Женькина работала уборщицей в школе. Я и видел-то ее всего ничего. Жалкая такая… Женька на нее не похожа была. Росточка небольшого, крепенькая… Все при ней… Не то что нынешние дылды… Макаронины… Кости одни…
И Виктор Палыч надолго замолчал.
Грузно поворочавшись, Зинаида Ивановна не выдержала и сказала обиженно:
- Значит, все при ней… а мы так, погулять вышли…
- Да ладно тебе… когда то было… еще до тебя…
- Ну, и что ты в ней такого особенного нашел?
- Черт его знает что, - ответил Виктор Палыч и потер переносицу. – В общем, не красавица, но живая как ртуть… И все время смеялась… Закатится, да так весело, звонко. И сам как дурак смеяться начинаешь в ответ. Пока ее мать в школе полы намывала, мы того… в одном из классов закрывались… целовались…
- Не ври, - оборвала его супруга, - целовались они!
Виктор Палыч продолжал, будто не слыша:
- Сначала, да, только… А потом… Ну, ты понимаешь… дело молодое. Но я у Женьки первый был. Это точно. Дальше ты, конечно, эту историю от матери слышала. Драка на танцах. Привод. И чтобы в армию или куда подальше не загреметь мать меня и сплавила в Саратов, в танковое училище…
- А вот тут поподробнее, - и Зинаида Ивановна села, чуть отодвинувшись от мужа, и приготовилась слушать. – Именно этой сценой прощания твоя мать и компостировала мне мозги.
- Женька со мной уехать хотела. Спряталась на третью полку. Отчаянная была… Я с матерью на перроне прощаюсь, она по своему обыкновению наставлениями мурыжит, а Женька свесилась как мартышка и мне в окно маячит…
- А мать когда об этом узнала?
- Позже… потом… Женьку высадили, конечно, из поезда. Шуму было, как сейчас помню. В меня вцепилась, двое взрослых мужиков еле-еле ее оторвали…Сама смеется, а из глаз слезы горохом…
- Ну да, ну да, - надула губы супруга, - как же отчаянная… двое мужиков… а я так… ни о чем!
В комнате повисло гнетущее молчание.
- А ты хоть помнишь, - голос Зинаиды Ивановны задрожал от негодования, - что это я, а не Женька, вышла замуж за лейтенантика, у которого за душой ничего не было, кроме тревожного чемоданчика…
- Помню…
Голос супруги креп, набирал обороты.
- И это я, а не твоя разлюбезная Женька, поехала с тобой к черту на кулички, на китайскую границу!
- И это помню…
- Сына родила и верность хранила все эти годы!
- Зин, Зин… Чего ты!..
Часто, ах, как часто случались такие казусы, когда Виктор Палыч со своим дурацким прямым характером попадал впросак. Что на уме, то на языке – это было сказано в полной мере про него. Чем-чем, а дипломатичностью он похвастать не мог. Дослужившись до полковника, так и не научился всем этим тонкостям и шарканьям. Что сказать… Когда промолчать… Ни с женщинами, ни с начальством. Вояка, словом.
Зинаида Ивановна уже плакала, громко всхлипывая и трубно сморкаясь в широкий подол ночной рубашки.
Покаянно тронув жену за руку, Виктор Палыч сказал:
- Зинуль, ну не плачь… перестань. И помню и благодарен тебе за все… Ты ж у меня одна…
Наконец супруга вытерла слезы и, успокоившись, неожиданно молвила:
- А дальше что?
На лице Виктора Палыча появилась грустная улыбка.
- Дальше? Дальше училище. Первый курс. Муштровали нас по-черному. Сержанты понт держали не хуже чем в армии. Увольнений почти и не помню. С Женькой письма писали друг другу. Нечасто, но писали… Хотя писарь из меня уже тогда никудышный был… А на втором курсе Женька в Саратов и приехала. Я когда ее на КПП увидел, чуть с катушек от радости не слетел. Стоит, смеется. Ямочки на щеках. В Саратове осталась. На фабрику какую-то устроилась. Место в общаге даже дали. Виделись, конечно, урывками. А расстались… Смешно сказать…
Но вместо смеха, Виктор Палыч неожиданно потускнел и замолчал.
- Чего расстались-то? - не утерпела супруга.
- А того, - ответил Виктор Палыч, - пришел я как-то в увольнение к ней в общагу. Соскучился. А она вертится ужом, в руки не дается. Думаю, что такое… А тут такое дело - заразу подцепила. Целую басню наплела. Маньяк в шкаф залез, ее изнасиловал… Ушел я от нее, сел на лавочку, закурил… сижу и плачу…
- Бедненький мой котик, - обняла мужа расчувствовшаяся Зинаида Ивановна и ласково запричитала. – От таких оторв другого ждать и не приходится. Любому подмахнут. Дрянь она и есть дрянь! Хорошо, что ты от нее легко отделался!.. Могла бы и наградить!..
Виктор Палыч вдруг выпутался из цепких объятий супруги и сел, свесив ноги с кровати. Зинаида Ивановна лежала и любопытным внимательным взглядом ощупывала фигуру мужа.
- И что, больше не встречались?
- Было дело, - мертвым голосом ответил Виктор Палыч. – Помнишь, через полгода после нашей свадьбы у матери микроинсульт случился? Так вот, поехал я ее проведывать и к Женьке зашел…
Зинаида Ивановна подскочила расправленной пружиной и, едва сдерживая злость, сказала:
- Значит, я беременная дома сидела, тебя ждала, а ты… к этой профуре рванул! Ну, спасибо тебе, дорогой, спасибо!..
Ничего не ответив и даже не взглянув на жену, Виктор Палыч встал и вышел из спальни.
Когда примерно через полчаса, пересилив гнев и обиду, Зинаида Ивановна вышла в залу, то нашла мужа сидящим на полу среди разбросанных альбомов. Ворох цветных и черно-белых фотографий покрывал ковер.
- Что мы ищем? – пропела Зинаида Ивановна.
- Где фотография?
- Какая фотография?
- Она лежала вот здесь! – принялся Виктор Палыч тыкать пальцем в синий бархатный альбом. – Женькина фотография!
- Ах, Женькина, - издевательски протянула Зинаида Ивановна, - выбросила я ее!
- Кто тебе дал такое право?!
- Кто дал! – завизжала супруга. – Кто дал! Ты охренел совсем? Хранить фотографии своих потаскушек! Кобель недоделанный!
- Пошла ты! – и, схватив сигареты, лежащие на подоконнике, Виктор Палыч вылетел на лоджию, так громыхнув дверью, что задрожали стекла.
Выкурив три сигареты подряд, он вернулся в комнату и начал собирать фотографии.
Негромко хлопнула входная дверь, и в комнату заглянул Костик.
- Что, с матерью опять поцапались? – поинтересовался он.
Виктор Палыч махнул огорченно рукой:
- И с бабами плохо, а без них совсем швах!
Сын понимающе кивнул.
- Кость, а ты где так допоздна был?
- Машку провожал. В кино ходили.
- Это та высокая, беленькая?
- Пап, беленькая – это Светка.
- Подожди, - Виктор Палыч потер переносицу, - у тебя их что, две?
- Ага, - засмеялся сын, - две. Понимаешь, пап, Светка мне списывать дает, и отец у нее фигура в строительном бизнесе. Ты же знаешь, я в строительный поступать хочу…
- Ну, а Машка?
- А Машка меня как женщина устраивает.
- То есть? – удивленно уставился на сына Виктор Палыч.
- Брось, пап, мы ж – не дети, - усмехнулся Костик.
- Мы не такие были, - говорил лежа в постели Виктор Палыч жене. – Не такие. Эти практичные, циничные…
- Да ладно тебе, не бубни, - зевая, отвечала Зинаида Ивановна. – Вырастет, поумнеет. Давай спать.
Отвернувшись от заливисто выводящей рулады носом супруги, Виктор Палыч лежал, вспоминал. Вспоминал ту последнюю встречу с Женькой.
Зашел наугад, но коробку конфет на всякий случай купил. Та же убогая комнатушка, шумная поддатая Женька, виновато-заискивающе заглядывающая ему в лицо. Дочка ее, безотцовщина. Забавная девчонка, на черненького жучка похожая. Сели чай пить, Женька все больше про жизнь свою нескладную. Слезу пустила, а сама его по колену гладит и дышит так жарко… Испугался он, чего уж… испугался… что не выдержит, останется… удрал… опять удрал. У двери обернулся, до сих пор помнит ту картинку – дочка Женькина вся мордаха в шоколадных разводах, улыбается довольная… и Женька… несчастная, встрепанная как воробей и родная… до последней жилочки родная… несмотря ни на что… и глаза ее…
Но вот, какие были у нее глаза, Виктор Палыч так и не смог вспомнить. Как ни старался.