Омон Зефировна

    






   Баба Лиза в свои семьдесят с лишним лет сама вдевала нитку в иголку, без очков читала газеты и смотрела телевизор. Поэтому она считала себя независимой женщиной. Мудрой и сильной. И ещё этой – эмансипированной.
   Слово это, когда-то ею услышанное, понравилось ей чрезвычайно, правда, его фонетика давалась ей с трудом, особенно после последнего посещения стоматолога-протезиста.   С непривычки оно  как-то шамкало у нее на языке, но потом она приноровилась и постепенно неудобопроизносимое,  но притягательное слово в ее устах   превратилось в  «ёмонсифировну»  женщину, а потом и просто в Омон Зефировну.
    Это ей понравилось ещё больше. Она так и повторяла всем соседкам, что она – Омон Зефировна . Потому-что в этом созвучии заключалось сразу два приятных намека: на любимое лакомство, всегда покупаемое ею к чаю и на принадлежность к  героям милицейских сериалов, которые она обожала без памяти.
   Да, несмотря на почтенный возраст, баба Лиза питала непреодолимую страсть к сериалам. Причем, исключительно к полицейским и «бандитским» - с перестрелками, разборками и приключениями. В то время как дамские истории типа «Санты-Барбары» презрительно именовала «бабскими штучками».
   В знак приверженности к культу справедливой силы,  у нее в туалетной комнате на двери висел плакат с  любимым  киноактером Сильвестром Сталлоне, запечатлевший кадр  из фильма «Рэмбо». Актер был изображен в полный рост и занимал почти всю дверь от пола до потолка.
   Стоило вошедшему в санузел повернуться и устроиться на общеизвестном месте, как он оказывался лицом к лицу с мускулистым,  полуголым красавцем, могучие прелести которого лишь слегка прикрывались огромным автоматом и обрывками армейского камуфляжа. Солдат Рэмбо.
   По возрасту и здоровью  бабе Лизе приходилось частенько заглядывать в вышеназванную комнату, и она, по-прежнему  ценя в жизни прекрасное, таким образом,  умело сочетала приятное с полезным, а на вопросы удивленных гостей отвечала, что «больше некуда было вешать».
   Баба Лиза  не только любила полицейские  фильмы, но и в жизни  отличалась бдительностью и дедуктивными способностями. Она жила одиноко, без детей и внуков, и поневоле вся живость ее характера направлялась в общественное русло.
   Она  всегда была  в курсе событий двора и подъезда, знала всех жильцов в лицо, а потому  могла предсказать  ход любой скандальной истории  и ее финал. Так, ей было известно, чем кончится  очередной  Катькин роман с ее новым кавалером;  когда родит Светлана сверху; на сколько обсчитали утром  в булочной Егоровну; а также какую часть зарплаты пропьет сегодня слесарь Пашка и что ему за это будет от жены.
   Обычно все прогнозы сбывались. Но чтобы много знать, нужно много трудиться. Баба Лиза неуклонно следовала этому правилу.
   Для сбора информации она прибегала к имеющимся у нее подручным средствам, как-то: сломанному театральному биноклю, из которого был виден весь двор и даже немного дальше; граненому стакану, который,  будучи приставленный к  соседской стене, отлично усиливал звук и доносил до бабы Лизы от соседей немало интересных разговоров. И кроме этого, в ее арсенале имелся  чай с зефиром и вишневым вареньем, на который охотно собирались ее подруги и собеседницы. Они делились самыми интересными новостями и версиями. Также в ход шли имеющиеся у нее знакомства, связи и горячо любимая собачка – старая пекинеска Зюзя, с которой она выходила на прогулку не меньше пяти раз на дню.
   Лифта в доме не было и пока Зюзя,  от напряжения высунув розовый, завернутый в трубочку язык, сползала толстым пузом  по ступенькам, шустрая баба Лиза  успевала по дороге маленько поговорить с одной-другой-третьей соседкой. И когда,  шаркая ботами, выбиралась, наконец, на улицу,  то заставала свою питомицу, уже сделавшую свои дела, привычно отдыхающей возле лавочки с болтливыми старухами.
   Побеседовав и с ними на скорую руку о том о сем, баба Лиза через какой-нибудь час уже поднималась и отправлялась дальше – к магазину, к пункту приема стеклотары, к очереди или любому другому месту скопления народа.
   Целый день активная старушка сновала туда-сюда с энтузиазмом, который сделал  бы честь и опытному сыщику. Такое с пользой проведенное время давало ей обширную пищу для ума и аналитических размышлений. В итоге она всегда приходила к выводу о несовершенстве человеческой природы. Чем баба Лиза, правда,  в более понятных для аудитории выражениях, и делилась уже вечерком с какой-нибудь заглянувшей к ней соседкой, коротая время до очередного сериала.
   Такая бурная, полная событий жизнь ничуть не утомляла ни старушку, ни ее собачку и, похоже, обе они были довольны. Поэтому к нам, ветеринарам баба Лиза обращалась редко. Чаще за небольшими консультациями по уходу и раз в год вызывала для прививок и профосмотра.                                Зюзя была на редкость здоровым животным и единственное, что беспокоило Омон Зефировну, был плохой аппетит Зюзи. Но к счастью, эта проблема существовала лишь в воображении бабы Лизы. За всю свою практику я не встречал столь хитрой и прожорливой собачки. Хитрость ее заключалась в том, что она почти не ела в присутствии хозяйки. При ней она  еле-еле съедала несколько ложек и отворачивалась.  И старушка на протяжении многих лет  опасалась, что Зюзя вот-вот умрет от недоедания. Хотя единственное, отчего могла умереть Зюзя, так это от обжорства.
   Но за тем, чтобы ее любимица ходила чистой и ухоженной, следила строго. Так и нынче, получив очередную пенсию, баба Лиза вспомнила, что Зюзя в этом году не получила положенных ей прививок. Тогда она принялась звонить ветеринарам.
   Наша фирма обслуживала ее давно. При этом она  считалась «моей» клиенткой. Я всегда с неизменным вниманием  выслушивал жалобы на здоровье собачки, а также ее владелицы и давно подозревал, что именно последнее обстоятельство и служило главной причиной глубокого расположения  ко мне старушки. Не  успевал я войти в дом, как на столе появлялись:  старинный  сервиз с пастушками, рассыпчатое печенье к чаю и булочки. Начиналась неспешная чайная церемония. Понятно, что я тоже любил ходить к ней, но в этот раз меня задержали дела, и на вызов к ней отправился наш практикант, кстати, большой любитель спорта.
   Он попросил отпустить его пораньше, сославшись на то, что у него сегодня тренировка по дзюдо, а клиентка  живет как раз рядом со спортзалом. Так вот по дороге на занятие он к ней и зайдет. Я пожал плечами – пожалуйста.
   Но на следующее утро записи в журнале для вызовов не оказалось.
   - Ты ходил вчера к Зюзе? Тут почему-то вызов не оформлен. Опять забыл записать, спортсмен?
   - Нет, не забыл – ее дома не было.
   - Как не было? Быть такого не может!  Подожди, а ведь она  плохо слышит… Ты хорошо звонил?
   - Еще как хорошо. У нее звонок по-петушиному кукарекает. Кукарекал до тех пор, что соседи выглянули. А она – нет. И после тренировки еще раз заходил.
   - И что?
   - Ничего. Опять не открыли.
   Странно. Баба Лиза по вечерам всегда дома. Родных у нее нет… Куда же она могла деться?
   Следующую попытку сделал я сам. Уже смеркалось и зажигались фонари, когда я, тщательно вытерев ботинки о коврик и изобразив на лице самую приятную улыбку, позвонил в дверь. Закукарекал электронный петух. Минута прошла в ожидании.  На улице уже темно и навряд ли она сейчас гуляет. Вернее всего, готовит чай с печеньем и не слышит моего звонка.
   Я нажал ещё раз. Опять тишина.  Обычно она открывала быстро, торопливо шаркая тапками за дверью. А сейчас ни звука. И собачка почему-то не лает…Приятная улыбка сползла с моей физиономии.
   Тихо чертыхнувшись, я в третий  раз нажал на кнопку. Петушиная трель опять мелодично прозвучала в глубине квартиры. Да что там она – спит что ли? Или… А вдруг заболела или, не дай бог и ещё что похуже? Всё-таки семьдесят пять лет не шутка!
   По спине пробежал легкий холодок. Мне стало не по себе от мысли, что со старушкой могло что-нибудь случиться. Удрученный, я повернулся к соседней двери, желая хоть что-нибудь выяснить, но тут  послышался шум отпираемых замков и цепочек, дверь бабы Лизы распахнулась и на порог, как чертик из табакерки, выскочила сама хозяйка. Живая и невредимая, но очень взволнованная.
   - Быстрее же, быстрей заходите!!! – отчаянно замахала она мне обеими руками.
   - Ой, добрый вечер, а я тут уже давно…
   - Да заходите же скорей, ради бога! – перебила она, бесцеремонно заталкивая меня в квартиру. – Господи, и перепугалась же я!
   Куда подевалась ее обычная вежливая обходительность? Она даже не произнесла своего  привычного   «Здравствуйте, Володечка !» Пока я размышлял, баба Лиза, сама не своя, осторожно выглянула на площадку, а затем крепко захлопнула за мной дверь, и, накинув для верности цепочку, без сил упала в кресло.
   В квартире резко пахло сердечными каплями.
   - Что с вами, Лизавета Ивановна? Вы заболели ? Или с Зюзей что-то случилось?
   - Да нет, вяло отмахнулась она, - с Зюзечкой все нормально. Она там, на кухне…немного кушает  свой супчик…
   Из кухни доносилось равномерное чавканье. Заглянув, я увидел что Зюзя, воспользовавшись одиночеством, бросила свою миску, резонно полагая, что ее-то еда никуда не денется и, взобравшись на кухонный диван, а оттуда передними лапами на стол, торопливо поедала супчик бабы Лизы, закладывая назад рыжие уши и жмурясь от удовольствия. При виде меня она принялась чавкать ещё быстрее, спеша покончить с лакомым блюдом.
   - Лизавета Ивановна, посмотрите что она делает!
   - Ой, да не обращайте внимания. У Зюзечки сегодня такой плохой аппетит, она ничегошеньки не ест. Так пусть хоть немного полакомится из моей тарелки, - и баба Лиза на мгновенье расслабилась, глядя на виднеющуюся над столом морду, всю в кусочках жира и капусты, но тут же опять вспомнила о главном :
   - У меня сегодня ужасный день, просто ужасный! Это кошмар! Как нарочно, на меня свалилось все сразу. Вы только подумайте: сначала закончился мой любимый сериал. Да ещё как закончился! Всех убили в перестрелке, и никого не осталось! И сериала тоже. Мой сериал, который шел четыре года, закончился именно сегодня. А ведь вы знаете, Володечка, мое отношение к искусству… Вот из-за этого у меня и подскочило давление. Это – раз!
   Она вытянула руку и демонстративно согнула один палец.
   - Потом вчера ограбили соседей с верхнего этажа. Приезжала милиция, вы не представляете, что здесь творилось! Это – два! – подытожила она,  и второй палец согнулся перед самым моим носом с ревматическим щелканьем.
   - Но самое-самое главное случилось потом. Уже вечером, когда было поздно, уже в темноте…примерно часа в четыре …представляете, хотели ОГРАБИТЬ  МЕНЯ!
   - Что вы говорите!
   - Именно так. Из-за этого мы с Зюзей всю ночь не спали и ничего не могли есть.
   - Хм…
   - Вот именно! Да-да!  Настоящие воры. А какие они коварные! - сощурившись, затрясла головой баба Лиза, - они думали обмануть. И кого обмануть?  Меня –  Омон Зефировну, старую мудрую женщину? Н-е-е-т! Это еще никому не удавалось. Со мной такой номер не пройдет, - и старушка грозно нахохлилась.
  - С чего же вы взяли, что обмануть?
   - Так я все разглядела в  «глазок». Их было несколько. Но они спрятались. Я увидела только одного. Здоровенный такой и небритый. В черной шапочке вязаной. Только прорези для глаз. Ну, типичный киллер. Как в кино, понимаете? И вот такой страшный  бандит хотел проникнуть ко мне в жилище! И под видом знаете кого?
   - Кого?
   - ВЕ-ТЕ-РИ-НА-РА ! Но я не открыла кому попало,  - и  сухонький кулачок угрожающе покачался передо мной.
   Ну, понятно. Теперь-то все сразу встало на свои места. Конечно, внешность нашего практиканта-дзюдоиста больше бы подошла наемному охраннику : косая сажень в плечах, спортивная стрижка и вечная щетина «а ля три дня не брился». Собираясь в спортзал, он и оделся во все спортивное, а шапочку с прорезями для глаз дорисовало разыгравшееся в темноте бабусино воображение.
   - Ну, приди завтра на работу, я тебе покажу как старушек по ночам пугать,  «типичный киллер»,- мрачно подумал я о практиканте, твердо решив больше никогда не испытывать нервы почтенных женщин, ни с того ни с сего меняя  им привычных докторов.
   « Безусловно, это могло сослужить плохую службу имиджу нашей фирмы, т.к. подозрительный тип в шапочке ничем не напоминал добропорядочного ветеринара, образ которого хранился в голове бабы Лизы благодаря моим визитам, - с присущей мне скромностью размышлял я, - а  грубая правда еще больше разрушит пошатнувшийся душевный покой старушки. Не следует этого делать. Как бы то ни было, необходимо было подыграть ей».
   Как бы в подтверждение моих мыслей старушка с надеждой глянула на меня:
   - Ведь вас-то, Володечка, я сколько лет знаю! А это были совсем не вы. Как я могла открыть?!
   - Конечно, Лизавета Ивановна, вы совершенно правильно поступили. Нельзя в наше время открывать дверь кому попало.
   С невольным сочувствием я тронул плечо пожилой и такой, в сущности, слабой одинокой женщины. Она доверчиво улыбнулась в ответ как ребенок, которому вернули конфету.
   - Но меня-то вы сегодня узнали? Вы посмотрели на меня в «глазок»?
   - В том-то и дело, Володечка, что я не увидела вас. У меня потерялись очки, а без них я ничего не вижу. Пришлось их долго искать, а они упали за диван. Да ещё и в подъезде темно, лампочку опять выкрутили…
   Я представил лихорадочно ищущую очки бабу Лизу, в то время как коварный злоумышленник за дверью все нажимает и нажимает кнопку звонка и, того гляди, начнет ломать дверь!  Что ему надо? Она осторожно на цыпочках подбирается к «глазку», испуганно льнет ухом к двери , напрасно пытаясь узнать, кто там стоит, и снова бежит в комнату, хватаясь за сердце… Капает там валерьянки, крадется обратно… И так много раз, не находя себе места. Наконец, о чудо, очки найдены! И взгромоздя их на нос, она с облегчением опознает во мне «Володечку».
   Ощущение себя в роли спасителя было таким привлекательным, что я некоторое время стоял и глупо улыбался бабусе, пока, наконец не произнес:
   - Ну-ну,  не переживайте больше. Вы молодец. Теперь уже ничего страшного нет. Давайте все-таки вернемся к Зюзе. Вы помните, мы хотели сегодня сделать ей прививку?
   - Ой, что вы! Лучше не надо. Теперь из-за всего этого у нее стресс. Она второй день  не ест – вместе со мной от волнения заболела. Может быть, немного повременим? Пусть она поправится и начнет кушать. Тогда я вас сразу же вызову.
   В это время из кухни послышался звон чего-то упавшего. Видно, наевшаяся Зюзя, сползая со стола, что-то неловко опрокинула. Я вбежал на кухню.
   И точно, на полу валялась совершенно чистая кастрюлечка. Все тарелки, миски и вазочки на столе также были чисто вылизаны. Никакой еды на столе уже не было, лишь за чайником притаился незамеченный кусочек дивного бабушкиного печенья.
   Зюзя сидела на полу, подняв голову и  тяжело дышала. С  лапами, широко расставленными по краям живота и с  выражением важной мудрости на морде она  необыкновенно походила на большую сытую жабу, покрытую шелковистой шерстью.
   Она уже не спешила. Потому-что не могла. Не могла  не только спешить, но даже и пошевелиться. « Не удивительно, - подумал я, - при ее-то темпах за десять минут нашего разговора можно было съесть не меньше ведра».
   Я повернулся к бабе Лизе, из-за моей спины ласково кивавшей собачке:
   - А вы знаете, Лизавета Ивановна, что я вам хотел предложить? Пожалуй, вы правы, действительно ваша Зюзя не сможет кушать ещё дня два-три. Поэтому,  давайте-ка, я лучше загляну к вам через недельку!».